"Возвращение тамплиеров" - читать интересную книгу автора (Д'Агата Джузеппе)

Глава пятая

С некоторых пор Джакомо заметил, что ему все труднее сосредоточиться на занятиях. Он находил тысячу предлогов, чтобы не садиться за письменный стол; мечтал о долгих прогулках под портиками с Яирамом и волнующих спорах с ним, которые наверняка возникли бы; с завистью, не свойственной ему прежде, думал о братьях по лиге, которые не были студентами и не имели никаких учебных заданий; хотел снова, намного раньше назначенного времени, встретиться с профессором Борги, восседавшим посреди своего превосходного арсенала.

Но мучило его совсем другое: решение расстаться с Анной, разорвать помолвку — следствие их сходного социального положения, которая со временем совершенно утратила всякий смысл. Проблему эту решить на первый взгляд было несложно, но она постоянно, неотступно мучила его, и мысль о ней сделалась прямо-таки неотвязной. В самом деле, настал момент, когда откладывать дальше было нельзя.

Джакомо провел рукой по волосам, таким коротким, что они нисколько не взъерошились, и отодвинул книгу. Когда он сел заниматься, еще можно было читать при дневном свете. Теперь книгу освещала небольшая лампа в стиле модерн, но Джакомо не продвинулся ни на страницу.

Сумерки опустились внезапно, из окна проникал слабый свет фонарей. Улицы старого центра погрузились в полумрак, и Джакомо показалось, будто это был какой-то другой, застывший во времени город. Он с удивлением обнаруживал автомобили, а не экипажи, людей в пальто и шляпах, а не в плащах и цилиндрах. Почему-то вдруг подумал об отце — просто стало любопытно, где тот был в этот час. Потом прошел в музыкальную гостиную, провел рукой по блестящей поверхности рояля и остановился перед портретом матери. Нет, ему не нравился этот портрет, и Джакомо еще сильнее, чем прежде, ощутил, сколь чужда была ему изображенная на полотне женщина.

Ему захотелось уйти отсюда, и он прошел в другую гостиную с коллекцией графики на стенах, заранее предвкушая новую встречу со странным рисунком, изображавшем как бы наложенные друг на друга два здания. Особенно его волновал собор Санта-Мария-дель-Приорато: каждый раз, когда Джакомо внимательно рассматривал его, ему казалось, будто он соприкасается — скорее чувством, нежели умом — с некоей важной тайной. А что означала дата «1989», какой таила смысл?

Этим вечером он опять взял лупу и решил еще раз рассмотреть фантастический рисунок, но от внезапного изумления у него просто перехватило дыхание.

Рисунок храма в буквальном смысле слова исчез.

Остался совершенно четкий в своем одиночестве рисунок авентинского ансамбля.

Когда молодой человек наконец пришел в себя, он дрожащей рукой перевернул листок. На обороте стояли обе даты.

Джакомо снова посмотрел на рисунок. Сомневаться не приходилось: контуры храма были стерты, растворились, испарились. У него возникло смутное ощущение, будто произошло или вот-вот должно произойти что-то судьбоносное.

Семья Монфорти жила по ту сторону городских ворот — Порта-Сарагоцца, в районе, который еще до недавнего времени считался элитным жилым районом, пока среди людей с достатком не вошел в моду центр города.

То был трехэтажный особняк, стоявший на большом удалении от соседних зданий, с претенциозным фасадом, украшенным колоннами неоклассического типа. Но главное, что выделяло виллу, — это окружавший ее простор, созданный благодаря огромному и тщательно ухоженному саду.

«БМВ» Джакомо подъехал к вилле около половины десятого вечера. Машина принадлежала отцу, но тот почти не пользовался ею, отчего она тихо старела в гараже.

Молодой человек был невероятно взволнован. К неприятному объяснению, ожидавшему его, добавилось драматического свойства событие, случившееся несколько минут назад.

Когда он был уже совсем рядом с виллой и проезжал мимо длинной ограды, с другой стороны неожиданно возникла какая-то неясная, но определенно женская фигура, которая бросилась наперерез его машине, стремясь перебежать дорогу.

Джакомо резко затормозил, машина пошла юзом, но больше ничего не случилось. Женщина, на которую он едва не наехал, не только не вскрикнула, но исчезла, даже не остановившись и едва обернувшись. У молодого человека кровь застучала в висках от нелепого ощущения, будто это была его мать, Элиза, женщина с портрета в гостиной. «Осторожно, — убеждал себя Джакомо, стараясь успокоиться, — осторожно, не стоит поддаваться галлюцинациям только потому, что Элиза умерла после автомобильной аварии. Сейчас мне придется столкнуться с другой проблемой, куда более реальной», — подумал Джакомо, нажимая на кнопку, открывавшую ворота виллы.

Анна Монфорти — блондинка двадцати лет, невысокая, но чрезвычайно изящная — уже накрасилась и тщательно подобрала вечерний наряд. Прислуга ушла — у нее был свободный вечер, родители и пятнадцатилетний брат накануне уехали кататься на лыжах в Кортина.

Девушка была дома одна, и когда раздался звонок в дверь, она как раз закончила выбирать самое подходящее освещение для просторной гостиной на первом этаже. И действительно, Джакомо попал в некую волну розового покоя, кое-где вспененную легкими водоворотами: отдельные лампы излучали чуть более сильный свет.

— Я ждала тебя в девять.

Этот легкий упрек прозвучал несколько вызывающе, хоть и сопровождался улыбкой. Но молодой человек не хотел утрачивать спокойствия, какое с трудом вернул себе, и еще меньше — оправдываться, рассказывая о происшествии, из-за которого задержался.

— Не думаю, чтобы лишние полчаса…

— Конечно, это пустяки. Но я знаю твою маниакальную пунктуальность. — Она направилась было ему навстречу, но Джакомо, отступив, сразу же обозначил дистанцию. — А кроме того, у меня было занятие. Я читала очень интересную статью о целлюлите.

— О целлюлите? — Джакомо взглянул на журнал, оставленный на диване. — Почему бы тебе не почитать какую-нибудь книгу?

Молодой человек взялся руками за спинку кресла: жест, выглядевший вполне естественно, на самом деле выдавал потребность в опоре.

— Так ты заказал столик? — поинтересовалась Анна.

Джакомо медленно покачал головой.

— Но разве ты не хотел отвезти меня в «Девять ступенек»?

— Верно. Я обещал. Но потом передумал и не заказал.

Анна не шелохнулась.

— Неважно. Если там будет много народу, отправимся в другое место. В Болонье хватает ресторанов. — Но тут девушка вдруг подумала, что, может быть, Джакомо просто захотел провести вечер по-другому: в интимной обстановке, вдвоем, что довольно редко случалось в их отношениях. Она постаралась придать выражению лица и улыбке некую соблазнительность. — Предпочитаешь остаться здесь, вдвоем? Да, наверное, это лучше, чем сидеть за столом.

Молодой человек решил уйти в оборону.

— Может быть даже займемся любовью.

— А почему бы и нет? В конце концов, мы ведь помолвлены.

«Вот-вот, — решил Джакомо, — вот он, подходящий момент. Повод подала она сама».

— Как давно мы помолвлены?

— Не знаю, не помню. Два года, три: мы были детьми. — Анна села на диван и указала на место рядом с собой. — Иди сюда. Мне кажется, ты хочешь что-то сказать мне. А поехать куда-нибудь мы всегда успеем.

— Мне скоро надо уходить.

Сунув руки в карманы, Джакомо принялся шагать взад-вперед. Ковры, сплошь покрывавшие пол, гасили всякий шум.

— Ты мог бы сразу сказать, что у тебя другие планы на вечер, — недовольно ответила Анна. — Яирам?

Джакомо повернулся к девушке:

— Почему ты вдруг подумала о нем?

— Потому что знаю — вы подружились и часто видитесь.

— Это не имеет никакого значения, — сказал Джакомо. — Послушай меня внимательно, Анна. Я пришел, чтобы сказать тебе… Так вот, я хочу сказать, что мы должны расстаться.

Наступило тяжелое молчание. Потом девушка решила, что должна все же что-то ответить:

— Что ты сказал? Ты говоришь о нас с тобой?

— Именно так.

— А почему ты думаешь, что мы должны расстаться?

— Потому, что наша помолвка, если она вообще была, не имеет никакого смысла и ни к чему не приведет.

— У меня никогда прежде не возникало впечатления, будто ты настолько несчастлив, — заметила Анна с ледяным спокойствием. — Более того, я всегда считала, что нашим отношениям можно только завидовать. Но объяснись все же, отведи душу, если необходимо. Мне ведь только хочется услышать убедительное объяснение. Наверное, я имею на это право, нет?

— Убедительное… Мы расстаемся, и все. Жизнь на этом не кончается. И никто ни на кого не обижен.

— Да, но мои родители и знакомые… Мои подруги…

— Ты должна быть свободна, и я тоже, — сказал Джакомо, стискивая руки. — Думаю, что только так мы можем полностью реализовать себя.

— Свободны? Реализовать? Бог мой, что ты такое говоришь?

Он помрачнел:

— Не упоминай лишний раз Бога, прошу тебя. Ты знаешь, я не люблю этого.

Анна резко поднялась и порывисто обняла юношу.

— Ты должен что-то сделать. Может быть, тебе надо лечиться. С тобой явно что-то не так. Уже год, как я это замечаю. С тех пор, как ты стал встречаться с этими твоими товарищами, с этим монахом.

Он не ответил ей объятием. Более того, он вдруг почувствовал то, чего никогда не испытывал прежде, — отвращение к физическому контакту с ней.

— Анна, мы с тобой совсем не знаем друг друга. Мы чужие люди, и тут ничего не поделаешь.

В этот момент стены дома буквально задрожали от невероятного грохота. Чудовищный гром, казалось, подвел черту под словами Джакомо. Но то было лишь началом сильнейшей и совершенно неожиданной грозы.

Анна подошла к окну и посмотрела наружу:

— Какой ливень. Тебе и правда нужно идти?

Джакомо кивнул:

— Да, нужно. Сто раз я представлял себе эту сцену и теперь уже знаю ее так, что могу сыграть по памяти. Да, чуть не забыл: уверяю тебя, никакая другая женщина тут не замешана.

— Я даже не спросила об этом.

— Давай на днях возвратим друг другу наши письма. — Он рассмеялся. — Представляешь? За столько лет мы даже ни единой записки друг другу не написали.

Расставание на пороге виллы, перед стеной дождя, что обрушился на сад, оказалось довольно комичным: она вытягивала голову, желая поцеловать Джакомо хотя бы в щеку, он протягивал руку для пожатия. В итоге не вышло ни того ни другого. Джакомо быстро побежал к машине.

Оставшись одна, Анна попыталась разобраться в случившемся. Она не привыкла к противоречиям, не знала, что такое отчаяние, не знала, что значит плакать. Впрочем, решение Джакомо, внезапное как бушевавшая за окном гроза, было непостижимым, невероятным, нелепым. Его мог принять только человек психически неустойчивый, если не сказать больной. Вот оно — объяснение, которое она так лихорадочно искала. Найдено! В глазах других — а именно это больше всего ее беспокоило — все это не должно было выглядеть обычным разрывом двух помолвленных. Нет, ей следовало полностью обелить себя, оказаться невинной жертвой.

Позвонив Марине, тридцатилетней незамужней кузине, Анна не стала тратить время на объяснения, а попросила ее немедленно приехать, и та, выключив телевизор, без расспросов поспешила к сестре.

Тем временем Анна продолжала обдумывать объяснение, которое должно было получиться веским, но прежде всего — придать происшедшему нужный оттенок. Разве не правда, что Джакомо несколько месяцев как совершенно переменился, утверждая, что открыл смысл жизни и ее значение? Прежде он был высокомерным, презрительным, наглым, вызывающим, но способен был и уделять внимание повседневным мелочам (машина, лодки, дискотеки, одежда). Короче говоря, нормальный сынок богатого папы, настоящий сноб, как и многие другие молодые люди того же положения в обществе. Но когда появился этот старый бородатый монах, привычный мир стал для Джакомо банальным, скучным, пресным, чем-то безвозвратно ушедшим в прошлое. С тех пор он перестал встречаться и даже здороваться со многими друзьями, с теми самыми сверстниками, которые раньше считали его образцом для подражания. Должно быть, в мозгу Джакомо сломались какие-то колесики, разладилась зубчатая передача. В голове у Анны вертелось и другое предположение: даже если исключить присутствие других женщин, все случившееся определенно могло послужить признаком некоей двойной жизни (это было описано в одном читанном ею романе). Но размышления такого рода ни к чему не привели, и Анна оставила их.

Гроза бушевала все сильнее. Начался сильнейший ураган, как былинки гнувший кривые, голые ветви. Шквальный ветер, казалось, вымел и опустошил тускло освещенный сад. Неожиданно, словно под нажимом какой-то могучей силы, один из железных прутьев высокой ограды сломался и рухнул внутрь сада. С раздвоенным концом, напоминавшим два тонких крыла, прут этот походил на сломанное старинное копье. Именно таким он и показался Марине, когда она прошла в сад, плохо защищенная небольшим, почти игрушечным, зонтом. Такси ждало ее у ограды.

Она была лучшей подругой Анны и, конечно, с большим энтузиазмом выскочила бы навстречу ливню, если б только представляла, какие важные новости приготовила ей кузина.

Для Марины все на свете, черное и белое, сладкое и соленое, было приемлемым и совместимым: любое противоречие она без проблем заменяла новым. Джакомо был, конечно, чудовищем, но еще мгновение — и он оказывался святым. У него не только имелась тайная любовница, но еще и целый гарем, и в то же время он был самым преданным из мужчин. Он немного сошел с ума? Ничего страшного! Она знает стольких знаменитых врачей, которые в миг вылечат бедного Джакомо. Однако, если подумать как следует, стоило бы обратиться к хиромантке или даже знахарке. Милая Анна, она столь далека от жизни, что знает она о существовании дурного глаза? Любого человека легко можно сглазить! А ведь вполне возможно, даже совершенно нормально, что какой-нибудь завистник захотел разрушить неоспоримое очарование прекрасного Джакомо с помощью особого зелья!

Ну а насчет разрыва помолвки — здесь и говорить не о чем. Что это за дурацкая, да просто дикая мысль — разлучать двух влюбленных, между которыми не случалось никаких, даже мелких, размолвок, ну да, конечно, кое-что видели по-разному, но такое бывает у всех, известное дело. И потом, если Джакомо говорил чистосердечно, если у него нет никого другого и не имеется тайных пороков — какого черта бросать такую замечательную девушку, как Анна?

— И ты очень любишь его? — вдруг спросила Марина.

— Безумно, — солгала Анна.

— Никогда не сказала бы, глядя на тебя. Ладно, теперь речь уже не о том.

Марина выразила намерение тотчас разыскать Джакомо и высказать ему все, что о нем думает. Но Анна не позволила. Столь деликатное дело она не хотела поручать Марине, всегда готовой идти напролом.

Сестры тем временем приготовили легкий ужин и перекусили. Наконец гроза утихла, хотя все еще накрапывал небольшой дождь. Примерно в одиннадцать Марина ушла. Направляясь через сад к такси, она заметила, что прут, валявшийся на земле, исчез. В ограде зияла пустота, словно дыра на месте вырванного зуба.

Позднее полиция установила, что около половины двенадцатого в воскресенье 29 января 1989 года Анна Монфорти была убита в гостиной своего дома при помощи совершенно необычного оружия — огромной пики. Конец ее, пронзив спину между лопатками, вышел наружу из груди.

Орудие убийства не было найдено, но полицейские, вызванные вернувшейся в час ночи прислугой, не замедлили обнаружить нехватку одного прута в ограде. Врач-криминолог установил, что, вне всякого сомнения, именно этот прут и пронзил тело девушки. Но ни один человек, будь он хоть Геркулесом, не смог бы даже приподнять подобное оружие.

Таким образом, убийство на виа Сарагоцца приобрело явно мистический оттенок.