"Трудная позиция" - читать интересную книгу автора (Рыбин Анатолий Гаврилович)

37

Расчеты готовились к «бою».

Быстро светлела степь. Открывались рыжие холмы с тощими, как проволока, зарослями чилиги, расширялась долина со свежей, только что пробившейся щетиной типчака и крестовника. Рассвет, наступая, спешил разогнать остатки ленивой ночной мглы, чтобы прочно, по-хозяйски, утвердиться на всем огромном пространстве от горизонта до горизонта. А люди спешили опередить рассвет, наладить и включить к сроку свои агрегаты, развесить над ними рыже-зеленые маскировочные сети.

Генерал-полковник Мартынов в сопровождении Забелина, Осадчего и Вашенцева шел вдоль позиции, внимательно присматриваясь к действиям расчетов. Несмотря на то, что всю ночь командующий провел с дивизионом в движении, он чувствовал себя бодро, рослая поджарая фигура его была подвижной и подтянутой. Неподалеку от позиции, у низких чилижных зарослей, в одну шеренгу стояли молодые курсанты. Их взоры были обращены на Крупенина, который с невысокого бугра, похожего на большую рыжую подкову, рассказывал о ходе учений. Крупенин говорил неторопливо, но громко, так, что каждое слово его доносилось до слуха командующего.

— Что касаемся занятия позиции, то прошу, товарищи курсанты, учесть следующее, — старательно объяснял Крупенин. — Вы видели, как первой остановилась машина командира дивизиона, как потом командир ходил и указывал место каждому расчету в отдельности. А техника в это время стояла в колонне. Видели все?

— Все-е-е! — хором ответили курсанты.

— Так вот. На эти указания, как вы заметили, вероятно, сами, потребовалось немало времени, — продолжал объяснять Крупенин. — А терять время в такой обстановке, когда в любую минуту могла появиться авиация «противника», расчеты не имели права. Им следовало занять позицию без промедления, с ходу.

Мартынов остановился и посмотрел на идущего позади Вашенцева.

— Вы слышите, майор?

Вашенцев мгновенно подобрался и опустил по швам руки.

— Так точно, товарищ генерал-полковник, слышу.

— Ну и как?

— Зря он говорит об этом курсантам, товарищ генерал-полковник. Мы обсуждали оба варианта и решили занимать позицию все-таки не с ходу, а с места.

— Почему?

— Я лично считаю, что так лучше, нагляднее для молодых курсантов.

— Значит, по-вашему, чем медленнее, тем нагляднее. Странно. — Мартынов покачал головой и повернулся к Забелину: — А как по-вашему, генерал?

Забелин секунду подумал, потом сказал чистосердечно:

— Мы действительно вопрос этот обсуждали. Но видите, какое дело, товарищ генерал-полковник. Наши экипажи к самостоятельным действиям с ходу не подготовлены, и мы, естественно...

— И вы, естественно, решили не готовить, а действовать, как привыкли, по старинке, — в тон ему заметил командующий.

— Нет, почему же? Мы будем готовить. Но не здесь, на показных.

— А что «на показных»? Побоялись перед командующим?

— Не то чтобы побоялись, товарищ генерал-полковник, а просто не хватило уверенности.

— Очень жаль. — Мартынов посмотрел на Вашенцева, как бы спрашивая: «Ну что же вы, майор, подкачали? Не ожидал, не ожидал», и направился к молодым курсантам.

Вдали, у горизонта, небо уже слегка порозовело. Чуть заметные алые блики побежали над степью, и только в низинах, в зарослях старой чилиги, все еще прятались вялые ночные тени, и дальние холмы словно дремали, ссутулив натруженные спины.

Мартынов любил разговаривать с людьми первого года службы. Держался он с ними всегда простои был доволен, если удавалось хоть немного расположить их, вызвать на откровенность. Верный этой своей традиции, он и сейчас начал разговор с самого обычного житейского вопроса:

— Ну, как самочувствие? Спать не захотели?

— Никак нет, товарищ генерал-полковник, — хором ответили курсанты.

— Выходит, понравились учения. Так, что ли?

— Оно-то вроде так, но не совсем, товарищ генерал-полковник, — послышался голос курсанта Яхонтова.

— Ну-ну, интересно? — подбодрил его Мартынов и подошел ближе к строю.

— Далеко нас от позиции, держат, товарищ генерал-полковник. Поближе бы надо. И в кабинах ребятам побывать очень хочется.

— Понятно, — согласился командующий и кивнул в сторону Вашенцева: — Вот командир дивизиона обещает, что покажет все. Верно, майор?

— Так точно, товарищ генерал-полковник, покажем, — ответил тот, — Две больших кабины устанавливаем с выносными экранами.

— Ну вот, довольны?

Курсанты оживились. На усталых лицах появились улыбки. Мартынов тоже улыбнулся, вполне довольный откровенным разговором.

— А где же ваш ночной герой Красиков? — вспомнил вдруг командующий. — Как у него с рукой?

Крупенин доложил, что Красиков чувствует себя хорошо, рука у него повреждена не сильно и о действиях курсанта у переправы уже написано в местной прессе. Последние слова он произнес шутливо, но тут же расстегнул свою полевую сумку и вынул из нее боевой листок с крупным, бьющим в глаза заголовком «Инициатива курсанта». Командующий внимательно прочитал боевой листок. Затем повернулся к Вашенцеву и вполголоса, чтобы не слышали курсанты, спросил:

— Ну что вы на это скажете, майор?

— Я считаю, что Красиков не должен был спрыгивать с машины, товарищ генерал-полковник, — ответил Вашенцев. — В крайнем случае он мог сообщить о станине командиру расчета. Кстати, тягач был сразу остановлен, сделать то, что сделал Красиков, смог бы механик-водитель. Я так понимаю.

В разговор вмешался молчавший вое это время полковник Осадчий. Он попросил:

— Разрешите, товарищ генерал-полковник?

— Да, да, пожалуйста, — ответил командующий.

— Я проверил этот случай и могу доложить, что утверждения майора Вашенцева несправедливы. Суть дела заключается в том, что до аварии оставалось каких-нибудь два-три метра, предупредил ее именно Красиков. Конечно, теперь, когда все это позади, можно спокойно рассуждать и вносить поправки. А в тот момент нужно было действовать. И человек действовал так, как подсказала ему совесть.

— Верно, вполне согласен, — Мартынов, повернувшись к строю, стал отыскивать взглядом Красикова.

— Где он? Позовите его сюда!

Красиков стоял на самом фланге и не сразу понял, что командующий вызывает его. А когда прибежал в своей большой, сморщенной под ремнем шинели, то долго и суетливо поправлял ее, неловко размахивая забинтованной ладонью.

— Волжанин, значит? — спросил командующий.

— Так точно. Из-под Вольска, — торопливо ответил Красиков.

— Минутку, минутку. — Мартынов приложил ко лбу палец, подумал. — А знаете, были у нас в армии во время войны три брата — артиллеристы Ветлугины из Вольска. Два погибли, а один жив-здоров и Звезду Героя носит. Не знаете его?

— Знаю, товарищ генерал-полковник, очень хорошо, — сказал обрадованный Красиков. — Он к нам в школу приезжал, о боях под Сталинградом рассказывал.

— Вот-вот, он самый. Выходит, мы с вами, Красиков, вроде как однополчане.

Красиков смущенно заулыбался.

— Что вы, товарищ генерал-полковник. Моя служба только начинается.

— Ничего, главное начать хорошо. Ну, как рука-то? Болит?

— Терпимо.

— Видите, что получилось: время мирное, а у вас ранение. Но поступили вы правильно и отважно. И за это спасибо вам, товарищ Красиков.

Мартынов взял здоровую руку курсанта в свои ладони и тепло пожал ее.

Вскоре над позицией длинно и резко загудела сирена — сигнал тревоги. Расчеты заняли свои места в кабинах и у пусковых установок. Молодые курсанты тоже разделились на взводы и торопливо разошлись по точкам. Укрытый рыже-зелеными сетями ракетный городок словно замер в ожидании воздушного «противника». Только решетчатые антенны да игольчатые стрелы ракет строго и таинственно поворачивались из стороны в сторону.

Мартынову припомнилась другая степь, военная — сталинградская, такая же холмистая и пустынная. Только не было там ракет, а смотрели в небо длинные стволы зенитных орудий, готовые каждую минуту начать дуэль с вражескими пикирующими бомбардировщиками.

Мартынов не был тогда командующим, он выполнял обязанности представителя штаба армии. Но вот так же обходил он позиции зенитчиков и так же следил по часам за подготовкой расчетов к действиям. Только совсем иными были в то время зенитчики, иными были их действия.

«Как далеко шагнули мы нынче вперед в военном деле! — не без гордости подумал Мартынов. — Теперь уже нет на позициях ни наблюдателей за «воздухом», ни прожектористов, которые ловили когда-то в перекрестия своих лучей вражеские самолеты в ночном небе. Сейчас другие, невидимые лучи локаторов и днем и ночью пронизывают воздушные пространства на гигантских расстояниях».

Мартынов посмотрел на небо. Оно было чистым и тихим. Ни единого звука не слышалось над свежей утренней степью. Казалось, и на позиции нет никаких действий. Но вот он вошел в одну из кабин, и совершенно другая картина предстала его взору. Напряженно и слаженно работали агрегаты, четко пощелкивали тумблеры, и словно в такт им деловито мигали на блоке неоновые лампы. По экрану индикатора уже ползла цель, сопровождаемая густым роем помех. Трудная и напряженная борьба развертывалась в эфире в эти минуты.

Более двух часов наблюдал Мартынов за тем, как появлялись на экранах цели, как вели, их к роковому квадрату курсанты-операторы и как звучали команды: «Готово», «Пуск». Потом, когда в действиях ракетчиков наступила пауза, он ушел к ближним зарослям чилиги и, усевшись на зеленом бугре, залюбовался крупным беркутом, что медленно и чинно парил над залитой солнцем степью. Беркут переваливался с крыла накрыло, будто присматривался к тому, что делали люди. Мартынов не заметил, как подошел к нему старший лейтенант Крупенин. А когда услышал его голос, удивился:

— Что случилось?

— Трудный вопрос у меня к вам, товарищ генерал-полковник. — сказал Крупенин. — О Саввушкине поговорить хочу.

— О Саввушкине? — Мартынов задумался, припоминая. — Знакомая фамилия.

— Так это же бывший наш курсант, который к вам с рапортом обращался.

— Да, да, вспомнил! Тогда садитесь, докладывайте.

— Опять в училище просится.

— Ну, это несерьезно, — махнул рукой командующий.

— Очень серьезно, товарищ генерал-полковник.

И Крупенин стал рассказывать обо всем, начиная с письма, которое получил он от Саввушкина перед самым Новым годом.

Выслушав Крупенина, Мартынов глубоко вздохнул и долго раздумывал, глядя в небо. Беркут поднялся еще выше и широкими кругами ходил над ближними холмами. Моментами он словно замирал на месте и висел, как неживой, потом, качнувшись, парил опять неторопливо и чинно.

— Да-а-а, — с грустью произнес наконец Мартынов. — Значит, и командир дивизиона и начальник училища не хотят Саввушкина принимать?

— Не хотят решительно.

— Трудная позиция у вас, Крупенин. Очень трудная. А эта ваша поездка в Усть-Невенку... — Командующий задумался и снова посмотрел на беркута: — Редкий случай, понимаете?

Крупенин отер влажный от волнения лоб, сказал чистосердечно:

— Я верю ему, Саввушкину, как самому себе.

— Чувствую, — сказал Мартынов. — Ладно, посмотрю, с генералом Забелиным посоветуюсь. А то, что вы съездили в Усть-Невенку, хорошо, Крупенин. Честное слово.

Закончилось учение во второй половине дня, когда солнце уже тяжело повисло над ломкой линией горизонта и седые озера старого ковыля отливали матово-стальным блеском.

Мартынов и Забелин с небольшого холма следили, как дивизион, покидая позицию, вытягивался в колонну, готовился к обратному маршу.

— Ну вот, — как бы подытоживая результаты, оказал Мартынов. — Что бы там ни было, а молодые курсанты сегодня почувствовали себя ракетчиками вполне.

— Верно, довольны, — сказал Забелин.

Командующий улыбнулся:

— Теперь мы вашего Крупенина пошлем в другое училище передавать опыт. Учтите.

— Пожалуйста, будем рады.

С позиции ушел последний тягач с пусковой установкой и следом за ним, словно торопясь заровнять вмятины от гусениц и щели, ветер поднял столбы густой коричневой пыли. Туча, которая все время, казалось, стояла, вдруг сдвинулась и, подгоняемая ветром, стала охватывать степь от края до края. Сильнее заволновались ковыли. Запахами земли и влаги наполнился воздух.

— Сейчас, кажется, хлынет, — сказал Забелин и пригласил командующего в машину, которая стояла тут же, неподалеку.

— Да, пожалуй, — согласился Мартынов и первым направился к машине, но, перед тем как влезть в кузов, повернулся к своему спутнику, сказал словно по секрету: — А Саввушкина вы все-таки возьмите, Андрей Николаевич. Не упрямьтесь, Может, и в самом деле человек опомнился.

— Так я уже доложил вам, товарищ генерал-полковник, возьмем, — ответил Забелин и, усаживаясь в машину, объяснил: — Меня ведь в этом деле больше всего смущала торопливость Крупенина. Да и не было у нас такого случая, чтобы человека, отчисленного за нежелание учиться, вдруг опять принять в училище.

— Но вы и показных учений для первого курса не проводили, а теперь провели вот — и неплохо.

— Да, конечно. Жизнь идет. Может, Саввушкин действительно осознал уже все.

— Вот именно. А подать руку вовремя — это очень важно, Андрей Николаевич.

С минуту еще машина стояла на месте в ожидании, когда дивизионная колонна вытянется и выйдет на ближайшую дорогу, потом, легко покачиваясь на буграх и впадинах, побежала следом за колонной. Мартынов расстегнул шинель, вытер платком усталое лицо и снова повернулся к Забелину:

— А теперь вот что, Андрей Николаевич. Присмотритесь к Вашенцеву, пожалуйста. Хорошо присмотритесь. Уж очень самолюбия в нем много. Да и в Крупенине он, похоже, видит не помощника своего, а соперника.

Забелин промолчал.

Над степью нависла длинная ветвь молнии, вместе с гулким раскатом первого весеннего грома полил дождь, крупный, частый, и все вокруг — дорога, холмы, ковыли — тепло задымилось под его обильными струями.

Перед тем как уехать из училища, командующий побывал в парке и на учебном поле, осмотрел ангары, убежища и укрытия, предназначенные для боевой техники и расчетов. Забелин и Осадчий сопровождали командующего.

— Да-а, устроились вы, конечно, неплохо, — оказал Мартынов раздумчиво. — Но имейте в виду, скоро тесновато вам будет, товарищи дорогие.

Забелин и Осадчий недоуменно переглянулись: почему тесновато, если сделано все по плану, с учетом указаний инженера из штаба округа.

— Это верно, — согласился Мартынов. — Сделано все по плану. И сооружения ваши добротные. Но я ведь о перспективе гадаю.

Когда учебное поле со всеми сооружениями осталось позади, Мартынов остановился и, посмотрев на Забелина и Осадчего, вдруг сказал:

— Понимаете, к чему я клоню, товарищи? Сделали вы очень многое. И мы вас ценим за это. Но в нашем военном деле, сами понимаете, занял позицию, выполнил задание — переходи на другую, не задерживайся, если не хочешь, чтобы противник набрался силы. Так же мы воевали в Отечественную, верно?

— Верно, так воевали, — сказал Забелин. — Но я не представляю, куда вы нас переселять собираетесь, товарищ генерал-полковник?

— Почему переселять? — улыбнулся Мартынов. — Я не о переселении толкую, Андрей Николаевич. Вы помните ракеты, которые мы показывали вам зимой на сборах?

— А как же? Великолепные ракеты. Чудо-ракеты!

— Ну вот и считайте их своей перспективой.

— Это что же, переход на новую технику? — озабоченно спросил Забелин.

— Да, переход, — сказал Мартынов. — Правда, вопрос этот еще решается в министерстве. Могут, конечно, переиграть. Но теперь, после учений, я буду настаивать, чтобы новые ракеты были именно в вашем училище. У вас есть крепкие творческие люди. А это главное. Ну а парки, учебное поле и все прочее перестроить придется. Для расширения территории у вас есть все возможности. В^!он она, степь, какая! — Мартынов повернулся и показал рукой в ту сторону, где за корпусами училища и за дальними увалами дремала под солнцем невидимая отсюда высота Ковыльная. — Да и сюда расширять свои владения вам никто не мешает, — полушутливо заметил командующий и посмотрел кверху. Осадчий и Забелин тоже подняли головы.

Над городком от горизонта до горизонта сияло омытое недавним дождем высокое степное небо.