"Обольстить грешника" - читать интересную книгу автора (Хойт Элизабет)

Глава 16

Принцесса Отрада съела свой суп, и как вы думаете, что могло лежать на дне миски, если не серебряное кольцо? Король потребовал привести главного повара, и беднягу снова приволокли и поставили перед придворными. Но как бы его ни допрашивали, он клялся всем на свете, что не знает, как кольцо попало в суп принцессы. В конце концов, король был вынужден отослать его обратно на кухню. А придворные, сдвинув вместе головы, обсуждали, кто же добыл серебряное кольцо. Но принцесса Отрада ничего не говорила. Она только задумчиво смотрела на своего шута… Из «Веселого Джека»

На следующее утро Мелисанду разбудил Маус, царапавшийся в дверь. Она обернулась и посмотрела на Вейла. Он лежал, закинув руку за голову, одеяла не закрывали всей его длинной фигуры. За последние пару ночей она обнаружила, что сон его стал беспокойным. Во сне он часто закидывал на нее руку или ногу, а иногда, просыпаясь, она обнаруживала, что он лежит, уткнувшись лицом в ее шею. Еще чаще он перекатывался на бок, таща за собой одеяла. Она не возражала. Стоило лишиться одеяла ради того, чтобы спать с ним.

Но после мучительной исповеди прошлой ночью ему было необходимо, как следует отдохнуть. Мелисанда осторожно выбралась из-под одеял и встала. Она надела простой лиф и юбку, завернулась в плащ и вместе с Маусом тихо вышла из комнаты. Они спустились по лестнице и через темные коридоры направились на кухню.

Здесь Мелисанда остановилась и огляделась вокруг. Кухня была огромной, с высоким куполообразным потолком, с облупившейся побелкой, и явно нуждалась в ремонте. В углу Мелисанда увидела пару разложенных тюфяков. На одном крепко спала Салли, а с другого приподнял голову мистер Пинч. Мелисанда молча кивнула камердинеру и выскользнула за дверь.

Они вышли из дома, и Маус в восторге начал носиться по длинной, спускавшейся террасами вниз лужайке, заросшей нестриженой травой, — должно быть, когда-то это была часть великолепного сада. Мелисанда пошла дальше. День выдался приятным, яркое утреннее солнце начинало разгонять туман, лежавший на зеленых холмах. Мелисанда остановилась и оглянулась на замок. При дневном свете он не выглядел столь угрожающим. Над пережившим непогоду розовым камнем поднималась ступенчатая крыша с торчащими тут и там печными трубами. На всех четырех углах выступали круглые башни, придававшие замку внушительный и древний вид. Мелисанда невольно подумала, как, наверное, холодно в этом замке зимой.

— Ему полтысячи лет, — раздался позади нее скрипучий, но звучный голос.

Мелисанда оглянулась. В эту минуту подбежал Маус и залился лаем.

Рядом с сэром Алистэром стояла лохматая собака такого роста, что ее голова находилась выше его пояса. Перед ней носился Маус и яростно лаял. Большая собака не шевелилась. Она только смотрела на него, повернув свою длинную морду, как будто определяя, что это за маленькое тявкающее существо.

Сэр Алистэр недовольно взглянул на терьера. В это утро его волосы были расчесаны и собраны сзади, а поврежденный глаз он прикрыл черной повязкой.

— Тише, парень, — произнес он с сильным шотландским акцентом. — Успокойся.

Он наклонился и протянул Маусу кулак, тот подскочил и обнюхал его. Мелисанда, чуть вздрогнув от ужаса, увидела, что на правой руке сэра Алистэра не было указательного пальца и мизинца.

— А он храбрая кроха, — сказал сэр Алистэр. — Как вы его зовете?

— Маус.

Он кивнул и продолжал стоять, глядя вдаль. Большая собака вздохнула и легла у его ног.

— Вчера я не хотел испугать вас, мэм. Она посмотрела на него. С этой стороны его шрамы были малозаметны, и его можно было бы назвать красивым — прямой надменный нос, твердый и упрямый подбородок.

— Вы меня не испугали. Просто я вздрогнула от неожиданности, когда вы появились.

Он повернулся, показывая ей все свое лицо, словно желая проверить, не испугается ли она теперь.

— Я уверен, что испугал. Она не хотела отступать.

— Джаспер думает, вы считаете его виновником этих шрамов. Это правда?

У нее перехватило дыхание от собственной грубости. Она никогда не позволила бы себе спорить с ним, если бы это касалось только ее. Но ей было необходимо знать, не собирается ли этот человек снова причинить Джасперу боль.

Он выдержал ее взгляд, вероятно, удивленный ее прямотой. Она могла бы поспорить, что не многие осмелились бы говорить с ним о его шрамах.

Наконец он отвел взгляд и посмотрел на запущенные, заросшие сады.

— Если желаете, я поговорю с вашим мужем о своих шрамах, миледи.

Джаспер проснулся один — его объятия были пусты. Всего лишь несколько ночей, и ее отсутствие уже вызывало странное ощущение. Неприятное ощущение. Он должен чувствовать свою милую жену рядом, ее мягкие формы рядом с твердыми мускулами его тела и запах ее волос и ее кожи вокруг себя. Сон рядом с ней был как живительный эликсир — никаких метаний и беспокойных движений за всю ночь. Проклятие! Куда она подевалась?

Он встал и торопливо оделся, с сердитым ворчанием застегивая пуговицы на рубашке. Отложил в сторону шейный платок и, набросив на плечи камзол, вышел из комнаты.

— Мелисанда! — выйдя в холл, позвал он, совершенно забыв, где он находится, — замок был так велик, что она никак не могла бы его услышать, если бы только не была совсем рядом. Он снова позвал: — Мелисанда!

Спустившись вниз, он направился на кухню. Там он нашел Пинча, разжигавшего огонь. Позади него на тюфяке спала маленькая камеристка Мелисанды. Тюфяков было все-таки два, машинально отметил Вейл. Пинч лишь молча кивнул в сторону задней двери.

Джаспер вышел и зажмурился от яркого солнца. А потом он увидел Мелисанду. Она стояла и разговаривала с Манро, и даже эта картина вызвала у него укол ревности. Конечно, Манро был искалеченным отшельником, но он умел обращаться с женщинами. А Мелисанда стояла слишком близко к этому человеку.

Джаспер зашагал к ним. Его заметил Маус и оповестил о его появлении громким лаем.

Манро повернулся:

— Встали, наконец, Реншо?

— Теперь Вейл, — проворчал Джаспер и положил руку на талию Мелисанды.

Манро проследил взглядом за этим движением, и бровь над его черной повязкой приподнялась.

— Да, конечно.

— Ты уже позавтракала, моя дорогая жена? — обратился Джаспер к Мелисанде.

— Еще нет. Мне надо посмотреть, что есть на кухне.

— Сегодня утром я послал Уиггинса на ближайшую ферму за хлебом и яйцами, — пробормотал Манро. Его щеки чуть порозовели, как будто он осознал, наконец, свое негостеприимство, и это смутило его. Он угрюмо сказал: — После завтрака я могу показать вам обоим башню. Вид оттуда великолепный.

Джаспер почувствовал, как дрожь пробежала по телу его жены, и вспомнил, как она опиралась о стенки его высокого фаэтона.

— Может быть, в другой раз.

Мелисанда кашлянула и осторожно отстранилась от Джаспера.

— Если мужчины извинят меня, я бы хотела поискать на кухне каких-нибудь обрезков для Мауса.

Джасперу оставалось лишь поклониться, и его возлюбленная жена направилась в замок.

Манро задумчиво посмотрел ей вслед.

— Ваша жена — очаровательная женщина. И к тому же умна.

— М-да, — согласился Джаспер и нашел нужным пояснить: — Она не любит высоты.

— А… — Манро взглянул на Джаспера. — Вот не подумал бы, что она в вашем вкусе.

Джаспер разозлился.

— Вы и понятия не имеете о моем вкусе.

— Имею. Шесть лет назад он ограничивался женщинами с большой грудью и слабой моралью.

— Это было шесть лет назад. С тех пор многое изменилось.

— Да, многое изменилось, — задумчиво проговорил Манро. Он направился к заросшим сорняками террасам, и Джаспер зашагал рядом с ним. — Вы стали виконтом, Сент-Обин умер, а я утратил половину лица. Между прочим, вас я в этом не виню.

— Что? — От удивления Джаспер остановился. Манро тоже остановился, повернулся к нему и указал на черную повязку на глазу:

— Это. Я не виню вас за это, никогда не винил. Джаспер отвел глаза.

— Но как вы можете не обвинять меня? Они вырезали вам глаз, когда я сломался. — Тогда он громко застонал от ужаса, увидев, что они делали с пленниками.

Манро немного помолчал. Джаспер не мог заставить себя посмотреть на него. Когда-то шотландец был красавцем. Но и будучи молчаливым, он никогда раньше не был отшельником: любил посидеть у камина вместе со всеми мужчинами и посмеяться над их грубыми шутками. Смеялся ли Манро когда-либо с тех пор, как его изуродовали?

Наконец Манро заговорил:

— Мы побывали в аду, разве не так?

Джаспер сцепил челюсти и кивнул.

— Но это были люди, как вы знаете, а не демоны. — Что?

Манро стоял, откинув назад голову и закрыв единственный глаз. Можно было подумать, что он наслаждается легким ветерком.

— Индейцы вайандоты, это они пытали нас. Они были людьми. Не зверями, не дикарями, просто людьми. И это они решали выколоть глаз мне, а не вам.

— Если бы я не застонал… Манро вздохнул:

— Если бы вы не издали ни звука, они бы все равно лишили меня глаза.

Джаспер удивленно посмотрел на него. Манро кивнул:

— Да-да. С тех пор я досконально изучил нравы этого племени. Таков их обычай обращаться с пленниками: они пытают их. — Неповрежденный уголок его рта чуть приподнялся, хотя вид у него был далеко не веселый. — Подобно тому, как мы вешаем за шею мальчишек за вытащенный из чьего-то кармана кошелек. Просто у них такой обычай.

— Не понимаю, как вы можете смотреть на это так бесстрастно, — сказал Джаспер. — Неужели вы не испытываете гнева?

Манро пожал плечами:

— Меня учили быть наблюдателем. Во всяком случае, я не виню вас. Ваша жена упорно настаивала, чтобы я сказал вам об этом.

— Спасибо.

— Думаю, в список добродетелей вашей жены можно прибавить «преданная» и «неукротимая». Не понимаю, как вы нашли ее.

Джаспер усмехнулся.

— Знаете, такой повеса, как вы, не заслуживает ее.

— Именно потому я буду драться, чтобы удержать ее. Манро кивнул:

— Разумно с вашей стороны.

Они зашагали дальше. Ни одному, ни другому не хотелось разговаривать. Но в их молчании Джаспер, как ни странно, ощущал дружелюбие. Манро никогда по-настоящему не был его другом — у них были слишком разные интересы, да и личности их казались несовместимыми. Но он был там. Он знал людей, которые уже умерли, он шел с веревкой на шее через те адские леса. И он был изувечен, попав в руки врагов. Ему не надо было ничего объяснять, ничего не надо было скрывать. Он был там, и он знал.

Они дошли до второй террасы, где Манро остановился полюбоваться видом. Вдали виднелась река, справа зеленела роща. Это была красивая страна. Шотландская борзая, сопровождавшая их, вздохнула и улеглась у ног Манро.

— Вы за этим приехали сюда? — как бы, между прочим, поинтересовался Манро. — Просить у меня прощения?

Джаспер на минуту замешкался, думая о своей исповеди прошлой ночью.

— Да, возможно. Но это не единственная причина. Манро взглянул на него:

— Что вы хотите сказать?

И Джаспер рассказал ему. О Сэмюеле Хартли и проклятом письме. О том, как Дик Торнтон смеялся в Ньюгейтской тюрьме, бросив ему напоследок те слова, что предателем был один из пленных. И, наконец, о неудавшемся покушении на лорда Хаеселторпа как раз после его разговора с Джаспером.

Манро молча и внимательно выслушал всю историю и, покачав головой, сказал:

— Чистой воды чепуха.

— Вы не верите, что был предатель, и что нас предали?

— О, в это я готов поверить! Как иначе можно объяснить, почему индейцы устроили засаду на нашем пути? Но вот тому, что это был один из нас, я не верю. Кто это мог быть? Может быть, вы думаете, что это был я?

— Нет, — сказал Джаспер, и это было правдой. Он никогда не думал, что предателем был Манро.

— Остаетесь вы, Хорн и Гроу, если только вы не думаете, что нас предал кто-то из умерших. И кого же, интересно, вы видите в этой роли?

— Никого. Но, черт побери, ведь кто-то же предал нас. Кто-то сообщил французам и их индейским союзникам о нашем маршруте. — Джаспер поднял голову, подставляя лицо солнечным лучам.

— Согласен, но вы имеете только слово полубезумного убийцы о том, что это был один из пленников. Откажитесь от этой идеи. Торнтон разыгрывал вас.

— Не могу, — отозвался Джаспер. — Не могу отказаться, потому что не могу забыть.

Манро вздохнул:

— Взгляните на это с другой стороны. Почему кто-то из нас пошел на это?

— Вы имеете в виду — предал всех нас?

— Да, именно это. Должна быть причина. Симпатии к французам?

Джаспер покачал головой.

— У Рено Сент-Обина была француженка-мать, — бесстрастно проговорил Манро.

— Не будьте идиотом. Рено мертв. Его убили сразу же, как только мы вошли в тот проклятый поселок. Кроме того, он был верным англичанином и самым лучшим человеком из всех, кого я знал.

Манро поднял руку:

— Это вы расследуете дело, а не я.

— Да, я. И я думаю, была очень весомая причина для предательства — деньги. — Джаспер повернулся и многозначительно посмотрел на замок. Он не верил, что Манро мог быть предателем, но слова, сказанные им о Рено, задели его за живое.

Манро проследил за его взглядом и рассмеялся скрипучим смехом:

— Подумайте, если бы я продал нас всех французам, был бы этот замок в таком запустении?

— Вы могли спрятать деньги.

— Если у меня и были какие-то деньги, то я их получил по наследству или заработал. Это мои собственные деньги. Но тот, кто пошел на это, вероятно, был в долгах, а теперь разбогател. А как у вас с деньгами? Вы, помнится, любили играть в карты.

— Я говорил Хартли и говорю вам: я давным-давно заплатил карточные долги.

— Чем?

— Наследством. И у моих поверенных есть бумаги, подтверждающие это, если хотите знать.

Манро пожал плечами и снова зашагал дальше.

— А вы не интересовались финансами Хорна? Джаспер пошел с ним в ногу.

— Он живет с матерью в городском доме.

— Ходили слухи, что его отец потерял деньги на операциях с акциями.

— В самом деле? — удивился Джаспер. — Его дом находится в «Линкольнз инн».

— Дорогое местечко для человека, не имеющего наследства.

— И, тем не менее, у него нашлись деньги, чтобы путешествовать по Италии и Греции, — задумчиво проговорил Джаспер.

— И по Франции.

— Что? — Джаспер остановился.

Через минуту Манро заметил, что обогнал его, и обернулся:

— Прошлой осенью Мэтью Хорн был в Париже.

— Откуда вы это знаете?

Манро склонил набок голову, поворачиваясь к Джасперу здоровым глазом.

— Может быть, я и отшельник, но я переписываюсь с натуралистами Англии и Европы. Этой зимой я получил письмо от французского ботаника. Он описывал званый обед в Париже. На нем присутствовал молодой англичанин по имени Хорн, который побывал в американских колониях. Я подумал, что это мог быть наш Мэтью Хорн, вы так не думаете?

— Вполне возможно. — Джаспер покачал головой. — А что он делал в Париже?

— Осматривал достопримечательности. Джаспер поднял бровь:

— И это когда мы с французами враги? Манро пожал плечами:

— Возможно, некоторые считают мою переписку с французскими коллегами подрывной деятельностью против нашей страны.

Джаспер устало вздохнул:

— Это только догадки, только предположения, которые, мягко говоря, весьма расплывчаты, но я не могу забыть эту бойню. А вы?

Манро горько улыбнулся:

— Забыть? С воспоминаниями, высеченными на моем лице? Нет, я-то никогда не забуду.

Джаспер подставил лицо легкому ветерку.

— Почему вы не приедете навестить нас, мою жену и меня, в Лондон?

— Дети плачут, когда видят меня, Вейл, — спокойно сообщил Манро.

— Вы хотя бы в Эдинбурге бываете?

— Нет, я никуда не езжу.

— Вы стали узником своего замка.

— Звучит как с театральной сцены, — скривил в усмешке губы Манро. — Это не так. Я смирился со своей судьбой. У меня есть мои книги, мои занятия и моя работа. Я… доволен.

Джаспер недоверчиво посмотрел на него. Доволен жизнью в огромном, продуваемом всеми ветрами замке в обществе лишь собаки и угрюмого слуги?

Манро, очевидно, понял, что Джаспер собирается с ним спорить, и повернул к дому.

— Пойдемте. Мы еще не завтракали. И не сомневаюсь, ваша жена ожидает вас.

Он зашагал к замку.

Джаспер, тихо выругавшись, последовал за ним. Манро не готов покинуть свое безопасное гнездо, и пока упрямый шотландец не будет к этому готов, спорить с ним бесполезно. Хорошо, если это произойдет с Манро еще в этой жизни, подумал Джаспер.

— Этому человеку совершенно необходима экономка, — сказала Мелисанда, сидя в карете, когда они отъезжали от замка сэра Алистэра. В углу уже прикорнула Салли.

Вейл с усмешкой посмотрел на нее:

— Так ты не одобряешь его постельное белье, сердце мое? Она поджала губы:

— Затхлые простыни. На всем слой пыли, почти пустая кладовка и ужасный, ужасный слуга. Нет, определенно не одобряю.

Вейл рассмеялся:

— Но сегодня у нас будут чистые простыни. Тетя Эстер сказала, что будет очень рада, если мы на обратном пути остановимся у нее. Я думаю, ей очень хочется услышать сплетни о Манро.

— Не сомневаюсь.

Мелисанда достала свое вышивание, разобрала шелковые нитки, отыскивая лимонно-желтый — этот оттенок прекрасно подходил для львиной гривы.

Она взглянула на Салли, чтобы убедиться, что та спит.

— Сэр Алистэр рассказал тебе то, о чем ты хотел узнать?

— Некоторым образом. — Джаспер смотрел в окно, а Мелисанда ждала, аккуратно вдевая нитку в иголку. — Кто-то предал нас там, у Спиннерс-Фоллс, и я пытаюсь найти этого человека.

Слегка нахмурив брови, она сделала первый стежок — непростое дело в качавшейся карете.

— И ты думал, что сэр Алистэр и есть этот человек?

— Нет, но я думал, он мог бы помочь мне вычислить, кто это был.

— А он мог его знать?

— Не знаю.

В этих словах должно было бы слышаться разочарование, но Джаспер казался довольно оживленным. Мелисанда, вышивая львиную гриву, незаметно улыбнулась. Возможно, сэр Алистэр немного успокоил его.

— Бланманже, — сказала она, спустя несколько минут.

— Что? — Он удивленно взглянул на нее.

— Ты как-то спросил меня, какое у меня любимое блюдо, помнишь?

Он кивнул.

— Так вот, это бланманже. Когда я была девочкой, мы ели его каждый год на Рождество. Кухарка подкрашивала его розовым кремом и украшала миндалем. Как самой младшей, мне давали самую маленькую тарелку, но все равно в нем было много крема и оно было неописуемо вкусным. Я каждый год с нетерпением ждала бланманже.

— Мы можем, есть розовое бланманже каждый вечер за ужином, — сказал Вейл.

Мелисанда покачала головой, скрывая улыбку от его неожиданного предложения:

— Нет, этим мы лишим его исключительности. Только специально на Рождество. — Она будет встречать Рождество вместе с ним, с радостным волнением подумала Мелисанда. И сколько еще рождественских праздников впереди! Ничего не может быть чудеснее этого.

— Значит, только на Рождество, — с серьезным видом сказал он, как будто подписывал деловой контракт. — Но я настаиваю, чтобы у тебя было целое блюдо бланманже.

Она рассмеялась:

— А что я буду делать с целым блюдом бланманже?

— Можешь превратиться в поросенка, — совершенно серьезно ответил он. — Съешь его сразу же, если захочешь.

Или можешь просто смотреть на него и представлять, какое оно вкусное, с кремом, и сладкое…

— Глупости.

— Или ты можешь съедать по одной ложке каждый вечер. А я буду сидеть напротив тебя и завидовать.

— А почему бы тебе тоже не взять целое блюдо бланманже?

— Ни за что. Пусть у тебя будет что-то особое. — Откинувшись на спинку сиденья и скрестив на груди руки, он выглядел весьма довольным собой. — Ладно. Даю обещание, что каждое Рождество у тебя будет целое блюдо розового бланманже. И не говори, что я не щедрый муж.

Мелисанда делала круглые глаза, но улыбалась, глядя, как он дурачится. Она очень ждала своего первого Рождества, которое она проведет с Джаспером.

Этот день прошел спокойно, без всяких приключений. Они подъехали к дому тети Эстер как раз перед ужином.

Когда их карета остановилась, они увидели, что тетя Эстер провожает другую пару, по-видимому, приезжавшую на чашку чаю. Джаспер мгновенно узнал Тимоти и его жену. Мелисанда спокойно наблюдала за ним, своей первой любовью. Было время, когда от одного взгляда на его красивое лицо у нее перехватывало дыхание. Потребовалось несколько лет, чтобы она оправилась после потери жениха. Сейчас боль потери стерлась, ушла из нее, как будто разрыв помолвки случился у какой-то другой, молодой и наивной, девушки. Она смотрела на Тимоти и не думала ничего, кроме «Слава Богу». Слава Богу, что она избежала того брака.

Рядом с ней Вейл бормотал что-то себе под нос, затем он вышел из кареты.

— Тетя Эстер! — закричал он, явно не замечая другую пару. Он зашагал к тете Эстер и каким-то образом натолкнулся на Тимоти Холдена. Тот, будучи меньше ростом, пошатнулся, Вейл хотел помочь ему, но, очевидно, снова натолкнулся на Тимоти, потому что тот свалился задом на грязную дорогу.

— О Боже — пробормотала Мелисанда, ни к кому конкретно не обращаясь, и успела вылезти из кареты, прежде чем ее муж убил ее прежнего любовника своей «добротой». Маус тоже вскочил и побежал облаять упавшего человека. Она не успела подойти, как Вейл протянул руку, чтобы помочь Тимоти подняться. Тимоти, этот тупой идиот, ухватился за нее, и Мелисанда закрыла глаза. Вейл дернул его за руку с такой силой, что Тимоти вскочил с земли со скоростью пробки, вылетевшей из бутылки, и, пошатываясь, направился к Вейлу. Вейл наклонился совсем близко к Тимоти, и неожиданно лицо последнего покрылось смертельной бледностью. Он отскочил от Вейла и, отклоняя дальнейшую помощь, поспешно усадил жену в карету.

Маус удовлетворенно гавкнул в последний раз, довольный, что прогнал этого человека.

Вейл погладил терьера и сказал ему что-то такое, от чего Маус завилял хвостом.

Мелисанда облегченно вздохнула и подошла к обоим особам мужского пола.

— Что ты сказал Тимоти?

Вейл выпрямился и посмотрел на нее совершенно невинными глазами: — Что?

— Джаспер!

— Ну ладно — ничего особенного. Я попросил его больше не посещать мою тетю.

— Попросил?

Довольная улыбка играла на его губах.

— Не думаю, что мы снова увидим здесь мистера Тимоти Холдена или его жену.

Она вздохнула, втайне довольная его заботой о ее самочувствии.

— А это было абсолютно необходимо? Он взял ее под руку и тихо ответил:

— О да, сердце мое, о да. — Затем он подвел ее к тете Эстер и сказал: — Мы вернулись, тетя, и привезли новости об этом отшельнике, сэре Алистэре!