"История русского масонства." - читать интересную книгу автора (Б.Башилов)

Стоит ли опровергать эту антиисторическую интеллигентскую заумь.
Стоит ли доказывать, что восемь веков до Пушкина Россия прожила напряженной
религиозной и национальной мыслью и только это дало возможность накопить ей
духовные силы, необходимые для создания величайшей в мире Империи и создать
духовную почву, на которой смог появиться Пушкин, а вслед за которым даже
на искалеченной духовной почве, смогли вырасти такие гиганты, как
Достоевский.
СТРАННАЯ ПЕЧАЛЬ ОДНОГО РУССКОГО
"БОГОСЛОВА"
I

Представитель великого племени путаников - русской интеллигенции,
проф. Федотов, писал однажды, что в Киевской Руси ни государство, ни
церковь не стояли, по крайней мере - как сила чуждая, против народа и его
культуры, что духовенство, книжники, "мнихи" древней Руси не могут быть
названы в нашем смысле ее "интеллигенцией", потому что они не жили "в той
пустоте, в которой живет русская интеллигенция средины XIX века", (2) тем
не менее он делает умственное сальто мортале и утверждает, что:
"Все же именно в Киеве заложено зерно будущего трагического раскола
в русской культуре. Смысл этого факта до сих пор, кажется, ускользал от
внимания ее историков. Более того, в нем всегда видели наше великое
национальное преимущество, залог как раз органичности нашей культуры. Я
имею в виду славянскую Библию и славянский литургический язык. В этом наше
коренное отличие, в самом исходном пункте, от латинского Запада. На первый
взгляд, как будто, славянский язык церкви, облегчая задачу христианизации
народа, не дает возникнуть отчужденной от него греческой (латинской)
интеллигенции. Да, но какой ценой? Ценой отрыва от классической традиции.
Великолепный Киев ХI-ХII веков, восхищавший иноземцев своим блеском и нас
изумляющий останками былой красоты, - Киев создавался на Византийской
почве! Но за расцветом религиозной и материальной культуры нельзя
проглядеть основного ущерба: научная, философская, литературная традиция
Греции отсутствует. Переводы, наводнившие древнерусскую письменность,
конечно, произвели отбор самонужнейшего, практически ценного: проповеди,
жития святых, аскетика. Даже богословская мысль древней церкви оставалась
почти чуждой Руси. Что же говорить о Греции языческой? На Западе, в самые
темные века его (VII-VIII), монах читал Вергилия, чтобы найти ключ к
священному языку церкви, читал римских историков, чтобы на них выработать
свой стиль. Стоило лишь овладеть этим чудесным ключом - латынью - чтобы им
отворились все двери...
"...И мы могли бы читать Гомера, - печалуется Федотов, -
философствовать с Платоном, вернуться вместе с греческой христианской
мыслью к самым истокам эллинского духа и получить, как дар ("а прочее
приложится"), научную традицию древности. Провидение судило иначе. Мы
получили в дар одну книгу, величайшую из книг, без труда и заслуги,
открытую всем. Но зато эта книга должна была остаться единственной. В
грязном и бедном Париже XII века гремели битвы схоластиков, рождался
университет, - в "Золотом" Киеве сиявшем мозаиками своих храмов, - ничего,
кроме подвига Печерских иноков, слагавших летописи и Патерики.
Спрашивается, зачем Киевской Руси были битвы схоластиков. Какой прок они
принесли средневековой Европе и какой прок они могли бы принести Киевской