Глава 1 День Апокалипсиса

В последний день перед Апокалипсисом, так мы все почему-то называли день падения кометы на Землю, когда уже все двери убежищ были заперты, мы принялись объезжать прилегающие к нашему, ближайшие районы Москвы в поисках замешкавшихся и окончательно растерявшихся людей на пассажирских "Газелях" и прочих микроавтобусах. В последний рейд отправилось ровно сто машин, по два вооруженных человека в каждой. С интервалом в полчаса, а то и чаще, мы выходили в эфир, чтобы известить друг друга об обстановке на пустынных улицах города. К вечеру нам удалось привезти в убежища около шестисот человек и почти половина из них были дети, беспризорники. Не знаю, может быть кто-то из жителей попрятался по подвалам или решил переждать катаклизм в метро, то есть в самых опасных местах, но их мы не обследовали. Мне и Павлу Скибе, моему постоянному напарнику в рейдах, трижды попадались на глаза небольшие банды каких-то совсем конченых психов, но мы не стали вступать с ними ни в какие переговоры. Что же, если человеку от надвигающегося ужаса снесло напрочь крышу, значит так тому и быть. Ему теперь уже никто не поможет. Подсаживать же психов к кому-либо в убежище, лично я сам не собирался и приказал не обращать на них внимания другим. Как определить, что человек двинулся? Да, очень просто, нормальный человек не станет в свой последний день с дикими визгом голым бегать по улицам и вопить что-то совершенно невразумительное.

Насколько я это уже знал, Москва ещё в первый же день, когда нас всех известили об Апокалипсисе, осталась без руководства. Из неё сбежали практически все чиновники. Что же, вот теперь уж точно Бог им судья. Не думаю, что они смогли нанять на работу таджиков, чтобы те в срочном порядке построили для них надёжные убежища. Из Интернета я уже знал, что мэр Москвы и ещё несколько сотен богатейших людей города, улетели в Непал. Туда им и дорога. Попробуют вернуться назад и повстречаются со мной, разговор будет очень коротким, пуля в живот, если это, конечно, не дети, которые ещё не могут сами распоряжаться своей жизнью. Где находился президент и прочие шишки, я, честно говоря, не знал, но мне было точно известно, что многие из них тоже перебрались в Непал. Интересно, на что они надеются? Не думаю, что непальцы им очень уж обрадуются и почему-то уверен, что их вся ждёт теперь ждёт участь рабов, как минимум. Вообще-то я очень надеялся, что мы хорошо укрепили дома и они выдержат катаклизм. А на что мне ещё было надеяться?

Наконец, ближе к вечеру, мы заперли последних людей, привезённых из других районов, в наши бетонные подводные лодки и на закате сели поужинать на свежем воздухе. Пока мы ужинали, к нам подъехало шестеро человек на трёх мотоциклах, правда, со стороны области и спросили, можно ли у нас где-нибудь укрыться. Это были трое молодых парней и три девушки. В самый последний момент ребята решили, что тот бункер, который они построили на даче — барахло и решили попытать счастья в Москве. Что же, я очень надеялся, что они нашли как раз именно своё счастье. Открывать дверей убежищ мы не стали и сказали им, что они могут зайти вместе с нами в стальные бункеры, но им для этого придётся разделиться на три двойки. Осмотрев наши бункеры, сваренные из листов танковой брони, накрытые шатрами из облицованного сталью железобетона, все шестеро радостно заулыбались и стали прощаться со своими мощными мотоциклами и я, почесав в затылке, сказал капитану Васильку, чтобы их закатили в самый быстро открываемый ангар для тяжелой техники, чем и вовсе привел ребят в восторг. Они честно признались, что слышали от соседа, что какой-то псих, отставной офицер-десантник, записался в большие начальники и превратил в убежища нижние этажи почти всех домов в целом районе. Вот теперь они считали психом своего соседа, а не меня.

Что же, завтрашний день покажет, кто псих, а кто проявил хоть какую-то предусмотрительность и порой чуть ли не силой оружия заставлял людей сопротивляться нашей злой судьбе. Ну, ничего, Апокалипсис покажет, стоили все наши усилия этого или нет, ведь может случиться и так, что я сам начну проклинать себя за свою глупую затею — сопротивляться року. В моей жизни случались сложные ситуации, как в первую, так и во вторую чеченскую войну, но если честно, то судьба мне всё же выпала более или менее счастливая и в безвыходные положения, требующие сверхчеловеческого напряжения сил, я не попадал ни разу. То, за что меня так благодарили, я даже не считал за труд. Надо же, всего-то и дела, что указать людям цель, да, поставить над ними несколько сотен куда более толковых начальников, чем я сам. На мой взгляд то же самое мог сделать любой лейтенантик, у которого есть за плечами хотя бы год, в течение которого он командовал взводом. Указывать на что-то пальцем, это тебе не тяжеленные листы металла ворочать и не сложнейшие расчёты делать, это так, фигня на постном масле. Главное, чтобы глотка была луженая, морда злая и глаза навыкате. Вообще-то это не про меня сказано. Строгость ведь разная бывает и чем тише говоришь, тем лучше тебя понимают, если ты не говоришь глупости.

Присев в мягкое офисное кресло, таких в банке, неподалёку от которого мы расположились, было множество, я вздремнул пару часов, пока в половине одиннадцатого меня не разбудил громкий звук марша "День Победы", доносившийся из телефонной трубки. Комета, сделавшаяся вчера размером почти с Луну, когда та находится далеко от Земли, уже взошла на востоке и стала медленно, но верно и постоянно увеличиваться в размерах. Почти треть неба занимал её ярко сияющий хвост. Ещё одна, блин, напасть. Некоторые учёные опасались, что хотя он и состоит вроде бы из мельчайших кристалликов водяного льда с небольшой примесью углекислого газа и аммиака, она может отравить атмосферу. Интересно, чем? Если ваши спектрографы ничего кроме воды и этих примесей не нашли, то какие могут быть в таком случае проблемы? Комета сверкала на небосклоне, словно огромная голубая жемчужина. Ровно в десять сорок пять вся её центральная часть вспыхнул ярким, бело-голубым пламенем. Это по комете ударила первая волна термоядерных боеголовок и вокруг неё немедленно появился голубой, светящийся ореол. Радостных воплей по этому поводу никто издавать не стал. Все кто стоя или сидя смотрели на взрывы, молчали. Через сорок минут мы увидели ещё более яркую вспышку и ореол вокруг кометы увеличился ещё сильнее, однако, она, словно бы стала приближаться быстрее, и, соответственно увеличиваться.

На комету было нацелено штук пять видеокамер, чтобы заснять эту паскудную космическую тварь на память, если об этом будет кому вспоминать. После третьей вспышки, когда комета наткнулась на последний термоядерный барьер, возникло такое ощущения, что эта ледяная тварь рассыпалась тысячами брызг, но на самом деле с ней ничего не случилось, но ореол вокруг неё стал ещё больше и плотнее. В это же время мы услышали гул сразу нескольких самолётов, они стали взлетать с аэродромов и улетать от Москвы к северу и югу. Мы посмотрели на комету ещё десять минут и в половине четвёртого зашли в свои бункеры и быстро задраили двери. В бункерах были установлены, как в кинотеатре, ряды кресел, только это были кресла, снятые с автомобилей, с усиленными хромансилиевыми трубами спинками и прочно приваренными к стоящим на полу опорам. Для меня было приготовлено кресло перед перископом, который позволял мне смотреть вверх, а также на все четыре стороны. Толщина защитных, сверхпрочных кварцевых бронестёкол была в нём такая, что они с гарантией должны выдержать удар стихии, но в любом случае к толстостенной стальной трубе ещё и был прилажен под потолком мощный гидрозатвор. Жаль только, что я не мог поворачивать перископ, как мне заблагорассудится. В нашем бункере было два таких перископа, а в остальных по одному, чтобы наблюдать за тем, как пролетит комета над нашими головами.

Через перископ я увидел момент входа кометы в атмосферу, она, словно бы загорелась красным светом, и стала с каждой секундой разгораться всё ярче и ярче. Наконец комета, оставляя после себя ярко-алый, широченный хвост пламени, пролетела над нашим бункером и мы даже через бетон услышали оглушительный рёв. Думаю, что тем, кто оказался снаружи вне укрытия, в этот момент точно стало не по себе. Всё, наступило время арифметики, а точнее просто секундомера. Мне осталось только увидеть на западе, куда через всё небо пролегла широченная огненная дорога, яркую вспышку и включить секундомер. К тому времени мы все пристегнулись ремнями к креслам и слава Богу, что в каждом бункере имелось по три запасных, на всякий случай. А ещё, слава Богу, что после ярчайшей вспышке на небе, озарившей полнебосклона, никто не стал молотить камнем в толстенный люк нашего бункера. В каком-нибудь хреновом голливудском боевике именно так всё и произошло бы, чтобы мы потом гадали, открывать дверь или нет, когда счёт времени пошел чуть ли не на секунды. Хотя нет, всё же на минуты, если честно. От Москвы до места падения кометы было восемь тысяч километров, а скорость распространения сейсмической волны составляет в среднем восемь километров в секунду, так что подземный толчок мы должны почувствовать не раньше, чем через семнадцать минут.

Какова будет скорость ударной волны никто вообще толком так и не сказал, ведь цифры назывались разные, от двух с половиной и даже до девяти Махов. В общем чем дольше мы будем ждать ударной волны, тем больше шансов на то, что выживем. Вспышку заметили все, а потому наверное каждый боец из группы оперативного реагирования включил секундомер в своём телефоне. Что такое землетрясение с магнитудой в шесть с половиной баллов, я знаю на своём личном опыте. Испытал это ощущение своей собственной задницей, так как в тот момент, проходя службу после первой чеченской войны в Магадане, сидел на бетонном парапете. Сейсмические волны достигли Москвы через восемнадцать минут и девять секунд, и я не счёл бы это землетрясение чудовищным, где-то пять баллов, но сейсмологи говорили, что этот толчок вызовет множество землетрясений по всему миру и не ошиблись. После этого ещё сорок две минуты нас то и дело трясло, но ни разу сильнее, чем во время самого первого толчка и я с облегчением вздохнул, хотя и понимал, что из-за этой тряски в Москве уже рухнули многие дома и погребли под завалами многих людей. Что же, выживем, будем спасать. Тем более, что среди нас было почти тысяча спасателей. Выглядывать наружу и смотреть, так ли это, я не стал. Зато был уверен, что в нашем районе точно не брякнулся ни один дом. В каждом из убежищ имелись УКВ-радиостанции и возле них сидели на связи самые надёжные и выдержанные люди, так что случись что, они нас немедленно бы известили. Пока что все они докладывали, что ничего катастрофического у них не происходит.

Ударная волна докатилась до нас уже с рассветом, через три часа сорок одну минуту, но уже через два с половиной часа мы вздохнули с облегчением, так догадывались — она не окажется смертельной. Зато она всё ровно оказалась жутко громкой, просто оглушительно громкой. Блин, вроде бы мы промыли свой бункер чуть ли не семью водами, но его всё равно тут же заволокло пылью, впрочем, не очень густой. Об этом мы предупредили всех наших людей и посоветовали вооружиться пшикалками, чтобы разбрызгивать воду. Тогда пыль быстрее осядет и можно будет спокойно дышать. Правда, нас к тому же ещё и закачало посильнее, чем во время сейсмического толчка и мы вскоре услышали, что у одиннадцати домов ударной волной снесло верхние этажи и кое где треснули стены. Во всём остальном доклады были вполне утешительными, но ведь они поступали не из каждой квартиры, а всего лишь из трёх квартир на дом. Наверняка кто-то умер от инфаркта ещё во время первого же толчка, так что похороны в любом случае будет неизбежными. Хотя дай нам всем Бог выжить после того, как до нас докатится водяной вал высотой от двухсот до семисот метров. Волна должна прийти к нам с Балтики примерно через четыре с половиной часа.

На самом деле она пришла через пять часов десять минут, причём с ничуть не меньшим грохотом, чем ударная. Да, и длилось это жуткое, страшное зрелище, которое я наблюдал через перископ, секунд десять, прежде чем огромная масса воды, от которой нас чуть-чуть прикрыла Смоленско-московская возвышенность, покатилась дальше. Вообще-то через перископ я только и видел, что сначала стену простой и водяной пыли, затем белую пену и чёрную грязь, после чего стало быстро светлеть и зеленеть. Ещё я видел, что над нами мелькало множество объектов разной величины, но ни один не ударил по нам с такой силой, чтобы уничтожить всех до одного. Отката после цунами ждать не приходилось, зато Каспийское море должно будет теперь соединиться не только с Азовским и Чёрным, но и с Аральским, а то снова наполнится водой. Это грозило смертью миллионам людей в Средней Азии, если они, конечно, не поднялись в горы, но и там им грозила смерть от землетрясений и обвалов. В наших убежищах нашли приют почти три тысячи жителей Средней Азии, с лиц которых не сходили слёзы и печаль. Ну, тут уже никто не мог ничего поделать, ведь у нас у всех была одна участь и никто не находился в привилегированном положении. Даже те люди, которые улетели из России в Непал, чтобы переждать там катастрофу, или поднялись в небо на самолётах. Хотя ударная волна и оказалась примерно вчетверо слабее, чем предсказывали, наверное с неба за эти часы упал не один самолёт.

Честно говоря, больше всего я жалел так ненавидимых мною ранее американцев. Вот их-то как раз погибнет больше всего. А ещё очень сильно достанется жителям Дальнего Востока, китайцам, всей Юго-Восточной Азии, а также индусам, пакистанцам, иранцам, на головы которых с неба уже обрушились миллионы тонн расплавленного кометой грунта, и особенно жителям Африки, ведь на их долю пришлись сразу два цунами — Атлантическое, а потом ещё и Тихоокеанское, ведь атлантическое, промчавшись над Африкой, ослабнет и второй удар с Тихого океана будет особенно ужасным. Выходить наружу ещё было нельзя, но мы уже знали, что в одиннадцати убежищах точно будут жертвы, так как из тех домов, верхние этажи которого смело ударной волной, поступили тревожные сигналы о жутком треске. Вскоре прошла вторая ударная волна, но она была раз в двадцать слабее. По всей видимости её основательно погасили волны-цунами. Наш район возвышался над Москвой-рекой, которой уже не существовало в первозданном виде, метров на пятьдесят или даже все шестьдесят, а потому основная масса воды уже скорее всего стекла вниз, а потому мы быстро расстегнули ремни безопасности и бросились открывать люк нашего бункера-спасителя.

Первое, что я увидел, выйдя из него, это мглистое, странного цвета, зеленовато-серо-синеватое, но всё же безоблачное небо и устоявшее в катаклизме здание банка. На нём даже не все стёкла выбило, ведь они были пуленепробиваемые. Больше половины уцелело. Хотя оно не покосилось, всё равно выглядело ужасно, всё облепленное каким-то мусором и ошмётками. Выбежав наружу я огляделся и не увидел груд железобетонных обломков, пусть и с выбитыми стёклами, но почти все дома в нашем районе устояли и я не мог понять, почему. Кроме тех злополучных одиннадцати домов, рухнуло всего только пять, да, и то им просто обломило верхние этажи. Парк был изрядно подстрижен, но что меня особенно порадовало, хотя грязи и мусора вокруг было до черта и больше, под ней всё же проглядывала зелёная трава, а это означало, что чернозёма в Москве и Подмосковье изрядно прибавилось, зато в лес теперь лучше не соваться лишний раз. Хотя когда я стал оглядываться внимательнее, то понял, мусора унесло всё же больше, чем принесло подарков, а вот их я увидел довольно много и в том числе один просто громадный — километрах в двух от наших бункеров, аккурат между двух четырёхэтажных убежищ, стояла явно атомная подводная лодка "Генерал де Голль", ясное дело, французская, причём на ровном киле и с её верхней палубы нам махало руками множество людей.

Я уже хотел было двинуться туда, как увидел немного правее точно такой же спасательный батискаф, о котором мне рассказывала Валя — здоровенная стеклопластиковая цистерна, обтянутая поролоном и виниловой тканью, с прикреплённой к ней стальными полосами небольшой стальной гондолой, обвешанной множеством накачанных, облегчённых автомобильных колёс с вырезанными дисками. Такое средство спасения, оснащённое длинным тросом с якорем, она делала начиная с третьего марта, когда узнала о нём из Интернета. У меня тотчас ёкнуло сердце, неужели эта чудовищная волна сотворила чудо — принесла ко мне Валюшу? А ведь такое могло запросто произойти, Невель же находился когда-то точно по линии движения цунами к Москве. "Господи, Валечка, неужели ты успела доделать свой спасательный батискаф?" — подумал я, и, ухватив покрепче тяжеленную сумку с инструментом, двинулся к нему, громко крикнув:

— Скиба, за мной к батискафу, остальные бегом к убежищам и к ангару с бульдозерами! Командирский подать мне! Быстро! Быстро! Время, пошел, бойцы, начинаем работать.

Подбегая к батискафу, я увидел вокруг ещё несколько десятков самых различных спасательных средств. Видно не одни только мы не хотели помирать. Они были самого различного вида начиная от шаров-зорбов, заполненных бензином, керосином или соляркой, чтобы их не раздавило давлением воды, и заканчивая скоростными катерами и переделанными под путешествие на волне яхтами. Увидел я ещё несколько батискафов, точнее четыре штуки, но те явно были импортными и к тому же здоровенными, на полсотни, если не на всю сотню, пассажиров. Практически из всех средств спасения выбирались люди молодого и среднего возраста. Видно на Западе старики были куда более настойчивыми. Буквально в полусотне шагов, накренившись набок, посреди груды мусора, лежал океанский катер, обтянутый чёрной резиной. Люк открылся, из катера выбрался светловолосый парень, одетый в звёздно-полосатую майку и камуфляж, и завопил:

— Хеллоу, Раша! — После чего крикнул — Это был самый фантастический сёрфинг Чака Мелвилла! Клянусь, больше никогда в жизни я не подойду к берегу океана.

В Москве я довольно неплохо выучил английский, чтобы пойти на повышение, но время на общение с американцем тратить не стал. Соскочив с борта катера, на ногах у американца были тяжелые армейские бутсы типа берцев, парень бегло огляделся и тут же бросился помогать мне и Скибе. Мы быстро нашли люк, он находился позади цилиндрической гондолы, и был задраен дюжиной гаек с резьбой эм сорок восемь, и как раз такие гаечные ключи — пятьдесят шесть на сорок восемь, у нас с сержантом имелись. Американец, осмотрев гайку, крикнул, чтобы ему подали нужный ключ и мы принялись отвинчивать гайки. Хотя я ещё не видел, кто стучит чем-то металлическим внутри гондолы, мне уже стало понятно, что Валюши внутри точно нет. Батискаф лежал на боку, а не стоял на стальных салазках из швеллера. В его передней части явно была вторая капсула безопасности и она оторвалась по пути. Когда же мы отвинтили все гайки и сорвали люк, то из гондолы вылезла маленькая, светловолосая девочка лет шести, одетая в зимний, ярко-оранжевый комбинезон, и, не увидев родителей, а точнее мамы, тут же плаксиво спросила:

— А где моя мама? Она сидела в передней кабинке.

Подхватив девочку на руки, я спросил:

— Твою маму зовут Валя Максимова?

Девочка округлила глаза и удивлённо ответила:

— Да, а ты откуда знаешь мою маму? Где она?

Держа девочку на руках, я подошел к передней части спасательного батискафа и, указав на неё, сказал:

— Видишь, моя хорошая, мамина кабинка отломалась и отвалилась по дороге от вашего батискафа, но ты ничего не бойся. Я друг твоей мамы и ты можешь теперь считать меня своим папой потому, что я её люблю. Уже очень скоро твоя мама придёт сюда. Она у тебя очень умная, смелая и отважная, а зовут меня, моя деточка, дядя Серёжа. А как тебя зовут?

— Алёнка. — Ответила девочка и спросила — А ты тот самый дядя Серёжа из Москвы, который спас мою маму и подарил ей новый автобус и два автомата с патронами?

Крепко прижав к себе девчушку, я воскликнул:

— Вот видишь, ты всё уже знаешь обо мне и о том, как я люблю твою маму, Алёнка. Ты только не беспокойся, твоя мама обязательно придёт сюда. Она очень сильная и смелая, а сейчас, Алёнка, я должен работать. Я отведу тебя к одной тёте и она о тебе позаботится. Вечером я приду к тебе, мой Аленький.

Сзади послышался громкий рёв тракторного двигателя. Это мне подали шестисотсильный трактор "Челленджер" на резиновых гусеницах, к которому мы приладили лопату. Увидев трактор, Алёнка изо всех сил обхватила меня за шею и сказала:

— Я поеду с тобой.

Делать было нечего и я, посадив Алёнку в кабину, подошел к американцу и попросил его по-английски:

— Чак, будь добр, разгрузи гондолу, в ней лежат вещи девочки. Ты не поверишь, но сегодня произошло чудо. Она дочь моей женщины, которая жила за несколько сотен километров от Москвы, и волна принесла её прямо ко мне. Выручи меня, пожалуйста, Чак, нам нужно срочно начинать работать.

Американец отдал мне честь и представился:

— Майор, меня зовут Чарльз Мелвилл, сэр, морская пехота страны, которая когда-то называлась США. Я офицер, сэр, капитан. Могу отлично управляться с этим зверем. У меня на борту катера восемнадцать штатских, они позаботятся о вещах девочки.

Я тоже взял под козырёк и молча кивнул потому, что мне спазмом перехватило горло. Парень лишился своей страны, но не самообладания. На такого точно можно положиться. Он повернулся к молодым мужчинам и женщинам, спускающимся с борта катера на пусть и изуродованную цунами, но всё ещё гостеприимную русскую землю и стал властно отдавать приказы. В том числе и тот, который касался скарба Алёнки. Хотя их лица и были потрясёнными, они всё же не стали биться в истерике, а тут же взялись за работу, а я, повернувшись к Скибе, приказал:

— Сержант, пулей метнись в наш бункер, принеси мне снайперскую винтовку и пару десятков обойм с патронами.

Через пять минут, велев капитану Мелвиллу сесть на пассажирское сиденье, я возглавил колонну тяжелой техники и мы направились к шоссе. Если мне по пути попадалось какое-либо препятствие, то я просто объезжал его. В районе прибраться можно будет и потом, а вот мусор с шоссе кроме нас убрать некому. Внезапно Алёнка, глазевшая по сторонам, крикнула:

— Дядя Серёжа, смотри, р-р-рыба!

Наверное детишка плохо выговаривала букву "Р" и мама научила Алёнку произносить её раскатисто. Я повернул голову направо и действительно увидел здоровенную акулу метров шести в длину, причём живую, к которой с опаской подходили люди, выбравшиеся из ближайшего убежища. Ну, это ещё куда ни шло, через пару километров мы вообще увидели кита и тоже здоровенного. Жаль, что этот бедолага не дотянул до нового филиала Атлантического океана. Ну, ничего, наверное волна принесла с собой множество других обитателей Атлантики. Между прочим, рыба попадалась довольно часто. Видно волна была очень высокой и длинной, раз принесла с собой столько неожиданных подарков. Машинально я насчитал уже более полутора сотен средств спасения, но некоторые увы, принесли с собой трупы. Вскоре мы выехали на шоссе и мне сразу стало ясно, что поработать придётся не то что бы много, но с полчаса, как минимум и тут же принялся сгребать мусор со стоянки для самолётов, где его было особенно много, пропустив вперёд все остальные бульдозеры. К счастью площадка уцелела, как и практически всё шоссе, ведь волна катила прямо по нему. По пути Чак Мелвилл коротко рассказал мне, что он родом из Бостона и они вышли в море ещё восемь суток назад, доплыли до Исландии и севернее неё, лёжа в дрейфе, ждали, когда упадёт комета и их подхватит волна. С собой на буксире они притащили два здоровенных, длиннее катера, стеклопластиковых понтона, наполненных бензином.

Именно они и подняли их на поверхность, после чего Чак замкнул контакты и пиропатроны их отстрелили, а он врубил двигатели на полную мощность, чтобы удержаться в верхней части волны, но катер всё равно постепенно сползал, да, и сама волна становилась всё более низкой и пологой. Скорость, с которой они неслись с запада на восток, была просто чудовищной и когда они, наконец, очень удачно встали на грунт, проехав ещё пару километров по земле, сбросив при этом с кормы четыре якоря, то даже не поверил сначала в то, что остались живы. Видел он и то, как с нескольких подводных лодок были совершены пуски баллистических ракет. Все те лодки, которые выходили в океан с Восточного побережья, отправлялись в район севернее Исландии взяв на борт столько штатских, сколько в них поместится, чтобы потом "доехать" на волне до материка. Если французская лодка, отстрелявшись, благополучно дошла до Москвы, то может быть повезёт и другим американцам, большая часть которых перебралась в горы, подальше от траектории разлёта продуктов взрыва, но вряд ли из них спасётся хотя бы десять процентов людей.

Обо всём этом Чак говорил каким-то механическим голосом и я всем нутром чувствовал, как ему сейчас хреново. Запустив руку за спинку сиденья, я вытащил оттуда бутылку водки и молча протянул её этому парню лет тридцати пяти. Он так же молча кивнул мне и приложился к бутылке. Выпив грамм триста, он со вздохом утёр ладонью губы и улыбнулся Алёнке. У Чака не было детей, а его родители наотрез отказались отправиться в это сумасшедшее плаванье через Атлантику. С ним на борт поднялась его старшая сестра с мужем и двумя детьми, юношей и девушкой семнадцати и пятнадцати лет, а их родители назло злой судьбе отправились на озеро Гурон, чтобы умереть там. Что же, это был очень мужественный и дерзкий поступок пожилой американской четы. Я расчищал площадку, сгребая мусор за её пределы, а наш американский гость скупыми на подробности фразами рассказывал мне о том, что пережили американцы за эти дни. Кивнув, я, не отрывая взгляда от лопаты бульдозера, сказал:

— Чак, если твоя страна не погибла полностью и там можно будет жить, то вы вернётесь туда. Если же случилось самое страшное, то Россия, Москва, которую мы обязательно поднимем из руин, примет вас, как братьев. Это я тебе обещаю и даже более того, гарантирую на все сто процентов. Вы не будете чувствовать себя здесь париями или отверженными.

Американец кивком головы поблагодарил меня и сказал:

— Серж, в Москве не смотря на эту чудовищную волну сохранилось очень много зданий. Думаю, что Россия точно не погибнет после этой страшной катастрофы.

У меня невольно вырвался тяжелый, горестный вздох и я глухим, срывающимся голосом признался:

— Боюсь, Чак, что очень много русских всё же погибло. Мне даже страшно подумать, сколько людей умерло за эти часы.

Алёнка испуганно спросила:

— А моя мама тоже умерла?

— Нет, что ты, Алёнушка! — Громко воскликнул я — Твоя мама точно не умерла! Она просто потерялась по дороге. Поверь, она нигде не пропадёт и через какое-то время придёт сюда. Она будет идти строго по прямой от того места, где упала её капсула и спрашивать, не видел ли кто девочку в оранжевом комбинезоне.

Девочка счастливо засмеялась и сказала:

— Нет, моя мама приедет на мотоцикле. У неё есть такой мотоцикл, который ездит по всяким ямам и холмам быстро-быстро, кр-р-россовый, и она очень хорошо умеет на нём ездить.

Что же, если так, то моя нежданная, нечаянная и негаданная любовь действительно довольно скоро доберётся до Москвы. Такая женщина не может, не имеет права погибнуть. Отправляться к ней навстречу было рискованно, очень велика опасность разминуться в пути, а потому мне лучше оставаться в Москве. Вот только кому бы сдать бразды правления? Вскоре мы покончили с работой и я вышел в эфир на тех частотах, на которых обычно вели переговоры лётчики. Радиостанция в командирском бульдозере стояла мощная и я стал вызывать хоть кого-нибудь:

— Небо, небо, я Земля, отзовитесь. Парни, откликнитесь, ведь вы же русские и если взлетели в небо, то не должны падать. Небо, небо, я Земля, отзовитесь, у меня есть для вас площадка. Мы как раз завершаем сгребать с неё обломки и мусор.

Менее чем через минуту я услышал:

— Земля, Земля, я Небо Один, где ты находишься и что у тебя за площадка? Парень, мне нужно посадить множество бортов. Мы пока что так и не увидели ни одной площадки, а видимость постепенно ухудшается. Земля, дай Небу Один координаты.

— Небо Первый, дружище, направляй всех в Москву, на Северо-Запад, на Новоминское шоссе! — Заорал я радостным голосом — Тут встанет на стоянку хоть восемь сотен бортов. Повторяю, Небо Первый, Новоминское шоссе на протяжении десяти километров полностью очищено от мусора, а прямо перед новым микрорайоном, стоит повернуть направо, мы забетонировали для вас отличную стоянку, здоровенное поле на восемьсот гектар щебнем отсыпали и на толщину в полметра, с толстенными арматуринами, бетоном залили. Мы тут для вас даже рыбы наловили, вернее она сама приплыла к нам из Атлантики. При заходе на посадку не пугайтесь, увидев впереди, километрах в десяти, подводную лодку. Это к нам в гости французы приплыли. У нас тут уже есть даже парни из Штатов и они тоже доплыли удачно. Все наши убежища уцелели, даже те, которые затрещали, но ничего, всё обошлось, никто не промок. Земля ждёт тебя, Небо Первый.

Небо Первый ответил мне радостным голосом:

— Отлично, Земля! Раз у тебя такие шикарные условия, то я направляю к тебе все борта, их только наших удержалось на высоте шестьсот двенадцать единиц, а на подходе много западников, всего будет за тысячу сто бортов. Если у тебя есть техника, Земля, начни расчищать Новоминку дальше, Белые Лебеди и другие военно-транспортные самолёты ещё не выработали топливо и они смогут продержаться в воздухе полтора часа. Завожу на посадку первым борт номер один страны, Земля.

Чуть не чертыхнувшись, я откликнулся:

— Приказ понял, Небо Первый, посылаю технику на полосу и думаю что через полчаса Белые Лебеди могут спокойно садиться. Если что, я постоянно на связи, Небо Первый. Удачной посадки.

Уйдя из эфира, я снова запустил руку за спинку сиденья, но на этот раз достал не напитки и еду для Чака или Алёнушки, а снайперскую винтовку. Капитан Мелвилл удивлённо спросил:

— Серж, в кого ты собираешься стрелять?

Открывая дверцу, я спокойно ответил:

— В нашего президента, если он, вдруг, выйдет из самолёта, Чак. Этот парень наделал много глупостей, а под конец заявил, что не станет летать над нашими головами, когда по нам будут бить из орудий всех калибров Апокалипсиса. Я сам всегда держу слова и требую, чтобы это делали и другие. Если бы ты знал, парень, сколько людей свихнулось от его глупости и превратилось в убийц и насильников. Честное слово, я даже устал их убивать.

Чак поднял руки вверх и сказал:

— Серж, это твоя страна и твой президент, так что делай с ним всё, что хочешь. — После чего вздохнул и признался — А я своего президента просто задушил бы, ведь этот мерзавец на своём президентском самолёте улетел в Южную Америку ещё неделю назад. Он тоже собирается подняться в небо, чтобы потом выбрать местечко почище и приземлиться там.

Мне даже не пришлось отдавать приказ, чтобы мои парни продолжили расчистку. Во время разговора с Небом Первым, я держал свою рацию включённой и потому нас слышали более полутора тысяч человек. Потянулись долгие и томительные минуты ожидания. Намного раньше, чем самолёты стали заходить на посадку, ко мне на помощь примчался мой друг и помощник, отличный и надёжный парень-хохол из Орла — Павло Скиба. Он приехал сидя за рулём командирского "БРДМ-2", ведя за собой ещё два армейских четырёхколёсных броневика, покрашенных в ярко-оранжевый цвет. На каждом было установлено по крупнокалиберному "Корду", а на моём ещё и два здоровенных громкоговорителя. Как только мы с Алёнкой выбрались из кабины "Челленджера", капитан Мелвилл хотел было сесть на место водителя, но я громким, зычным голосом, чего так не люблю, скомандовал:

— Отставить, капитан Мелвилл, без тебя найдутся бульдозеристы. Ты мне здесь нужен. Приказываю тебе стать в Москве комиссаром по делам иностранных граждан, прибывших в Россию.

Капитан выпрыгнул из кабины, отдал честь и ответил:

— Слушаюсь, сэр, приказ понял и готов исполнять.

К "Челленджеру" тут же метнулся один из наших старых друзей-спасателей и громадный трактор, взревев двигателем, на бешенной скорости помчался по Новоминке. Скиба вылез из бээрдээмки, подхватил на руки Алёнку, снявшую с себя наполовину зимний комбинезон, и скрылся с ней в тюнингованном банковском броневике, имевшем вполне гражданский и уютный интерьер. В салоне броневика, отделанном карельской берёзой и натуральной кожей, позади переднего сиденья располагались вдоль борта два просторных, уютных дивана и откидной столик между ними. Мой помощник привёз для Алёнки одежду и горячий обед в термосах на всех. Мы вошли в броневик через единственную, зато просторную, дверь, открыли оба передних люка, выбрались наружу и сели на броню. Сержант, а тридцатитрёхлетний Павло Скиба, как и я, был десантником и воевал вместе со мной во второй чеченской, поставил бээрдээмку носом к стоянке. Пулемётных башен на наших бронемашинах, которые мы называли охотничьими, не было, вместо них посередине бронированной крыши ещё в марте месяце была установлена поворотная турель для "Корда" и третий люк. Переодев Алёнку в клетчатую рубашечку, джинсовый комбинезончик и новенькие высокие кроссовки, сержант накрыл для неё на стол, подал нам два солдатских котелка с картошкой и мясом, взял себе третий и тоже уселся на броне. Капитан Мелвилл, быстро работая ложкой, спросил:

— Сэр, вы похоже, здесь военный комендант города, так не лучше ли вам отправиться в штаб, чтобы руководить оттуда спасательными работами? Там вы сейчас намного нужнее.

Передние люки бээрдээмки были переварены, чтобы было удобнее охотиться на лосей и я сидел справа от капитана, поставив котелок на опущенный люк. Между нами лежала эсвэдешка, а над нашими головами возвышались "Корд", два громадных матюгальника, через которые я частенько обращался к народу, и почти двухметрового роста атлет Скиба. Воткнув ложку в картошку с мясом, я протянул руку капитану Мелвиллу и сказал:

— Чак, для тебя я просто Серж. Да, жизнь вынудила меня стать военным комендантом нашего района, но я при первой же возможности передам власть тому, кто опытнее меня. А парням вроде старшего сержанта Скибы, руководители не нужны и у нас тут таких тысяч за двадцать, так что моя самая главная задача, это хорошо встретить президента, если он прилетит.

Капитан пожал руку и ответил:

— Буду счастлив стать твоим помощником, Серж. Судя по тому, что я уже увидел, ты прекрасный организатор и я не верю, что люди захотят отпустить тебя с этой должности.

Снова взяв в руки котелок и ложку, я подумал: — "А не пошли бы вы все, Чак, и ты, и все прочие люди, к едрене свет матери? Мне, между прочим, тоже хочется, чтобы кто-то вместо меня думал обо всём и отдавал приказы, а я буду их быстро и чётко выполнять не думая больше ни о чём." Сержант, который ходил на курсы английского вместе со мной, Скиба вообще после Чечни, где нам пришлось однажды вдвоём трое суток, сидя в бункере блокпоста отстреливаться от чеченских боевиков, со мной практически не расставался и даже стал контрактником, чтобы продолжить служить в моём батальоне, хлопнул капитана по плечу, протянул ему свою ручищу и сказал:

— Чак, меня зовут Павло и я у Бати левая рука, на правую у меня знаний не хватает. Станешь его другом, будешь и моим, а на счёт передать власть, Батя пошутил. Он может быть и хочет избавиться от неё, но мы не дадим ему это сделать. Я не дам.

Вот же паразит, этот Павло Скиба! Он, видите ли считал, раз это я закрыл грудью от автоматной очереди, а не он меня, так значит всё, теперь будет до гроба при живых родителях и жене считать меня своим батей. Эх, Паша, на мне же был тогда тяжелый броник, а чехи к нам вплотную подошли, их ведь в штыковую атаку на нас погнали, ну, кто бы тогда смог их, взяв в руки "Корд", как дубину, перебить всех, кроме тебя? Меня бы они мигом сломали, а ты их порвал, словно матёрый волкодав дворняжек, и тем самым мне жизнь спас. И ведь он в самом деле если не увидит, что кто-то действительно будет лучше меня справляться с делом, не даст мне уйти с этой должности. Родителей он из Орла в нашу банковскую общагу перевёз, Пашкины жена и двое сыновей и так в Москве жили, катастрофу они пережили благополучно, а раз так, то мне от этого парня вовек не отвязаться, да, только я и сам давно уже считал его своим сыном. Эх, жаль только, что мой Володька наотрез отказался перебираться ко мне в Москву. Ну, надеюсь, что он остался жив. Отчим у него хотя и приблатнённый, всё же мужик, а не слюнтяй, я бы с ним, наверное, сдружился бы, не уйди к нему Нинка. Ладно, все переживания остались в прошлом и жить сейчас нужно настоящим.

Алёнка, быстро пообедав, выбралась через люк Скибы наружу и принялась разгуливать по крыше бронемашины. Она была чертовски похожа на Валюшу. Тот же очаровательный курносый носик, светло-русые волосы с короткой стрижкой и очаровательные ямочки на щёчках. Пашку она сразу же стала называть так, как тот ей представился — Скибой, а его, почитай, все так называли, даже я и наш управляющий, который был с ним очень дружен из-за того, что они вместе лазали по горам. Вот ведь дурацкое занятие. Не знаю, чего Скиба находил в этом альпинизме, будто мы мало в Чечне по горам полазили. Он и меня в горы тянул, но я ему сказал, что пойду только в том случае, если на мне будет надета разгрузка с боекомплектом, а в руках автомат. Увы, но у альпинистов совсем другое снаряжение. Эх, где теперь наш Игорь Петрович и где наши банковские девчата, с многими из которых я успел переспать за трое суток панического разгула. Нет, там всё было по честному, обречённые на смерть люди имеют полное право дожидаться её в таких вот оргиях и если кто-то считает иначе, то пошел он к едрене Фене.