"Трудная позиция" - читать интересную книгу автора (Рыбин Анатолий Гаврилович)

16

Степь была белая, слепящая, с мохнатыми кустами бобовника и розоватой морозной дымкой у горизонта. На холмах снег узорчато растекался, будто морской песок на волнистой отмели.

Часа полтора назад, когда Надя и Вашенцев вышли из городка, вдали курилась поземка, угрожая разыграться и сорвать прогулку. А теперь все замерло — ни ветра, ни звука, только легкая перекличка лыж: жж-виг, жж-виг.

Надя вырвалась вперед на целый десяток шагов. Ей так было лучше — один на один с огромным простором, в такт движениям рождалась новая музыка, такая же, как снег, солнце и синее небо.

Вашенцев держался на небольшом расстоянии. Отсюда хорошо было видно, как девушка, размахивая бамбуковыми палками, то взбиралась на какой-нибудь пригорок, то, пригнувшись, весело скользила вниз, сбивая серебристую пыль с бобовника. Ее волосы, выбившиеся из-под белой вязаной шапочки, буйно вспыхивали и струились при каждом движении.

— Идите сюда, Олег Викторович, — позвала Надя, остановившись над широкой балкой, как бы разделившей всю степь на две части. — Какое чудо, смотрите!

Внизу, на пылающей снежной белизне, выделялась большая полоска льда, такого же чистого и прозрачного, как небо. Казалось, что вся синева неба слилась туда.

— Идемте скорей. — Надя, взмахнув палками, устремилась по крутому скату вниз, прямо к синей полоске. Но ее лыжи, едва коснувшись льда, разъехались в разные стороны, и Надя упала, выронив палки. Вашенцев съехал следом за ней, только помощь его уже не потребовалась. Надя сама встала, прикрепила к ногам лыжи и легко побежала дальше. Вашенцев опять оказался позади.

— Где же вы, Олег Викторович? Догоняйте!

— Смотрите, осторожней, — сказал Вашенцев, ускоряя шаг, чтобы идти рядом с Надей.

К полудню лыжники достигли первой горы и сразу, не отдыхая, стали подниматься кверху. Вашенцев знал эти места хорошо. Он приходил сюда с курсантами совсем недавно, перед Новым годом, и сейчас хотел вывести Надю к спуску, который больше всего ему нравился.

Подниматься было все труднее. Встречались обрывы, острые льдистые выступы. Вашенцев несколько раз пытался взять у Нади лыжи, но она и слушать не хотела, оступалась, падала, но все же пробиралась вперед.

— Если вы не будете слушаться, я не поведу вас дальше, — сказал Вашенцев как можно строже.

Все лицо у Нади, от лба до подбородка, пунцово горело. На правой щеке — все время дул не сильный, но холодный высотный ветер — обозначилась чуть приметная подозрительная белизна.

— Во-первых, разотрите щеку, — приказал Вашенцев. — А во-вторых, давайте руку и идите за мной.

Остаток трудного пути он шел впереди и крепко держал ее за руку. Надя не противилась.

Спуск, куда Вашенцев привел Надю, был некрутой и очень ровный. Через каждые пятьдесят — шестьдесят метров здесь проходили довольно широкие террасы, удобные для остановок. По бокам не было ни одного обрыва, лишь по-медвежьи горбились под снегом валуны-гиганты, и мелкие зеленые сосны толпились, как любопытные мальчишки на лыжных соревнованиях.

Съезжали по очереди: сперва Вашенцев, потом Надя. Он поджидал ее на каждой террасе и старался обязательно поймать за руки. На последней террасе Надя, не дожидаясь его, вырвалась вперед. Вашенцев стоял у края спуска и не отводил глаз от ее легкой, по-птичьи стремительной и все уменьшающейся вдали фигурки.

В самом низу, под горой, Надя словно присела, потеряв равновесие. В облаке взвихренного снега мелькнула отлетевшая в сторону лыжа. «Ну вот, — с беспокойством подумал Вашенцев. — Говорил же, что нужно осторожнее. Так нет, не послушалась».

Когда Вашенцев подъехал к Наде, она старательно вставала и снова садилась, то поднимая руки, то опуская, будто занималась гимнастикой.

— Сидите, пожалуйста, — сказал Вашенцев строго и стал ощупывать поврежденную ногу, слегка ее покачивая.

— Так больно?

— Ни капельки, — тряхнула головой Надя.

— А вот так?

— Так больно.

— Все ясно, идти не сможете.

Надя запротестовала:

— Почему не смогу? А вот и пойду.

Она поднялась и опять села в снег, тихо охнув.

Вашенцев сдвинул шапку на затылок и встревоженно потер ладонью вспотевший лоб. Он знал, что дороги, где можно было бы поймать машину, поблизости нет. Это его сильно озадачило. Но тут же он вспомнил: неподалеку, за второй горой, есть колхозная ферма, где ему уже пришлось побывать однажды с курсантами. Он сказал об этом Наде.

— Какая ферма? — удивилась она. — Что вы придумали?

— Но другого выхода нет, — сказал Вашенцев. — Самая ближняя точка.

Он взял Надины лыжи и палки, связал их ремнем, повесил через плечо наподобие охотничьего ружья и нагнулся, намереваясь поднять Надю. Она испуганно замахала руками:

— Нет-нет, пожалуйста, не надо!..

— А как же быть? — спросил Вашенцев. — Давайте тогда сидеть. Наступит ночь. Пурга может разыграться. Потом волки придут...

— И пусть приходят.

— Ах, так. Значит, я страшнее волка?

— Ой, придумайте что-нибудь другое, Олег Викторович, — взмолилась Надя. — Ну, пристройте меня на лыжи, что ли?

— Так нет же веревки.

— А я за палку буду держаться.

— Да вы что, смеетесь? — возмутился Вашенцев и взял Надю на руки.

Первые шаги он сделал неторопливо и осторожно, испытывая верность собственных движений, потом пошел быстрее и тверже, минуя опасные неровности. Своей щекой он как бы невзначай коснулся ее волос, подернутых легкой изморозью. На щеке остались капельки влаги, маленькие, трепетные, точно живые.

— Вы не донесете меня, — сказала Надя. — Вам же тяжело.

— Донесу обязательно, — улыбнулся Вашенцев и поцеловал ее в губы.

Надя оттолкнула его, села на снег и отвернулась.

— Не сердитесь на меня, — сказал Вашенцев. — Мне не хочется, чтобы вы сердились.

Она долго молчала, в обиде и волнении покусывая губы.

Не оборачиваясь к нему, с укоризной спросила:

— Ну зачем вы так?

— Не знаю. — Темные большие глаза Вашенцева светились нежностью.

— Эх вы!.. — покачала головой Надя. — У вас ведь жена, дочь. Как на них-то смотреть будете?

Вашенцев тяжело вздохнул:

— И ничего-то вы, девочка, не понимаете.

— Конечно, где уж нам. Жена плохая, сошлись без любви, случайно. Теперь горе и муки. Так ведь?

— Нет, не так.

— А что же?.. Увидел вас, и мое сердце...

— Не надо издеваться. Я все скажу, если вы...

— Если я пойму и оценю, да?

— Нет, если вы никому и никогда не откроете моей тайны. Даже родителям. Обещаете?

Надя посмотрела на него с удивлением, но согласилась:

— Хорошо, я буду молчать.

— От меня ушла жена, — сказал Вашенцев.

— От вас?! Это неправда, не верю!

— Как хотите, но это так.

— И взяла дочь? — помолчав, спросила Надя.

— Не совсем. Но может взять.

— Как же это, Олег Викторович? Почему же все говорят, что вы скоро привезете семью? Да вы и сами... слышала, говорили.

— А что мне делать? Доказывать: не я виноват — жена? Стыдно. Да и не поверят. Сомнительная личность, скажут. Но вам я открою все, Надюша. Только пойдемте, уже поздно. Да и простудиться на снегу можно.

— А вы не будете больше целоваться? — спросила Надя серьезно.

— Нет, не буду, — улыбнувшись, пообещал Вашенцев и снова взял ее на руки. Пройдя несколько шагов, он стал рассказывать: — Знаете, Надя, после женитьбы я на Север улетел. Ирина в Горске осталась. Ей два года еще учиться нужно было в институте. Я ждал, конечно, не мешал. Прилетел к ней в отпуск.. Вместе провели его. Тогда Леночка еще грудной была. Договорились после института жить по-человечески, вместе. А с ее работой решили уладить потом, глядя по обстоятельствам. Но вышло так, что она вдруг диссертацию писать начала. Прилетел я на другое лето в отпуск, а ее нет. Укатила с геологической партией куда-то под самую Колыму жизненность нового способа обнаружения вольфрама доказывать.

— И вам ничего не сообщила? — спросила Надя.

— Сообщила. Но разве от этого легче? Я со злости махнул тогда на Кавказ, в Хосту. Развеюсь, думаю, отдохну. Но не тут-то было. Посмотрел я, как порядочные люди живут, и еще обиднее мне стало. Потом снова — Север, холод, боевые тревоги и томительное ожидание нового отпуска.

На следующий год поехал в Сибирь сам. Больше недели по тайге путешествовал, пока разыскал. Но радости не было. Весь отпуск прошел в спорах. Я доказывал, что она совершенно не дорожит семейными узами и ничего не делает, чтобы они были прочными, как у других умных людей. Она же утверждала, что я не считаюсь с ее интересами, что вижу в ней только женщину. Всю последнюю ночь просидели; отвернувшись друг от друга, а утром разъехались. Ну и больше не виделись. Правда, в письмах еще немного ссорились. Потом и писем не стало. Даже не знаю, где она сейчас, что делает — тоже не знаю.

— Нет, я не смогла бы так, — сказала Надя. — Муж, ребенок — и вдруг... Нет, нет, она просто полюбила другого. А вы не догадывались?

Вашенцев неопределенно повел бровями:

— Не знаю. Все возможно.

— Точно. Я уверена, — сказала Надя.

Они обошли гору и выбрались на холм, за которым открывалась новая долина с оврагами и мелким заиндевелым ельником.

Забелины терялись в догадках. Солнце уже давно перекочевало из большой комнаты в кабинет Андрея Николаевича и готово было вовсе скрыться из виду, а дочь не появлялась. В который раз Екатерина Дмитриевна выходила на улицу и возвращалась ни с чем.

— Удивляюсь, — сказала она, с укором поглядев на мужа. — Как можно в такие минуты сидеть и раскуривать.

— А если я перестану курить, тебе легче будет? — спросил Андрей Николаевич.

— Меня возмущает твое спокойствие.

Но Забелин только с виду казался спокойным: помогала ему давнишняя армейская привычка. В душе же он беспокоился о дочери не меньше жены и успел уже позвонить летчикам и попросить у них аэросани, чтобы самому осмотреть окрестности. Только саней пока на месте не было.

Екатерина Дмитриевна в пальто и шляпе стояла в дверях кабинета и неотступно следила за каждым движением мужа. Он попробовал уговорить ее раздеться и не создавать паники, но тут же был вынужден отступить, осыпанный новыми упреками.

— Невозможный ты человек, Катюша, — сказал Андрей Николаевич. — Нет у тебя выдержки.

— Зато у тебя ее слишком много, — нервничала Екатерина Дмитриевна. — Уже мог давно курсантов послать на поиски. Неловко? Стесняешься? Позвони Вашенцеву. Он сделает все возможное. Я уверена.

— А ты уверена, что Надежда сейчас в степи?

— А где же ей быть?

— Ну, может, где в городе... У подруг, может, засиделась...

— У каких подруг! — опять вспыхнула Екатерина Дмитриевна. — От подруг она бы давно позвонила.

«Верно, — подумал Забелин, — от подруг она бы позвонила». И он стал прикидывать, что если с аэросанями ничего не получится, то придется ему выводить на поиски артиллерийский тягач. Конечно, было бы лучше, если бы дело не дошло до этого. Восемь лет назад Надя так же вот не вернулась домой: только не с прогулки, а из школы. Более трех часов они искали ее по улицам города. А Надя в это время преспокойно сидела на своей школьной сумке и смотрела фильм про каких-то диковинных птиц, который показывали кинолюбители во дворе своего дома. Но тогда Надя была ребенком, и все было понятно. А сейчас... Андрей Николаевич достал из стола карту и стал водить по ней карандашом, намечая маршруты для поиска.

Солнце спряталось за массивными корпусами училища, и только верхнее стекло в окне кабинета все еще поблескивало под яркими лучами. Раздался резкий звонок телефона. Андрей Николаевич взял трубку. Послушал и, оживленный, повернулся к жене.

— Ну вот, сейчас подадут аэросани.

— Слава богу, — вздохнула Екатерина Дмитриевна и первой заторопилась на улицу. Но едва успела она распахнуть дверь на лестничную площадку, как остановилась, испуганно всплеснув руками:

— Надюша!.. Доченька!..

Если бы Екатерина Дмитриевна вышла на улицу минут десять назад, она увидела бы, как маленький пегий меринок подволок к подъезду небольшие старенькие сани, как Вашенцев помог Наде выбраться из лохматого бараньего тулупа и потом долго тряс руку пареньку в заячьей шапке, который изо всех сил натягивал вожжи, чтобы удержать не желавшего стоять пугливого меринка. Теперь меринок скакал уже далеко в степи, и юный кучер весело размахивал над ним вожжами. А Вашенцев, поддерживая Надю под руки, помогал ей взойти на лестницу.

— Сюда, пожалуйста, сюда, — засуетилась Екатерина Дмитриевна, дрожа всем телом от испуга и радости. Она только что представляла себе, как Надя, разметав руки, лежит где-то в сугробе, как подбираются к ней голодные волки. И вдруг вот она, ее Надюша, живая, глазастая, с пылким румянцем на щеках, только не может идти без помощи.

— А что с ногой у тебя, боже?

— Ничего страшного, не волнуйтесь, — сказал Вашенцев, усаживая Надю на диван и поправляя на себе влажную от пота и снега куртку. — Просто небольшой вывих. Врач уже смотрел, велел несколько дней побыть в постели.

Екатерина Дмитриевна уже сама видела по бодрому настроению дочери, что с ногой и в самом, деле не очень опасно, и готова была расцеловать Вашенцева за его заботу и внимание. Она призналась даже, что совсем недавно в пылу тревоги просила мужа позвать на помощь именно его, Вашенцева.

— Верно, — подтвердил Забелин, выходя из своего кабинета. — Звони, говорит, майору Вашенцеву, и все. А вы тут сами... Это как же получилось?

— Да так, встретились... — замялся Вашенцев. — Степь большая. Мало ли что... четыре километра нести пришлось...

— Спасибо, Олег Викторович, от души.

В суматохе никто не обратил внимания, как далекий, рокочущий гул быстро нарастал за окнами. Лишь когда могучая звуковая волна вплотную прихлынула к стеклам и они мелко задрожали, Андрей. Николаевич сказал с иронией:

— Вот и спасательный экипаж на старте. Летчики знают, когда подать. Им сверху видно все...

Он хотел тут же одеться, спуститься вниз и отправить аэросани обратно, но Вашенцев сказал, что все это с удовольствием сделает сам, тем более что ему уже пора идти, так как надо непременно побывать в дивизионе.

— Благороднейший человек, — сказала Екатерина Дмитриевна, когда Вашенцев исчез за дверью и торопливые шаги его простучали на лестнице. Она помогла дочери снять ботинок и, ощупывая больную ногу, произнесла со вздохом: — Надо же, четыре километра на руках нес...

Надя хотела добавить: «А по какому снегу, мама». Но промолчала.