"Орион взойдет" - читать интересную книгу автора (Андерсон Пол Уильям)

3

Потом – она не поняла, как это случилось – они поцеловались… сперва застенчиво, потом страстно.

Наконец она оторвалась от него и села, гордо выпрямившись, но слегка дрожа; голова ее шла кругом.

– Нет, – выдохнула она. – Пожалуйста, не надо, я не должна.

Руки его уже гладили только ее волосы, но Джовейн не отодвигался.

– Почему бы и нет?

Слова его тоже прозвучали с неуверенностью… На левом виске Джовейна билась жилка.

Сквозь слезы она смотрела на него.

– Это было бы… было бы – нечестно.

– Иерн не одобрит? Или же ты хочешь вести двойную жизнь? Душа твоя, Фейлис, для нее чересчур свободолюбива.

С усилием приподняв голову, она взглянула на него… На лице Джовейна ей виделась скорей не страсть, а мольба. «После победы геанства браков не будет, лишь всеобщее углубление мистического единства, очищенного от подозрительности и желания обладать». Тем не менее…

– Прости меня, Джовейн. – Она ощутила соль на своих губах. – Ты мой самый лучший друг, но я не могу. Отец не простит меня, если узнает.

Мужчина сразу выпрямился и проговорил:

– Я обязан считаться с вашими желаниями, мадам. И смиренно умоляю о прощении, если нанес оскорбление.

Напыщенные слова его утешили.

– Ну что вы, сэр, – ответила она застенчиво, – продолжим же наши отношения, какими они были прежде к нашему обоюдному удовольствию.

Взгляды их встретились… Наконец оба рассмеялись, самую чуточку.

– Спасибо тебе, – проговорил он. – С тобой я не одинок… ты даже не представляешь – насколько.

– А мне с тобой… – Вдруг она изменила тему. – Я знала, что тебе грустно, но из гордости ты не признаешь этого. Иначе зачем еще торчать тебе в своем холодном старом замке среди полудиких пастухов, не умеющих даже говорить на франсее.

Джовейн принял более свободную позу, она последовала его примеру.

Взгляд его обратился вниз – к земле, суще и морю. Край, где он правил, прятался в морщинистой шкуре старой Земли у самого окоема.

– Я хотела сказать, – проговорила она, набравшись смелости, – ты ведь нужен им не более чем на несколько недель в году. А в остальное время все дела может вести и управляющий. Ведь при необходимости он может вызвать тебя. Ты бы мог жить в Турневе рядом с нами и развлекаться чем-нибудь – как Иерн своими полетами.

«И находиться рядом, когда Иерна не будет дома…»

Он нахмурился:

– Мои сыновья еще не утвердились в геанстве… сказывается влияние неверующей матери. Общество аэрогенов едва ли заставит их потерять веру, но если вспомнить про современный скептицизм… И – хуже того – иноземцев. Что так и кишат адесь: маураев, граждан Северо-западного Союза, мериканов, бенегалов… Нет, пусть лучше вырастут в своих диких, но чистых горах.

Она почти услыхала насмешливый голос Иерна: «Что-то среди этих развратных иноземцев не числятся монги».

Ей самой, на людях, он говорил так: более всего пугает в геанцах то, что если они возьмут власть, то запретят все, с чем не согласны. Стоит лишь почитать их книги, вспомнить об Эспейни и комиссарах информационной службы. Настанет новая Эра Изоляции – еще худшая.

Все-таки в прежние времена правительство пыталось сберечь национальные традиции Домена. «Кстати, Джовейн, – мысленно добавила Фейлис, – твои слова не совсем убедительны. Это скорее предлог, чем причина. Чем же на самом деле ты занимаешься на этой границе?»

Но подобный вопрос она сочла недостойным.

– Итак, твоя вера для тебя главное? – пробормотала она.

– Вера – это не правильное слово, – ответил он. – Гея для нас не богиня, Гея – это жизнь на Земле. Безусловно, почти наверняка существуют и другие обитаемые миры, но Вселенная чересчур велика и загадочна. Мы никогда не узнаем ничего иного, кроме того что видно с этой планеты, и не сможем понять большую часть того, что увидим. Разве что это сделает следующий вид органелл, которых вырастит Гея через тысячу или миллион лет…

Она прервала его монолог, нагнувшись вперед и прикоснувшись к руке:

– Я знаю это. Но ты не ответил мне. Я хотела знать… неужели философия… значит для тебя все… Таленс Джовейн Орилак.

Он кивнул, глядя вовне – вниз.

– Выходит, что так.

– Ты никогда не объяснял мне причину.

– Почему мы что-то делаем или с чем-то согласны? Мы сами не знаем этого. Наше сознание само подсказывает нам действия, а основная часть мозга досталась нам от древнего млекопитающего… даже рептилии. – Он обернулся к ней с кривой улыбкой:

– Или ты полагаешь, что я слишком много молюсь?

– Нет, – возразила она. – Мне так не кажется. Но я предполагаю – с тобой все-таки что-то произошло.

Он сморщился:

– Да, всему виной Итальянская кампания, не слишком серьезная, чтобы именоваться войной. Пустяк, по сути дела, всего лишь наша «помощь дружественной нации» против эспейньянских агрессоров и их местных «прислужников». О, мы помогли им: помешали прихвостням женерала одолеть нашего собственного приспешника. – Он сжал губы в тугую линию.

– Я был военным летчиком и не видел самого худшего. Но то, что мне довелось… смерть, раны, муки, горе, разрушения, опустошение… для чего все это?

Какая опасность грозила Скайгольму, способному уничтожить всякого врага, что посмеет вторгнуться в Домен? Ах да, конечно, иначе наша коммерция может претерпеть неудобства, и очередная страна обратится в геанство и потому перестанет с нами считаться.

Я отправился домой и принял – этого от меня потребовали – пост хранителя замка моего Клана в Приниях. Он предоставил мне свободу и уединение, в которых я нуждался, чтобы осознать увиденное. В это время из Эспейни прибыл ученый Маттас, он пришел пешком, проповедуя и обращая в свою веру. Я упоминал тебе о нем, не так ли? Он не монг, дюруазец, хотя учился у Цяня Сартова. Я заинтересовался и пригласил его в гости. – Джовейн улыбнулся. – Он до сих пор обитает у меня.

Только не думай, что это свихнувшийся тощий аскет. Маттас наслаждается жизнью. Мне бы хотелось обладать его способностью. Он заложил росток: доказал мне, что жизнь не пустая череда событий и не прихоть некоего сверхчеловеческого интеллекта. Она творит, обладая собственным смыслом, судьбой и целью. – Голос его смягчился. – Вот тогда я и обрел внутренний мир. Неужели тебя может удивить, что я стремлюсь разделить его со своими соотечественниками?

– Ах, Джовейн! – Она потянулась, чтобы обнять его. И тут с гневом и облегчением одновременно Фейлис заметила появившуюся внезапно возле входа пару. Рыжеватый блондин, в котором черты фламандца смешивались с обликом аэрогена, в простой одежде этой древней страны: вне сомнения, Маартенс из Клана Дикенскит. Женщина, невысокая и смуглая, явно принадлежала к Зильберам, хотя фамилия в данном случае была не столь очевидна.

– Приветствуем вас, сэр и леди, – провозгласил мужчина с акцентом: наверное, ему не часто приходилось оставлять родовое поместье своих предков. – Мы не собирались мешать вам.

– Этот уголок принадлежит всем. – Поднявшись и поклонившись, Джовейн исправил неловкость. – Позвольте приветствовать вас. Отсюда открывается необычайный вид. Мы уже намеревались оставить беседку, что и делаем по своей доброй воле.

Фейлис последовала его примеру. После нескольких подобавших ситуации любезностей она присоединилась к Джовейну.

Они пошли вперед. Когда его уже не могли услышать в беседке, Джовейн произнес:

– Ну, вот видишь, какое невезение: даже вдвоем нельзя побыть.

– Но нам еще нужно о стольком поговорить, – посетовала она. – Срок твоего пребывания здесь заканчивается через неделю. Когда-то мы еще встретимся!.. – Повинуясь порыву, она схватила его за руки. – Пойдем ко мне.

«Раз он прибыл сюда один, значит, свои апартаменты делит с другим мужчиной, тоже явившимся сюда в одиночестве».

Он помедлил.

– Иерн недолюбливает меня.

– Иерн не скоро вернется. Он повел свою лучшую эскадрилью смотреть на шторм над Заливом. – Фейлис торопливо прибавила:

– Я вовсе не опрометчива. Выпьем чуточку вина, поговорим.

«И?.» Она удивилась себе… сердце заколотилось.

– Соглашаюсь с радостью, – ответил он. Они заторопились назад – вверх по рампе, мимо амариллисов, через тоннель, поросший грибами. – Ты всегда приносишь мне счастье, – проговорил он. – Я бирюк по натуре, но ты всегда очаровательна, и мне кажется, что сейчас сама Гея смеется.

«Не следовало бы позволять ему говорить подобные вещи, но мне тепло… по коже мурашки».

– Благодаря вам, добрый сэр, я согласна – нрав ваш склонен к уединению. Я слыхала, что вас называют человеком, не ведающим пороков.

Впрочем, не сомневаюсь – люди могут ошибаться.

– О, конечно, я ведь тоже живой. Я люблю быть в форме, а для этого восхожу на горы, катаюсь на лыжах, играю в такую жесткую игру, как пелота. А еще, знаешь, я играю на флейте и достаточно хорошо. Я вообще ценю искусство. Кроме того, я астроном-любитель. В ясную ночь на высокогорье звезды манят к себе мой дух, и он сливается с Геей…

Оживленно беседуя, они миновали Хозяина Зимы, фонтан, шестигранники, мельком глянули на маленький водопад, прошли бамбуковую рощу, поднялись по лестнице, вступили в заросший зеленью тоннель и по шаткому мостику направились к покрытой мхом подвесной дорожке. Она вернула их в будни Скайгольма, но это ничего не значило. Они расходились с встречными – вежливо и молча, стараясь побыстрее добраться до намеченного места.

Фейлис открыла дверь… все еще держа Джовейна под правую руку.

– Ого! – Иерн выпрыгнул из кресла. – Какого черта? – воскликнул он.

– Но ты… ты говорил… ты сказал… – запиналась Фейлис.

– Буря оказалась ерундовой, не стоила затраченного топлива. – Глаза Иерна сузились, и он выдохнул подбоченясь:

– Не ожидала меня так рано, а?

– Сэр, – проговорил Джовейн, словно бы ударяя металлом о металл. – Ваша жена пригласила меня в ваши апартаменты, чтобы провести час или два за дружеской беседой.

– Об этом? – Иерн кивнул в сторону книги. – А потом, дюдаечно, припрятала бы ее, не так ли?.. К моему возвращению домой, моя дорогая!

Вместе с прочими уликами.

У Фейлис выступили слезы.

– Не смей так разговаривать со мной! – воскликнула она.

Джовейн опустил ее руку, но оставался рядом.

– Подполковник Иерн, – проговорил он, – я не буду забывать о манерах и прибегать к грубостям, однако честь требует, чтобы я напомнил вам, что ваша жена – урожденная Мейн из Клана Эшкрофт.

Фейлис топнула ногой… В ярости она была невероятно хороша.

– Я тебе не рабыня из Хорасана! Я женщина не из гарема – из Клана.

Свободная и цивилизованная!

Иерн побелел, ноздри его расширились. Внезапный страх поразил Фейлис.

Иерн никогда ни с кем не дрался в ее присутствии, но был вспыльчив, как гасконец. (В памяти вспыхнули слова его приемной матери, видевшей причину этого в его происхождении. Опоздав с поступлением в академию, не знакомый с городским образом жизни, этот парень – при всем своем явном брежском акценте – был вынужден пробивать себе дорогу, завоевывать уважение своих соучеников.) Фейлис лишь однажды видела, как он взорвался. Они путешествовали по Нормании, где ни у Ферлеев, ни у Мейнов владений не было, а значит, и прав.тоже: увидев пейзана, в кровь избивавшего за какую-то провинность привязанного пса, Иерн соскочил с коня и хорошенько отделал мужика, а после этого на суде Клана и не подумал высказать сожаление о выбитых зубах.

Овладев собой, он проговорил сквозь сжатые губы:

– Майор Джовейн, я также не собираюсь нарушать приличий – соблюдем букву. Я утверждаю, что жена моя молода и наивна – если угодно, а вы постоянно подвергаете ее воздействию всякой злонамеренной чуши, которой она не в состоянии противиться. Я не могу предотвратить это законными средствами, но я проверю, чего стоит ваша честь. Я требую, чтобы вы перестали вмешиваться в мою семейную жизнь. В противном случае в моем доме вы нежеланный гость. А теперь уходите.

Джовейн вспыхнул гневом:

– Это и ее дом!

Оскорбленная – это куда хуже, чем драка – Фейлис переводила взгляд с одного на другого. Смятение охватило ее холодной арктической волной.

Осев на пол, она зарыдала.

Успокоившись не менее быстро, чем вспыхнув, Иерн опустился на колени и обнял ее. Джовейн не шелохнулся, понимая, что попал в щекотливое положение. Приличия требовали, чтобы он уходил, но тогда надо будет признать свое окончательное поражение.

Гордость взыграла в нем и взяла верх. Джовейн остался.

Фейлис уже негромко всхлипывала.

– Пожалуйста, – промолвила она, – вы мне оба так дороги…

Иерн поднял ее, подвел к кушетке, уложил и подложил подушку под голову. Потом погладил по голове.

– Успокойся, любимая. Все будет хорошо.

Подойдя к буфету, он извлек оттуда бутылку вина и три бокала. Бросил кислый взгляд на Джовейна.

– Итак, цивилизованные люди не бьют физиономий, – подытожил он. – Давайте спокойно поговорим и выпьем, как полагается родичам из одного Клана.

– Благодарю вас, – достойным образом ответил Джовейн.

Иерн налил вина и раздал бокалы, однако ободком своего прикоснулся только к бокалу Фейлис. Она ответила дрожащей улыбкой. Тепло ладоней извлекло из бокала утешающий аромат. Джовейн прокашлялся:

– Сэр, не разрешите ли внести предложение?

Иерн склонил голову:

– Как вам угодно.

– У нас с вами накопилось достаточно недовольства друг другом, – заявил Джовейн. – Вам не нравится мое влияние на духовное развитие вашей супруги, мне – ваше, однако мы с ней встречаемся нечасто, и все время на людях. Безусловно, нам стоит обсудить все честно и с глазу на глаз, но сперва, я полагаю, необходимо разрядить атмосферу.

Напрягшись, Иерн проговорил:

– Что вы предлагаете?

Джовейн коротко хохотнул.

– О, ничего варварского. Никаких итальянских дуэлей, англейских кулачных боев, эррианских пьянок – кто кого перепьет. Доброе здоровое состязание на солнечных крыльях. – Иерн с удивлением посмотрел на него. – Неважно, кто из нас победит, – проговорил Джовейн. – Главное будет заключаться в том, что мы чисто символически сразимся друг с другом, чтобы избавиться от взаимной ненависти.

– Мм-м… но честно ли…

– Я знаю, вы Буревестник. Ну а я предпочитаю планер. Вы должны знать, сколь коварен ветер в Приниях.

– Слыхал. К тому же вы сражались с эспейньянскими истребителями… – Иерн взволнованно добавил:

– Клянусь Чарльзом! Это будет интересно, не так ли?

Детали они обсудили, осушив бутылку до конца. Тем временем Фейлис обрела утраченное душевное равновесие. Наконец Джовейн тактично простился.