ГЛАВА 3. НА ДАЧЕ, И НЕ ТОЛЬКО

…просматривается возможность нарушения одного из основных законов. Временной континуум реала Земли сошел с прогнозируемого пути!..

…без паники. Ну, прозевали критический момент. Но он был непрогнозируем. Зато, мы теперь знаем, что произошло, а те, кто это натворил, не знают…

…но что теперь ждет цивилизацию?!

…если мы удержим под контролем информацию – все еще может обойтись. Вероятность нормального развития пока что сильна для реала Земли…

…самое худшее то, что мы до сих пор никак не можем повлиять на ситуацию…

(из обмена мыслями где-то в астрале)

***

О Славкиной даче надо говорить отдельно. Она не имела ничего общего с теми совковыми шестисоточными участками, которые были у большинства трудового народа. С другой стороны, она совершенно отличалась от номенклатурных дач или загородных особняков современных русских нуворишей. Это был особый случай. И любили там бывать все, кто когда-либо был туда приглашен. Что и говорить о нас – Славкиных приятелях! История этого дома восходила к незапамятным временам. В собственности семьи нашего друга она появилась, где-то в шестидесятых, когда его дед, заядлый охотник, купил в местной деревне крайнюю избу. Постройка стояла метров за триста от деревни, если идти прямо по берегу через заболоченные заросли ивняка, а, кругом, по дороге, и все полкилометра будет.

За домом кончались все дороги. Только какие-то старые лесные тропинки вели, какая – на заливной луг, какая – на старые пожни и березовые перелески. А дальше начиналась настоящая тайга с дремучими ельниками и светлыми строевыми сосняками. Сама постройка возвышалась на большой лужайке, выходящей на уютный пляжик довольно большого проточного озера. Место было на небольшом пригорке, сухое, и комары, вечные враги человечества, появлялись здесь обычно только к вечеру. На берегу стояла маленькая банька с мостками, с которых можно и купаться, и рыбу ловить, и просто дурака валять.

Слава с Ташей основательно поработали над домом, пробуждая его от зимней спячки, и вышли на двор, погреться на теплом, почти летнем солнце.

- Как вокруг хорошо, хотя еще и не хватает зелени. Но эта весенняя природа ни с чем не сравнима. Здесь такие запахи раскрывающихся повсюду почек и теплой влажной земли! – Таша разглядывала первые весенние примулы и крокусы, украсившие клумбы перед домом.

- Ташенька, смотри, не простынь! Все же не лето, - крикнул Слава с крыльца.

- Да сейчас, наверно, все двадцать пять на солнце – теплее, чем в доме. Так что, можно вообще до купальника раздеться. Нечего в доме в такую погоду сидеть, иди сюда!

«Как все же приятно чувствовать постоянную заботу», - думала Таша. Привыкнув уже к одинокой в своей независимости жизни, она полгода назад вдруг поняла, как многого ей не хватало до встречи со Славой. Девушка вспоминала незабываемые дни уединения прошлой осенью, когда они приезжали сюда и просиживали долгие вечера у камина, а днем гуляли по лесу, собирая грибы и пробуя случайно сохранившиеся ягоды: «Все-таки, какое это удивительное место – прекрасное в любое время года».

- Ласточка моя, не надо до купальника раздеваться. Пожалей меня, а то, как делами заниматься? Да и ребят пощади! Они-то без дам приедут. Каково им будет на такую красоту облизываться? – притворно жалобным голосом канючил с веранды Слава.

- Ладно, уговорил! – рассмеялась Таша. – А то действительно, что я, почти голая, буду с тремя голодными мужиками делать посреди леса? И потом, опять по весне, наверно, какая-нибудь озоновая дырка в небесах появилась.

Их веселый диспут о влиянии загорания женщин на эстетическое воспитание мужчин был прерван появлением на поляне Федькиной Нивы.

- Слава, иди гостей встречать! – крикнула Таша, направляясь к машине. Но Ярослав уже сам заметил прибывших друзей и выскочил догонять подружку.

- Привет! Добро пожаловать! – издалека крикнула девушка.

- О-о! Привет! Кого я вижу? – радостно вторил ей Федька. И сразу решил ввести новую пока для нас традицию приветствия с Ташей. – Обниматься, целоваться друзьям не запрещено? – нахально вопрошал он, идя с широко расставленными руками.

Я, шагая за Федькой, невольно залюбовался летящей нам на встречу Ташиной точеной фигурой с развевающимися по ветру волосами. Девушка, немного смутившись, обнялась с Федькой, «по-братски» подставив ему щечку для поцелуя. Тут же вырвалась из его слишком дружеских объятий и в спасительном рывке кинулась ко мне. Но у меня явно не хватало ни Федькиной выдержки, ни наглости – обнимая и целуя Ташу, почувствовал, как замерло сердце. Ревнитель Славка сразу заметил неладное и, здороваясь, спросил:

- Ты что это какой-то пришибленный?

В панике ничего «приличного» не придумав, я признался:

- Ты знаешь, сколько не пытайся обниматься с такой красавицей по-дружески, все одно – дух захватывает!

- Ну, это поправимо. Я могу тебя потренировать! А то Федю вон, не оторвать прямо, – хитрющее глядя на Славу, смеялась Таша.

- Еще чего, размечтались! Напои, накорми, а они еще и жену уведут! Друзья, называется, – ворчал Славка.

- Стоп! А то сейчас дуэль из-за меня устроите. Пошли устраиваться и планы строить! – скомандовала Таша, и мы, захватив пожитки, прошли к дому.

Потом были обычные хлопоты. Решили провести обед-ужин на улице под первые в этом году шашлыки в Федькином исполнении. За столом на крыльце дома, греясь на нежданно теплом солнышке, водили неторопливые беседы.

- Вот часиков этак в шесть и выедем, - планировал поход на ток Слава. – Заранее костер и навес подготовим, чтобы не шуметь, а затем и на подслухи.

- А не поздно уже для тока? Такая жара стоит, – спросил Федька

- Не должно быть. Видел, по дороге местами в болотинах еще снег белеет? Да и почки на березах толком не раскрылись. К тому же Ташу возьмем – новичкам везет!

- А может того – поохотимся? У тебя же ружье было? - как бы невзначай спросил Федька.

- Специально дома оставил, чтобы и соблазна не было. Сам знаешь, глухарей здесь почти не осталось. Зачем же последних добивать? И потом, - он поглядел на Ташу, взял за руку и сказал. – Неприлично при девушке кого-то убивать.

- Да, это было бы наверно слишком для моей психики, я все-таки не биолог… – Таша виновато посмотрела на меня, как бы прося извинения за неприличный намек на мои гипотетические лабораторно-садистские наклонности.

- Кстати, - вспомнил Слава. – На счет садизма. Что там у тебя в лабе приключилось?

Явно настал черед выкладывать новости. Я подсобрал в кучу изрядно расслабившиеся мозги и стал излагать проблему:

- Сначала просьба: все должно остаться между нами. Препарат, который я изучаю, уже проходит вторую клиническую стадию и прежде, чем я высуну где-нибудь язык, мне нужно быть на двести процентов уверенным в своих словах. Теперь по порядку: пока я ездил по заграницам, к нам для тестирования на синаптическую активность поступил новый препарат Ксилонейросказин-В…

Я изложил притихшей публике всю историю наших лабораторных перипетий и закончил доклад результатами вчерашних анализов крови подопытной собаки, которая пробыла в коме более семи часов и проснулась при падении концентрации препарата в плазме крови с максимальной 1 мг/л до 0,1 мг/л.

- И что, после этого, все физиологические показатели в норме? – спросил Слава.

- Абсолютно! По крайней мере, те, которые мы можем замерить.

- Очень странно. Говоришь, ЭЭГ по нолям?

- Можно сказать, области лобных, височных и затылочных долей близко к фоновым, но мозжечок работает нормально.

- Это что же, собачка немножко умерла, а потом хвостиком вильнула, и все в порядке? – с осведомленностью настоящего физика спросил Федька.

- Да, что-то на наркоз не очень похоже. Все-таки наркоз – это сон. А здесь очень на смерть смахивает… – тянул нить рассуждений Слава.

- Как и опасался, - ответил я. – Мне нужно было твое мнение, как медика, знакомого с анестезией.

- Слушай, а у собак с мозгом все так же, как у человека? Может, просто, видовые различия? – сумничал Федька.

- Нет, таких уж принципиальных отличий не должно быть, - рассеянно ответил Слава, явно озадаченный интерпретацией феномена. И, обращаясь ко мне, продолжил. - Я бы тебя поздравил с новым способом анестезии, но что-то здесь явно не так.

Таша, совсем было выпав из разговора, что-то напряженно про себя обдумывала. Потом спросила:

- И что, говоришь, собачки веселенькие и ласковые становились?

- Да они и до опыта особо агрессивными не были, но вот радости у них сильно прибавилось. А ведь препарат не поднимает уровень серотонина и к «веселящим» не относится.

- Знаешь, это мне сильно что-то напоминает… - заговорщицки начала девушка.

- Таша, солнышко, только не это! – взмолился Слава.

- А что же еще. Померла? – Померла. Потом радуется? – Радуется. Налицо все признаки, пусть и не человек. Ты что, не понимаешь, чем это может оказаться? – распираемая внутренним восторгом доказывала Таша.

- Что-то я совсем вывалился из темы ваших дебатов, - пожаловался я. – На что ты намекаешь?

- Ну вот, - пробурчал шутливо Слава. – Сама теперь выкручивайся! Только смотри, чтобы тебя за ненормальную не приняли.

- Если ты Ташу за ненормальную принимать будешь, то мы к ней всей душой! – подколол его сразу Федька и медовым голосом продолжил. - Ташенька! Бросай ты его, он тебе не доверяет, а мы... Мы ведь на тебя молиться будем! Защитим тебя от любых происков критиканов.

- Спасибо, Феденька! – притворно обиженным тоном вторила ему девушка.

- Заговор! За моей спиной. И у меня на даче! – начал возмущаться Славка.

Я все-таки решил выяснить, о чем спор:

- Ташенька, если серьезно, ты знаешь, как я уважаю твои знания и способности. Так что твое мнение очень важно для меня.

- Вот тебе! – Таша показала Славке язык и, демонстративно повернувшись ко мне, стала рассказывать:

- Понимаешь, ты, наверно, читал доктора Моуди?

- Кто ж его не читал? – согласился я.

- Так вот, это просто популярная книжка, на самом деле есть еще много описаний пограничных состояний сознания. Например, у Грофа, или Юнга, или Монро… ну, в общем, почти все, побывавшие «там» после клинической смерти, испытывают чувства счастья и умиротворения. Причем, это не может всегда быть объяснено действием эндоморфинов, вырабатываемых мозгом в критических ситуациях. Твои собачки, похоже, тоже где-то в астрале вкусную косточку нашли. И что важно: как я поняла, никакого наркотического эффекта препарат не дает.

- А почему такой ажиотаж? – удивленно спросил я.

- А потому! Если этот препарат действительно так действует, то отделение сознания от тела можно проделывать без всяких галлюциногенов. Понимаешь? Все внешние признаки клинической смерти мозга налицо, и вдруг бац – животинка живехонька и счастлива! Можно сказать, типичный случай пограничного состояния.

- Ты, кажется, уже и меня убедила, – поспешил реабилитироваться Славка.

- Ну и что нам с этим явлением делать? – спросил я.

- Надо перебазироваться к Славе, у него есть больше возможностей: и ЭКГ, и ЭЭГ, и МЭГ, и никто подсматривать не будет, – наседала Таша.

- Какие-то опыты и я сумею по ночам ставить, но ты права: меня легко подловить смогут. И потом у нас, максимум, только макак-резусов можно протестировать и то, разок-другой – больше не дадут. А у вас в мединституте даже на шимпанзе можно попробовать.

- М-м… - неопределенно мычал Славка, что-то просчитывая про себя.

- Есть только две проблемы, - вспомнил я, и тут же решил одну из них. – Где мы возьмем препарат? Его же еще нет в продаже. Но это поправимо, я «случайно» испорчу десятиграммовую банку порошка. Все равно мы пользуемся инъекциями, а оральное введение будет хорошо отработать на обезьянах, – тяжело вздохнув, я подумал, что иду на должностное преступление, и спросил у Славы. – А вот что мы будем делать с прибором? Такого «гроба с музыкой», как у нас, у тебя наверняка нет?

- С такими функциями нет, – ответил наш медик.

- Ну и все, делать нечего, - констатировал я.

- Как это нечего? – вдруг возмутился Федор. – А я на что? Забываете, господа медики-биологи, что я физик-полевик. Да я вам любую электромагнитную пушку в нашей мастерской склепаю, дайте только параметры сигнала.

- И действительно, забыли, с кем рядом сидим! – Федька был одарен счастливым и восхищенным взглядом Таши. – Ура! Ребята, вы просто не представляете, какой подарок сегодня мне сделали.

- Да мы как-то и себя не обошли, – рассмеялся в ответ физик.

- Кстати, мы даже не выпили в честь события, из-за которого здесь собрались… - вспомнил я, и, кивнув Таше со Славой, крикнул. – За вас!

- Горько! – подхватил идею Федька и, облизываясь, как кот на сметану, развил мысль. - Самому нельзя, так хоть полюбоваться…

Славке с Ташей не удалось отвертеться, и они слились в долгом поцелуе.

- Ой! – расчувствовался Федька. – Как красиво! А у меня опять вино горчить стало…

- Обойдешься! Мы и без тебя потом продолжим, – возмутился Славка.

- Мальчики, а вы знаете, что год назад, в этот день, я, чуть не плача от досады, выскочила из его кабинета. Вот такая теплая у нас была первая официальная встреча.

- Да, пути Господни неисповедимы, - продекламировал Федька.

Я решил закончить обсуждение научной проблемы и резюмировал план действий:

- Итак, подведем итоги. Я пробую минимальную действующую концентрацию на собаках – это раз. Нащупываю диапазон частот и силу излучения – это два. Даю Феде параметры для изготовления излучателя – это три. Кстати, пушки не надо, всего лишь шесть электродов на голову. Так, что еще? Да, «порчу» препарат – это четыре… и пробую оральную дозу на резусах – это пять.

- А я с тебя не слезу – это шесть! – выпалила Таша, сопровождаемая Федькиным ржанием, и, против воли, моей счастливой улыбкой. Тут же она попыталась поправиться, только усугубив Федькино веселье - Ну… я имела ввиду… буду помогать, чем только можно.

- Извини, Ташенька, прожженного холостяка! – чуть не плача от смеха, попросил прощенья физик. – Это я Женьке позавидовал.

- Охальники! Все бы вам посмеяться – невинную девушку в краску вгоняете, – наконец, перешла в наступление Таша.

- Ну, хватит, - решил прервать двусмысленный разговор Слава. – О делах закончили. Теперь будем на ток собираться.

***

Охота на глухаря издревле считалась барской привилегией. Этого большущего лесного петуха, достигающего четырех-пяти килограмм, вполне можно назвать королем северных лесов. Весь смысл охоты заключается в том, что охотник должен, как можно ближе подойти к птице, перебегая во время шипения и, замирая за каким-нибудь укрытием во время щелканья. Эта игра глухарь-охотник далеко не всегда оканчивается в пользу человека.

Мы выехали вечером на ближний ток – до него было десять километров на машине и еще полкилометра пешком. Правда, если машина, как минимум – Нива, а еще лучше – козлик. На простых легковушках в весеннем лесу делать нечего. Добрались мы без сюрпризов и сразу разбили бивак: напилили сухой сосны и сырой березы. А еще нам удалось найти комель давно упавшей сосны – самое жаркое и долгоиграющее топливо на ночь. Натянули стенку из брезента, чтобы отражала тепло от костра – при постоянно горящем пламени это гораздо лучше палатки. Потом мы разошлись в начинающихся сумерках на подслухи. Слава, ведя Ташу к исходной точке, объяснял шепотом:

- Говорят, ток сохраняется на одном месте столетиями, если только не подвергнется вырубке или пожару. Тогда, птицы сдвигают его к ближайшему сосняку на болоте. Заросшее соснами болото и песчаные пригорки – обязательное условие для такого места.

- А почему мы идем по дороге? – поинтересовалась девушка.

- Как ни странно, почти все лесные жители пользуются дорогами с не меньшим удовольствием, чем люди. Глухари, например, постоянно склевывают очень нужные для них камешки и купаются в песке. Смотри! Как раз участок колеи, где они устраивают песчаные купальни, - Слава показал Таше разрытый птицами песчаный откос, усеянный сухими бананчиками глухариного помета.

Потом они долго стояли посреди просеки в полной тишине, нарушаемой только пересвистом пичуг. Таша встала на пенек, а Слава стоял чуть пониже и шепотом консультировал:

- Видишь, солнце коснулось горизонта. Сейчас должны прилететь. Не шуми и не двигайся, если глухарь сядет близко.

Они простояли еще несколько минут, и вдруг Таша услышала сзади и немного справа звук легкого шелестящего свиста, как будто от рассекающих воздух крыльев. Она успела обернуться и увидела огромную темную птицу, летящую с большой скоростью на них и отливающую золотом в лучах заходящего солнца. Онемев от восторга, она наблюдала, как эта птица, без единого взмаха, промчалась в паре метров над головой и по инерции взмыла на верхушку высокой сосны прямо напротив них. Притормозив перед посадкой, глухарь громко хлопнул несколько раз крыльями и уселся точно на макушку, при этом кашлянув, как профессор перед докладом. Слава только успел восторженно прошептать:

- Ура! Есть! Теперь замри и не двигайся, пока солнце не сядет.

Это было одновременно и трудно, и прекрасно, стоять неподвижно и наблюдать за усыпающим весенним лесом. Глухарь с вечера не затоковал, только пощелкивал да вертел головой. Вдали еще раздалось хлопанье крыльев – это был второй прилет. Довольно скоро начало темнеть, и вдоль просеки потянули вальдшнепы. Слава объяснял шепотом, какие птицы поют вокруг. Совсем в сумерках, делая очень медленные движения, они потихонечку покинули пункт наблюдения. В темноте болото кипело жизнью. Низкими голосами урчали лягушки, где-то вдали гомонили тетерева. Почти в черном небе продолжали тянуть вальдшнепа. Вдруг над головой что-то загудело «Уррр-уррр».

- Не бойся! – шептал Слава. - Это какой-то кулик. Мы его «киргуду» прозвали. Он в воздухе зависает и крыльями этот звук делает. Мы еще мальчишками несколько лет выслеживали, что за привидение эти звуки издает, пока, наконец, не подглядели. Он теперь всю ночь летать будет.

Потом на болоте раздался истошный вопль.

- Ой! А это что это за кикимора орет? - испугалась Таша, прижавшись поближе к Славе. Вокруг уже была такая темнота, что она с трудом могла разглядеть его лицо. Только тонкая малиновая кромка неба на севере немного подсвечивала контур деревьев.

- Не бойся! Уже в который раз успокаивал ее Слава. – Это выпь – птичка такая, я сам ее никогда не видел, а вот слышать часто приходилось.

- С тобой мне не страшно. Но как это причудливо. Как будто на чужой планете оказалась. Звуки, запахи, сумеречные цвета – все какое-то нереальное.

- Поспешим к биваку – Женя обещал печеного лосося.

Они подошли к уже вовсю пылавшему костру.

- Что-то вы припозднились? Слышали чего? – встретил их Федор.

- Да, такого я еще не видел! Глухарь прямо над нами спикировал и взлетел на макушку высоченной сосны. Таше, определенно, везет!

Я занялся приготовлением рыбы, а ночь потянулась дальше под обязательные охотничьи байки. Наташа, как будто извиняясь, спросила:

- А я слышала, что женщин не берут на охоту. Я вам тут, надеюсь, не мешаю…

- Наоборот! Как такая умница да красавица может мужчинам помешать? Да и не охотимся мы сейчас, - ответил Федя

Слушайте, а как в лесу насчет зверей? – осторожно спросила девушка.

- А это зависит от того, боишься ты их или нет? Если не боишься, то расскажем, – предложил Слава. – Смотри, у меня в карманах старые стреляные патроны. Запах пороха – лучшая защита от зверья. Только один глухарь ничего не чувствует.

- С такой компанией защитников ничего не страшно. Рассказывайте! – уверенно улыбнулась девушка.

- Тогда слушай! Сегодня на песке я видел медвежий след, правда, старый. Потом еще были отпечатки лосинных копыт. Ну а зайцы с лисами – обычное дело. На глухариной охоте можно столкнуться с кем угодно, так как стоишь в лесу неподвижно, и любой зверь с наветренной стороны на тебя выйти может.

- Был у меня один случай, - влез в разговор я со своей байкой. - Вот так же на подслухе один раз на дороге в тумане стою. Вдруг с обочины из лесу, прямо на меня в полной тишине вот такой сапог выныривает! – я, как заправский охотник, раздвинул руки пошире и продолжил. – Лосинная морда! Он остановился в десятке метров, и мы уставились друг на друга. У меня ружье за плечами одной дробью заряжено, а он в холке повыше меня будет. Так вот и поиграли в гляделки. Потом, я – со страху за ружье, а он – через дорогу и в кусты. На этом все наше рандеву и закончилось... к счастью.

Рассказав эту историю, я заметил, что мякоть рыбы начала «трескаться» и «плакать» - верный признак, что ее пора снимать с доски, на которой она была пришпилена и выставлена к пламени костра. Положив доску перед «охотниками», я разрезал рыбину на куски, а Федя тем временем подсуетился с чаем, хлебом и прочими закусками.

- Да… но самый комичный случай вышел у моего деда, когда мы были с ним и отцом на таких вот подслухах. Правда, на другом току, - начал свою байку Славка под рыбу и чай. - Мне тогда двенадцать, наверное, было. Разошлись мы примерно вот так же. Я – поближе к отцу, а дед – на дальний конец. Что-то там подслушали и возвращаемся к костру, как сегодня. Потом подходит дед и возмущенно на отца ворчит: «Ты чего, мол, по лесу в моей стороне бродил, всех глухарей перепугал? Я тебе свистел уже, а ты не откликаешься!» А отец ему отвечает: «Да мы в другом конце тока – считай, за полкилометра стояли». Тут до деда только и дошло: «А я-то думаю: чего ты кругами бродишь да в лесу копаешься? Метрах в сорока, наверное...» Только утром, когда отстрелялись, дорогу-то и разглядели. А она вдоль и поперек Потапычем истоптана! Так вот и получается, что дед «пробеседовал» весь вечер с медведем, а ведь опытный охотник - мог бы и догадаться.

В лесу стояла абсолютная тишина. Таша заметила:

- Такое впечатление, что мы на сцене театра, а вокруг нас нарисованные декорации из густых деревьев. Настолько неподвижны елки и сосны вокруг.

- Да, тепло, как на сцене, и комаров нет, – поддакнул я. – В этом-то и вся прелесть весенней охоты.

Потом все-таки нас сморил сон. Слава улегся на лапник, поближе к стенке навеса и положил Ташу между собой и костром, чтобы та не замерзла, хотя сегодня это было сделать сложно. А мы с Федькой, где сидели, там и упали.

Слава не забыл-таки поставить будильник на полчетвертого. Проснувшись и понимая, что если он не встанет, то все проспят ток, приятель начал будить Ташу, целуя ее в щеки, глаза, лоб… но это мало помогало – она только улыбалась во сне и подставляла лицо под его губы. Тогда он начал шептать:

- Наталия Березина, с кем это вы целуетесь?

- Ой, милый Федечка! – шепнула в ответ Таша.

- Ах, так! – шепотом «закричал» Славка.

- А нечего меня Наталией называть, – рассмеялась девушка. – Сам Ташей прозвал, а теперь на попятную?

- Обманщица! Я думал, она спит, а она…- Славка с Ташей затеяли веселую возню, которая перебудила весь охотничий лагерь.

- Быстренько по «чайковскому» и на подходы! - скомандовал Федька.

- По старым следам расходимся? – спросил я. Никто не возражал...

***

Когда ночью Слава с Ташей бесшумно скрылись в темноте, я шепотом спросил Федю:

- Ну что, пойдем, послушаем?

- Тогда по прежней схеме: до развилки вдвоем, а там я – налево, ты – направо, – согласился приятель.

Мы, стараясь не шуметь, поспешили к своим местам. До развилки было метров двести и потом еще можно пройти сотню метров, так как ток был разбросан на территории больше полукилометра. Расставшись с напарником, я продолжил бесшумно красться по песчаной дороге. Лед и снег уже стаяли, так что передвигаться тихо не представляло труда.

Я с удовольствием окунулся в то особое состояние, когда ты остаешься один посреди абсолютной тишины дикого леса, а на десятки километров вокруг только тайга, болота и реки. Дойдя до конечной точки своего маршрута, я так и не услышал пения глухаря. Постояв для верности с полчаса, послушал, как просыпается лес: начали робко попискивать пичуги, временами раздавались шорохи крыльев. В небе стали проступать контуры больших сосен. Я потихоньку двинулся обратно в надежде услышать уже поющего где-нибудь лесного красавца. Примерно на полпути к развилке я услышал со стороны болота, поросшего осокой, шорох. Как будто кто-то шагал параллельно мне.

Я замер. Этот кто-то сделал пару шагов и тоже затих. В моей голове панически запрыгали мысли. Я слишком хорошо знал, как ходят лесные звери, чтобы ошибаться. Паниковать было от чего: впервые ночью в весеннем лесу без ружья… да и вообще, впервые вот так встретиться с хозяином тайги. Мне было знакомо, как ломятся через чащу лоси, суетятся, топают и хрюкают кабаны… и я знал, что такими редкими шагами и почти бесшумно может ступать только один зверь… несмотря на свою бесшумность, самый тяжелый, самый сильный и хорошо вооруженный хищник.

Я чувствовал, как мое сердце оказалось где-то в пятках. Рассказы, что он не нападает на людей, сейчас были как-то неубедительны. Мне было хорошо известно, что он только что вышел из берлоги и голоден. А если это она, да еще с детенышами, то мне вообще крышка. Я стоял и чувствовал, что сейчас рвану, как подстреленный заяц. С другой стороны было слишком понятно, что это ничего не изменит. Эта, неповоротливая с виду туша в считанные секунды может разогнаться до шестидесяти километров в час.

Было вообще чудом то, что я его услышал – помогла сухая осока. Наше противостояние затягивалось. Я все-таки не смог больше ждать и продолжил неслышно двигаться по песчаной дорожке. Шаги на болоте, словно эхо, повторили мои движения… Странно – он не нападал и не убегал. Обычно медведь избирает что-нибудь одно. Было такое впечатление, что он шел параллельно, словно пытаясь сопровождать меня сбоку. И все-таки шаги в темноте становились все ближе… я дошел до развилки и услышал совсем рядом легкий тройной посвист Федьки. Тут мои нервы не выдержали, и я сдавленным хрипом, пытаясь шептать и кричать одновременно, выдавил из себя:

- Федя, медведь! – и почти перешел на бег.

Дальше все произошло очень быстро. Я в несколько прыжков оказался на развилке, слыша, как сзади медведь выскочил на дорогу. Одновременно, что-то чиркнуло и зашипело у меня над ухом. И тут же вспыхнуло ядовито-красное пламя фальшфейера. До меня дошло, что между мной и страшным ночным зверем стоит защитник, резко обернулся назад и увидел жуткую картину: в красных сполохах огня, на задних лапах стоял чудовищный зверь, достигающий наверно двух метров в высоту.

Не знаю, как Федя, но я просто оцепенел. Медведь, тем временем, явно струхнул, ослепленный ярким фейерверком. Плюхнувшись с разворота на лапы, он задал от нас такого стрекача, которому позавидовал бы любой заяц. Федька продолжал, как памятник своему мужеству, недвижно держать факел в руках. Было похоже, что от его мужества на самом деле остался только памятник, а застыл он от того же банального ужаса, что и я. Только спустя минут пять я выдавил из себя ничего не значащую фразу:

- Хоть и говорят, что он встает на задние лапы, когда пытается что-то разглядеть вокруг, но все равно, выглядит это… - фраза сработала, и мы оба почувствовали, как расслабились наши мышцы. Да так расслабились, что колени были готовы подогнуться прямо на месте.

Я увидел поваленный ствол в двух шагах и, дернув Федю за рукав, с облегчением плюхнулся на дерево. Не знаю, как моего приятеля, но меня колотила крупная дрожь. Я все представлял, как эта лапа, больше похожая на ковш небольшого экскаватора, увенчанного сразу пятью ножами, пройдется хотя бы разок по мне…

- Слушай, а я ведь, без дураков, тебе жизнью обязан, - наконец, мне удалось выдавить из себя что-то осмысленное. – Откуда у тебя этот фальшфейер?

- Хорошо, что с собой захватил… С экспедиции списанный в машине лежал… Сам не знаю зачем, - признался Федя и тут же спросил. – Слушай, когда же ты медведя услышал? Он же по лесу тенью ходит.

- Мы с ним метров пятьдесят параллельно топали: я по дороге, а он по болоту сухой травой шуршал.

- Да ты что! Впервые вижу человека, не рванувшего без оглядки при встрече с медведем.

- А я впервые вижу, чтобы кто-то не растерялся и фальшфейер зажег. Ты ведь тоже не побежал.

- Я был не один, а с тобой, - ответил Федька. В общем, мы рассыпались в восхваленьях смелости и бравости друг друга, не забывая, однако держать факел перед собой. К нашему счастью, когда он догорел, начало уже светать.

Совсем успокоившись, я пытался понять, что за мысль меня гложет. Все вертится в голове, а никак не ухватить. Потом вспомнил, что там, вдали остались Слава с Ташей:

- Слушай, а что если косолапый к ребятам пойдет?

- Не-е, не пойдет. Видел, как он пламени испугался? Но ты прав, давай потихоньку в их сторону двигаться.

Мне вдруг удалось ухватить ускользающую мысль. Даже не мысль, а сомнение. Пока мы шли, я спросил:

- Федь, а не кажется тебе все это странным? Сначала битюги без причины наехали, теперь медведь, будто из-под палки за мной шел: и не нападал, и не убегал.

- Да брось ты! Не притягивай за уши… – отмахнулся мой друг.

- И рад бы, да вот давеча шел ночью с работы…

- И что? – сразу навострил свои любопытные уши кудрявый физик. Пришлось рассказать весь тот бред, что со мной случился по пути домой. Федька внимательно выслушал и заявил. – Да чего тут заморачиваться? Если это и вправду так, то еще что-нибудь всплывет. Дерьмо, оно, сам знаешь, не тонет. Забудь! И кстати, про медведя надо поосторожнее при Таше – незачем девушку попусту пугать.

- Это верно, – по-джентельменски согласился я.

Мы решили подождать нашу сладкую парочку у костра. Медведя в округе больше не наблюдалось, так что не было никакого резона портить им восхитительное утро в весеннем лесу. Когда уже совсем рассвело, они показались, радостно вышагивая к нам по дорожке.

- Наверно, эта ночь мне на всю жизнь запомнится! - восхищенно воскликнула Таша.

- Да, нам тоже! – глубокомысленно поддакнул Федька. - Это вам не за рябчиками бегать. Ну, поехали спать, что ли.

Добравшись до дачи в шесть утра, мы еле дотащились до кроватей и рухнули кто куда. Единственно, что Славка озаботился все-таки рядом с собой уложить Ташу. Ничто иное уже никого не интересовало.

***

Полдень застал всю компанию на заливном лугу. Все по очереди пытались заколоть хотя бы одну нерестящуюся хищницу. Но дело было не очень легкое, и сапог болотных было всего две пары, из которых только одни были с резиновыми штанами, да и острога всего одна. В результате, к полдню была добыта только одна щука, правда немаленькая – на несколько килограмм. Зато все участники рыбалки были мокрые, грязные и довольные. Таша старалась не отставать и, тоже медленно бродила по зарослям травы, подкрадываясь к гнездам нерестящейся щуки и пытаясь достать ее острогой.

К часам двум, мы все, усталые и подмоченные, расположились на берегу погреться. Только Федька все еще ползал по зарослям тростника и в который уже самый распоследний раз пытался найти «недораспуганных» щук, а я предавался расслабленному ничегонедуманию и ничегонеделанию, щурясь на яркое солнце.

У Таши зазвонил телефон. Она что-то долго говорила, потом замолчала и поникла головой, глядя в одну точку. Слава тут же подсел к ней и что-то спрашивал, обняв ее за плечи, а она односложно, явно расстроенно, отвечала. Потом Слава поднялся и позвал Федю на берег.

- Ребята, нам с Ташей нужно срочно в город. У ее бабушки, кажется, инсульт. Она в тяжелом состоянии находится в реанимации, - наконец сообщил Слава.

- Пошли пожитки собирать, – сразу въехал в ситуацию Федя. – Ташенька держись! Может, еще все обойдется.

- Вам незачем торопиться, оставайтесь еще на лоне природы. Ключи потом мне привезете, - сказал Слава. – Мы, все равно, едем немедленно, только переоденемся.

- Слав, у нее, наверно, нет шансов? – как-то жалобно спросила Таша, пока они шли к даче. – Ведь это похоже на обширный инсульт!

Сборы и поездка прошли «на автомате». Слава молча вел машину, не зная, чем мог бы помочь Таше, а фальшивить не хотелось. Ташины мысли все время крутились вокруг воспоминаний детства. Она представляла бабушкино лицо, то доброе, то усталое, то деланно строгое…

И вот они в больнице. Слава умудрился договориться, и их провели к палате интенсивной терапии, где лежала Ташина бабушка. Подошедший дежурный врач грустно вздохнул и сказал:

- Она в коме. Снимок и ЭЭГ показывают обширное кровоизлияние. Шансов практически никаких. Сочувствую, мы делаем, что можем…

Слава провел Ташу в палату. Она долго стояла у кровати и смотрела на неподвижное, серое лицо еще не очень старой женщины, подключенной к аппарату искусственного дыхания. Потом резко отвернулась, взяла Славу за руку и тихо сказала:

- Пойдем.

Она промолчала всю дорогу до дому, так же, не говоря ни слова, разделась в прихожей и, пройдя в полутемную с занавешенными шторами гостиную, остановилась, как вкопанная, посреди комнаты. Слава подошел сзади и взял Ташу за плечи. Она то ли всхлипнула, то ли усмехнулась:

- Вот и еще одна двухкомнатная освободилась – налетай, родня, кто хочет!

Слава развернул Ташу к себе лицом. Она как-то скривлено и зло улыбалась.

- Таша, не надо так! Такое с любым может случиться, – он усадил несчастную девушку на диван и примостился рядом. Обняв Ташу и гладя ее волосы, тихо произнес:

- Ташенька, ну поплачь – тебе легче будет…

Она вдруг ударила его ладошкой и выкрикнула уже со слезами в глазах:

- Как ты не понимаешь? Это все! Ее там уже нет... Я чувствую это. Понимаешь, это конец всему. Я никогда ее больше не увижу, – и девушка, наконец, разрыдалась.

- Маленькая моя, но у тебя есть я, который всегда будет тебя любить. Не расстраивайся, - выговаривал Слава, пытаясь успокоить Ташу.

- У меня такое чувство, что часть меня умерла. Часть моей жизни ушла безвозвратно и останется только в воспоминаниях. Мне кажется, что на самом деле все наоборот: умирающий человек просто усыпает надолго, навсегда. А умирает часть нашей души – тех, кто остается. Я боюсь дальше жить – меня ждет только череда смертей родных и близких!

- Нет, ты неправа. Душа не умирает. Умирает часть твоей жизни, переходя только в память. Но на смену умершей рождаются новые части жизни. Например, я – для тебя, а ты – для меня.

- Да, Слава, у нас будет много детей. Я не хочу только терять в жизни. Это наверно эгоизм, но только в своих будущих детях и тебе вижу выход из безнадежной вереницы потерь.

- Ты знаешь, почти все когда-нибудь оказываются в таком положении. Многие из них находят утешение в вере.

- Ты смеешься? – Таша оторвала заплаканное лицо от плеча приятеля, укоризненно на него посмотрела и, с горькой усмешкой, продолжила. – Ты же сам знаешь, каково нам во что-нибудь верить. Ты какую сказку про Бога предпочитаешь? Или, может, лучше галлюциногенов наесться?

Так они еще долго сидели в сгущающихся сумерках, сами не зная, что делать. Гладя Ташины волосы, Слава вдруг почувствовал, как рука девушки сжала его плечо, а вся она напряглась. Он поднял голову и заметил, что Таша, замерев, смотрит на кресло в темном углу комнаты. Переведя взгляд, он обмер то ли от испуга, то ли от восторга. На кресле, дымчатым силуэтом, как бы светясь изнутри, сидела милая пожилая женщина и ласково улыбалась им. Слава сразу узнал в ней Ташину бабушку, которая лежала сейчас в больнице. Девушка долго, как зачарованная, смотрела на призрак. Потом, сделала непроизвольное движение в сторону бабушки, и видение растаяло. Они долго сидели молча. Потом Таша счастливо прошептала:

- Она больше всего любила меня. Умершие могут показаться в момент смерти, но только тем, кого любили больше всех, и увидеть их способны люди, думающие о них в это время. Я сейчас почувствовала: ей стало легко, у нее ничего не болит, и она будет ждать меня, – шептала Таша. – Я была права: она как бы уснула и оказалась «там». Так что мы плачем, лишь жалея себя, а ей стало лучше, и у нас есть надежда на встречу, – потом подумала и попросила. – Позвони в больницу – ее сердце наверно остановилось…

И еще некоторое время помолчав, добавила:

- Мы теперь знаем, как «туда» попасть, надо только поскорей опробовать на себе Женино «лекарство»…