"Невероятные приключения штурмана Кошкина." - читать интересную книгу автора (Клугер Даниэль)ИНЦИДЕНТИз всех обитаемых планет штурман поискового звездолета «Искатель» Кошкин с подозрением относился только к двум: Тургосу и Локо. Собственно, Тургос вполне мог считаться условно обитаемым, поскольку тургосцы относились к виду Condensatim Sapiens Spontanis, то есть «сгустки разумные самопроизвольные». В принципе они не существовали и появлялись, только когда хотели помыслить. Для земной (и не только земной) науки оставалось пока загадкой, каким образом у несуществующих существ могли появляться какие-либо желания, тем более желание помыслить. Именно эта неопределенность и настораживала Кошкина. Что же касается Локо, то посещения этой планеты были безусловно запрещены для всех видов гуманоидов, включая человека Земли. При всем том локойцы отнюдь не являлись какими-то кровожадными чудовищами, напротив, сами были гуманоидами, весьма похожими на людей Земли или Аргуса. Просто семнадцать миллионов шестьсот пятьдесят тысяч четыреста восемнадцать локойцев относились к семнадцати миллионам шестистам пятидесяти тысячам четыремстам восемнадцати расам. Посещения Локо запрещалось Галактической федерацией из опасения нарушить расовый баланс планеты и тем самым создать почву для возникновения расизма. Таким образом, из планет сектора М-42/13 садиться можно было только на Когоа. — Может, обойдемся без посадки? — с сомнением в голосе спросил капитан Альварец. — Чует мое сердце… — Что именно учуяло его сердце, он не сказал. — Капитан, — укоризненно сказал Кошкин, — что за мистика. Сердце у него чует… И потом: без посадки никак нельзя. Работы — часа на полтора, не больше, но в пространстве невозможно. Нужно естественное поле тяготения. Верх — вверху, а низ — внизу. Капитан тяжело вздохнул и запросил у Бортового Компьютера данные по Когоа. БК-216 выплюнул на панель управления пластиковую карточку, и Альварец углубился в чтение. — Так… — пробормотал он. — Масса — девять десятых земной… — Вот, — вставил Кошкин. — То, что нужно. — Семьдесят процентов — азот… Кислород — двадцать процентов… продолжил капитан. — Гуманоиды… Хомо сапиенс когоанис… — Вот, — снова влез Кошкин. — Нормальные люди. — Не перебивай, — буркнул Альварец. — Имей терпение… Суточное вращение… Полезные ископаемые… Ну, это нас не касается. — Он отбросил карточку и рассеянно забарабанил пальцами по панели. — Ну? — нетерпеливо спросил Кошкин. — Что? Садимся? — Не нукай, — хмуро ответил Альварец. — Для начала запросим базу. — В случае возникновения аварийной ситуации экипаж действует самостоятельно, сообразуясь с обстоятельствами, — отбарабанил штурман. Параграф двенадцатый. Кроме того, связь с базой возможна только через четыре часа семнадцать минут бортового времени. А через четыре часа семнадцать минут у нас будет полный порядок. Я же говорю — работы часа на полтора. На два — максимум. — У нас не аварийная ситуация, — возразил капитан. — Которая грозит превратиться в аварийную, — немедленно заявил штурман. — Ну что, садимся? — Да что ты заладил — садимся, садимся, — разозлился Альварец. — Дай хоть запросить когоанские власти. А то свалимся как снег на голову. Инструкцию по суверенным планетам помнишь? Когоанские власти ответили немедленно, но маловразумительно. — Что-то я не пойму… — озадаченно сказал Альварец, прочитав ответ. Вроде бы разрешают, но вот это дополнение… Как ты думаешь, Кошкин, что бы это значило? — Он перебросил карточку штурману. Кошкин прочел: «…только в случае безусловного признания когоанских правоохранительных органов полностью компетентными в оценке последующих событий». Штурман пожал плечами. — Н-ну… — неуверенно протянул он. — Мало ли… Может, просто такая формула. — Формула? — недоверчиво переспросил капитан. Кошкин кивнул. — Ну, — он снова прочитал ответ, полученный с Когоа. — Мы ведь тоже, бывает, передаем: «SOS», к примеру. Спасите наши души. А при чем тут души, когда никаких душ нет? А попробуй растолковать это чужим. Вот и они тоже… Не ломай голову, капитан. Главное — посадку разрешили, значит, порядок. Вперед. Альварец все еще сомневался, но пальцы штурмана уже забегали по клавишам, внося изменения в курс «Искателя». Капитан тяжело вздохнул и согласился. Как ни странно, Кошкин не ошибся в сроках. Регулировка блока стабилизации заняла около полутора часов. — Порядок, капитан! — весело сказал штурман. — Я же тебе говорил — в два счета управимся. И ничего страшного не случилось. Теперь можно стартовать, нам здесь больше делать нечего. — Еще неизвестно — случилось или не случилось, — хмуро заметил Альварец. Как в воду смотрел. Стартовать они не успели. В последний момент по лесенке загремели чьи-то шаги. — Ну вот, начинается… — пробормотал капитан. В рубку вошли двое когоанцев. Они и правда очень походили на землян. Отличия были в несколько иных пропорциях и не очень заметны. Неожиданные визитеры выглядели весьма официально, возможно, из-за черной форменной одежды с блестящими пуговицами. Они остановились у входа, и один из них сказал на вполне приличном линкосе: — Прошу немедленно покинуть корабль и следовать за нами. — Акцент в его речи был почти неуловим. Взглянув на Кошкина, Альварец сказал: — Видите ли, мы бы с радостью… кхм… так сказать, воспользовались вашим гостеприимством, но нам пора стартовать. — И, думая, что его объяснение исчерпывающе, добавил: — Мы совершили посадку только с целью ремонта. Так сказать, небольшое ЧП. Когоанцы на его слова не реагировали. Вместо того чтобы освободить рубку и пожелать счастливого пути, они слегка посторонились и пропустили еще троих в форме. — Старт откладывается, — тихо сказал капитан. — Придется выйти. — А может… — начал было штурман. — Не может, — хмуро перебил Альварец. — Находясь на суверенной планете, экипаж полностью подчиняется местным законам и избегает каких бы то ни было недоразумений. Инструкция. Пойдем. Выйдя из корабля, они увидели еще две шеренги когоанцев. — Как думаешь, — задумчиво спросил Альварец, глядя на бесстрастные лица, — зачем это мы им понадобились?.. Ой, Кошкин, не нравится мне это. — Может, местный обычай? — неуверенно предположил Кошкин. — Церемония встречи… Или проводов… Сейчас кто-нибудь подкатит, речь толканет… Альварец хмыкнул: — Хорошо бы. Двое молодцов из шеренги приблизились к ним и молча протянули руки. Альварец и Кошкин, ослепительно улыбаясь мрачным аборигенам, протянули свои. В ту же минуту на их запястьях защелкнулись какие-то стальные зажимы. — Нич-чего себе обычаи! — ахнул капитан. — Наручники на гостей! — Тихо ты… — шепнул Кошкин, продолжая улыбаться во все тридцать два зуба. — Улыбайся, капитан. Может, это не наручники. — Он незаметно подергал руками, пытаясь высвободиться. Попытка не удалась. Может, это такой местный знак отличия. Вроде почетного ордена. — Хорош орден… — процедил сквозь зубы Альварец, опуская скованные руки. Подкатил экипаж весьма унылого вида, с зарешеченными окнами. — Тоже обычай? — мрачно осведомился Альварец, когда их с Кошкиным довольно бесцеремонно втолкнули внутрь. — Мистика, мистика… Вот тебе и мистика. Чуяло мое сердце. Кошкин потерянно молчал. Унылый экипаж подкатил к не менее унылому зданию. У входа с землян сняли наручники. Они вошли, и дверь за ними тут же захлопнулась. Настроение Альвареца испортилось окончательно. Помещение, в котором они оказались, формой, размерами и обстановкой напоминало тюремную камеру, каковой, по всей видимости, и являлось. — Н-ну? — ядовито спросил Альварец. — И это — обычай? По-твоему, это резиденция для особо почетных гостей? Вместо ответа штурман проследовал к стоящим в углу деревянным нарам, сел и обхватил руками голову. Альварец заметался по камере. — Вот уж влипли так влипли… Ну, Кошкин!.. — Да что — Кошкин?! — штурман обиделся. — Чуть что, так сразу: «Кошкин, Кошкин!..» При чем тут я? Альварец резко остановился. — А кто сказал, что тут живут нормальные люди? — грозно спросил он. — Ну, я сказал, — покорно согласился штурман. — Так это же во всех справочниках написано. — При пользование справочниками нормальный человек всегда делает скидку на некомпетентность составителей, ясно? — Альварец зло плюнул в угол и снова заходил по камере. — Нормальные люди… Ну, почему, почему я всегда тебя слушаю? Ничего, штурман, — пообещал он. — Уж это — точно — в последний раз. Штурман окинул тусклым взором толстенную решетку на окне и тяжело вздохнул. Альварец снова остановился. — Что? — свирепо спросил он. — Да нет, это я так… — Кошкин еще раз вздохнул. Еще тяжелее. Просто я подумал, что ты очень верно сказал. Насчет последнего раза. Капитан тоже взглянул на решетку. — Я им покажу… — прорычал он. — Они меня попомнят… — Он с грозным видом повернулся к двери. — M-местные обычаи, значит… Оч-чень красивые обычаи. — И Альварец решительно зашагал к выходу. Показать он никому ничего не успел. Дверь неожиданно отворилась. В камеру вошел очередной когоанец. В той же униформе, что и прочие, — черный мундир, блестящие пуговицы в два ряда. Щелкнул замок. — С-спокойно, капитан… — напряженным голосом предостерег Кошкин. Н-не нарывайся, не суетись. Попробуем прояснить ситуацию. Альварец набрал полную грудь воздуха и нехотя разжал кулаки. Когоанец смерил капитана долгим пристальным взглядом холодных зеленовато-серых глаз. Заглянув ему через плечо, так же пристально осмотрел сидящего на нарах штурмана. После этого сказал на линкосе: — Здравствуйте, — акцента почти не было. — Я ваш адвокат. — Привет, — буркнул Кошкин. — Наш… кто? — переспросил Альварец. — Адвокат, — повторил когоанец. — Назначен властями для защиты ваших интересов. — Ах, вот оно что… — протянул Альварец. — Слыхал, Кошкин? Защитник наших интересов. — Да, — подтвердил адвокат. — Таков закон. Каждый осужденный имеет право обратиться к адвокату. В случае, если по каким-либо причинам он не может этого сделать, адвокат назначается органами власти. Альварецу показалось, что он ослышался. Он беспомощно оглянулся на Кошкина. Кошкин медленно поднялся с нар. — Как вы сказали? — спросил он. — Осужденные? — Разумеется, — бесстрастно ответил адвокат. — Значит, мы осужденные? — на всякий случай уточнил Альварец. — Разумеется, — столь же бесстрастно повторил адвокат. Альварец посмотрел на Кошкина и увидел на его лице такое же глупое выражение, как и то, которое, судя по всему, приняло его лицо. — Та-ак… — Капитан зябко потер руки. — Очень интересно. И в чем же нас, по-вашему, обвиняют? — Вы не поняли, — адвокат говорил тусклым, монотонным голосом. — Я не говорил, что вас обвиняют. Вы не обвиняемые. Вы — осужденные! В камере повисла тяжелая тишина. Альварец тупо смотрел на Кошкина. Кошкин — на Альвареца. Потом они долго смотрели на адвоката. Адвокат, в свою очередь, смотрел в сторону. Несмотря на бесстрастное выражение лица, чувствовалось, что ему все это давно уже надоело и что он с трудом удерживается от зевка. Первым не выдержал Кошкин. — За что?! — вскричал он нечеловеческим голосом. — Что мы сделали?! Адвокат перевел взгляд холодных глаз на его побагровевшее лицо и ответил: — Ничего. — В его голосе послышалось удивление. Кошкин разинул рот. — Вас осудили не за то, что вы совершили, — сухо пояснил когоанский адвокат. — Вас осудили за то, что вы совершите. Превентивно. Кошкин бухнулся на нары. Рядом с ним осторожно опустился Альварец. Адвокат остался стоять. — Э-э… — выдавил капитан. — А-а… В смысле… то есть как?! Адвокат со скукою взглянул на него и прежним своим монотонным голосом поведал следующее. Двадцать лет назад (по когоанскому летоисчислению, то есть около десяти земных лет) когоанским ученым, занимавшимся проблемами темпоральной физики, удалось наконец сконструировать хроноскоп — машину, позволяющую исследовать прошлое и будущее. Поскольку прошлое интересовало только десяток кабинетных затворников, а когоанское общество захлестывала волна невиданной по масштабам преступности, хроноскоп был передан в ведение правоохранительных органов Когоа. Правоохранительные органы в результате этого получили блестящую возможность изолировать преступника от общества до того, как он совершит преступление. Мало того. Вскоре были разработаны методы обезвреживания преступника до того, как преступный замысел возникнет в его голове. Потенциальный преступник еще и не догадывается, что он в будущем может совершить преступление, а его уже изолируют. Мало того: в перспективе рассматривалась совершенно потрясающая возможность вообще не допускать рождения потенциального преступника. — Разумеется, — сказал адвокат, — пришлось радикально пересмотреть существовавшее до изобретения хроноскопа уголовное законодательство. Некоторые нюансы: свидетели, улики, состав преступления и тому подобное. Но зато теперь на Когоа не существует преступности. Из всей этой лекции штурман Кошкин понял только, что одна половина когоанского общества очень надежно изолировала от общества его другую половину. — Ладно, — сказал он утомленным голосом. — Все ясно, все прекрасно. Так что же мы такого совершили… в смысле совершим… будем совершать? Хотелось бы узнать. Быть, так сказать, в курсе. Адвокат извлек из внутреннего кармана мундира черный, с блестящей пуговицей в углу, носовой платок, оглушительно высморкался и ответил: — Нельзя. — Как? — Кошкин опешил. — Почему? — Видите ли, — сказал адвокат и спрятал носовой платок, — статья уголовного кодекса, по которой выносится приговор, равно как и сам вынесенный приговор, хранится в глубокой тайне. Далее адвокат поведал остолбеневшему экипажу «Искателя», почему именно ни статьи обвинения, ни приговора никто никогда не узнает. — В этом и состоит основное отличие нынешних процессуальных норм от прежних, весьма, весьма несовершенных. Если преступник узнает, какое преступление он сможет совершить в будущем, мысль об этом, безусловно, западет ему в голову, и решение суда окажется своеобразным стимулом зарождения преступного замысла. А ведь именно ради пресечения того замысла и выносится приговор. У Кошкин голова шла кругом. — А почему нам не сообщают, какому же наказанию нас решили подвергнуть? — спросил Альварец. — По той же причине, — объяснил адвокат. — Зная меру наказания, соотнеся ее с прежним уголовным законодательством и сообразуясь со своими наклонностями, преступник сможет установить, какое именно преступление ему инкриминируется. Следовательно, решение суда окажется своеобразным стимулом… Впрочем, об этом я уже говорил. Кошкин содрогнулся. — К-капитан, — заикаясь, сказал он. — Т-ты не находишь, что эта камера похожа на камеру смертника? Альвареца прошибло потом. — Смертная казнь на Когоа отменена, — адвокат все-таки зевнул. — Она признана в новых условиях нецелесообразной… Мне пора. — Он подошел к двери. Если я вам понадоблюсь, нажмите кнопку. Вот здесь, у двери. В любое время, но лучше днем. Альварец и Кошкин снова остались одни. Альварец посмотрел на штурмана. На штурмана было жалко смотреть. Кошкин посмотрел на капитана. На капитана тоже было жалко смотреть. — Ты что-нибудь понял? — спросил Альварец. — Понял, — ответил Кошкин. — Что ты понял? — Нам отсюда не выбраться. — Почему? — Ты что, не понимаешь? — Нет, — честно ответил Альварец. — Потому что, если мы выйдем, значит, мы отсидим здесь вполне определенный срок. Так? — Так, — согласился Альварец. — Ну и что? — Мы, когда отсюда выйдем, этот срок знать будем. Так? — Так, — снова согласился Альварец. — Значит, рассуждая теоретически, мы сможем установить, какое именно преступление нам инкриминировалось… инкрими… В общем, будет инкриминиро… А, неважно. Так? И с этим Альварец согласился. Он только спросил: — А на кой черт нам это устанавливать? — Ты погоди, — мотнул головой Кошкин. — Дай договорить. — Договаривай. — Следовательно, освобождение осужденного опять-таки может способствовать возникновению в голове преступника… Ну, это он нам уже объяснял. Следовательно, мы будем сидеть здесь… — Штурман не договорил и обреченно махнул рукой. — Понял, рецидивист? — Между прочим, рецидивистов здесь быть не может, — угрюмо заметил Альварец. — Как можно повторно совершить преступление, если и первый раз не успел подумать, а тут же загремел. Пожизненно-превентивно… — Идиотские порядки, идиотская планетка, — заключил Кошкин. — Порядки… — повторил Альварец. — Порядочки… — Он замолчал и уставился остановившимися глазами в угол. Кошкин тоже посмотрел в угол, но, поскольку там ничего не было, снова посмотрел на капитана и спросил: — Ты чего? — Не мешай, — Альварец отмахнулся. — Значит, порядки… — Он вдруг подошел к двери и решительно надавил на кнопку звонка. — Ты чего?! — удивлению Кошкина не было границ. — Сказано — не мешай. Главное — молчи. — Едва капитан произнес эти слова, как появился адвокат. — Я же просил — лучше днем, — буркнул он. — Видите ли, — вкрадчиво начал Альварец. — Нам с моим другом, — он повернулся к Кошкину, — кажется, что в отношении нас со стороны когоанских властей допущена прискорбная ошибка. Кошкин с готовностью кивнул. С еще большей готовностью он бы сказал пару слов о когоанских властях, но капитан велел молчать. — Все так говорят, — тускло заметил адвокат. Альварец светски улыбнулся. — Вы не совсем верно меня поняли, — сказал он. — Мы никоим образом не подвергаем сомнению компетентность когоанских властей в… э-э, ну, во всем, — капитан снова повернулся к Кошкину. Тут штурман был абсолютно не согласен с ним, открыл было рот, но Альварец подмигнул ему, и штурман молча кивнул еще раз. — Я говорю об ошибке с точки зрения именно когоанских законов. Впрочем, это скорее не ошибка, а легкое недоразумение. Которое, однако, может иметь очень тяжелые последствия. — Для кого? — тускло спросил адвокат. — Для когоанского уголовного законодательства! — неожиданно выпалил Альварец. Этим он окончательно сбил с толку штурмана, но вызвал интерес адвоката. В глазах того впервые появился слабый огонек. — Объясните, — сказал адвокат. — Извольте… Да не мешай ты! — цыкнул Альварец на Кошкина, который пытался делать ему какие-то знаки. — Итак, мы осуждены превентивно. — Он снова повернулся к адвокату. — Совершенно верно. — Без разглашения тайны приговора и вообще судопроизводства. — Совершенно верно. Приблизив свое лицо к лицу адвоката, Альварец сказал свистящим шепотом: — Она уже разглашена. — Это было сказано очень веско и многозначительно. Адвокат отшатнулся. — То есть как?! Альварец продолжал многозначительно смотреть ему в глаза. — Да объясните же! — Адвокат явно занервничал. Альварец обвел рукою пространство. — Это тюрьма? — спросил он. — Странный вопрос! — Да или нет? — Разумеется, да, но… — Гражданам известно, что это тюрьма? — не слушая, спросил Альварец. — Известно, но я не понимаю… — А известно ли гражданам Когоа, что в этой тюрьме в настоящий момент отбывают наказание некие заключенные? Превентивно, — добавил он и торжествующе посмотрел на адвоката. Тот задумался. — Вы хотите сказать… — Вот именно, — сказал капитан. — Вижу, что вы начинаете понимать. Если, согласно новым законам, во избежание… — Он запнулся. — В общем, если нельзя разглашать приговор, то тем более нельзя осужденных содержать в тюрьме. По логике. Теоретически рассуждая, это может привести к тем же последствиям, что и разглашение приговора. — Теоретически, конечно, да, но… Однако Альварец не дал перехватить инициативу. — Теория в любой момент может получить практическое подтверждение, строго сказал он и придал своему лицу максимально преступное выражение. Вы же специалист, профессионал, вы должны учитывать, к чему может привести любое отступление от духа и буквы закона. Кошкин молча хлопал глазами. Он ничего не мог понять в том загадочном диспуте, который происходил между Альварецом и адвокатом. — Но не можем же мы содержать осужденных не в заключении! — с отчаянием в голосе воскликнул адвокат. — Согласен, — сказал капитан. Адвокат замолчал. Судя по легким судорогам, пробегавшим по его не вполне земному, но вполне озадаченному лицу, он мучительно искал выход. — Выход есть, — веско сказал Альварец. В глазах адвоката вновь вспыхнул огонек. — Говорите, говорите же, — забормотал он. — Назовите, какой выход, что за выход? — Осужденные условно… назовем это так, согласны? — Согласен, согласен, — закивал адвокат. — Осужденные условно должны содержаться в помещении, которое может считаться местом заключения условно. Огонек погас. Адвокат разочарованно спросил: — Где же мы найдем такое место? — Есть такое место. Кошкин вытаращил глаза: — Ты что, капитан, рехнулся?! — Это место является в настоящий момент территорией Когоа и в то же время как бы не является ею. Следовательно, оно может считаться местом заключения и в то же время как бы не может считаться таковым, — и капитан назвал пораженному адвокату это место. Вскоре осужденных перевели в помещение, которое одновременно как бы являлось и как бы не являлось территорией Когоа. Закончив заполнять бортовой журнал, капитан Альварец сладко потянулся: — Устал… Ну что? — спросил он у Кошкина. — Далеко еще до базы? — Минут сорок лету, — ответил штурман. — Как думаешь, втык будет? — За что? — За опоздание. — Отговоримся, — капитан махнул рукой. — Мало ли что? Непредвиденные обстоятельства. Кошкин задумался. — А интересно все-таки, — сказал он. — Что же за преступление мы с тобой должны были совершить? — Балда, — буркнул Альварец. — Мы его как раз сейчас и совершаем. На языке когоанского судопроизводства это, наверное, назовут так: «Побег из места заключения с помощью места заключения». |
||
|