"Путь начинался с Урала" - читать интересную книгу автора (Фомичёв Михаил Георгиевич)

Рывок вперед

Командный пункт бригады обосновался в небольшом деревянном домике. В одной из комнат собрались офицеры штаба. Кременецкий сообщил о наших потерях. Они достигли тридцати человек. Большинство ранены, но есть и убитые. Это сообщение усилило душевную боль. Я думал о коммунисте сержанте Резнике, который одним из первых ворвался на позиции врага, рядовых Викторове и Одинцове, уничтоживших в рукопашной схватке нескольких гитлеровцев. И сейчас, спустя десятки лет, память цепко хранит имена тех челябинцев, кто в первом бою сложил голову ради счастья жен, матерей, дочерей и сыновей.

В первом батальоне один танк подорвался на мине и один подбит. Заместитель командира бригады по техчасти инженер-подполковник Василий Ильин тут же заверил:

— Ремонтники капитана Дирипенко уже эвакуировали поврежденные машины. К рассвету они будут в строю.

Офицеры штаба нанесли на карту разведанные цели, расположение минных полей.

Я спросил начальника инженерной службы бригады капитана П. В. Полубояринова:

— Успеем за ночь сделать хотя бы по одному проходу на роту в минных полях?

— Постараемся, — заверил меня инженер.

Вместе с саперами на разминирование вышли и разведчики. Командиру батальона автоматчиков капитану А. С. Голубеву и командиру роты 82-миллиметровых минометов старшему лейтенанту Сунцову было приказано быть готовыми прикрыть огнем саперов и разведчиков.

Я не успел сосредоточиться над картой, как в комнату вошел генерал Г. С. Родин. Его сопровождал командующий артиллерией корпуса полковник В. И. Соколов и еще какой-то подполковник, которого я не знал.

Командир корпуса не скрывал, что его очень тревожит положение дел на участке нашей бригады.

— Что тут у вас, Фомичев, докладывайте, — строго сказал он. — Командарм интересуется. Уже дважды звонил.

Я коротко доложил обстановку. Генерал Родин взглянул на испещренную знаками карту, освещаемую коптилкой, с недоверием спросил:

— Это столько целей на таком небольшом участке? А откуда данные?

— Выявлены в ходе развертывания первого батальона и разведчиками бригады.

Генерал молча осмотрел карту и уже спокойно заметил:

— Молодцы ваши разведчики, но учтите: завтра будет нелегко. Слов нет, район укреплен основательно, немцы, видимо, до последнего будут драться т этот рубеж. К рассвету подготовиться к атаке. Время атаки будет уточнено.

— Поможем артиллерией, — пообещал полковник Соколов.

В дверь с термосом в руках протиснулся повар П. Р. Кочетков. Приятный запах жареного мяса наполнил комнату.

— Да тут у вас ужином пахнет? — неожиданно сказал генерал.

Я спохватился и стал приглашать генерала и сопровождавших его офицеров к столу.

— Как-нибудь в другой раз, спешим к свердловчанам. — Комкор тепло попрощался и пожелал нам удачи.

Я вышел проводить гостей. Ночь была темная. Перестал лить дождь, но тучи висели низко над землей. Было тихо, все как бы притаилось в ожидании чего-то. Лишь изредка тишину рвали звуки коротких пулеметных очередей. Зато часто вспыхивали ракеты: фашисты чувствовали себя неспокойно.

Из темноты показался человек. Я узнал инженера бригады.

— Как там?

— Порядок, товарищ комбриг, — ответил Полубояринов. — Саперы проделали несколько проходов. К утру управятся. Хорошо работают солдаты отделения сержанта Астахова. — И уже совсем тихим голосом добавил: — Разведчики во главе со старшим сержантом Соколовым уже за линией фронта. Проводили мы их.

Я вернулся в комнату.

— Выкладывай, Прокопий Романович, что там у вас, — обратился я к повару.

Он быстро разложил на столе алюминиевые миски, наполнил их гречневой кашей и кусками мяса. Офицеры штаба приступили к еде. Ели молча. Но не успели мы опорожнить миски, как на улице поднялась интенсивная стрельба. Мигом выскочили на крыльцо. Рядом разорвалась мина, и осколки резанули по стене дома. В воздух одна за другой взлетели ракеты. Неужели противник задумал контратаку?

— Связь с батальонами есть? — спросил я радиста.

— Так точно, — ответил старший радист сержант С. В. Кестер.

Допытываюсь у комбатов, что случилось.

— Немцы почему-то всполошились и открыли беспорядочный огонь, — последовал ответ.

— Быть готовыми ко всему. В случае контратаки — отразить.

Но стрельба неожиданно прекратилась, погасли ракеты. Только спустя несколько минут выяснилось: переполох в стане врага был связан с действиями наших разведчиков. Группа разведчиков во главе со старшим сержантом Александром Соколовым по ржаному полю и кустарникам добралась до переднего края противника и благополучно миновала минное поле. Им сразу же повезло. Немцы ушли на ужин, оставив в траншее наблюдателя. Тот пригнулся, чтобы прикурить сигарету от зажигалки. Этим моментом и воспользовались разведчики. Они бросились на фашиста, всунули ему в рот кляп и утащили к себе. Вскоре гитлеровцы заняли свои места в траншее. Кинулись, а наблюдателя нет. Подняли тревогу и тотчас открыли беспорядочную стрельбу.

Пленный оказался солдатом 253-й пехотной дивизии, которая обороняла перед нами участок. От него нам удалось узнать кое-какие сведения.

Всю ночь солдаты-челябинцы готовились к атаке. Не сомкнули глаз и офицеры штаба, находившиеся на наблюдательном пункте. Дважды меня вызывал к аппарату командир корпуса. Он поблагодарил за пленного, а позже сообщил: боевой порядок бригады остается прежним, автоматчиков десантировать на танках.

Утро. Яркое, солнечное. Смотрю на часы: стрелка приближается к 9.30. И вот раздается грохот орудий.

Огневой налет длился несколько минут. И сразу же пошли вперед танки. Но немцы встретили их сильным огнем. Я понял: артиллерийский налет не дал желаемых результатов — объекты врага, в частности противотанковые орудия, не были уничтожены и теперь грозили нам большой неприятностью.

В эфире слышались первые голоса командиров. Они на ходу уточняли задачи подчиненным, нацеливали их на уничтожение огневых средств противника.

Мне хорошо было видно, как к обороне врага подходили танки, ведя интенсивный огонь на ходу и с коротких остановок. Разрывы снарядов плотно ложились на позициях противника. Казалось, что на левом фланге обозначился успех — танки вот-вот ворвутся в расположение врага. Но это только казалось. На самом деле до успеха было далеко. Противник разгадал опасность танкового прорыва и выдвинул противотанковую батарею, которая тут же открыла огонь по батальону Федорова. Через минуту я услышал тревожный голос комбата:

— Батарея противника преградила путь танкам. Прошу срочно подавить ее.

Но чем ее подавить? В моем распоряжении была лишь рота 82-миллиметровых минометов. Но ею полностью задачу не решить. Нужна артиллерийская поддержка старшего начальника. А время не ждет.

Телефонистка Аня Пашенцева соединила меня с командиром минометной роты Сунцовым. Я сообщил координаты батареи врага и поставил задачу.

— Понял вас, — коротко ответил в трубку командир роты.

Через три-четыре минуты в районе расположения вражеской батареи вспыхнули фонтанчики: там рвались мины.

Мне стало жарко. Я снял фуражку с шоферскими очками, вытер вспотевший лоб. Снова прильнул к приборам наблюдения. Меня тревожил правый фланг, по которому противник вел интенсивный огонь. Комбат первого танкового батальона майор Степанов доложил:

— Без подавления противотанковых средств противника идти вперед рискованно: потеряем много танков. Дайте артогня.

Через минуту такая же просьба вновь поступила и от комбата Федорова.

Но у меня не было артиллерии. Единственное, что я мог сделать, — это подбросить автоматчиков. Посоветовался с Кременецким.

Вскоре, получив приказ, роты Одинцова и Радченко рассыпались в цепь. По колено в грязи бойцы с трудом преодолевали овраг, проходивший вдоль фронта. Автоматчики, пулеметчики, петеэровцы с криками ура бросились на вражеские укрепления. Но тут они напоролись на стену заградительного огня. Остановились танки, залегли автоматчики. Мы начали нести потери.

Лишь танк Бучковского и взвод автоматчиков Михейкина, действовавшие левее, продолжали пробиваться вперед. Их решимость и воля увенчались успехом: воины вклинились в расположение врага, захватили на его позициях небольшой клочок земли.

Фашисты неистовствовали: они вели ожесточенный минометно-артиллерийский огонь по боевым порядкам танковых батальонов. Но особенно гитлеровцы напирали на взвод Михейкина, намереваясь отрезать ему пути отхода и захватить бойцов в плен. Силы были явно неравными.

Танк Бучковского, маневрируя, неожиданно влетел в глубокую воронку и застрял. Рядом враг. Танкисты не оставили машину, продолжая отбиваться от гитлеровцев.

Мне передали радиограмму: Веду бой с пехотой, боеприпасы кончаются. Будем драться до последнего. Лейтенант П. Бучковский.

Я тут же продиктовал ответ: Молодцы! Благодарю за храбрость. Помощь будет оказана. Комбриг.

Приказываю комбату Федорову послать на выручку экипажу танковый взвод. Лейтенант Иван Тарадымов, получив задачу, направил танки вперед. Однако проскочить открытый участок машины не смогли. Немцам удалось поджечь один танк. Две другие машины еще дважды попытались пробиться к смельчакам, но не смогли: немецкие орудия беспрерывно вели прицельный огонь.

В этот критический момент мне доложили, что тяжело ранены комбат автоматчиков капитан Голубев и начальник штаба этого батальона младший лейтенант Покрищук. Я тут же приказал старшему лейтенанту Новокрещенову вступить в командование батальоном.

Гитлеровцы снова обрушили на нас шквал огня. Огневое кольцо постепенно сжималось.

— Товарищ комбриг, только что доложили: смертельно ранен командир первого танкового батальона майор Степанов, — взволнованно сообщил радист.

Час от часу не легче. Один за другим из строя выбыли командиры двух батальонов. А враг остервенело рвется вперед. Кто бы мог возглавить первый танковый батальон? Перебираю в памяти командиров рот, офицеров штаба. Выбор падает на капитана Чиркова, начальника штаба этого же батальона. Он — офицер опытный, сумеет взять управление боем в свои руки.

Я подзываю капитана И. П. Гаськова, заместителя начальника оперативного отделения штаба.

— Сейчас же отправляйтесь в первый батальон. Передайте приказ капитану Чиркову: принять командование батальоном.

Гаськов под грохот разрывов вражеских снарядов вовремя прибыл на позиции танкового батальона. И вот уже капитан Чирков отдает распоряжения, организует усилия людей. Огонь по врагу становится все сильнее. В неравной схватке танкисты сумели отразить контратаку.

Итак, этот день не принес нам успеха. Бригада не смогла пробить брешь во вражеской обороне. Я тяжело переживал неудачу, досадовал, что мы оказались без артиллерийской поддержки.

К вечеру бригада начала закрепляться вдоль оврага на достигнутом рубеже. Офицеры штаба собрались в наспех оборудованном блиндаже. Мы анализировали боевые действия подразделений, изыскивали возможности решения задачи. В это время зазвонил телефонный аппарат. Я поднял трубку. Командир второго танкового батальона Федоров доложил:

— С запада летят немецкие самолеты.

По рации я связался с командирами батальонов и приказал укрыть людей в щелях, окопах, траншеях.

Юнкерсы летели тремя большими группами на небольшой высоте. Их прикрывали около десяти истребителей. Но вот из облаков вынырнули два наших ястребка. Они набросились на бомбардировщики, когда те входили в крутое пике. В какой-то мере ястребки помешали юнкерсам — прицельного бомбометания не получилось. Но от бомбежки вздрагивала земля и в нашем блиндаже поскрипывало бревенчатое перекрытие. Погасив коптилка. Стало темно.

С оглушительным треском рвались бомбы и вдоль оврага. Заметно было, что фашисты торопятся и бомбят наугад. Вскоре улетел последний юнкерс. На нашу бригаду было сброшено более сорока бомб разного калибра. К счастью, этот налет не причинил нам вреда. Даже уцелела телефонная связь с подразделениями. Неповрежденной оказалась и боевая техника.

Мы продолжили прерванное было совещание в блиндаже. К тому времени артиллерийско-минометный огонь противника начал заметно ослабевать. Что бы это значило? Уж не собрались ли гитлеровцы под шумок бомбежек и артобстрелов отойти на новый рубеж? Вскоре это предположение подтвердилось: разведчики захватили пленного, и тот показал, что немцы понесли большие потери и готовятся отходить на юго-запад.

А что, если атаковать противника ночью, сорвать ему организованное отступление? Офицеры штаба, с которыми я поделился этой мыслью, поддержали меня.

— Подготовиться к ночной атаке! — тут же был передан боевой приказ во все подразделения.

Танкисты быстро привели в порядок технику, произвели дозаправку машин, пополнили боеприпасы. Офицеры штаба и политотдела побывали в подразделениях, рассказали о героических действиях отличившихся — о танкистах лейтенанта Бучковского, автоматчиках взвода младшего лейтенанта Михейкина.

Коммунисты проводили беседы, воодушевляли людей на новые ратные подвиги. Из рук в руки переходили листки-молнии. Их с интересом читали бойцы. Листки рассказывали о людях, проявивших отвагу и мужество в жаркой схватке с врагом. Освещались и другие вопросы: дисциплина в бою, взаимная помощь и выручка, сохранение боевой техники.

Я побывал в боевых порядках танковых батальонов, уточнил их задачи, беседовал с командирами об особенностях боевых действий ночью.

Встретился я и с автоматчиками. Они тихо переговаривались между собой, переживая постигшие нас неудачи. Важно было вновь вернуть людям боевую активность. Поэтому в своих беседах я подчеркивал, что ночной бой мы выиграем наверняка. Вместе с тем я выяснял, как бойцы знают свою задачу, с какими танковыми экипажами пойдут в атаку, как в темноте будут выдерживать заданное направление. Беседы показали: люди верят в свои силы.

— Можете на нас положиться, товарищ комбриг, — заверяли челябинцы.

Эти парни, вчерашние токари и слесари, рабочие и колхозники, чаще меня называли не по званию, а по должности. Где бы я в тот вечер ни появлялся, они меня тепло встречали, рассказывали о первом бое, с сожалением говорили, что не смогли за день раскусить орешек.

Около закопанного танка, прямо на траве, расположились коммунисты танковой роты, которой командовал старший лейтенант К. В. Бахтин. О броню облокотился инструктор политотдела майор Онищук. Идет партийное собрание. Повестка дня: Прием в партию лучших бойцов. Выступают механик-водитель Сурков и другие коммунисты, которые видели, как рядовой Жилин дрался в бою. У всех одно мнение: принять товарища Жилина кандидатом в члены ВКП(б).

Часа через два я возвратился на командный пункт. Здесь меня поджидал начальник политотдела 197-й Свердловской бригады подполковник И. Г. Скоп. С Ильей Григорьевичем мы были знакомы мало, но встретились, как старые друзья. Подполковник информировал нас о действиях Свердловской бригады, а мы ему рассказали о своих делах и заботах. С его помощью были решены некоторые вопросы взаимодействия. Мы тепло расстались с подполковником Скопом. Впоследствии мне не раз доводилось встречаться с этим политработником, и я по сегодняшний день с теплотой вспоминаю о нем.

Было уже темно, когда я вышел из блиндажа. Медленно, словно нехотя, наступала ночь. Тянуло прохладой. Стояла необычная для фронта тишина. Я взглянул на часы. Пора. Тотчас ударили приданные бригаде орудия. Снаряды с воем полетели на врага. Огонь открыли наши танкисты, пулеметчики и автоматчики.

На левом фланге дружно ринулись на врага танкисты рот Бахтина и лейтенанта Е. Н. Кузнецова. От них не отставали автоматчики. Они вплотную подошли к позициям противника, и вот уже во вражескую траншею полетели гранаты. Танки, перевалив через траншею, пошли дальше. Танк Акиншина налетел на противотанковое орудие и подмял его гусеницами.

В обороне противника была пробита небольшая брешь. Я потребовал от комбатов усилить нажим на врага. Танки продолжали крушить его огневые средства, уничтожать живую силу.

Мы начали расширять прорыв и преследовать отступающего противника. За ночь подразделения бригады сумели продвинуться вперед на пять — шесть километров. Это был уже успех.

Наступил рассвет.

— Справа отходящая колонна противника, — доложил командир танка Лычков и указал ориентир.

Я приник к прибору наблюдения. Действительно, группа колесных и гусеничных машин, в том числе танки, отходила в сторону населенного пункта Злынь. Значит, наш замысел удался.

Враг, видимо, решил, что мы его окружаем, и начал поспешно отходить, двигаясь параллельно нашему маршруту.

У меня созрело новое решение: ударить по отступающей колонне машин. Тотчас были выдвинуты на прямую наводку артиллерийская батарея и взвод танков. Огонь по подставленным бортам немецких танков был эффективным. Запылали три машины. Из фердинандов и пантер выскакивали гитлеровцы, но тут же попадали под пулеметные очереди.

— Молодцы, артиллеристы! Молодцы, танкисты! Еще дайте огонька! — передал я по рации.

Горели подбитые танки. Сплошной дым окутал землю. Слева от меня показалась небольшая высотка, поросшая мелким кустарником.

— Жми на высотку, — последовала команда механику-водителю Мурашову.

В кустарнике на высоте наш танк остановился. Впереди простиралось пшеничное поле, слева от которого тянулась небольшая рощица. Она привлекла мое внимание, и не зря. В тот же миг из-за нее показалось несколько танков, вслед за которыми бежала пехота. Стало очевидным: противник наспех подготовил контратаку, пытается задержать наше продвижение.

Я связался по рации с командиром второго батальона.

— Говорит первый, как слышишь меня? Прием!

— Слышу вас пло…

— Двадцать второй, двадцать второй, говорит первый…

В ответ молчание. Оборвалась связь. Как быть? Связаться с командиром первого батальона? Но ведь его нельзя снимать с правого фланга, да и времени на переброску уйдет много.

Между тем немецкие танки уже шли на нас. Выход был один — связаться с кем-либо из командиров рот и взводов. Радист Петров нашел нужную частоту. Мне кто-то ответил. Я открытым текстом спросил, с кем имею дело.

— Лейтенант Акиншин вас слушает, товарищ комбриг, — узнал он меня по голосу.

Я кратко изложил обстановку и приказал организовать отражение контратаки.

— Вас понял. Рядом со мной еще два наших танка. Все будет в порядке.

Вскоре три танка выдвинулись влево и укрылись в густой пшенице. Немцы, не подозревая о засаде, продолжали продвигаться вперед. И угодили прямо под огонь наших танкистов. Внезапность ошеломила гитлеровцев, их танки начали пятиться назад, а пехота попыталась спрятаться в роще. Отступающих настигли снаряды и меткие пулеметные очереди. Загорелся один фашистский танк, другие торопливо ретировались.

Не скрою, в эти минуты я испытывал большую радость. Солдаты немецкой дивизии поспешно отступали на юго-запад. Вскоре мне все же удалось связаться по рации с командиром второго батальона.

— Как идут дела?

— Отлично, товарищ первый. Вижу отдельные строения и ветряную мельницу. Кажется, Злынь.

— Действуй, Федоров, но смотри в оба…

— У меня все хорошо, — доложил командир первого батальона Чирков. — Немцы поспешно отступают. Только что догнал их тылы. Часть машин раздавил, несколько немцев сдались в плен.

— Не останавливайтесь, вперед на Злынь! Я распорядился посадить автоматчиков на броню танков.

Сминая небольшие заслоны, танки успешно продвигались вперед, давили грузовики и повозки, в упор расстреливали бегущих гитлеровцев.

— Вышел на окраину деревни Злынь, преследую отходящего противника, сообщил Чирков.

Такой же доклад последовал и от комбата Федорова. Он добавил, что его подчиненные подбили пять средних танков и уничтожили в Злыни несколько огневых точек.

— Хорошо, Василий Александрович! После боя представьте к награде отличившихся.

А тем временем немцы, сосредоточив крупные силы на небольших высотках за Злынью, встретили челябинцев мощным заградительным огнем. Последовали тревожные доклады. Противнику удалось подбить три наших танка и одно орудие. Наступление пришлось приостановить.

Я связался по рации с генералом Г. С. Родиным.

— Целый час вас ищу, где вы пропадали? — упрекнул меня командир корпуса. Доложите обстановку.

— Бригада овладела деревней Злынь, вышла на ее западную окраину. Встретив там упорное сопротивление, закрепляется на достигнутом рубеже.

Родин недоверчиво переспросил:

— Говорите, на западную окраину деревни Злынь?

Не может быть. Дайте точные координаты.

Я вновь повторил то же самое. Генерал уже повеселевшим голосом сказал:

— Спасибо, Фомичев, передайте челябинцам мою благодарность. Держитесь…

И только теперь я понял, что бригада оказалась в нелегком положении. Правый и левый фланги наступавших соседей далеко поотстали от нас, и мы оказались ь тылу у противника. Теперь задача сводилась к тому, что-бы удержаться на достигнутом рубеже до подхода главных сил корпуса.

На исходе был первый августовский день. Саперы готовили новый наблюдательный пункт — полусгнивший сарай, из которого хорошо просматривалась неприятельская оборона. Танки мы расположили так, чтобы между ними поддерживалась тесная огневая связь. Вдоль дороги, ведущей в Злынь, огневые позиции заняла батарея 76-миллиметровых орудий Шабашова.

К вечеру на нашем участке прекратилась стрельба. Офицеры штаба разошлись по подразделениям, чтобы на месте помочь организовать оборону. Раненых отправили в медпункт, и я тотчас по телефону разыскал командира медсанвзвода Кириллова и приказал ему поскорее эвакуировать их в медсанбат.

— Все будет сделано, — заверил меня капитан медицинской службы. — Их у нас немного — семь человек, сделаем перевязки — ив тыл.

Не успел я положить трубку, как старший сержант Колчин позвал меня к рации.

— Злынь освободили? — послышался приглушенный голос. Я без труда узнал: говорил командарм.

— Так точно, товарищ командующий.

Генерал-лейтенант В. М. Баданов тепло отозвался о челябинцах, приказал закрепиться на достигнутом рубеже, пообещав оказать помощь.

Через час начальник штаба информировал меня о наших потерях. С болью я воспринял сообщение о гибели экипажа лейтенанта Павла Бучковского. Когда мы начали наступать, ночью к обгоревшему танку Челябинский пионер удалось прорваться роте Бахтина. Члены экипажа П. И. Бучковский, В. Г. Агапов, М. Г. Фролов и В. И. Русанов сгорели. Возле гусеницы был найден пистолет ТТ. В его стволе записка. Перед смертью офицер Бучковский написал: Жаль, что так рано приходится расставаться с жизнью. Повоевали немного, но успели убить более сотни гитлеровцев. Отомстите за нас, друзья. Прощайте!