"Орион взойдет" - читать интересную книгу автора (Андерсон Пол Уильям)

4

Лоза, Лоза моя, пусть сгустки солнечного света Оставят запыленные бутыли, напомнив нам Закаты льдистые и виноградник, И кисти, налитые алым соком, Что слаще поцелуев, Которыми мальчишка наделяет свою девчонку, Когда скрестятся легких две тропы, И не считай им цену!

Альдебаран среди Гиад не столь уж ярок, Как пламенный кларет, что сердце согревает.

Ни золото, ни белизна зимы на море Не схожи с мягким током шардонэ.

Так пей же, пей – доколе не настало время уходить.

– И вновь наши смиренные виноделы сотворили свое повседневное чудо…

– Плик на время умолк… – Ба! – фыркнул он, извлекая сокрушительный дискорд из своей лютни и хлопнув инструментом по столу. – В изобилии, так что нам хватит. Налей-ка доверху, моя дорогая.

Сидевшая напротив Сеси удивленно глядела на него из-за свеяей, пытавшихся разогнать сумрак. Примеру ее на скамьях за ближайшим столом последовало четверо посетителей – моряк, пара рабочих и пейзан, приехавший на рынок – более в «Золотом петушке» никого не было.

Посетитель повалит попозже, когда мужчины пообедают дома, как сейчас это делал хозяин, аслаждавшийся обедом наверху в обществе своей семьи.

– Почему ты остановился? – спросила барменша. – Прелестная песня.

– Ерунда, – фыркнул англеман, – избитая донельзя. В ней нет ни капли вдохновения. Потом мне просто вдруг надоело квакать банальностью о вине и любви, когда можно выпить. – И с внезапной игривостью добавил:

– А потом заняться любовью!

Сеси качнула головой:

– Разве твоя песня предназначалась не мне?.. Ты умолк прямо на середине.

Плик вздохнул:

– Да, я намеревался воздать тебе должное, но эта песня, увы, не достойна моей Лозы. – Плнк покачал головой, прищелкнув языком, склонил набок. – Обещаю тебе сочинить что-нибудь получше. – Он помедлил. – Кстати… могла бы и предоставить мне повод для вдохновения. Сама знаешь какой, пышечка. Начнем с бокала бургундского.

– Я заплачу, Плик, – предложил на брежанеге рабочий.

– Спасибо тебе, Ропарж, – ответил поэт на том же языке. – Если ты способен повторить угощение еще разок, тогда я, возможно, сумею сотворить другую песню… настоящую, чтобы забурлила кровь в жилах.

– Только на нашем линго, ладно? А то я не слишком хорошо понимаю англей. А как насчет твоей «Бандитской баллады»? – Ропарж повернулся к своим компаньонам. – Тебе она тоже нравится, не так ли, Конег? И тебе, загородник, понравится… не сомневаюсь. Бодрит.

Плик подумал.

– Так она ж подрывная. – Многочисленные куплеты песни превозносили подвиги – боевые, за пиршественным столом и в постели – полулегендарного разбойника Жакеза, пять столетий назад ставшего наконечником копья в отпоре, оказанном пейзанами угнетателю Местромору. – Она популярна среди ваших – я слышал, как ее орали на окраинах Кемпера и в селах. Стоит, должно быть, того, чтобы пели.

Ропарж поскреб в своей гриве и задумался. Конег буркнул:

– Ях-ух. А ты знаешь, как теперь харч вздорожал? И жилье, и все прочее. А зарплата стоит на месте. А может, наша Лига заставит главного мастера повысить нам расценки? Нет?

– Но городские Лиги настаивают… – начал фермер.

Конег ядовито закивал:

– С тем же успехом они могут просто походатайствовать за нас перед святыми через голову Местромора.

– Что твоим драгоценным святым твои беды… Они их не волнуют, – взорвался моряк.

Человек этот не первым в здешних стенах говорил без уважения об аэрогенах, но Сеси показала матросу язык, а Плик проговорил:

– Они в этом не виноваты, дело в их собственных законах. По договору об аннексии они не имеют права вмешиваться в домашние дела штата. Если они попробуют пойти на это, вы, брежане, взвоете, как и все в Домене.

– Нечего все валить на нас, все равно мы выращиваем харч, – возразил пейзан. – Нас давят не меньше, чем вас, однако нашу ассоциацию кастрировали только на половину яйца. Но она все равно не может остановить поток дешевого зерна с юга в Ар-Мор. Мы разоримся, если не сумеем закупить хоть немного современных комбайнов на десять лошадей; а ты знаешь, сколько они стоят?

– Да забудь ты свою Лигу, – буркнул моряк. – На хрен ее. На хрен все Лиги. Когда-то они были полезными… в старые времена людям приходилось держаться друг друга, но теперь они – только ярмо на твоей шее… Настырное ярмо, вечно сующее нос в чужие дела.

– Отрадно представить себе ярмо, что лезет в чьи-то дела… в этом есть, бесспорно, эльфийское очарование, – заметил Плик.

Сеси отправилась, чтобы принести ему вина.

– А чем же заменить их? – спросил Ропарж.

– Ничем, – отвечал моряк. – Просто упразднить их. Упразднить вместе с главными мастерами, со всяким клепаным чиновником, которого мы унаследовали от прошлого. Пусть люди добывают себе пропитание сами и как умеют; пусть плывут или тонут, коли не могут плыть. Если они хотят работать вместе – чудесно. Но пусть делают это по своей воле, пусть всегда имеют возможность и право выйти из дела.

Пейзан в удивлении глазел на матроса. Горожане, более привычные к странным мнениям, призадумались. Сеси принесла Плику полный бокал. Он основательно приложился.

– Теперь не знаешь, кому можно верить, – наконец произнес Конег.

– Я рассказал вам, как это делается в Мерике… в Северозападном Союзе, – произнес моряк. – И вполне обходятся, так ведь? Не то чтобы я сам бывал там… я даже не рассчитываю оказаться в этих краях. Но я разговаривал с их экипажами, которые добирались до наших берегов.

Дверь на лестницу распахнулась. Холодный ветерок пронзил дымный воздух таверны. За дверью в бледных сумерках падал снег. На улице, как и повсюду в городе, горели цветные фонари: до солнцестояния оставалось только три дня. Две персоны закрыли за собой дверь и спустились в зал.

Снег запорошил их плащи и шляпы. За ними влачились тени, огромные и тревожные, как мрак вокруг очага. Плик пригляделся и внезапно воскликнул:

– Ну вот, заговорили о тузах и вытянули флешь-рояль! Вот вам и знатоки своей собственной персоной, если вы хотите продолжить ваш разговор о Северо-западном Союзе. – Худощавая фигура поэта сперва распрямилась, а потом изобразила поклон. – Приветствую вас, сзр и леди, – произнес он на англес. – Выпейте с нами. Не сомневаюсь, что вы пришли сюда именно за этим, а посему приглашаем вас – присоединяйтесь!

Пара приблизилась.

– Наши благодарности, – ответил мужчина с акцентом на бойком франссе.

– Наверное, собравшиеся предпочитают этот язык? Он подталкивает иностранцев к вежливости.

Возле стола он остановился: невысокий, довольно уродливый человек с кривым лезвием носа, ледниковыми глазами, короткой седой бахромой вокруг скверных зубов. Одежду вошедшего, как и его спутницы, описать было сложно. Все внимание мужчин немедленно обратилось к ней, и не потому, что женщины в этих краях редко выходили в брюках. Высокая блондинка, молодая и симпатичная, казалась какой-то диковатой, хотя вроде бы не давала оснований для этого.

По-прежнему размахивая бокалом, Плик вежливо представлял собравшихся…

– Перед вами восхитительная Сеси, по достоинствам прозванная Лозой…

Она готова обслужить вас. Чего изволите? Я заказывают если джентльмены не захотят разделить расходы. Офицеры из Северо-западного Союза не часто заскакивают в нашу любимую гостиницу. Откровенно говоря, мы их здесь никогда не видели, так ведь? Это честь всему заведению, прошу.

Мужчина скроил неожиданно любезную улыбку и помахал компании.

– Меня зовут Микли Карст, – произнес он.

– Роника Биркен, – представилась женщина. – Сэр, неужели вы тот самый поэт, о котором мы слыхали? – Ее франсей, откровенно говоря, никуда не годился.

– Время от времени сочиняю куплеты, – ответил Плик. Они уселись за стол, и Сеси приняла заказ:

– Все, что тебе заблагорассудится, моя очаровательная, только в пределах возможностей этого тощего кошелька.

Микли Карст извлек пачку сигарет, пустил было ее по кругу, но получил отказ: Плик попросил Сеси принести ему глиняную трубку и запалил ее с помощью зажигательного устройства, вызвавшего многие комментарии.

Затянувшись, иностранец спросил:

– А как вы вдруг узнали, откуда мы? Ложи не часто гостят в Юропе.

– Так, но корабль из вашей страны прибыл сюда два дня наад, – объяснил Плик, – и весьма внушительного вида. – Он добавил для Сеси и пейзана:

– Пойдите посмотрите, если представится случай. Огромный катамаран с четырьмя мачтами да еще с самолетом. – Он метнул взгляд в пришельцев, в особенности на Ронику. – Несколько членов вашего экипажа забрели к нам вчера. Я пел – им, похоже, понравилось. Осмелюсь предположить, что вы, должно быть, от них узнали обо мне и пришли послушать.

Роника кивнула.

– Правильно, – сказала она. – Мне нравится хорошая песня. Быть может, вам хочется услышать какую-нибудь из наших?

– Вне сомнения, даже если я не пойму ни слова. – Плик извлек кисет с табаком и начал вновь набивать трубку. – Ваши люди, двое из них, сумели осилить крохи англся, сказали, что сперва вы побывали прямо в Северной Эспейни и, прежде чем направиться сюда, провели три недели в гавани Бильбы. Но с какой целью, они умолчали. А вы можете внести ясность?

Микли развел ладони.

– Мы прибыли сюда, так сказать, в дипломатических целях, – проговорил он. – У меня и моих спутников были дела в Эспейни. Зеваки в Кемпере могут не спешить, поскольку наш корабль наверняка пробудет здесь несколько месяцев, пока экипаж не закончит все свои дела. Иные из них относятся к торговле – скажем, речь идет о тарифах, другие же просто представляют взаимный интерес. К сожалению, не могу сказать вам большего.

Но большее никого и не интересовало. Аристократы Домена, аэрогены и наземники не занимались своими делами на публике.

– Ладно, – ответил Плик, – надеюсь, что, когда дела приведут вас снова в Кемпер, вы посетите «Золотой петушок». А пока займемся единственно стоящим делом из всех, а именно – выпьем.

Вечер выдался особенный, но не из тех, подробностям которых стоило придавать значение. И мало кто помнил, что к концу вечеринки Роника Биркен вскочила со стула и, подняв бокал, провозгласила тост за восход Ориона. Микли Карст немедленно стащил ее вниз. Никто не знал, что подобное могло означать – у иностранцев странные причуды.