"Трудная позиция" - читать интересную книгу автора (Рыбин Анатолий Гаврилович)

11

Утром следующего дня первому курсу показывали боевую технику. На учебное поле, за казармы, был вывезен весь ракетный комплекс и развернут в таком порядке, как это делается обычно на стартовых позициях во время полевых учений. Курсанты третьей батареи стояли в одну шеренгу и наблюдали за действиями расчетов, сформированных из старшекурсников.

Мороз за ночь усилился, небо слегка посветлело. Все кабины станций, пирамиды решетчатых антенн и стальные каркасы пусковых установок с грозно вздернутыми в небо носами были хорошо видны на большом расстоянии. Курсанты стояли тихо, не разговаривая и не шевелясь, хотя мороз жал основательно. Они словно забыли обо всем на свете, увлеченные внушительным зрелищем, которого ждали давно и с нетерпением.

Крупенин стоял рядом с курсантами и тоже испытывал волнение. Все, что происходило здесь, напоминало ему о недавней службе на Севере, о тех напряженных днях, когда вместе со своим расчетом он оказался в схватке с иностранным самолетом. Правда, сейчас обстановка была иной, учебной, и Крупенин думал о том, как бы получше провести занятие, чтобы курсанты могли полнее представить работу техники и расчетов. Время от времени он поглядывал на Красикова и уже давно заметил, как тот высоко, по-гусиному, вытягивает шею, чтобы увидеть все происходящее на учебном поле. «Может, увлечется и дурные мысли из головы выбросит», — с тайной надеждой думал Крупенин.

Майор Вашенцев держался в стороне от курсантов, на большой гряде собранного бульдозерами и уже основательно заледеневшего снега. Иногда он неторопливо прохаживался, делая несколько шагов то в одну, то в другую сторону. Крупенин чувствовал, что Вашенцев исподволь наблюдает за ним и за Красиковым.

Между тем приготовления на учебном поле закончились, и Крупенин, попросив разрешения у руководителя занятий майора Шевкуна, стал рассказывать курсантам о работе и взаимодействии системы, о назначении каждого агрегата в отдельности. Он подводил курсантов то к одной кабине, то к другой, объяснял, что делают люди, которые в этих кабинах находятся.

— Ракетная техника, — говорил Крупенин, показывая на двукрылую антенну, которая, как беркут на взлете, возвышалась в самом центре учебного поля, — очень чувствительная и точная. Но точность эта достигается не сама по себе. Ракета попадает в цель, если ни в одном звенышке аппаратуры не будет никаких отклонений. А они могут возникнуть в любой момент и предупредить их в состоянии только человек, держащий руку на пульсе агрегатов. Командир части, где я служил до перехода в училище, всегда требовал: «Товарищи, врастайте в технику». Некоторые, конечно, улыбались: «Стараемся, уже пускаем корни». Но командир наш знал, что требовал. Ракетную технику мало хорошо изучить, мало освоить ее работу. С ней нужно слиться, быть ее душой. Вы это поймете, когда станете ее хозяевами. Сейчас же я хочу предупредить вас: не готовьте себя к легкости, помните, что в каждой летящей на цель ракете должно биться живое и умное сердце ракетчика.

Курсанты стояли тихо, не замечая холода, и Крупенин был рад, что убедил наконец начальство в необходимости такого занятия.

Когда курсанты подошли к пусковым установкам, Крупенин попросил майора Шевкуна распорядиться, чтобы подвезли ракету и показали, как она подготавливается к пуску. Шевкун пожал плечами:

— Не могу,Борис Афанасьевич.

— Ну как же так? — удивился Крупенин. — Тут и дел-то немного. Да и времени большого не надо — минуты.

Крупенин уже знал, что показывать молодым курсантам ракетную технику в действии начальство не разрешило, и теперь вся надежда была на Шевкуна, на то, что он, как руководитель занятий, проявит некоторую смелость. Но Шевкун вел себя весьма сдержанно: не хотел, вероятно, иметь неприятности и стеснялся, конечно, Вашенцева.

— А может, все-таки покажете? — продолжал упрашивать его Крупенин. — Это же для пользы дела, Иван Макарович...

— Да нет, зачем же самовольно? У меня приказ подполковника Аганесяна.

Вашенцев, услышав разговору спустился со своей снежной возвышенности, недовольно спросил:

— О чем спорите? Время-то идет.

— Да вот у командира батареи резонная претензия, — сказал Шевкун. — Требует показать, как готовится ракета к пуску.

— Ох, Крупенин, Крупенин, не можете вы без этих своих претензий, — сердито бросил Вашенцев. — Продолжайте вести занятие, не теряйте времени. Или откажитесь, обойдемся без вас.

Конечно, терять время на объяснения здесь, на учебном поле, было бесполезно. Это Крупенин понимал сам. Но понимал он и другое: как было бы хорошо показать молодым курсантам всю сложность и точность работы современной боевой техники.

Вашенцев ходил теперь за Крупениным неотлучно. Он словно опасался, как бы этот чересчур инициативный комбат опять не вздумал требовать того, что не было разрешено учебным отделом. Но тем, как знал Крупенин технику и умел убеждать курсантов, Вашенцев был доволен вполне. И он примирительно сказал ему:

— Ну вот. Что хорошо — то хорошо. А то ишь полезли в дебри. Нельзя же идти на поводу у курсантов. Они еще пуска ракет у вас потребуют!..

Когда общее знакомство с техникой закончилось, батарею разделили на взводы, и курсанты стали заходить в кабины, чтобы посмотреть экраны индикаторов и другую аппаратуру..

— Неужели и кабины будете показывать мертвыми, без тока? — спросил Крупенин майора. Тот опять пожал плечами:

— Понимаете, Борис Афанасьевич, даже пускать сюда не велено. Открыл, как видите, на свой риск. А уж насчет того, чтобы включить, извините...

Нет, не так рассчитывал построить это занятие Крупенин. Ему хотелось, чтобы курсанты увидели аппаратуру кабин в действии, поняли, каким образом появляется на экране цель, что требуется для того, чтобы не потерять ее среди различных помех и «ловушек», точно навести на нее ракету. Теперь, после почти полугодовой учебы, они уже могли бы кое в чем разобраться, и разобраться неплохо. А главное — их чувства, настроение... Какими уверенными и окрыленными ушли бы курсанты с этого занятия!

Вспомнил Крупенин, как сам он впервые попал в кабину, где работали операторы. Словно далекие звездные миры открылись перед ним на зеленом экране. Таинственными существами засуетились и поплыли, меняя формы, электрические импульсы. И сколько потом ни бывал он в кабине возле экрана, но первое впечатление от увиденного не ослабло у него до сего времени. Воспоминания раздосадовали Крупенина еще больше.

— Что же получается, Иван Макарович? Столько было разговоров и — вдруг?.. — опять подступил он к Шевкуну.

— Ну что я могу сказать вам, — ответил Шевкун уклончиво. — Есть же начальство, которое решает. И вот командир дивизиона тут. Пожалуйста, обращайтесь.

Вашенцев отозвал комбата за кабину и резко сказал ему:

— Безответственный вы человек, Крупенин.

— Почему безответственный, товарищ майор? Ну разве я плохое предлагаю?

— Поймите, Крупенин, у нас не институт, а военное училище, — словно школьнику, принялся объяснять Вашенцев. — Здесь порядок, дисциплина и программа, утвержденная командованием. И вообще... как это так: «Я прошу», «Я предлагаю». Что тут, профсоюзное собрание?

— Ну зачем так понимать, товарищ майор? Я сам в части проводил такие занятия с операторами. И мы показывали все, как в боевой обстановке.

— Не стройте из себя умника, Крупенин. Училище — это вам не часть. Лучше обратите внимание на дисциплину в батарее. И о своем поведении подумайте. Я уже говорил вам об этом не раз.

Посветлевший было городок снова затопила знобкая белесая масса. Как будто тяжелые, рыхлые облака, что лениво сгущались над пирамидами антенн и над лафетами пусковых установок, вдруг осели и растеклись по всему учебному полю.

Осмотр кабин закончился. Курсанты снова построились в одну шеренгу.

— Ну что, довольны? — спросил их Вашенцев ободряющим тоном, как бы в назидание стоявшему рядом Крупенину.

Курсанты молчали.

— Довольны или нет? — опять спросил Вашенцев.

— Оно, конечно, довольны, — с ужимкой ответил за всех долговязый Яхонтов. — Но не совсем, товарищ майор. Хотелось бы посмотреть, как все это крутится.

— А здесь не цирк, — обрезал его Вашенцев. — Что нужно, то посмотрели. А придет время, сами крутить все будете. Ясно?

И, не вдаваясь больше в разговоры, он приказал командирам взводов увести курсантов в казарму. Оставшись наедине с Крупениным, спросил его раздраженно:

— Слышали, что поет Яхонтов? Это с вашего командирского голоса.

— Что же, вы думаете, он своего не имеет?

— Не знаю, имеет или нет, но вас предупреждаю. И сегодня доложу о вас начальнику училища. Нельзя так дальше.

Крупенин ничего не сказал майору, а про, себя подумал: «Я тоже этого дела не оставлю. Я сейчас же, немедленно, пойду в управление училища и поговорю обо всем с начальником учебного отдела»...

В здании управления было тихо. Подполковник Аганесян сидел в своем кабинете, бодрый, подтянутый. Крупенина он встретил приветливо, подал ему руку, предложил стул, участливо спросил:

— Так что там у вас? Технику посмотрели? Настроение у курсантов хорошее?

— Настроение — не очень, — сдержанно ответил Крупенин.

— Почему?

— Не так получилось, как бы хотелось, товарищ подполковник. Этот показ почти не отличался от первого, который был в сентябре. Разница лишь в том, пожалуй, что тогда техника стояла в парках под крышей, а сейчас ее вывезли на учебное поле.

— Но разве плохо, что вывезли?

— Не плохо. Но техника-то стояла без действия. Даже тока в кабины не дали.

— Ну, видите ли... — Аганесян развел руками. — Во-первых, у нас лимиты на горючее и моточасы, на работу агрегатов. Это вы знаете. Во-вторых, о каких действиях может идти речь, если ваши курсанты еще толком азов не знают ни в радиоделе, ни в электротехнике.

— Да нет, кое-что уже знают, — возразил Крупенин. — Но мы слишком упорно держим первый курс в школьных штанишках, товарищ подполковник.

— Мы держим... — усмехнулся Аганесян. — Почему это мы? У нас приказы, директивы, учебный план, утвержденный начальством, за малейшее отступление от которого нас бьют и бьют основательно. А вы так легко рассуждаете... «школьные штанишки» и прочее. Неужели вам кажется, что в штабе округа и в министерстве не думают над этими вопросами? Думают, дорогой, много думают.

— И все же нам на месте виднее.

— Мы говорим — виднее, они говорят — нет. Кому верить, дорогой, не знаю.

— В идею верить надо, товарищ подполковник, — сказал Крупенин как можно спокойнее.

— В идею? — Аганесян туго сцепил руки и, облокотившись на стол, пристально поглядел на командира батареи. — А что вы, собственно, предлагаете? Чаще технику показывать?

— Дело не в том, чтобы чаще. Главное — показывать в действии, чтобы молодые курсанты смогли представить ракетную мощь и понять сложность своей профессии.

— Еще что?

— Еще хорошо бы разрешить молодежи ухаживать за техникой, чистить ее. Конечно, под присмотром специалистов и опытных командиров. В части с операторами мы делали это почти ежедневно.

Аганесян, поджав губы, нехотя покачивался на стуле, как бы говоря: ну, ну, дальше?

— Классные занятия некоторые с техникой увязывать можно, товарищ подполковник. Ну хотя бы изучение электрических двигателей переменного тока. Почему бы в конце этой темы не показать, каким образом подобные двигатели используются в ракетах? Можно даже продемонстрировать их работу. И вообще, по-моему, есть необходимость кое-что из программы второго курса перетащить на первый.

— Ай, как просто! Увязать, перетащить, продемонстрировать, и мы... ура, на Казбеке! Горячий вы человек, товарищ старший лейтенант. Джигит прямо. Кунак самому Кавказу. — Аганесян подвигал сцепленными пальцами, тяжело вздохнул и вдруг застыл в глубоком раздумье. — Вы понимаете, какое дело, Крупенин? Нельзя подходить к оценке учебного процесса в училище с позиций ракетной части. Там вы готовили солдат-операторов, а здесь мы готовим специалистов-офицеров. Им нужны большие теоретические знания. И если перегрузить программу первого курса практическим показом, то получится, извините, каша самая настоящая. Да и никто не позволит нам такую самодеятельность. Понимаете? Завтра же наедут комиссии, акты появятся, приказы, директивы.

Аганесян говорил искренне и очень убежденно. Уж кто-кто, а он-то знал хорошо, как некоторые проверяющие встречают подобные предложения. Им подавай лишь то, что записано в учебном плане от пункта до пункта. И правильно! А какая же цена будет плану, если каждый командир батареи начнет перекраивать его на свой лад? Теперь Аганесян в душе сожалел, что зря он вообще согласился выводить первый курс на учебное поле смотреть технику. Некстати этот Шевкун подвернулся ему со своими уговорами: ладно, дескать, давайте покажем.

— Знаете что, — сказал Аганесян, уставившись своими выразительными глазами на Крупенина, — не будем торопиться, дорогой. Поживем — увидим.

Крупенин недовольно поморщился.

— Ну ладно, — сказал Аганесян, слегка пристукнув по столу ладонями. — Я доложу о нашем разговоре начальнику училища. Но это ведь ничего не изменит. Уверяю...

В учебный корпус Крупенин пришел, когда там уже заканчивались занятия, последние перед обеденным перерывом. В классе, где сидели курсанты первого взвода, дверь оказалась приоткрытой, и старший лейтенант сразу увидел маленького Винокурова. Он стоял возле доски с куском мела в руке и решал задачу. Вид у курсанта был сосредоточенный, а цифры выводил он с таким усилием, что мел крошился под его пальцами.

— Скорость распространения электромагнитной энергии в пространстве нам известна, — говорил он громко, но без обычной своей бойкости. — Она составляет около трехсот тысяч километров в секунду. А посланный локатором импульс достиг цели и вернулся обратно за триста микросекунд. Требуется узнать расстояние от ракетной станции до обнаруженной цели...

Винокуров то принимался писать цифры, то быстро стирал их тряпкой и писал снова. Затем он приложил руку с зажатым мелом к туго наморщенному лбу и задумался в каком-то неожиданном сомнении.

Никто, пожалуй, из курсантов батареи не обладал такой настойчивостью в желании преодолеть трудности, как Винокуров. Удивительно мирно уживались в этом человеке две совершенно противоположные черты характера: веселое, почти беспечное балагурство и какое-то неожиданное упорство, когда этого требовали обстоятельства. Крупенин вспомнил, как месяца два назад, придя ночью в казарму, чтобы проверить службу дневальных, он увидел вдруг в ленинской комнате Винокурова за решением какого-то сложного уравнения. Командир батареи, конечно, отругал курсанта за самовольство и приказал немедленно лечь спать, но в душе порадовался за него.

Задача, которую решал Винокуров сейчас на доске, была, по мнению Крупенина, несложной. Однако у курсанта что-то не ладилось.

— А не кажется ли вам, что расстояние от локатора до цели получилось очень большим? — послышался голос преподавателя.

Винокуров поскреб затылок в раздумье, однако с места не двинулся и никаких поправок в решении не сделал.

«Ах, Винокуров, Винокуров, — досадовал Крупенин. — Забыл, что время-то дано в разных единицах. Ну вспомни же, вспомни».

— Тогда пусть поможет ему курсант Красиков, — сказал преподаватель.

Красиков объяснил:

— Винокуров ошибся в том, что данное ему время в микросекундах не перевел в секунды, поэтому результат при вычислении расстояния от локатора до цели получился нереальным.

— Верно, зеванул я, — досадливо поморщился Винокуров и хитровато ухмыльнулся: — Ну, это у меня всегда так перед обедом. Горючего, наверное, не хватает.

Курсанты засмеялись, а Крупенин подумал, что странно все-таки получается: Винокурову многое дается с трудом, и он не теряется, идет по своей дороге уверенно, не оступаясь, а вот Красиков все время мучается в раздумьях — есть у него призвание или нет, хотя и радиотехнику и другие предметы усваивает хорошо. «И кто мог внушить ему такую глупую мысль об отсутствии призвания? Какая чепуха!»

Неожиданно Крупенина кто-то взял за руку. Обернувшись, он увидел полковника Осадчего.

— А я ищу вас, товарищ старший лейтенант. Есть разговор. Давайте где-нибудь потолкуем.

Они пошли в глубь коридора и остановились у большого окна, подернутого легкой морозной наледью.

— Ну, что там получилось на учебном поле? — спросил Осадчий, ожидающе вздернув свои жесткие торчащие брови. — Не понравилось, что ли?

Крупенин стал рассказывать все, как было. Рассказал он и о своем разговоре с Аганесяном. Осадчий слушал внимательно, потом спросил:

— Послушайте, Борис Афанасьевич, а вы не могли бы изложить все это в письменном виде?

— Для кого? — удивился Крупенин.

— Для нашего учебного отдела.

— Но подполковник Аганесян не предложил мне этого.

— Ничего. А вы все-таки напишите. И дневник обещанный не забудьте. Жду...

Учебный корпус давно опустел. Взводы курсантов один за другим вышли во двор и направились к столовой.

— Что ж, пойдемте и мы обедать, — предложил Осадчий и уже на ходу, за дверями подъезда, настойчиво повторил: — Только вы напишите обязательно, Борис Афанасьевич. Слышите?

— Хорошо, напишу, — пообещал Крупенин и подумал: «Оно, может, и правильно. Слова словами, а когда все. изложено в рапорте — это совсем другое дело».

Винокуров выскочил из-за стола первым, не подождав даже своего приятеля Яхонтова. Он знал, как только Яхонтов управится с обедом, сейчас же заведет: «Ну что, Саня, угадал ты здорово насчет приобщения первого курса к технике. Прямо пророк». Конечно, Винокуров мог бы возразить ему, что нельзя сразу рассчитывать на полный осмотр такой сложной аппаратуры, что надо иметь некоторое терпение. Но, во-первых, он сам был удручен тем, что ничего толком не увидел, кроме антенн и каркасов пусковых установок. Во-вторых, после резких слов майора Вашенцева «А здесь не цирк. Что нужно, то посмотрели» он вообще теперь не знал, удастся еще хоть раз побывать на учебном поле до конца первого курса или нет.

«А впрочем, ничего плохого не произошло, — старался успокоить себя Винокуров. — В кабины все-таки заглянули. Да и старший лейтенант Крупенин рассказал такое, чего еще никогда не рассказывал».

Из столовой вышел курсант Богданов. Поправив посаженную на затылок шайку, он с удовольствием вытащил из кармана нераспечатанную пачку «Беломора» и по-хозяйски, деловито размял папиросу.

— Разреши-ка... я закурю? — попросил Винокуров.

— Да ты же не куришь! — удивился Богданов..

— Побалуюсь малость.

— Ну-ну. Только не задохнись с непривычки. Это бывает.

У крыльца появились еще несколько курсантов и с ними — Яхонтов, неторопливый, степенный. Увидев Винокурова, он сразу направился к нему.

— Ты что это, Саня, вылетел из столовой, как воробей из амбара? К ракетам опоздать боишься, что ли?

«Ну вот, начинается, так я и знал», — подумал Винокуров. Он проворно отбил каблуком кусок льда на дорожке и толкнул его носком под ноги Яхонтову.

— А ну принимай, Серега!

Яхонтов, не раздумывая, направил ледышку к Богданову, тот — обратно к Яхонтову. Но Яхонтов или повернулся слишком круто, или засмотрелся вдруг на улыбнувшуюся в окне молодую официантку, только удержаться на ногах не сумел и под общий хохот растянулся на скользкой дорожке.

— Ох и враг ты, Саня, — потирая ушибленную ногу, обидчиво выговорил Яхонтов.

— Да разве враг-то я? — быстро, как всегда, нашелся Винокуров. — Это же закон притяжения. А будь ты, к примеру, на Луне, опустился бы лебедем. Одно удовольствие.

— Ладно, ладно зубы-то заговаривать. Мастер больно. Отряхни-ка меня лучше.

— Это пожалуйста. — Винокуров снял перчатку и принялся обмахивать Яхонтова. — А ты все же согласись, Серега, неплохо бы почувствовать себя в шесть раз легче, как на Луне. Подпрыгнул бы сейчас — и мигом на крыше столовой.

— Здорово ты, однако, подсчитываешь, — усмехнулся Яхонтов. — Точь-в-точь как сегодня в классе.

— Но я же приблизительно.

Разговор перебил старшина. Он торопливо и зычно скомандовал:

— Кончай курить! В колонну, по четыре, ста-а-но-вись!

С первых шагов батарея взяла свой обычный, строевой темп. Только с песней что-то не получалось: начали вяло и вразнобой, и старшина приказал прекратить.

В казарме, перед тем как лечь отдыхать, Винокуров достал из тумбочки блокнот, который завел еще в школе, в девятом классе. В блокноте — схемы различных ракет и пояснения, сделанные учителем физики — руководителем школьного кружка юных техников.

— Ты над чем колдуешь? — спросил Яхонтов, заглядывая в блокнот приятеля. — Задачу решаешь, что ли?

— Ага. Орбиту вокруг Луны рассчитываю.

— Нет, правда?

— Показать тебе хочу, какие мы ракеты в школьном кружке делали.

— Покажи, покажи. Деловой ты, Саня, человек. И схемы у тебя, как у инженера. А вот насчет разговора Крупенина с майором Шевкуном ты все же соврал мне.

— Зачем же! Какой мне интерес? — Винокуров опустил блокнот и серьезно посмотрел на Яхонтова. — Прямо так и говорил старший лейтенант, что первый курс должен быть ближе к технике, что надо пересмотреть с этой целью нашу учебную программу.

— А майор как реагировал?

— Вот этого я не понял.

— Ничего ты, Саня, тогда не понял. Фантазии у тебя много. Начитался.

— Ну, можешь не верить, дело твое, — сказал, вздохнув, Винокуров. — А между прочим, гидростанция на Енисее, о которой ты рассказывал, тоже была когда-то фантазией. И еще, Серега, имей в виду, Ленин говорил, что фантазия есть качество величайшей ценности.

Яхонтов удивленно взглянул на Винокурова:

— Чего это ты переключился?

— Да вот интересно получается. Повидал ты Енисей, в тайге побывал, а вот медведя не поймал.

— Хороший ты парень, Саня, находчивый.

— А меня, Серега, дед учил: «Держись ершом, Сашка, в любой речке».

— Толково учил, — улыбнулся Яхонтов.

Появился Красиков, молча вынул из тумбочки мыло, взял полотенце и направился умываться.

— Давай, давай, Коля, смывай грехи-то, — бросил шутливо Винокуров. Но Красиков даже не обернулся.

— Послушай, Саня, — сказал приятелю Яхонтов. — Возьми-ка ты его на буксир как соседа.

— Не выйдет, — замотал головой Винокуров.

— Почему?

— Ни один трос не выдержит.

— Да я же серьезно тебе говорю.

— И я серьезно. Ты же видел, какой он ко мне ласковый.

Яхонтов весело подмигнул:

— А ты понастойчивее, как дед учил.