"Фантастика 2003. Выпуск 1" - читать интересную книгу автора (Науменко Николай, Каплан Виталий, Гусев...)

Опус № 5 О том, как я обнаружил, что мы — изгои, и с горя развлекался напропалую на планете предков

Сегодня Орёл на летучке весомо сообщил:

— Подходим к последней звезде запрещённого сектора. Планета, похоже, населена. Прошу особой осторожности.

И эти все задумчиво так кивают. Мы с Всученым переглянулись. Населена! Значит, у нас снова есть работа. Какая тут осторожность? Вперёд!

Ну, добрались до планеты. Это же надо! Прямо как у нас — и звери, и растения все знакомые. Но аборигены!

Вечером докладываю в кают-компании:

— У аборигенов всего три пола.

— Как три? — спрашивает Верный.

— Так. У них всего два щупальца.

Тут Орёл совсем посинел.

— Доигрался я с границей, — говорит, — влезли всё-таки на материнскую планету. Предков обнаружили, Бету.

— Да каких предков? — спрашиваю. — У них сразу трое рождаются, а не один, как у нас.

— У нас? — ехидно улыбается Верный. — У нас тоже трое, преобразующиеся в девятку: гляди, вон, под сиденьем прячутся.

— Что прячутся, знаю — они мне всё щупальце оттоптали, но нужно же им квалификацию получать?

— Погоди, Подарёный, — озабоченно влезает Всученый. — Так что там про предков?

Верный трясёт бородой на капитана, Липа синеет и волнуется.

— Ну, ладно, — отвечает на их безмолвные призывы Орёл. — Расскажу. Это, знаете ли, секретная информация командного состава, вам её знать не положено, но мы уже столько запретов нарушили… что одним больше, одним меньше — наказание мне одно. У наших предков было только три пола. Они рождали сразу троих, часто неоднократно, так что заполонили свою планету и стали сильно тормозиться в развитии. Тогда самые интеллектуальные тройки соединились и покинули материнскую планету. Они обосновались на Окте и стали разрабатывать новую особь: так, чтобы развитие ускорилось, интеллект возрос, а численность — нет. Они заблокировали ген многополюсного деления в наших половых клетках, и в яйце остаётся только набор генов вынашивающего яйцо родителя, а остальные гены уничтожаются.

— Постой! — возбудился я. — Значит, у Мяфы разблокировался ген мультиполярного деления? И он родил троих: Липубядурубика; Орлаполыбувсученого и Подарёноговерногомяфу?

— Тут хуже, — вступил Верный. — Липа растраивался, вот и ухитрился сохранить трижды три генома, и родить нам этих безалаберных, на каждого по штуке.

— Я не штука! — завопил Орлёнок и ущипнул Верного за обширный зад, свисающий со скамейки. Верненький выскочил из-под сиденья, защищая честь прародителя, и клубок снова укатился под меня, шипя и дерясь. Все растрогались.

— Важно другое, — прервал идиллию Орёл, — чтобы не разрушить систему ценностей Окты, сектор, где находится материнская планета, запрещён. Населению Окты не следует знать о возможности деблокады гена — иначе начнутся психические срывы и появится мечта о множественном тиражировании.

— А чего это нас сюда запустили? — удивился Всученный.

— Вот это — не твоей должности дело, — веско ответствовал Орёл и удалился.

Посиделки расползлись. У всех появились дела, даже клубок потомков куда-то делся. Остались мы с Мяфой, как во времена вынужденного простоя. Мяфа поблёскивал глазами, угнеждаясь поудобнее.

— Ну, хитрый, давай продолжение! Наверняка уже всё вынюхал, — потребовал я.

— Ты, Подарёный, уже почти Спец. Да и потомством, благодаря глупости Липы, обзавёлся. А вводить в курс дела у нас положено отцу. Так что, тебе должен рассказывать либо дед, либо…я. Всё, что знаю, расскажу.

— Вот тянет резину! Неужели не можешь без патетических вступлений? Я уже привык к сиротству, оно меня не печалит уж так-то. Не бойся.

— Ты знаешь состав экипажа корабля твоего отца, Подарёный?

— Ну откуда? Он же погиб на планете, один! Так что других имён в посмертном сообщении нет!

— Так вот. Наши родители составляли девятку.

— Как, Мяфа? Это же запрещено! Каждое поколение меняет состав экипажа, чтобы усилить интеллектуальный поток! Твой отец и мой попали в одну девятку?

— И твой, и мой, и Орла, и Всученого, и других. И деды наши были в той же девятке.

— Но это же торможение развития. Зачем?

— Мы — опальная девятка. Нас нельзя вводить в состав других девяток — гены подпорчены.

— Какие? Ты имеешь в виду Липу?

— Липа — наш апофеоз. А начали деды.

Умеет Верный появляться: едва я поголубел, а он меня уже за щупальце хватает.

— Достаточно, — говорит, — он и от этого синий. Эй, Подарёный, тебе что, с нами плохо?

— Нет, — пищу я, — хорошо, но…

— А вот «Но» оставим, — решительно рубит Верный. — Всё и всегда имеет «Но», но… зачем о нём страдать?

Пробегающий мимо Всученый советует отрубона из киви, Верный с ним ругается, Мяфа хихикает.

А ведь я их люблю!

Да, планета — загляденье. Правда, мне делать почти нечего — разве что изучать метод их Объединения и тиражирования, тряхнуть знаниями, полученными от деда: вот и они пригодились. Зато все другие мои приятели в восторге. Липа весь почернел: тут есть расы, окрашенные по-разному. Так Липа теперь поёт и пляшет зажигательные танцы в кругу угольно-чёрных предков. Сетует только, что меняться почти не надо — только щупальцев убавить да ручные придатки отрастить. Тройки у них непостоянные, сходятся — расходятся, всегда можно изобразить одиночку в поиске. Липа цветёт — у него нет отбоя от предложений, вскружил там чёрные головы предков, кокетник. Или кокетун? Мяфа никак не найдёт подходящего слова в богатом языке Шурина. Всученый же окрасился в красный, будто всё время стесняется, носит умопомрачительные одежды — весь в бахроме, стекляшках и цветочках. И — перья в бороде! Как не чихает — ума не приложу. Орёл занят шпионской работой — копирует важных лиц и посещает странные места, где много машин для уничтожения троек. Это уму непостижимо. Орёл говорит, когда перепроизводство троек, всегда возникают военные (термин засекречен правительством Окты).

Ну, Бяда носится везде с разбегающимися глазами. Нашёл место для Орла: целый храм со скабрезными изображениями троек. Совершенно неприличная картина. Бяда счастлив — первобытное искусство.

Рубик что-то там мудрит — измеряет параметры атмосферы. Зачем? А вот Мяфа и Полыба скучают — Мяфа имел доступ к древнему языку ещё на Окте, и ему делать нечего, а Полыба сказал, что их механизмы — объект не для него, а для Бяды — пусть тот этой археологией занимается. Так что мы втроём пустились в развлечения. Всученый тоже стал присоединяться, и Липа, когда уставал от танцев или прятался от нескромных предложений. Вот развлечения — это то, что нам совсем неизвестно. Какой, скажем, прок сидеть в кабине, которая крутится вокруг своей оси, и визжать? При этом надо обязательно есть что-нибудь очень ядовитое, яркое, липкое, сладкое или горькое, и трещащее. Ещё можно напялить что-нибудь безобразно разноцветное, принять отрубительного (!!!Предки-то знали, гнали самогон из кукурузы — только мы такие невинные на Окте выросли), и плясать всю ночь с такими же недоделанными. А то — сидеть в тёмном большом гнезде и смотреть на помост, где одна двойка страдает от любви, а третий им изменил! Потом все плачут, обнимаются и дарят друг другу цветы, которые специально выращивают, чтобы срезать и подарить. Ну, масса нелепых бесцельных действий!

Нашли. Это нам нравится. Называется тотализатор. Это значит так: бегут, к примеру, тройки наперегонки. А ещё лучше — один, остальные «болеют». И, «болея», обещают деньги за то, что он выиграет. Если он выиграет, ему дают деньги, им отдают их деньги и деньги тех, кто считал, что выиграет другой. Или что-то в этом роде. В общем, навар, как говорит Мяфа на языке нашей любимой смутной и непредсказуемой планеты, где это развлечение, оказывается, тоже есть. Мы решили сделать всё: и выиграть забег, и получить навар. А на полученные деньги купить Орлу подарок: набор неприличных статуэток из храма, найденного Бядой. Там, в храме, их тиражируют и продают желающим. Бяда в курсе, Орлу не говорит — денег ждёт.

Собрались мы, бездельные, в кают-компании, план составлять. Под щупальцами, куда ни вытяни — велосипеды, а ещё мячи им Липа раздобыл цветные — здоровенные. Внучки на них катаются. Ну, и мы, если под щупальца не смотреть. Зато мелочь вроде бы запропастилась — небось где-нибудь на задворках готовит какую-нибудь пакость. Тихо. Благодать.

— Здесь главное — выглядеть натуральнее, — замечаю я. — Одно дело в толпе толкаться, а другое — когда все на тебя смотрят. Липа, только ты у нас такой мастер.

— Ой, — смущается Липа, — значит, меня все поздравлять будут, цветы дарить…

— Ага! — выскакивает Липочка. — И я пойду смотреть, а потом цветы понесу!

— И мы! — сообщают остальные, появившись, можно сказать, из воздуха: это они на Верном приехали. И он решительно говорит:

— Нет! Детям выход запрещён, и трансформация — тоже!

Липочка рыдает, что дедушка побежит без него. Приходится пообещать, что побежит не его дед, и зарёванного Липочку уносит Верный.

— Ну вот, видите, я не могу, — с облегчением вздыхает Липа. — Так кто же…

— Нет, Липа, погоди, — грозно говорю я, — что у Липочки с волосами?

— Ох, ну это…

— Почему его волосы заплетены в косички с бантиками? Ты уже совсем спятил, дедуля? Зачем уродуешь потомка?

И тут в моё щупальце впиваются зубы Орлёнка. Приходится его отшвырнуть и он страдает в уголочке. Остальные внучк;, насупившись, изучают меня с вызывающим видом.

— Ну, что за восстание? — вынужден спросить я.

— Наша Липочка не урод! — сердится Полбочка. — Она — красивая девочка!

— Кто? — потрясённо спрашивают все деды хором.

— Девочка — это дитя-самка, Мяфа сказал. Так их называют на ХО-1077, - объясняет Мяфочка.

— Но откуда самка, когда мы все — мужчины? — изумляюсь я.

— Ты, дед, сам не видишь, что ли? Она слабее, и нежная, и восторженная, и мы все о ней заботимся. Как вы о Липе. А кто наших отцов родил? — философствует мой.

У меня нет ответа. Ничего себе! Мало мы наизобретали, так и разделение полов сюда приплелось? Значит, Липа — самка? А вообще, я не прочь. Самому рожать — морока. Пусть уж лучше Липа.

— Липа, — задушевно спрашивает Всученый. — А ты почему без косичек с бантиками?

Бедный Липа злобно синеет.

— Перестаньте издеваться! Я — мужчина, а кто там Липочка, пусть решают они. Попозже, когда подрастут. Просто ему идут косички, вот я и заплёл! Вон, и Всученый — тоже с косичками!

— Я в образе! — вопит Всученый. — Я — натуральный самец!

Тут вернулся Верный за остальными потомками. Только подмигнул — и все покорно поплелись к выходу. Педагог! Да я ему не скажу: наш самый маленький, Всучок, за моим щупальцем усидел, не сдался. Пусть посидит — умный больно, нужна для ума и пища.

Решили послать на забег Всученого: он у нас тоже талант. Поменьше, чем Липа, но всё же. Тренером при нём поручили быть мне. Тренер — это такой предок, который свистит и гоняет своего подопечного целый год перед соревнованием, чтобы тот бегать научился. Ну скажите, зачем целый год на два щупальца? Они что, и двумя ещё владеть не научились? Действительно, отсталые у нас предки!

Полыба сказал, что ещё надо ставить, то есть, дать денег в гнездо, где потом навар дадут. Ставить будет он сам — денег он наделал в нарушение закона, и никому их доверить не может. Одно дело — экспедиционные расходы, а другое — развлечения. Ну и ладно. Как будто мы уже не заначили из его экспедиционных. Бюрократ! Зато свои целее будут, может, купим малышам игрушки с двумя щупальцами, ванночкой, домиком и комплектом одежды и мебели — пусть развлекаются.

Договорились и разошлись. Мы с Мяфой, как всегда, там остались — привыкли вроде в кают-компании до ночи болтаться. Тут из-под моего щупальца Всучок и вылез. Глаза горят, трясётся весь.

— Дедушки! — говорит. — Вы должны нам помочь!

Здравствуйте! Мы мало с ними маемся, а теперь ещё и должны? Мы с Мяфой сделали суровые морды, бороды веером, глаза выпучили — строгие, значит. А он — хоть бы хны. Мяфу дёргает, скачет, и лопочет, как Полыбины машины:

— Мы, — говорит, — тоже бежать хотим. И навар.

— Да ты что? — возмущаюсь я. — Вам трансформироваться рано. А то что вам там Липочка родит? И где вы массу возьмёте?

— Вот потому я и прошу! — вопит Всучок. — Нам всем на массу соединяться придётся — а у нас нет тренера и кто ставит!

— Как? — поражается Мяфа. — Вы Объединение в юном возрасте ради тотализатора собираетесь делать? Через мой труп! — цитирует он любимого Шурина.

— Нет! — прыгает Всучок. — Какое Объединение без самки? Липочку мы тут оставим — Орлу на проверку. А сами только на трансформацию силу направим. Идёт?

— Кошмар какой! — синеет Мяфа. — Вот так, просто, без смысла, будете сливаться?

— Как без смысла? Для дела, — влезает появившийся откуда-то Орлёнок. — Вот, погляди!

И эти паршивцы, схватившись за щупальца, изображают мячик! Покатались туда-сюда, расцепились… Вроде целы, дышат нормально. На извращение не похоже.

— Ну, Мяфа! — говорю. — Ничего не знаю, пока сам не проверю!

Мяфа смотрит так, подозрительно.

— Ты не извращенец, Подарёный?

— Я — экспериментатор! Давай щупальца!

Мяфа весь издёргался, но щупальца дал.

— Кого делать будем? — спрашиваю.

— По массе? Гм! Орла!

Ну, сделали. Внучки по нам лазают, веселятся. Полыба заглянул.

— Эй! — говорит. — Ты же на инспекции?

Вляпались. Я взял инициативу в свои щупальца.

— Кое-что захватить забыл. На минутку, — хрипло сказали мы с Мяфой. И Полыба съел!

— Ну-ну, — сказал Полыба, и ушёл.

Вот это да!

В общем, Мяфа тренером будет, а ставлю я. Свои, кровные, что мы с Мяфой от экспедиций скопили. Ладно уж. Всё равно на внучков думали потратить. Велели внучкам спать перед испытанием, а сами волнуемся. Как получится?

А получилось так.

Мы совершенно упустили из вида, что бегунов взвешивают. Просто не знали: все манипуляции с тренерами велись в гнезде, а не на публике. Взвесив, как положено, Всученого, и получив его номер, я поспешил к Мяфе: наши внучки, хоть и вместе, нужного веса не потянут. Всучок сначала расстроился, а потом придумал гениальный план. Мне пришлось убежать, то есть, стыдно сказать, ушагать, к Всученому, поэтому процедуру взвешивания я упустил. Слышал только, что начались крики. Дальнейшее знаю по рассказам Мяфы.

— Вы что привели на состязание подростка? Здесь взрослые, — возмущенно заорал жирный предок, приставленный к весам.

— Где подросток? Где вы видите подростка? — возмутился Мяфа. — Я его уже два года тренирую. Мелковат, не спорю, но бегает.

— У него веса не хватает.

— Не может быть! Только что взвешивал. Ну-ка, дайте я.

Мяфа взвешивает — вес гораздо меньше, чем тот, что только что записал толстый: Всучок сидит у Мяфы под щупальцем.

— Да у вас весы не в порядке! Они каждый раз разное показывают!

Они взвешивали внучков вместе раз десять. Все показания были разными: то один, то другой внучок, а то и вместе, скрывались за Мяфой. Совсем одуревший толстый махнул рукой и дал им последний номер. Отлично! Теперь я успевал сделать ставку.

А у нас уже начинался забег. Всученый имел вид расслабленный и истощенный. Ставили на него плохо. Старт!

Ой, супермен! Ой, любимец публики! Он с ходу вырвался вперёд и понёсся к финишу. Судьи привстали и зашушукались. Ну, принёсся он. Ну, первый. И его сразу отправили на гормональную проверку: оказывается, они, чтобы лучше бегать, что-то там лекарственное себе вкалывают. За это их снимают с забега — выиграл, не выиграл — и гонят в шею. Но они-то вкалывают эту дрянь — слабаки! — а Всученый сам такой. Гормональный. Они, эти гормоны, из него везде сочатся. А как докажешь? Отобрали у нас нашу ставку — и вышвырнули. Вот тебе и побегал. И выиграл. Полыба синий, злой, аж жуть. Всученый домой ушёл, спать с горя.

— Полыба! — говорю. — Успокойся. Не всё учли. Многое не знали. Посиди, поболей, отдохни душой. Липу утешь.

А сам — вниз, в гнездо, ставку делать на внучков. Морду только скривил, чтобы не узнали. Внучки с Мяфой всю эпопею видели. Мяфа расстроился. Внучки подпрыгивают: готовятся. Всучок с Орлёнком что-то замыслили. Ну, старт. И наши… ползут позади всех. У меня дрожь в щупальцах — что за день такой? Всё не так. Но они так, потихоньку, одного обошли, другого… Уже финиш виден, а они всё ползут.

Первые пришли. На полщупальца. Все нервы мои измотали. А на них и вовсе никто не ставил — всё мы загребли. Обнялись втроём — ну, вроде, любящая тройка, и к Полыбе с Липой под бочок. Липа разозлился, от чужого отодвигается, обиделся, взревновал… А мы этого чужака с собой тащим. Липа и вовсе дар речи потерял. А Полыба даже остановился.

— У вас, — говорит, — всё в порядке с головой?

Тут Полбочка из-под его щупальца лезет, деньги протягивает.

— Вот, — говорит, — наш выигрыш. Нам по игрушке, и вам останется.

Пришли. Орёл встречает, довольный.

— Я, — вещает, — с детьми в прятки играл. И так хорошо прячутся — только Липочку и Всучка разок нашёл.

— Меня? — вопит Всучок. — Меня?!

— Тебя, тебя, — успокаивает его Липочка. — Ты у нас прятаться не умеешь. Надо же — под стол залез! Никакой фантазии!

— И как ты с ними управлялся? — интересуюсь я. — Не очень донимали?

— Ой. Устал. И как Верный с ними целый день? Не зря спит сейчас, как расслабленный. Главное, выскакивают из-за угла и сразу забираются на шею. Особенно твой, Подарочек.

Подарочек посинел, но смолчал. Липочка невинно дергал себя щупальцем за косичку. Ну всё! Теперь нам из этой тайны не выкарабкаться. Они нас теперь во все свои делишки засовывать будут.

А Полыба хмыкает так, и спрашивает:

— А Полбочка не хулиганил?

— Ну да! В рубку полез. Я его оттуда за шкирку выбрасывал.

Да. Липочка — девочка. Тут не возразишь. Одна заменила восьмерых мужиков — и даже дышит нормально. Правы внучки. Девочка он. Липочка, то есть.

Орёл ушёл спать. Внучки покатились за ним. Полыба посмотрел на нас с Мяфой, хихикнул и говорит:

— Так что вы там в кают-компании для инспекции забыли? Скамейку?

И что я его раньше не любил? Ума не приложу.

Ну вот! Мечты, мечты… Только Всученый с Бядой за коллекцией для Орла собрались, входят внучк; с букетом.

— Вы с ума сошли! — кричит Бяда. — Сколько денег ухлопали! Зачем? Откуда деньги?

Мяфа быстро нашёлся:

— Наши деньги. С Подарёным. Им на игрушки.

— А кто за цветами ходил? — визгливым фальцетом вопит отоспавшийся Верный. — Вам запрещено!

— Я ходил, — сухо шелестит Полыба. — Дети хотят цветы вместо игрушек. Это их право.

— Зачем? Они же завянут!

— Нет! — сердится Орлёнок. — Мы их в корзинке купили. Они потом ещё поживут. Зачем, зачем! — Липочке. В подарок.

— Липочке? — сникает Верный. — А нам?

— Ну что — нам? — сердится Бяда. — Зачем мужикам цветы?

— Смотреть! — поёт торжествующим голосом Липочка. — Нюхать. Радоваться.

— Это у них растительное происхождение прорезывается. Никак отца-лиану не забудут, — решает Всученый.

Из-за его плеча высовывается любопытная морда забежавшего Липы.

— Ой! Цветочки! — ахает он. — Чьи?

— Мои, — гордо говорит Липочка.

— Дай понюхаю, — Липа закрывает глаза и погружается в букет. — Ты их поставь в прохладе, чтобы дольше цвели. И поливать не забудь. А этот, красненький! Ой, а жёлтенький!

Когда воркующий Липа увёл торжествующих внучков в оранжерею, опустевшую после сыночков, Полыба вздохнул.

— И нам придётся. А с Орлом-то как?

Орёл обошёлся одной статуэткой. Зато самой неприличной. Пришлось хранить её в рубке, подальше от внучков. Хорошо, что не целую коллекцию — её-то куда мы дели бы?

И наш Липа получил букет — в пику внучкам, в нём было много-много меленьких цветочков. Зато как пахнет! Тоже, в корзинке, так что теперь в оранжерее весело: везде цветы, и пахнут. Может, и мне девочкой стать?

Орёл зашёл, понюхал — и расчихался.

— Я, — говорит, — микросматик. Верю вам: они пахнут. Но мне надо чего-нибудь покрепче.

Не статуэтку ему надо было дарить, а того зубробизона из зоопарка.

Вредно общаться с предками. Всученый теперь без бус из каюты не выходит. Весь гремит, бренчит и светится. Говорит, любовные амулеты. Ему его гормонов мало?! Пора улетать. Врастаем корнями. Скоро щупальца путать начнём.