"На самолете в Америку" - читать интересную книгу автора (Стерлигов Владимир Васильевич)

В ОБРАТНЫЙ ПУТЬ

— Дальше я расскажу вам сам, — сказал брат и спрятал тетрадку.

— Шестаков и я вытаращили глаза, когда увидели дядю Тома и Фуфаева с бурятом.

Откуда они его взяли?

Бурят был так грязен, что подойти страшно.

Говорят, у них такой обычай: кто грязней, тот главней. К самому главному, я думаю, совсем не подойдешь.

Бурят бегает вокруг самолета и все хлопает себя по замасленным коленкам, удивляется.

— Ай! какой большой птиц! Ай! какой большой сломайла!

Он тычет пальцем в сломанные шасси. А мы все бегаем за ним и расспрашиваем.

— Где мы?

— Как выбраться?

— Далеко ли?

Наконец он бросил бегать и все нам рассказал.

Правда: мы в долине реки Заза: до ближнего села, Сосново-Озерска, — 80 километров. А буряты приезжают сюда раз в год за много километров косить сено. Они как раз собирались везти сено в село, да шайтан помешал.

Bo-время поймали бурята Фуфаев и дядя Том.

Но что же нам дальше делать? Бросить самолет и итти пешком до Сибирского тракта? Невозможно. Нельзя оставить дорогие приборы и инструменты, а с собой их не унести.

Мы не знаем, как быть.

Опять набросились на бурята.

— Довези нас, голубчик, как-нибудь на своих телегах до этого самого Сосново-Озерска.

Но бурят не соглашается. Хлопает себя по коленкам, приседает и все твердит:

— Ай! не могу! Не могу! Не могу! Сено дорого! Сена нет!

Ну что делать с ним? Мы ему и деньги суем и всякие блестящие предметы, а Фуфаев даже свои перламутровые запонки хотел ему подарить.

Не соглашается бурят — да и только. А чтобы вещи не соблазняли, так он даже руками лицо закрыл.

Тогда Шестаков рассердился и написал что-то в блокноте, вырвал листочек и тычет буряту в руку.

— На, смотри: вот тебе расписка, понимаешь... Вот я пишу: когда ты приедешь в Сосново-Озерск, тебе сейчас же и за сено заплатят и за труды, а хочешь, — и все твое сено привезут. На, бери!

Уговорили все-таки. Бурят ушел.

К вечеру едут четыре бурята на трех телегах. От радости мы чуть не бросились обнимать их.

Доверху нагрузили телеги самыми ценными приборами и мелкими частями самолета и ночью тронулись в путь.

Телеги уже далеко уехали, а мы никак не можем отойти от самолета.

Жалко оставлять его в тайге.

Так и пошли, точно товарища бросили.

Дороги никакой нет. Едем прямо по буграм. Чуть тащимся. Темно — как и в прошлую ночь, друг на друга натыкаемся.

Туман. Мы идем позади телег и молчим. Будто хороним кого-то.

Как же теперь быть? Как мы теперь в Москву покажемся?

Разве легко перенести такой позор? Н е  д о л е т е л и! Упали!

Нет. Лучше умереть, лучше совсем не возвращаться в Москву. Или вот что: добиться в Москве, чтобы второй раз снарядили экспедицию...

К вечеру второго дня есть стало нечего: яйца съели, а от булок и помину нет. У бурят у самих есть нечего.

Дядя Том лезет в свою корзинку и вытаскивает две плитки шоколада. Приберег все-таки.

Мы получили по маленькому кусочку шоколада.

Но что такое маленький кусочек шоколада?.. Мы хотим есть. Крокодила бы съели!

— Погодите, — говорит дядя Том, хватает ружье и исчезает в чаще.

Через некоторое время раздаются подряд два выстрела.

— Ну должно быть крокодила убил, — говорит Фуфаев. — Вот поедим!

Но когда появился дядя Том — в руках у него был крохотный бурундучок, маленькая белочка.

Вот все, что подстрелил дядя Том...

Идем три солнца, как говорят буряты, значит три дня, и, наконец, приходим в Сосново-Озерск.