"Резервный космодром" - читать интересную книгу автора (Ливадный Андрей Львович)

Глава 5

Система Алексии. 5 часов 30 минут утра…

На орбитах царил хаос.

Иначе картину, открывшуюся взгляду, обрисовать невозможно.

В одной световой секунде от планеты медленно маневрировал чуждый корабль, выдвинувший, будто щит, две многокилометровые ремонтные платформы, на фоне которых разум мнемоника воспринимал тысячи непонятных, принадлежащих неизвестным механизмам сигнатур.

Между Алексией и чуждым кораблем происходило хаотичное коловращение масс множества крупных и мелких обломков. Здесь смешалось все — и уродливые, исковерканные секции уничтоженной станции гиперсферной частоты, и обломки спутников, и фрагменты брони титанического корабля, вырванные ответным ударом батарей систем противокосмической обороны планеты.

Кроме картин, формирующихся на голографических экранах, расположенных вокруг вращающегося пилот-ложемента, личное восприятие мнемоника накладывало на обломки изрядное количество сигнатур: кое-где еще работали аварийные системы, подключенные к автономным источникам питания, в центре своеобразного «облака», которому чуть позже суждено растянуться по орбитам, пылало жаркое пятно радиоактивности от разрушенного реактора станции ГЧ.

Рощин, за истекший час совершавший уже второй вылет, подумал, что большинство обломков, особенно те, что до сих пор проявляют энергетическую активность, следует использовать в двух целях — во-первых, как временные ориентиры, во-вторых, как маскирующие элементы. В том, что после удара по платформам им придется с боем отступать к планете, капитан не сомневался. Здесь работала уже не интуиция, а здравый смысл, помноженный на знания и опыт.

Агрессивное поведение инопланетного корабля, отсутствие на борту живых существ, позволяли с высокой долей вероятности предположить, что в систему Алексии вторгся роботизированный комплекс неизвестной ранее цивилизации. Для Рощина в данный момент такое понимание являлось исключительно важным. Он уже наблюдал и пережил сброс аппаратов, аналогичных штурмовым носителям, однако ни сами посадочные модули (сбитые зенитным огнем РК-5), ни сервомеханизм, встреченный на подступах к резервному космодрому не показались Вадиму устройствами, выходящими за рамки определенных технологий, некоего стандартного набора технических решений, если не прояснивших, то, по крайней мере, обозначивших техническую логику неизвестных ему существ.

Подобные размышления вели к единственному важному в данный момент выводу, — корабль наверняка оснащен средствами ПКО, в состав которых входят мобильные аппараты, аналогичные нашим аэрокосмическим истребителям.

Знать бы заранее, как они выглядят, проанализировать сигнатуры, понять, откуда возможен их старт, чем вооружены?

Слишком много безответных вопросов не внушали оптимизма.

Режим полной маскировки стирал, вычеркивал из глобального восприятия сигнатуры собственных машин, все же Фрич на совесть потрудился над тонкой отстройкой фантом-генераторов, — Рощин лишь догадывался по траекториям некоторых обломков, что они — ни что иное, как «Стилетто», сближающиеся с противником для проведения штурмовки.

Внутреннее моральное напряжение возрастало с каждой секундой.

Машинально управляя «Х-Страйкером» он искал на фоне растущей в подробностях, все более и более ярко выраженной общей сигнатуры корабля противника, те отдельные элементы, что могли быть ассоциированы сознанием как элементы противокосмической обороны.

Конечно, Рощин прекрасно понимал: шесть «Х-Страйкеров» не в состоянии подавить все огневые точки, обеспечить стопроцентное прикрытие штурмовых групп, но делал что мог, пытаясь предугадать развитие ситуации.

* * *

Майор Сабуров чувствовал себя в рубке «Стилетто» не вполне уверенно. Пять тренировочных вылетов, да отработка основных маневров в виртуальной реальности — плохая замена реальному боевому опыту.

Еще на земле Сабуров начал действовать, находясь состоянии аффекта, когда своими глазами увидел уничтоженный космодром, остекленевшие воронки, оставшиеся от позиций батарей противокосмической обороны; последним и самым болезным ударом по психике майора стало известие о смерти командира, и ощущение непосильного бремени ответственности, что легло на его плечи.

Решение о немедленном ответном ударе силами трех неполных эскадрилий, сейчас, на ближних подступах к объекту атаки уже не казалось ему здравым, — тысячу раз был прав этот, только что прибывший капитан, — за час броню и поврежденные системы инопланетного корабля вряд ли восстановят, а вот подробный анализ отсканированных во время дерзкого рейда «Тени» сигнатур, позволил бы им заранее подготовиться к возможным угрозам.

Поздно.

Минута до начала атаки.

Вражеские системы слежения уже наверняка акцентируют внимание на странных обломках, чьи траектории хоть и не ведут к столкновению с платформами, но проходят в опасной близости от них.

Нервы… Нервы не выдерживали напряжения неопределенности.

Сабуров не собирался отменять атаку, но допустил непростительную ошибку, начав ее на тридцать секунд раньше…

Противник отреагировал мгновенно.

Две гигантские платформы и прячущийся за ними дискообразный корабль, оконтуренный по периметру непонятной «бахромой» таинственных спиралевидных образований, внезапно словно подернулись дымкой, подсистема анализа целей тут же дала увеличенную картинку на лобовые секции голографических экранов, — из сотен отверстий, открывшихся в обшивке платформ и корабля, в космос мощными гейзерами (иного сравнения на ум не пришло) выбрасывало сотни тысяч, если не миллионы небольших, одинаковых по форме кристаллических частиц, которые тут же, не сталкиваясь и не создавая хаоса, начали равномерно распределяться в пространстве, как бы укутывая корабль иной цивилизации дополнительным слоем материальной защиты…

Что делать?

Первые вспышки массированных ракетных запусков уже сорвали защиту фантом-генераторов, демаскировали «Стилетто».

Нет, останавливать атаку нельзя, ее нужно развивать…

Тонкому почти эфемерному слою кристаллов не остановить мощных, выпущенных с короткой дистанции тяжелых ракет.

Словно в ответ на мысль майора равномерно распределяющаяся масса кристаллов вдруг начала уплотняться по курсу траекторий выпущенных боезарядов.

Сабуров отдал мысленный приказ:

— Внимание, меняем тактику! Приказываю начать обстрел платформ тактическими ракетами! Запуск на усмотрение пилотов. После реакции кристаллов, бить в образовавшиеся бреши оставшимися «Пилумами»!

Майор правильно предугадал реакцию защитного облака частиц: как только «Стилетто» первой эскадрильи обозначили себя множественными запусками тактических ракет, кристаллы тут же пришли в движение. Собираясь в плотные группы, они ринулись на перехват реактивных снарядов; в «вуали», закрывающей корабль и ремонтные платформы, образовались прорехи, и тут же со стороны штурмовиков последовал повторный массированный залп тяжелых, рассчитанных на поражение брони крейсера боезарядов.

Казалось, командир сделал все, что в его силах, обеспечив успех атаки в рамках внезапной, непредвиденной ситуации, но кристаллов оказалось слишком много — те, что еще оставались в «резерве» ринулись на перехват тяжелых ракет, еще мгновенье и к сверкающим в космосе вспышкам добавились первые всплески адского пламени, — это взрывались разгонные блоки не успевших разделиться боевых частей усовершенствованных «Пилумов».[49]

Половина ракет оказалась сбита в течение нескольких секунд, но часть стартовавших «Пилумов», выпущенная с небольшой задержкой, все еще двигались к цели. Некоторые из них, оснащенные термоядерными боезарядами, должны отреагировать на попытку перехвата, расчистив путь самоликвидацией боевых частей.

Однако все происходило иначе. Внезапно появившиеся новые группы кристаллов, отреагировав на запуски, мгновенно образовали сотни дополнительных «уплотнений», уничтожая вторую волну ракет путем столкновения с ними.

Сабуров почувствовал, как холодок метнулся по спине. Атака была сорвана.

Устранив непосредственную угрозу базовому кораблю, наполнив космос множеством новых обломков, микроскопические частицы устремились на перехват штурмовиков.

Сабуров уже утратил командный контроль над ситуацией, он растерялся, и тут же поплатился за секундное замешательство.

…Рой кристаллов несся на его машину, майор отреагировал слишком поздно и попытка маневра с его стороны не увенчалась успехом, — скопление металлических частиц, по которому Сабуров открыл огонь, одновременно уводя машину с гибельной траектории, рассыпалось на отдельные фрагменты, перекрыв все вероятные курсы маневрирования, затем раздались частые удары по броне, и космос вдруг начал бешено вращаться — «Стилетто», пораженный сотнями попаданий, внезапно потерял управление…

* * *

Находясь в прикрытии, Рощин не расслаблялся ни на секунду.

Внутренний взор опытного мнемоника разом «схватил» не столько саму картину происходящего, сколько ее смысл, принцип, на котором строилась оборонительная система инопланетного корабля.

Способность воспринимать энергии, в сочетании с молниеносной реакцией рассудка, тут же открыли ему суть явления.

Мгновенное сканирование полностью подтвердило интуитивную догадку, — кристаллы оказались носителями сложной структуры, которая при сканировании выглядела как микро электромеханическое устройство, оснащенное собственным малым источником энергии, что позволяло кристаллам изменять собственный вектор магнитного поля под воздействием управляющего луча… На борту инопланетного корабля работали мощные источники электромагнитных полей, одни, фокусируясь, заставляли кристаллы собираться в плотные группы, другие придавали им ускорение, третьи воздействовали на частицы таким образом, что те вдруг изменяли порядок построения, равномерно распределяясь по площади.

Все происходило в течение считанных мгновений.

Рассудок мнемоника на пике своих возможностей работал быстрее и эффективнее любого бортового компьютера, Рощин распознал суть явления, и тут же вышел в эфир, передавая приказ штурмующим эскадрильям:

— Всем «Стилетто» отходить к планете! Использовать кормовые эмиттеры активного щита!

Первая часть отданного приказа (как казалось Рощину в тот миг) выводила штурмовики из-под удара, — управлявшие кристаллами электромагнитные поля затухали, теряли характеристики с увеличением расстояния до их источника, однако уже получившие импульс ускорения металлические частицы, по-прежнему представляли серьезную угрозу, — в большом количестве они могли серьезно повредить даже мощную броню «Стилетто», и потому вторая часть короткой фразы информировала пилотов об одном из средств противодействия…

Вадима до дрожи поразила эффективность и простота защитных систем противника. Меняя конфигурацию электромагнитных полей, инопланетный корабль был способен манипулировать кристаллами, выстреливая их на перехват целей, или выстраивая некий «ложный корпус» — десятки, если не сотни возможностей боевого применения небольших по размерам частиц на миг заставили его усомниться в уязвимости исполина…

Из миллисекундного шока его вывела губительная картина: «Стилетто» с бортовым номером «1» попал под удар «роя», мгновенно получив критические повреждения.

Секунда… Вторая… Изрешеченный штурмовик продолжал двигаться, потеряв управление, отстрела спасательной капсулы с пилотом не произошло.

Отдав мысленный приказ, Рощин бросил два «Х-Страйкера», оборудованных мощными буксировочными захватами, на спасение машины Сабурова, а сам, вернувшись к трезвой оценке ситуации, полностью погрузился в киберпространство.

Пилоты первой и второй эскадрилий, выполнив приказ, уходили к Алексии, выпущенные им вдогонку кристаллы сгорали в зоне действия активных энергетических щитов.

Ситуацию, сравнимую с разгромом, нужно было немедленно спасать. Первая, неудачная попытка атаки не исчерпала боевых возможностей «Стилетто», — приняв командование, Рощин передал короткие инструкции пилотам, вновь акцентируя внимание на зоне ближнего космоса.

Тысячи не отработавших свои программы кассетных боеприпасов дрейфовали в пространстве, смешавшись с частицами, защищающими вражеский корабль, кроме того, в непосредственной близости от платформ сканировалось семь термоядерных зарядов, с поврежденными разгонными блоками.

Разум боевого мнемоника взаимодействовал с кибернетическими компонентами не достигших целей, разрушенных ракет, передавая им инструкции к действию — секундой позже, нарушая целостность выстроенного «роем» щита, внезапно «ожили» реактивные снаряды: оснащенные собственными двигателями, они, подчиняясь воле галакткапитана, вновь ринулись к цели.

Умопомрачающая картина смешения различных сигнатур запросто могла свести с ума неподготовленного человека: реактивные снаряды включали двигатели и тут же взрывались, пораженные микрочастицами «роя», в пространстве «полыхали» видимые только мнемонику мощнейшие источники электромагнитного излучения, казалось попытка Рощина возобновить атаку обречена на провал, но он добился желаемого результата — большинство кристаллов отреагировало на угрозу, вновь нарушив упорядоченное построение, в «ложном корпусе» образовались бреши, и тогда галакткапитан отдал дистанционный мнемонический приказ на подрыв термоядерных зарядов, дрейфовавших в опасной близости от ремонтных платформ противника.

Неистовое пламя плазменными протуберанцами метнулось среди покореженных элементов, сжигая, плавя все, что попадалось на пути: кристаллические частицы испарялись, либо превращались в бесформенные и уже трудно управляемые комья, досталось и обшивке платформ, — с нее плазменным вихрем снесло большинство надстроек, часть отверстий, откуда продолжали появляться новые частицы «роя», попросту заплавило, изнутри, взламывая обшивку платформ, ударило несколько взрывов, но главного результата добиться все же не удалось, — генераторы электромагнитных полей продолжали работать.

Довершить начатое необходимо сейчас, немедленно, иначе все усилия пропадут зря…

Частицы «роя» уже не так опасны, — метнулась мысль, — нужно возобновить атаку, пока платформы остались без надежного прикрытия…

Решение пришло мгновенно.

Рощин, выйдя на командный канал связи, отдал приказ, — поврежденным машинам уходить на космодром, остальным атаковать хорошо различимые на фоне иных сигнатур источники электромагнитного излучения, управляющие частицами защитного роя.

На его призыв откликнулось всего девять тяжелых машин, не считая оставшихся в распоряжении капитана четырех «Х-Страйкеров».

* * *

Вторая волна атаки развивалась не менее стремительно и драматично, чем первая.

Штурмовики легко прошли порванный в клочья, уничтоженный термоядерными взрывами заслон кристаллов, тяжелые машины проскочили мимо платформ; лазерные установки и плазмогенераторы «Стилетто» тут же проявили себя мощными, разрушительными залпами. Пилоты, подчинившись Рощину, восприняв его логику, выжигая расположенные в структуре обшивки «диска» генераторы электромагнитных полей, и тут же, совершив боевой разворот, уходили на безопасную дистанцию, защищаясь от ударов металлических частиц постановкой активных щитов, основанных на использовании логрианских технологий.

Подобная тактика в считанные минуты исчерпала бы бортовой энергоресурс «Фантома» или «Х-Страйкера», но для «Стилетто», оснащенных аннигиляционными реакторами, стремительные атаки с применением генераторов плазмы и столь же быстрый отход под прикрытием щита высоких энергий, не вызывали затруднений.

Третья эскадрилья под командованием Рощина все еще держалась в стороне, отбивая редкие атаки со стороны отдельных скоплений кристаллических частиц.

Одна из платформ не выдержала штурмовки — ее корпус вдруг начал разламываться, большая часть конструкции, получив в момент деформации незначительный импульс ускорения, начала дрейф в сторону от инопланетного корабля, второй фрагмент задел обшивку исполина, и стал сминаться, увеличивая пробоину в корпусе «диска».

— Пилотам штурмовых групп — возвращаться на базу!

Рощин чувствовал — нельзя зарываться, — энергоресурс штурмовиков тоже не бесконечен.

В следующий миг, подтверждая его интуитивные опасения, в пространстве боя появились истребители противника.

Космические аппараты вырвались из зоны кипящих энергий, устремившись на перехват «Стилетто».

Три десятка истребителей роя (так мысленно окрестил их Вадим) имея преимущество в скорости перед совершающими маневр входа в атмосферу штурмовиками, по всем расчетам легко догоняли их.

Лишь четыре «Х-Страйкера», еще не принимавшие участия в схватке, не израсходовавшие боезапас могли если не остановить, то отвлечь их.

Вадим ждал чего-то подобного, потому и держался в стороне, чтобы иметь хоть малый резерв на случай непредвиденного обострения ситуации.

Он бросил свой «Х-Страйкер» на перехват машин противника, которые уже произвели плазменный залп по уходящим в атмосферу штурмовикам.

Атака по раскладу сил являлась самоубийственной, но существовал ли у него иной выбор? Вадим, прекрасно зная особенности «Стилетто», понимал, что штурмовики сейчас интенсивно гасят скорость, убрав под защиту корпуса все бортовое вооружение, их маневренность на коротком, рискованном участке траектории входа в атмосферу значительно снижена, и если позволить вражеским истребителям сократить дистанцию, то повторный залп плазмогенераторов станет фатальным для большинства «Стилетто».

Бросив «Х-Страйкер» на перехват истребителей Роя, он прекрасно отдавал себе отчет, что смертельно рискует. У четырех машин прикрытия был лишь один шанс, одна попытка, и нужно сказать они использовали ее в полной мере: «Х-Страйкеры» залпом выпустили весь оперативный ракетный боезапас по не успевшей рассредоточиться, все еще двигавшейся в плотном построении группе вражеских машин, и тут же форсировали двигатели, сокращая дистанцию до вхождения в зону эффективного огня импульсных орудий.

Их атака, произведенная из-под прикрытия маскирующих полей, оказалась столь внезапной и эффективной что половина вражеских машин опоздала с противоракетным маневром. В космосе вновь засверкали частые, режущие глаз вспышки, сопровождаемые всплесками энергий, — четыре «Х-Страйкера» проскочили облако обломков, мгновенно отработали двигателями коррекции, разворачиваясь в пространстве,[50] и, удаляясь, окрыли ураганный огонь из импульсных и лазерных орудий.

Рискованный маневр достиг своей цели: бросив преследование «Стилетто» истребители Роя начали перестроение, однако добрая половина машин уже не годилась для боя, ракетные попадания серьезно повредили их, вынуждая к отступлению — часть группы сломала строй, стремясь «дотянуть» до уцелевшей ремонтной платформы, все еще прикрывавшей огромную брешь в дискообразном корпусе инопланетного корабля, и лишь полтора десятка машин легли на атакующий курс, стремясь настичь «Х-Страйкеры».

Бой в космосе на коротких дистанциях явление редкое, почти уникальное, по крайней мере так утверждали канонические учебники, однако конструктора Корпоративной Окраины по всей видимости придерживались иной точки зрения: «Х-Страйкер» являлся превосходной машиной ближнего боя, его мощное вооружение, состоящее из четырех лазеров и четырех импульсных орудий, уже не раз превосходно показывало себя при стремительном огневом контакте в пределах «прямой видимости», — вот и сейчас несколько машин противника разлетелись обломками, не успев произвести прицельного плазменного залпа, остальные резко отклонились, выходя из конуса атаки.

Исход схватки решила маневренность машин.

«Х-Страйкеры» придерживаясь построения «парами» вынужденно отработали двигателями ориентации, осуществляя очередной разворот на пределе допустимых для человека возможностей машины, в то время как беспилотные истребители противника, произвели резкое торможение с мгновенной сменой курса.

В результате Вадиму пришлось резко бросить истребитель к планете, мимо проносились сгустки плазмы, лазерные лучи задевали броню, оставляя глубокие шрамы, один из оружейных пилонов крестообразного крепления внезапно отделился и начал стремительно удаляться, на голографических экранах появились десятки предупреждающих надписей, свидетельствующие о полученных повреждения, а он все еще доворачивал на противника, почти теряя сознание от перегрузок.

Страшная картина открылась его взору: два «Х-Страйкера», разваливаясь на части, падали к планете, и только он, да ведущий второй пары сумели завершить разворот.

Недоработка конструкторов, — мертвая зона в корме истребителей, защищенная лишь одним лазером, давала неоспоримое преимущество истребителям Роя, которые, разделившись, атаковали сразу с нескольких направлений.

— Иноземцев, уходи! Приказываю!

Рощин бросил машину в атаку, мнемонически он находился сейчас одновременно в двух критических подсистемах — коррекции двигателей и управления огнем.

Индикатор заряда накопителей энергии и счетчик боезапаса импульсных орудий стремительно падали к нулевой отметке, за пятнадцать секунд он успел поразить четыре машины противника, довернуть к спасительной атмосфере, и в этот миг его истребитель достали сразу несколько прицельных лазерных залпов.

Последнее, что запечатлело сознание мнемоника, была сигнатура отработавшей в автономном режиме аварийно-спасательной катапульты, вырвавшая пилот-ложемент из обломков «Х-Страйкера».

Он падал навстречу шару планеты, уже практически не воспринимая реальность.

* * *Алексия. Старая дорога у леса…

В ее душе, где когда-то царила восторженная заря юности, полная нежных красок предвкушения яркой и необычной жизни, неординарной судьбы, удивительных открытий и свершений, которые еще предстояло осуществить, вот уже на протяжении нескольких лет сгущались зловещие сумерки.

Инга не верила никому и ни во что.

Она что было сил сопротивлялась собственным предрасположенностям, гасила, давила их, как могла, находя покой в одиночестве, подкармливая увядшие мечты необоснованным риском головокружительных ночных поездок при отключенном автопилоте, стремилась доказать себе самой, что жизнь возможна и без техногенной среды, а отдельные ее компоненты, воспринимаемые, как неизбежное зло, способны подчиниться обычному человеку.

Странная позиция, полная комплексов и фобий. Для молодой женщины жизнь в постоянной конфронтации с собственной душой и рассудком, постепенно становилась нормой, прежние мечты и чаяния окончательно увядали, превращаясь в презираемые призраки, она часто бывала необоснованно зла, и придумывая разные оправдания своему поведению, потому что в глубине души все еще сопротивлялся призрак той Инги, что несколько лет назад уверенно смотрела вперед, мечтая о чистой любви и удивительных открытиях.

Грязная жизнь коснулась ее, толкнула грубо и больно, от полученного удара реальность как будто вывернулась наизнанку, пошатнувшийся разум не сумел найти точку опоры, и вслед в пропасть сорвалась душа…

Мир машин постепенно стал ее врагом.

Мир людей представлялся скопищем лжецов, спрятавших свою истинную сущность под масками.

Она бежала сюда, и жила, как в затянувшемся страшном сне, ожидая, что ее все же найдут и уничтожат.

И вот мир машин, которого она так опасалась, внезапно вторгся на просторы Алексии, навис над планетой громадой чуждого корабля, вспахал землю воронками, обострил все отрицательное, что копилось внутри, стер очарование единственного вечера, когда ее душа после многолетнего перерыва, робко, настороженно соприкоснулась с душой мнемоника — спокойной, открытой, не несущей зла.

Ей на миг показалось, что прошлое обратимо, но словно в издевку, ставя жирный крест на очнувшейся надежде пришла нежданная беда, и опять ее принесли машины, как будто ни одно существо во вселенной не в состоянии прожить без них…

Пережитое потрясение сорвало все защитные вуали, в которые так старательно куталась душа, освободило разум, дремавший под гнетом строгих запретов, когда она, затаив дыхание, следила за яркими, похожими на пылающих фантастических птиц сигнатурами, что взмывали в хмурые предрассветные небеса, навстречу неизведанному сонмищу пришлых механизмов.

Что-то случилось с ней пока «Стилетто» и «Х-Страйкеры» круто уходили ввысь, растворяясь в бледных красках рассвета, будто исчезая навеки, но разум, стряхнувший оковы запретов, не вернулся в отведенное ему узилище, он взбунтовался, непонятно почему и зачем, ведь ей не дорог никто на свете, на Алексию обрушилась не ее личная беда, и тающий в небе след взмывших в заоблачные высоты душ не должен находить отклика среди серых красок сумеречного личного восприятия данности.

Глупцы.

Ей на секунду стало стыдно собственной мысли, но разве так необходимо плодить машины, разве нужно самим уподобляться кибернетическим системам, чтобы потом вот так вдруг, внезапно начать пожинать плоды еще одной безудержной экспансии еще одного научно-технического прогресса, вырвавшегося за рамки здравого смысла, о чем немо свидетельствовали еще истекающие горьким дымом воронки?

В первый раз за последние годы, она яростно спорила сама с собой, нападая и защищаясь, а разум, освободившийся от гнета постоянного самоконтроля, вдруг, задействовав запрещенные Ингой возможности, сам по себе потянулся туда, ввысь, где все ярче и злее обозначали себя энергетические сигнатуры, сопровождавшие разгорающуюся схватку…

И вдруг они начали падать.

Одни возвращались неуверенно и неровно, уходя к руинам резервного космодрома, будто смертельно раненные птицы, иные нестерпимыми пылающими болидами врезались в атмосферу, распадаясь на фрагменты, сгорая среди перистых облаков, и… вздрогнула душа, неровно, глухо и трепетно отозвалось сердце, что-то близкое, понятное, но забытое рванулось из глубин подсознания, стало больно, так больно, словно она сама горела в обломках аэрокосмических истребителей, и вдруг все изменилось…

Она больше не управляла собой.

Вадим, не подозревая того, пошатнул ее скепсис, если не стер, то размыл до полной неопределенности казавшийся таким ясным, неоспоримым образ врага, разбудил в ее подсознании всю память прошлого — чудовищно-страшную, и нежно-наивную, вновь швырнул ее в омут сомнений и… ушел, взмыл туда, в бездонную чернь, где, заслоняя рисунок звезд, над планетой нависло техногенное исчадие иного разума.

Лжецы и трусы попрятались бы по бункерным зонам, оставив войну машин — машинам, они сидели бы как крысы в норах, ожидая пока несостоявшийся сеанс связи с системой Алексии приведет сюда уже созданную людьми несокрушимую мощь.

Почему они не поступили так?

Ответ был ясен, но он ломал все прошлые выводы и поступки, заставлял устыдиться себя самой.

Они защищали ее. Пусть «в том числе», не выделяя Ингу среди других населявших планету людей, но защищали, рисковали жизнями, погибали…

Ее сухие потрескавшиеся губы что-то шептали, невнятно, едва слышно, а руки не находили себе места, побелевшие пальцы вцепились в подлокотники кресла, она уже не контролировала внутренние порывы, проиграв циничную схватку со своим очнувшимся прошлым.

Инга считала боевых мнемоников жестокими лицемерами, она ждала, что однажды один из них придет за ней, но появился Рощин, возможно даже распознал ее, но вместо презрения и смерти подарил сдержанность, пытаясь улыбнутся ее колкостям…

Нет, ошибиться я не могла.

Оставалось лишь одна возможность примирения взбунтовавшегося разума, сжавшейся в комок души, и расколотого на две половинки прошлого — остаться собой, но признать, что не все вокруг трусы, лжецы и сволочи…

Как будто треснула скорлупа так долго и больно стеснявшая ее движения.

Она с болезненным наслаждением отдалась порыву, теперь уже осознанно раскрывая тщательно замурованный под запретами врожденный потенциал своего рассудка, еще не понимая, чем и как сможет помочь им — погибающим в заоблачных высотах, и вдруг…

Она сидела в водительском кресле всепланетного вездехода, полуприкрыв глаза, как не делала уже очень давно, и перед ее мысленным взором, будто последние угольки догорающего сражения, вдруг вспыхнула распадающаяся на части сигнатура «Х-Страйкера»…

Вадим.

Это была его машина, безжалостно разрубленная множеством лазерных лучей, разорванная на уродливые фрагменты серией внутренних взрывов, — аэрокосмический истребитель распадался на части уже в границах атмосферы Алексии, сердце Инги на миг остановилось, разум впитывал гибельную картину, а душа уже не искала веских причин и оснований, чтобы рванутся туда, к горящим обломкам, отыскивая среди потерявшей смысл конфигурации энергетических полей единственную искру понятной, не утратившей функционального значения сигнатуры.

Она нашла ее, вырвала из полыхающих искажениями помех — спасательную капсулу катапультированного пилот-ложемента.

Сколько раз она проходила этот обязательный тест на распознавание одной единственной, но исключительно важной в условиях любой обстановки суммы энергетических полей?

Сотни?

Тысячи?

Знание было так прочно закреплено на уровне инстинктивного восприятия, что ошибиться было попросту невозможно.

Ее побелевшие пальцы отпустили подлокотники, коснувшись сенсоров управления примитивной, но мощной машины.

Впервые за многие годы она отдала мысленный приказ:

Иван, в вездеход, быстро..!

В душе и разуме Инги царило абсолютное смятение, как и тогда, в черный для нее миг потери всех идеалов и ценностей.

Все ее внимание было сосредоточено сейчас на траектории падения пилот-ложемента сбитого «Х-Страйкера».

* * *

Сразу за зоной раскопок и изуродованным, еще дымящимся гарями лесом, за пространством, усеянным обломками механизмов, и фрагментами шляпок исполинских грибов, начиналась дорога, проложенная в распадке меж «дышащих» холмов.

Одна из форм местной исконной жизни: возвышенности, постоянно меняющие свой цвет и рельеф. Поросшие чем-то вроде мха невысокие холмы, конечно, не перемещались с места на место, но их поверхность находилась в постоянном движении — под толстым слоем меняющего цвет мха пробегали вздымающие поверхность пологие волны, словно там под пушистой «шкурой», перекатывались мощные мускулы, иногда совершенно неожиданно возвышенности покрывались воронкообразными впадинами, сквозь слой зеленого или пятнисто-красного «мха» неожиданно прорастали ярко-желтые побеги, с которых ветром уносило множество спор…

Инга иногда специально приезжала сюда, чтобы полюбоваться странными и загадочными метаморфозами иной жизни.

Сейчас ей было не до окружающих красот, к тому же многие холмы пострадали вследствие удара, нанесенного по резервному космодрому ВКС Конфедерации: мох во многих местах сгорел, обнажив бурую плотную подложку, действительно похожую на мышечные ткани, покрытые в данный момент черной от осевшего пепла маслянистой субстанцией.

Иван, занявший место в блистере всепланетного вездехода, внимательно наблюдал за окрестностями. Его внешность разительно изменилась за последние часы, андроид где-то отыскал древнюю боевую экипировку, сохранившуюся еще со времен посадки на Алексию колониального транспорта, на нем был надет полный комплект легкой брони, на голову он умудрился натянуть шлем БСК[51] с дымчатым пуленепробиваемым проекционным забралом.

Инга отнеслась к его воинственным приготовлениям с полным равнодушием — все мысли сейчас были направлены на иное, она лишь вскользь, мельком задала себе вопрос: почему человекоподобный сервомеханизм неимоверно древней модели, не вызывал у нее тех приступов подсознательного страха, фобий, которые ей неизбежно приходилось преодолевать при контакте с иными кибермеханизмами?

Для Ильи Степановича он вообще являлся членом семьи, — равноправным существом, к которому пожилой археолог относился с не наигранным уважением, — Инга не помнила, чтобы Макрушин кричал на дройда, приказывал ему, или каким-то иным способом демонстрировал бы свое превосходство над кибермеханизмом и пренебрежение им. Нет. В крайнем случае, он мог о чем-то попросить Ивана.

Мысли Инги сбивались, путались, в душе царил хаос надломленных чувств.

Мир, где она попыталась спрятаться от страшившей ее реальности, внезапно усложнился, из тихого, простого и понятного убежища, он вдруг стал враждебным, сложным, непредсказуемым полем боя, пространством, где вскипала схватка между горсткой людей и непонятными, вторгшимися из космоса машинами, принадлежавшими неизвестной ранее цивилизации.

Почему они напали на Алексию?

Наверняка не только Инга мучительно задавала себе подобный вопрос, в тщетных поисках ответа.

Они ударили, как молот, сокрушительно, как могло показаться — безосновательно, но она-то хорошо знала: все в мире объяснятся простыми причинами, и лишь их непонимание, невозможность сразу и точно распознать мотив того или иного действия, поступка, порождает сложные, безосновательные теории, а порой и мифы.

Если бы кто-то мог сейчас заглянуть в душу и рассудок Инги, он бы задал себе закономерный вопрос: где она получила четкое представление о многих вещах и явлениях, почему оказалась внутренне готова к более или менее целостному восприятию происходящего, в то время как события последних часов ввергали в шок людей по определению более подготовленных, чем она?

Если разум принимал и анализировал данность, то в душе все было сложнее.

Инга напрямую не спрашивала себя: почему я бросилась на поиски катапультированного пилот-ложемента?

Кто для нее Вадим Рощин?

Случайный человек, которого она едва не сбила на дороге. Мишень для колкостей, в тот вечер, что они провели вместе?

Нет, все не то.

Он боевой мнемоник, — человек с тем уровнем подготовки, что просто обязан был распознать Ингу, понять, кто она на самом деле. Но почему он так странно повел себя? Почему не попытался ее обезвредить? Зачем, рискуя собой, закрыл собственным телом во время неожиданной схватки на дороге ведущей к космическому порту?

Одно из двух — либо все, что грезилось ей — ложь, либо он радикально отличается от других…

И вот теперь она, бросившись выручать его, мучительно и осознанно пыталась ответить себе: что я должна сделать? Забыть, отринуть прошлое, поддаться порыву души, или холодно выполнить задуманное, вновь сцементировав сомнениями треснувшую скорлупу отчуждения от мира?

Она боялась. Боялась раскрыться, стать прежней, окончательно впустить в душу ростки горько-щемящих чувств, так остро напомнивших, что она жива, способна сострадать и любить, переживать за жизни других людей… Инга понимала: еще одного предательства она не перенесет.

Но как же быть?

Разве может едва знакомый человек, вдруг стать настолько небезразличным, что, видя падение объятого пламенем пилот-ложемента, предвидя его гибель, она ринулась на помощь, только сейчас где-то на середине пути задумавшись о последствиях.

Она боялась остаться без привычной защиты, сократить дистанцию…

А ведь он знал кто я. Знал, или догадывался, без разницы, главное — он не причинил зла, даже когда она провоцировала его, задевала своими, кажущимися теперь глупыми, неуместными колкостями.

Инга вела вездеход, будто в полусне, хотя все чувства сейчас обострились до крайности, но внешний мир как будто выцвел, поблек, мелькал на голографических экранах бледными, бесцветными призраками пейзажей, а сознание рефлекторно сосредоточилось на горячей пульсирующей точке аварийного маяка, в сигнале которого ее рассудок твердо и безошибочно различал ту непостижимую для обычного человека составляющую, что несла информацию о жизненном состоянии пилота.

Еще немного. Полтора километра.

Вон за тем холмом.

Иван, молча обозревающий окрестности, внезапно проявил беспокойство.

— Инга, в десяти километрах к северу неопознанный объект. Мне его сбить?

Она мгновенно переключила внимание в указанном направлении.

Холмы и начавшийся вдруг дождь не помеха — сигнатура неопознанного аппарата, вне сомнения принадлежащего чуждой цивилизации, просматривалась ярко, четко, словно ее моментально выжгли в рассудке, запечатлев в памяти навсегда…

Аппарат, по своей форме представлявший многократно уменьшенную копию инопланетного корабля, шел на снижение к той же точке, куда стремилась она, — спускаемый модуль вдруг начал маневрировать, очевидно, его сканеры зафиксировали вездеход, и тут же два лазерных луча, воспринимаемые Ингой как зримые вишневые шнуры, полоснули по невысокой скалистой гряде, выпирающей из-под земли, словно обветренный хребет ископаемого животного.

Дымящиеся осколки камня, оставляя во влажной дождливой мороси отчетливые шлейфы, ударили в разные стороны, рухнул подрубленный у основания гигантский гриб, Инга машинально увеличила скорость, выводя вездеход под защиту выветренных скальных выступов, но прежде чем машина скрылась в мертвой для лазерных излучателей зоне, Иван, так и не дождавшись внятных распоряжений, принял собственное решение, выпустив две короткие прицельные очереди из спаренного импульсного орудия, установленного в блистерной башне вездехода.

Сигнатура инопланетного аппарата на миг стала нечеткой, ее как будто «размыло» в момент попаданий, и тут же дискообразный посадочный модуль круто пошел к земле, изменив прежнюю траекторию, рассчитанную для мягкой посадки подле упавшего среди каменистой пустоши пилот-ложемента.

Они прилетели за Вадимом. — Метнулась в рассудке Инги вполне закономерная мысль.

О возможности запоздалого контакта, с некими мифическими разумными существами, она в тот момент даже не помыслила, два лазерных луча, нацеленные на вездеход, передали намерения пришельцев без двойных трактовок.

Машины ли, живые существа (в присутствии которых Инга очень сильно сомневалась), но они вычислили место падения пилот-ложемента, и собирались взять материал для исследования, видимо определив, что именно человек, не способный самостоятельно выбраться из покореженной конструкции, является неким «ядром системы», центральным компонентом в структуре уничтоженного аэрокосмического истребителя.

Диск, получивший несколько пробоин, косо врезался в землю в полукилометре от места падения разбитой спасательной капсулы.

Инга до предела увеличила скорость, выжимая из двигателя машины все, на что тот был способен; они появились на небольшой, окаймленной скалами пустоши одновременно: из дискообразного аппарата иной расы появилось несколько уцелевших при крушении каплевидных механизмов, а в сотне метров от них тупой нос мощного вездехода отшвырнул с пути препятствие в виде нескольких массивных валунов, и тут же началась молниеносная схватка.

Со стороны врезавшегося в пустошь модуля полоснул залп лазерных излучателей, Иван едва успел нырнуть вниз, как блистерный выступ буквально срезало с брони вездехода, вместе с импульсными орудиями, но андроид, уже четко определившийся, кто тут друзья, а кто враги, ни секунды не медля, распахнул бортовой люк, прошив пространство пустоши длинной очередью из «АРГ-8».

Если андроиду все было понятно, то Инга видела несколько иную картину. Их положение складывалось далеко не лучшим образом — два инопланетных механизма успели укрыться за скалами, а вездеход, несущийся по пустоши, представлял отличную мишень для лазерной батареи посадочного модуля.

Она решилась, — от ярости, безысходности, невозможности разрешить ситуацию как-то иначе…

Мнемонический удар невероятной силы накрыл пустошь, скалы, казалось, подернулись искажениями, автоматика вездехода мгновенно дала сбой, — автопилот вырубился вглухую, даже не успел подать сигнала о полученных повреждениях, Иван, будто манекен вывалился из раскрытого люка движущейся по инерции машины, благо, ударившись о камень, откатился в сторону, а не попал под траки гусениц, Инга едва выдержала удар, лишь неимоверной концентрацией воли удержав сознание на грани реальности, а в том месте, где потерпел крушение инопланетный аппарат, внезапно ударил взрыв…

* * *

Рощин не надеялся, что останется жив.

Катапультирование произошло со сбоем, корпус спасательной капсулы не сумел герметично замкнуть в термостойкую оболочку пилот-ложемент, и вхождение почти неуправляемой конструкции в плотные слои атмосферы грозило ему неминуемой гибелью.

В такие моменты разум работает с кристальной ясностью и невероятной скоростью. Даже осмысление собственных действий приходит чуть позже: перехватив управление двигателями спасательной капсулы, Вадим сделал единственное, что мог предпринять для собственно спасения, — он включил их, расходуя небольшой запас планетарного топлива на совершение резкого геостационарного маневра, — проще говоря, он использовал двигатели, предназначенные для торможения, чтобы уравнять скорость дрейфа спасательной капсулы со скоростью вращения планеты.

Остальное за него сделала сила тяготения Алексии.

Огромный, распростершийся внизу мир притягивал крошечный обломок аэрокосмического истребителя, но теперь он не снижался по траектории, грозившей сжечь незагерметизированную посадочную капсулу, а падал почти вертикально, с небольшим смещением.

Короткий импульс торможения дожег остатки планетарного топлива, началось ускорение свободного падения, — пустяк для тренированного космодесантника, если бы не заклинившая оболочка капсулы, не позволяющая выбраться из пилот ложемента, покинуть обломок истребителя, воспользовавшись сначала ранцевым двигателем скафандра, а затем встроенной парашютной системой.

На поиски выхода отводились секунды, но Рощин использовал их с толком: полностью подчинив своему рассудку кибернетическую систему, он попытался скинуть мешающие спасению оболочки, а когда это не удалось, занялся системой встроенных парашютов.

Поменяв значения задержек, он теперь мог уповать лишь на везение. Удар будет жестким, система не успеет компенсировать ускорение в полной мере, но амортизационный каркас пилот-ложемента, рассчитанный и для таких ситуаций, должен выдержать.

* * *

От места крушения спасательной капсулы с подбитого «Х-Страйкера» до космопорта было меньше часа пути, но, учитывая повреждения, полученные всепланетным вездеходом во время схватки и полный отказ его кибернетических систем, дорога заняла чуть больше времени, в течение которого Рощин окончательно пришел в себя после всего пережитого.

С Ингой они почти не разговаривали.

Она сидела подле него, держа за руку, но ее кожа была холодна, лицо — бледнее смерти, разум молодой женщины все глубже погружался в пучины непонятных Вадиму воспоминаний, и он, не зная как ободрить ее, случайно не задев и не обидев, тоже молчал, лишь старался отдать частицу своего тепла ее ладони.

Вездеходом управлял Иван.

Удивительный образец человекоподобного сервомеханизма, как ни посмотри.

Личность, вне сомнения — личность, независимое сознание в механической оболочке, возникшее тут на Алексии, зародившееся в искусственных нейросетях андроида по мере накопления информации об окружающем мире, людях, явлениях…

Свою планету и своих создателей он… любил. Другого слова Вадим подобрать не сумел, видя, как отчаянно защищает Иван тех, кто находиться рядом с ним, как удручают его картины разрушений и погубленной природы.

Почему мы так боимся искусственных интеллектов?

Потому они как совесть — частица и отражение нас самих?

Рощин, все же чувствовал себя скверно — он то проваливался в небытие, то возвращался в реальность, под непрерывным воздействием систем жизнеобеспечения боевого скафандра, которая, как известно, способна поставить на ноги даже тяжелораненого бойца.[52]

Когда изуродованный вездеход пересек границу стартопосадочных полей Вадим уже чувствовал себя более или менее способным самостоятельно двигаться.

Он понимал, что времени на какую-то реабилитацию у него нет.

Сжав ладонь Инги, он поймал ее взгляд.

— Возвращайтесь с Иваном в форт. — Попросил он.

— Ты как? — Она как будто очнулась, вынырнула из омута своих потаенных мыслей.

— Все хорошо. — Постарался успокоить ее Вадим.

— Полетишь снова? — Тихо спросила она, наивно надеясь на отрицательный ответ.

— Полечу. — Не стал лгать Вадим. Он чувствовал себя неловко, — нужно найти слова, сказать ей что-то такое, что вселит надежду, передаст степень его благодарности, но Инга внезапно коснулась пальцем его губ.

— Не надо. Поговорим, когда все завершиться.

Рощин слабо улыбнулся, хотя уверенности, что все закончится быстро и благополучно, лично у него не осталось. Он дважды побывал подле инопланетного исполина, и успел провести свой собственный анализ его структуры.

— Обязательно. Поговорим обо всем. И том, что тебя мучит. Поверь, многие проблемы не так страшны, как кажутся.

— Ты понимаешь, о чем сейчас говоришь? — Инга взглянула на него с испугом.

— Понимаю. По крайней мере, догадываюсь. Но все между нами. — Он с трудом привстал, заставив работать сервомускулатуру боевой брони. — Обещай не делать глупостей. Возвращайся с Иваном в форт. И не включай блокировку импланта, я постараюсь связаться с тобой, если появятся хорошие новости или просто свободная минутка, ладно?

Она кивнула, порывисто встала, хотела еще что-то сказать, но передумала, коротко попрощавшись:

— Иди.

* * *

На командном пункте Рощин застал полтора десятка офицеров.

— Капитан?! Живой?! — Сабуров окинул Вадима недоверчивым взглядом. — Тебя же сбили!

— Выбрался. — Не стал вдаваться в подробности Вадим. — Скафандр помогите снять.

К нему потянулись руки. Нехитрый психологический прием, позволяющий понять степень боевого родства собравшихся офицеров и их отношение к едва знакомому галакткапитану.

Освободившись от тяжелой и наполовину нефункциональной брони, он с облегчением вздохнул полной грудью.

В глазах галактлейтенантов, составлявших костяк боевых офицеров гарнизона Алексии, он не рассмотрел обреченности, что уже хорошо…

Хотелось есть и спать, но он подавил слабость, тут же «включаясь» в работу.

— Как сам, майор? — Негромко, чтобы не слышали остальные, спросил он, подойдя к Сабурову.

— Нормально. Не сработал автомат катапульты. Спасибо, ребята твои прикрыли… выкарабкался короче.

— Что-то радикально изменилось, пока меня не было?

— Нет. Сейчас анализируем добытые тобой сигнатуры. Многое прояснил боевой вылет, по крайней мере часть объектов теперь уверенно идентифицируется.

— Много у них истребителей?

— Хватает. С полсотни еще, точно.

— Все роботизировано?

— Да. Весь комплекс функционирует в автономном режиме. Внешнюю связь корабль даже не пытался задействовать. Поле низкой частоты по-прежнему работает.

— И как полагаешь действовать дальше? — Рощин внимательно посмотрел на Сабурова, пытаясь понять, насколько изменил того боевой вылет.

— В общих чертах картина складывается следующая: одна платформа сбита, вторая повреждена, но не уничтожена. Машины противника теперь поддерживают постоянное барражирование в районе бреши. Ремонтные работы продолжаются. Часть нанопыли уцелела во время боя, информация поступает, но скудная. Десять минут назад зафиксирована резкая активация сигнатур внутри диска. Логики машинного комплекса мы не знаем, но то, что над Алексией царит боевой авианесущий корабль уже не вызывает сомнений. По нашей классификации — тяжелый крейсер. Обломок ли он былой войны неизвестных нам рас, или оставшийся «не у дел» роботизированный комплекс, брошенный на произвол судьбы бывшими хозяевами, пока неясно. Повторный мнемонический допрос кибрайкера полностью подтверждает, что его корабль вел тривиальную разведку, не совершая никаких агрессивных действий.

— Думаю «Пенелопа» попросту вторглась в ресурсное пространство, контролируемое инопланетным кораблем, что вызвало ответную реакцию боевых программ. — Ответил Рощин. — Что такое автономные кибернетические комплексы, ориентированные на войну мы знаем по опыту собственной истории. Так что в предположениях предлагаю опираться на пессимистичные прогнозы вариантов развития дальнейших событий.

— Я думал о том же. — Мрачно ответил Сабуров. — По анализу поступающих данных, я бы предположил, что готовиться готовится высадка десанта, но куда она будет направлена — неизвестно. По логике машин они распределят десантные группы по всем материкам, чтобы контролировать наибольшую возможную площадь суши.

— Необходимо изменить их намерения. — Спокойно ответил Рощин. — Акцентировать внимание на космопорте, показать очаг напряженности, явный источник сопротивления, иначе мы подвергнем смертельному риску гражданское население. С орбиты города не сканируются, маскирующие поля — разработка надежная, проверенная и временем и войнами. У нас, майор, только один шанс — добить вторую платформу, одновременно указав сканирующим системам противника точку старта.

— А затем?

— Затем держаться. Пока поврежденный гипердрайв не выкачает весь бортовой запас энергии инопланетного корабля или не выйдет срок до контрольного сеанса связи со штабом флота.

— Вызываем удар на себя?

Рощин пожал плечами.

— Есть иные предложения?

— Нужно эвакуировать людей из древнего колониального форта. Он расположен слишком близко.

— Согласен. — Кивнул Сабуров. — Вопрос: куда? На соседний материк нельзя, демаскируем города.

— А если вот сюда — Рощин указал на шапку льдов. — Здесь, насколько я понимаю, расположена полностью оборудованная полярная станция?

— Да.

— Там есть условия для проживания?

— Есть.

— В таком случае, прежде чем принимать на себя удар, нужно обезопасить археологов.

— Хорошо. Свяжись с начальником экспедиции передай мой приказ на эвакуацию. Выдели два грузовых флайбота, только пусть собираются в темпе. Медлить мы не можем.

— Я все организую. — Кивнул Рощин. — Минут пятнадцать не больше. Пока идет предстартовая подготовка «Стилетто» я успею проконтролировать эвакуацию.