"Ставка на темную лошадку" - читать интересную книгу автора (Мартин Мишель)

9

Саманта застонала во сне. Она знала, что должна проснуться, – и не могла. В который раз она видела одно и то же! Сколько же ей еще терпеть? Каждую ночь этот сон возвращался, и ей не было спасения.

Вот они стоят друг против друга. Она отчетливо видит его прекрасные глаза, серпик шрама на щеке, четко очерченный рот. Они не касаются друг друга, но и без того она отлично чувствует жар его такого сильного, крепкого тела.

Взгляд его манит с неудержимой силой, завораживает. Сердце бешено колотится у нее в груди. Вспыхнувшее желание постепенно перерастает в пылающий костер, наполняет ее пьянящей радостью. Никогда еще она не испытывала ничего подобного. Ее давнее влечение к Валентайну или Каспару Рейнхарту кажется детской забавой в сравнении с этим безжалостным огненным вихрем. «Но ведь это же Каллен! – твердит она себе. – Он друг моего детства, меня не может так тянуть к нему!»

Однако все это мало помогает. Саманта беспомощно оглядывается в поисках защиты, и ее взгляд задерживается на Уитни. «Я просто помогаю подруге выйти замуж», – пытается она убедить себя, снова и снова повторяя эти слова, как заклинание. А в это время пальцы Каллена касаются ее волос. Боже, как безумно приятно ей это прикосновение!

– Ты самая очаровательная из женщин, – сказал он и наклонился, чтобы поцеловать ее в лоб. Однако в этот момент Саманта подняла голову, губы его скользнули ниже, и она почувствовала, что погибла.

Она не была готова ни к чему подобному и оказалась совершенно беззащитной перед неумолимой силой, которая затягивала ее в губительную воронку смерча, все теснее прижимавшего ее к Каллену. Стены комнаты как будто растворились, исчезли пол и потолок. Осталась только безумная радость, когда Каллен с жадностью приник к ее губам, как изголодавшийся путник, попавший на роскошный пир. Саманта попала в плен окончательно и бесповоротно. Он, казалось, был не в силах оторваться от нее, и она не могла насытиться этим томительным и туманящим разум поцелуем. Вся жизнь сейчас сосредоточилась для нее в Каллене.

Звон разбившегося бокала привел ее в чувство, оттолкнул от мужчины, обнимать которого было для нее так удивительно естественно и легко.

Саманта проснулась. Губы ее горели, груди болезненно налились, кровь пульсировала сильными толчками.

– О, черт! – застонала она, неистово колотя кулаками по подушке.

Почти каждую ночь одно и то же! Неужто она обречена всю жизнь видеть во сне этот несчастный поцелуй? Он превращал сон в мучительный кошмар, а днем она никак не могла сосредоточиться. Ей все труднее становилось оставаться благоразумной, когда рядом находился Каллен.

– Но ведь это был всего лишь один поцелуй! – вслух сказала Саманта.

Да, это был просто поцелуй, но какой! От него замерло сердце, затуманился разум, тело пронзила дрожь. Никогда еще ее так не целовали…

– Ну хватит!

Саманта с досадой отбросила одеяло и выскользнула из постели. Часы показывали половину пятого. В ее распоряжении оставалось полчаса, чтобы принять душ и попытаться погасить настойчиво заявлявшее о себе желание. А потом она займется работой, успокоится и возьмет себя в руки. Нужно успеть спрятаться под привычной маской, до того как появится Каллен, чтобы помочь ей с тренировками.

Саманта чувствовала, что эти совместные утренние занятия разрывают ее душу на части. С одной стороны, она нуждалась в его помощи и была благодарна ему за нее. Но день за днем ее все неудержимее влекло к нему. Страсть жила в ней и крепла, методично подтачивая маску безразличия, которая должна была скрыть от Каллена разгорающееся в ее сердце пламя. Он должен быть уверен, что для нее тот поцелуй был всего лишь частью их Грандиозного Плана, что за ним не стояло ничего серьезного.

Стоя под струями душа, Саманта изо всех сил гнала от себя мысли о Каллене. Но стоило ей подумать о лошадях, сердце сжалось от других тревог и забот. Приближался сентябрь, а с ним и соревнования. И постепенно прежняя уверенность начала уступать место сомнениям и страху.

Она излишне форсирует тренировки, требует от Чародея, Флоры, Несси и Центрального слишком много. Что, если они провалятся на соревнованиях, и никто не оценит их красоты, силы и возможностей? Ранчо пойдет с молотка, и ей не останется ничего другого, как довольствоваться местом у конвейера или в какой-нибудь конторе. Никто из уважающих себя владельцев конеферм не доверит ей тренировать своих лошадей, если она с треском провалится на осенних соревнованиях…

Одеваясь и причесываясь, Саманта старалась выбросить из головы мрачные мысли, но у нее ничего не получалось. Очень уж уязвим был ее план. Возможно, она допускала ошибки, о которых и не догадывалась. Сейчас ей казалось, что она вообще ничего не знает и ни на что не способна. А это было хуже всего.

Саманта осторожно прошла через полутемный дом, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить Эрин, и вышла во двор. Занимался рассвет, и прозрачная небесная лазурь наполнила ее душу светлой радостью. Так бывало всегда – даже тогда, когда ее угнетали тяжелые думы.

С Крейгом и Мигелем Саманта обошла все ранчо. Они побывали на полях, осмотрели изгороди, выгулы и, конечно, каждую из шестидесяти трех лошадей, в том числе и Зигфреду с ее непоседливым жеребенком.

Потом приехал Каллен. Его светлые волосы поблескивали на солнце, он улыбнулся Саманте, и улыбка сделала незаметным шрам на его лице. В вырезе ворота его плотно облегавшей грудь темно-бордовой рубашки виднелись светлые завитки, которые, казалось, только и ждали, чтобы их коснулись пальцы Саманты…

«Ну почему Уитни не сдается?! Они бы поженились – и конец моим мучениям!» – с тоской подумала Саманта.

– Ну что, готова потрудиться? – спросил Каллен.

– Как всегда, – неестественно бодро ответила она, стараясь не смотреть на неудержимо манивший ее рот. – Хочу начать с пятилеток, а шестилетками займемся ближе к полудню, когда станет жарче и будет выше влажность. Они должны привыкнуть к любым условиям.

– Ты права, – согласился Каллен и пошел с Самантой к главной конюшне, приноравливаясь к ее шагу.

Саманта остро ощущала исходящее от него тепло, слышала его дыхание. «Спасите!» – беззвучно взмолилась она, обращаясь неизвестно к кому.

Как всегда, спасительной соломинкой для нее оказалась работа с лошадьми. Ей приходилось отдавать им все свое внимание, и другим мыслям места просто не оставалось – даже мысли о Каллене. И когда они скакали рядом по склону, дружно брали барьеры, она думала только о препятствии, которое предстояло преодолеть, о правильной посадке в седле, о состоянии грунта. В эти минуты она испытывала облегчение. Как все-таки хорошо, что у нее такая тяжелая работа!

Когда после полудня они вместе отправились в дом, обсуждая результаты утренних занятий, Саманта чувствовала себя почти спокойно, ведь на этот раз им предстояло обойтись без общества Уитни. Семейство Шеридан устраивало званый обед, на котором должны были присутствовать некоторые из наиболее влиятельных сторонников сенатора. К счастью, по субботам у Эрин не было репетиций в оркестре, и она обедала дома. Саманта надеялась, что ей удастся расслабиться: ведь в отсутствие Уитни не было необходимости постоянно помнить о Грандиозном Плане. Ей не придется кокетничать с Калленом, он не будет прикасаться к ней, бросать взгляды, от которых кружилась голова и замирало сердце…

Можно рассчитывать на спокойный обед без ненужных переживаний и волнений, что для разнообразия было совсем неплохо.

Но, к несчастью, о покое ей мечтать не приходилось: было предостаточно других оснований для беспокойства. Гора счетов неумолимо росла, состав соперников на соревнованиях внушал все большие опасения, упряжь износилась и требовала замены. На следующей неделе предстояло внести в банк очередную часть ссуды. Ко всему этому, внезапно захромала одна из наиболее перспективных четырехлеток…

Саманта тряхнула головой и прислушалась к тому, о чем рассказывала сидящая напротив Эрин. На ней был коротенький полосатый комбинезончик, темные волосы собраны в хвост.

– Представляете, премьера у нас еще только через два месяца, но симпатичные парни из охраны постоянно крутятся в зале. На премьере соберется вся президентская администрация, вот их и приставили к нам. Бедный дирижер пытается вернуть нас к Пятой сонате Бетховена, но ему это плохо удается. Половина оркестра – женщины, еще четверть – геи, так что три четверти музыкантов просто едят глазами симпатичных секьюрити.

– А женщин в охране нет? – поинтересовался Каллен.

– Скорее всего есть, но я их как-то не заметила. Когда видишь таких аппетитных крепышей в форме, ни на что другое внимания обращать не хочется.

– Эрин, будь осторожна, – предупредила Саманта, внезапно вспомнив об обязанностях старшей сестры. – Смотреть на них – смотри, но не более того. Эти парни присягнут умереть за своих патронов. И мой тебе совет: не встречайся с парнями, которые с легкостью готовы умереть.

– Это кто меня поучает? Затворница с ранчо «Скайларк»?

– Целомудрие – главная добродетель женщины, – глубокомысленно изрек Каллен.

– Целомудрие слишком переоценивают, уж поверьте мне!

Саманта сама не понимала, как вырвались у нее эти слова. Она мысленно отругала себя, что не смогла удержать язык за зубами, но было поздно. Каллен присмотрелся к ней повнимательнее, и улыбка медленно сползла с его лица.

– Слушай, что случилось? – мягко спросил он. – Вид у тебя какой-то потерянный. – Он приподнял ее лицо за подбородок, и Саманта почувствовала, что мучительно краснеет. – У тебя синяки под глазами, и держатся они уже давно. Кроме того, ты страшно худая, хотя Калида замечательно готовит. Что с тобой?

– Просто я веду двойную жизнь, – попробовала отшутиться она, высвобождая подбородок. – Утром и днем тренирую лошадей, а по вечерам подрабатываю в «Восточной красавице».

– Сэм!

– По вторникам у нас особенно весело. Заходи, останешься доволен.

– Выдумщица, – усмехнулся Каллен. – Но я вижу, что ты регулярно недосыпаешь, недоедаешь и работаешь как каторжная. И я хочу знать, что происходит. Только не надо шутить и уходить от ответа. Я хочу знать правду – и прямо сейчас.

– Пожалуйста, не дави на меня. Со мной этот номер не пройдет.

– Сэм…

– Ты видишь этот пирог с черникой? Так вот, мне ничего не стоит запустить им в тебя!

Сверкнув глазами, Саманта схватила блюдо с пирогом. Эрин растерянно смотрела на сестру и молчала.

– Сэм, у тебя неприятности? – Выражение его лица смягчилось, но своим вопросом он застал ее врасплох.

– Нет! – Она поспешно вернула пирог на место и принялась с преувеличенным вниманием тыкать вилкой в кусок жареной курицы.

– Ты говоришь неправду, Сэм.

– Ничего подобного.

Каллен накрыл своей большой и теплой ладонью ее сжатые в кулак пальцы.

– Послушай, мы с тобой! Мы дружим всю жизнь. – Он заставил ее посмотреть ему в глаза. – Почему ты мне не доверяешь? Почему не попросишь помочь, если это в моих силах?

Она посмотрела в его серые глаза, чувствуя, что ей передается тепло его рук. Как заманчиво было бы переложить на кого-то хотя бы часть давившего на нее груза забот, почувствовать надежную поддержку! Но она не могла себе этого позволить! У Каллена много родственников, стоит ему проговориться – и ее плачевное положение станет достоянием всего штата.

Саманта осторожно высвободила руку и, стараясь, чтобы она не дрогнула, взяла стакан с охлажденным чаем.

– У тебя просто разыгралось воображение. Ничего страшного не происходит. – Она пыталась говорить как можно убедительнее. – Я действительно немного устала: ведь скоро соревнования. А после них я снова войду в норму.

Каллен откинулся на спинку стула и задумчиво посмотрел не нее:

– Знаешь, одно дело работать с лошадьми на знакомых маршрутах и совсем иное – выводить молодняк на серьезные соревнования. Я боюсь, что ты переоцениваешь возможности своих питомцев.

– Мои лошади вполне могут с этим справиться! – отрезала Саманта. Она посмотрела в окно на дальний луг, где племенные кобылы со своим новым потомством мирно щипали сочную траву. – Они должны справиться…

Каллен собирался что-то спросить, но передумал.

– Будем надеяться, что твои усилия не пропадут даром и на соревнованиях ты добьешься такого же успеха, как и при выполнении Грандиозного Плана. Надо сказать, роль роковой женщины тебе удалась на славу.

– Ты мне льстишь. Вот наша Эрин – настоящая роковая женщина. – Саманта в душе порадовалась возможности перейти на менее опасную тему.

– Вы еще меня плохо знаете, – усмехнулась Эрин. – Только захочу – весь мир будет мой!

– Как я поняла из ее писем, – продолжала Саманта, – вся Европа пришла в восторг, стоило ей там появиться.

– Полный успех, маленькая разбойница?

– Мне всегда удавались такие игры, – пожала плечами Эрин, лукаво глядя на него.

– Вы обе разрушаете мою веру в чистоту и непорочность женской половины рода Ларк! – притворно посетовал Каллен.

– Каллен, опомнись, стыдно не знать, что женщины нашего рода всегда отличались горячей кровью, – пожурила его Саманта. – Об этом известно не только в нашем округе, но и во всем штате.

– И мы должны поддерживать традиции. – Эрин выразительно посмотрела на сестру. – По-моему, тебе тоже пора подключаться. Ваш Грандиозный План – это, конечно, прекрасно, но нельзя на нем зацикливаться.

– Обязательно, Эрин, – кивнула Саманта, избегая смотреть на Каллена.

В тот же вечер около восьми часов, полумертвая от усталости, Саманта вернулась домой. Ей еще предстояло заняться бухгалтерией, так что было от чего упасть духом. Хватит ли денег продержаться до сентября? Эта мысль неотступно преследовала ее. Сезон подошел к концу, и доходы от племенных жеребцов поступать не будут. Она уже продала в Коннектикут последних чистокровных лошадей, исчерпав тем самым все источники дохода. Больше нечего было продать или заложить: мебель и антиквариат, приобретенные поколениями Ларков, Саманта считала неприкосновенными, она старалась сохранить наследство, а не распродавать его. Если дела пойдут совсем плохо, ей придется просить Бобби, Калиду и Мигеля подождать жалованья, хотя ей это было мучительно стыдно. А еще ей оставалось молиться, чтобы ее лошади хорошо показали себя и заявки на них покрыли расходы…

– Вот и вы, – наконец приветствовала Саманту Калида. – Идите скорее на кухню, ужин еще теплый.

– Спасибо, а где Эрин?

– Она поужинала час назад.

– А… – виновато протянула Саманта. В последнее время ей удавалось видеться с сестрой только за обедом, да и то по выходным, когда у Эрин не было репетиций. – Я, пожалуй, тогда поужинаю в кабинете.

Саманта толкнула дверь кабинета – и за столом в своем потертом кресле увидела Эрин, листавшую бухгалтерские книги.

У Саманты ноги подкосились.

– Что… что ты делаешь? – запинаясь, выдавила она.

Эрин аккуратно отложила книгу и повернулась к сестре.

– Пытаюсь раскрыть тайну, на которую натолкнулся Каллен. – Она с укором смотрела на сестру. – Если бы я не была так занята в оркестре и мы бы виделись чаще, я бы раньше до всего докопалась.

– Эрин…

– Теперь я понимаю, почему ты так спешила выпихнуть меня в Европу, как только я закончила консерваторию! Ты не хотела, чтобы я увидела, как плохи наши дела, не так ли? Тебе не хотелось показывать, что ты отказываешь себе даже в таких мелочах, как новые джинсы. Ты оберегала меня, не желала, чтобы я видела, как тебе приходится распродавать все, что можно, чтобы свести концы с концами. Ты не хотела, чтобы я видела, как ты убиваешь себя работой. Это, конечно, очень благородно, Сэм, но тебе не приходило в голову, что я уже взрослая и должна помогать тебе?

– Что ты можешь сделать? – с сомнением пожала плечами Саманта.

– Я скопила немного денег…

– Нет! Это мой крест, и мне его нести.

– Но «Скайларк» и мой дом, не забывай об этом! – Эрин обхватила сестру за плечи и легонько встряхнула. – Сэм, мне уже двадцать пять, и я в состоянии кое-что сделать.

– Эрин, не надо так волноваться. Вот увидишь, все наладится после соревнований. Чародей, Флора и другие покажут себя, на нас посыплются заказы, и мы сможем раз и навсегда покончить с долгами.

– А если нет?

– Они это сделают, должны сделать! – с горячностью воскликнула Саманта. – Мы наверняка выкрутимся.

– Если ты раньше времени не загонишь себя в гроб, – рассудительно заметила Эрин. – Каллен прав: ты так переутомилась, что с трудом соображаешь. Конечно, я не умею тренировать лошадей, но думаю, что и для меня на ранчо найдется занятие, и я смогу снять часть забот с твоих плеч. К примеру, я могла бы взять на себя бухгалтерию.

– Эрин…

– А еще я могу оплатить счета за корма и услуги ветеринара.

– Правда можешь? – Голос Саманты предательски дрогнул.

– Пообещай мне, что до соревнований забудешь о счетах, – сказала Эрин, крепко прижимая к себе сестру.

– Это будет нелегко…

– А ты постарайся.

– Хорошо, – пообещала Саманта. Она слегка отстранилась и продолжала, глядя в серьезное, как никогда, лицо сестры: – А ты поклянись, что ни словом не обмолвишься никому о наших трудностях. Особенно надо скрывать это от Каллена. В курсе дела только Бобби, и этого достаточно. Нам меньше всего нужно, чтобы вокруг наших лошадей крутились любители скупать все по дешевке.

– Можешь на меня положиться.

Вошла Калида с подносом.

– Поставить на стол? – спросила она Саманту.

– Нет-нет, – ответила за сестру Эрин, перехватывая поднос у Калиды. – Сэмми будет ужинать по-человечески, за столом, и я с ней за компанию что-нибудь перекушу.

– Эрин, не надо мной командовать… – попыталась протестовать Саманта.

– Вперед! – Эрин подтолкнула сестру с подносом, не пускаясь в пререкания.

Саманта послушно отправилась вниз: уж лучше подчиниться, чем разреветься на плече у сестры. Она только теперь осознала, как ужасала ее лавина счетов. Возможность на ближайшие несколько недель избавиться от этой пытки казалась невероятным блаженством.

– Ты самая лучшая сестра в мире! – объявила Саманта, усаживаясь за стол.

– По-моему, я просто святая, – скромно согласилась Эрин, ставя поднос перед Самантой. – Ешь.

Благодаря Эрин нервный спазм, сжимавший желудок, прошел: Саманта смогла нормально поесть и даже попросила еще.

Когда около десяти часов она наконец доползла до постели, ей казалось, что она не меньше трех суток провела на ногах. Как она мечтала с наслаждением опуститься на мягкий матрац! Ей представлялось, что сон придет, как только голова ее коснется подушки.

Но не тут-то было. Стоило ей закрыть глаза, в памяти снова возникали привычные до боли, волнующие воспоминания. Они снова танцевали с Калленом и чему-то весело смеялись. Она помнила согревающий душу взгляд его серых глаз, не могла забыть блаженное чувство, когда за обедом он накрыл ее руку своей. Она снова ощущала себя в его объятиях, чувствовала жар его губ…

Саманта вдруг услышала стон и даже не сразу поняла, что стонет она. Заснуть ей с трудом удалось только через час.

На рассвете следующего дня Каллен стоял у окна своей спальни, устремив невидящий взгляд на зеленеющие пастбища, простиравшиеся до горизонта. Мысли его были далеко. Он думал о бесконечных званых обедах, благотворительных вечерах, телефонных переговорах, и ему казалось, что он сходит с ума.

«Один час жизни, отданный славным делам и благородному риску, стоит года, проведенного в дурманящей скуке бесцветного существования». Это сказал Вальтер Скотт устами графа Роберта Парижского. Каллен теперь понимал, что так привлекало его в этом писателе, почему он зачитывался его книгами. Скотту были отлично известны кое-какие очень важные истины…

Каллен достал из кармана маленький бархатный футляр, который уже несколько недель носил с собой как талисман. Он открыл крышечку и стал задумчиво смотреть на обручальное кольцо с крупными бриллиантами, которое купил для Уитни в Гонконге. Он не сомневался, что ей кольцо понравится. А вот Саманта, наверное, предпочла бы что-нибудь поменьше, более изящное. Может быть, ей бы подошли изумруды или…

Каллен нахмурился, поймав себя на мысли, что снова думает о другой женщине. Да что, в конце концов, с ним такое? Почему именно сейчас, когда их Грандиозный План достиг успеха и Уитни фактически согласилась принять его предложение? Это было несправедливо. И все же всякий раз, встречая Саманту, он неизменно принимался сравнивать ее с Уитни…

Хотя какое же тут могло быть сравнение?! Уитни всегда была женщиной его мечты, и она ничуть не изменилась с тех пор, как он полюбил ее в семнадцать лет.

– Уитни – именно та женщина, которая мне нужна. Я буду счастлив только с ней, – с глухим упрямством проговорил Каллен и стиснул в кулаке хрупкий футляр.

Ослепительно красивая, соблазнительная, своенравная, Уитни не потерпит и намека на равнодушие к себе. «Она заставит меня постоянно держаться в форме, – подумал Каллен и улыбнулся. – И скучать мне тоже не придется: уж Уитни не пропустит ни одного коктейля или благотворительного бала».

Так что же его волнует и беспокоит? Откуда в душе это странное чувство, подозрительно напоминающее сожаление? Ведь в его жизни все хорошо! Уитни уже готова сказать «да», дела в компании идут отлично, даже Ноэль больше не досаждает, поскольку ему пришлось срочно выехать во Францию.

Каллен поймал себя на том, что мерит шагами комнату, и понял, что не может больше оставаться в доме.

До ранчо «Скайларк» он добрался к семи часам, и один из конюхов направил его к манежу за дальней конюшней. Вдали он заметил группу всадников – это молодежь с ранчо вывела на разминку своих подопечных. Каллен вспомнил себя в восемнадцать лет, и на него вновь нахлынули чувства, которые с недавнего времени прочно обосновались в его душе. Пришлось приложить недюжинное усилие, чтобы их подавить. Но он твердо сказал себе, что ни за что не позволит этим чувствам победить.

Каллен перелез через ограждение, примостился на верхней перекладине и стал наблюдать, как Саманта работает на манеже с длинноногой чалой лошадью, превращая занятия в настоящий балет. Лошадь откликалась на каждое слово и прикосновение, ее глаза живо блестели, каждый мускул играл. Несмотря на юный возраст, она двигалась очень ритмично и грациозно, отлично сохраняя равновесие. Безукоризненно чисто выполнив неполный пируэт, она сделала шесть шагов вперед, остановилась, отошла на четыре шага и перешла на легкий галоп.

Каллен поймал себя на том, что следит уже не за движениями лошади, а за Самантой. Гибкая и грациозная, она словно сливалась с животным и была необыкновенно хороша.

И почему все эти годы его представления о ней были такими однобокими? Он видел ее только с одной стороны, привык к этому и не хотел больше ничего замечать. Но в это жаркое летнее утро Каллен словно прозрел, и для него стало очевидно, что Саманта Фей Ларк – прелестная, привлекательная женщина с массой талантов. Почему же она не сознает собственных достоинств? Он не находил этому объяснения. Руфус и Джин Ларк любили свою дочь и не уставали повторять, что она может стать кем хочет и добьется всего, что ей захочется. Саманта так и поступила, но сама в это не очень верила.

И все-таки должна быть какая-то причина. Накануне за обедом он заглянул в ее внезапно потемневшие глаза и заметил в них тревогу. Откуда она взялась, осталось для него загадкой, но ясно было одно: ее что-то мучает, и она не желает ему об этом говорить.

Каллен затаил дыхание, с восхищением наблюдая, как, выполняя команду Сэм, лошадь четко сменила ногу. Блестяще! Саманта вообще неподражаема – и в седле, и просто в жизни. Каким же он казался глупцом, что не заметил этого раньше!

Саманта остановила чалую в нескольких шагах от него и заставила ее сделать поклон, как будто он был в жюри на соревнованиях.

– У тебя усталый вид, – заметила она. – Тебе нужен отпуск.

– А я как раз в отпуске – кстати, первом за двенадцать лет. И тебе бы отпуск не помешал.

– Для меня лучший отдых – работа на ранчо «Скайларк»! – беззаботно ответила она. – Открой-ка мне лучше ворота.

Каллен улыбнулся и, спрыгнув с перил, выполнил ее просьбу. Саманта выехала из манежа и спешилась.

– Гваделупе! – позвала она.

Из дверей конюшни появилась высокая женщина – почти полная копия Калиды, только моложе и стройнее. Каллен узнал в ней одну из представительниц многочисленного семейства Торрес.

– Я здесь, мисс Ларк, – сказала она.

– Пожалуйста, не дайте Ракете остыть: я продолжу с ней через несколько минут.

– Хорошо. – Гваделупе увела лошадь.

– Разве мы не будем сегодня работать с шестилетками? – удивился Каллен.

– Будем, только сначала объясни, что с тобой?

– Со мной все в порядке, – нахмурился Каллен и, отведя глаза, стал смотреть, как садовник у дома возится с глициниями.

– Как будто я не вижу!

Каллен тяжело вздохнул. Разве он мог поделиться своими тревогами с Самантой?

– Снова Уитни закапризничала? – не отставала Саманта.

– Нет, с Уитни все отлично. Думаю, что могу скоро рассчитывать на ее согласие.

– Но это же прекрасно! – Саманта схватила его руку, но тут же выпустила, словно обожглась, и поспешно спрятала руки в карманы брюк. – Тогда почему у тебя такой кислый вид?

– Совсем нет…

Она смотрела на него с иронией.

– Я не помню тебя таким унылым с тех пор, как ты в семнадцать лет вторым пришел на кубок Виргинии. Так что же тебя мучает? Может быть, кто-то посягнут на твою корпорацию?

Каллен обреченно вздохнул. От Саманты ничего не могло укрыться. Даже через несколько лет после гибели Тига она видела смятение его души, хотя ему удалось убедить родителей, что он оправился от пережитого ужаса. Каллен вспомнил, как она тогда давала ему возможность выговориться, а сама слушала. Именно в этом он в то время больше всего нуждался: чтобы его выслушали. Может быть, и сейчас ему необходимо то же самое? Даже если она не поймет его, он, по крайней мере, будет спокоен, что о его секретах никто не узнает.

– Видишь ли, я сам не могу понять, что со мной творится, – взволнованно заговорил Каллен, когда они подошли к лужайке у дома Ларков и сели на скамью, опоясывающую вековой дуб. – Я только вижу, что все идет не так, как следовало бы. Я стал по-другому думать и чувствовать, в этом-то и беда! Внешне все выглядит вполне благополучно: я удачливый бизнесмен и горжусь тем, чего достиг; меня радует, что такая женщина, как Уитни, любит меня. Но… я не чувствую себя счастливым. И меня это страшно раздражает. Ведь я добился всего, что от меня ждали родители и Уитни. Да что говорить, я добился гораздо большего! Мне надо бы только радоваться, а вместо этого… – Он недоуменно покачал головой. – Вместо этого в душе моей целая буря противоречивых чувств, и я не знаю, как их утихомирить.

– Это сказываются годы неудовлетворенности, которую ты скрывал даже от себя, – вздохнула Саманта.

– Но чем-же я, по-твоему, был неудовлетворен?

Она улыбнулась ему доброй и понимающей улыбкой.

– Тебя все не устраивало и не удовлетворяло! Как же ты не можешь этого понять? Я пыталась тебе втолковать, что нельзя жить чужой жизнью, ничего хорошего это не принесет. А ты двенадцать лет жил, пытаясь задушить свое собственное «я», отказываясь от того, что было для тебя важно и дорого. Рано или поздно эти чувства должны были заявить о себе.

– Но в бизнесе дела у меня идут прекрасно, – упрямо возразил Каллен.

– Ах, да при чем здесь это? – нетерпеливо махнула рукой Саманта. – Разумеется, ты способный бизнесмен, но в тебе живет наездник и тренер. И эту сторону своей натуры ты старательно подавлял.

– Ты что же, хочешь сказать, что я схожу с ума из-за лошадей? – насмешливо прищурился Каллен.

– В этом нет ничего смешного, – нахмурилась Саманта. – Я убеждена: лошади такая же важная часть твоей жизни, как и моей. Это родилось вместе с тобой и никуда не исчезло. Господи, если бы у меня вдруг отобрали ранчо, я бы зачахла и умерла. А ты двенадцать лет, как от чумы, бежал от того, что тебе дорого. Вот большая часть твоей души и стала угасать, а могла и вовсе погибнуть. Но когда ты приехал сюда надолго, ты растревожил свою душу, как будто разворошил осиное гнездо.

– Ты несешь полную чушь! – Каллен вскочил и заходил взад и вперед: он был не в силах сидеть и выслушивать явные глупости. – Может быть, возиться с лошадьми и приятно, но это детские забавы. А я давно уже не мальчик и занят серьезными, важными делами. Для того чтобы заботиться о процветании ранчо, вовсе не обязательно целые дни проводить в седле. Кто-то должен…

– Каллен, – мягко прервала его Саманта, – тебе пора окончательно освободиться от чувства вины за гибель Тига. Ты достаточно изводил себя и ломал свою жизнь. Ты ведь и сейчас говоришь словами своего брата, а каждый должен жить той жизнью, для которой был рожден.

Каллену вдруг стало страшно. Он почувствовал растерянность и, очевидно, поэтому перешел в наступление:

– А ты хочешь сказать, что довольна своей жизнью? Ты с утра до вечера возишься с лошадьми – и ради чего? Чтобы они одержали победу на соревнованиях и удовлетворили твое непомерное честолюбие? Какую пользу приносит твоя работа? Какое вообще влияние имеют эти новые породы на окружающий мир? Все это абсолютно несущественно! А вот моя работа и работа моей компании затрагивает жизнь тысяч людей каждый день, и это что-то да значит!

Каллен так увлекся, что не заметил, как застыла Саманта, сжав кулаки, как напряглось ее лицо, какая ярость отразилась в ее глазах.

– Убирайся с моей земли, – сдавленно проговорила она.

– Что? – переспросил Каллен, решив, что ослышался.

– Убирайся вон! – Она уперлась руками ему в грудь и с силой оттолкнула.

– Сэм… – Он потрясенно умолк, поняв, что она не шутит.

– Послушай-ка ты, безмозглый, жалкий денежный мешок! – Она снова толкнула его. – Ты не в состоянии увидеть истину, даже если она у тебя под носом. Я занимаюсь лошадьми, потому что они живут на моей земле. А земля – это все! Эта самое главное, что есть у тебя, у меня и у всех, кто ее имеет. Она важнее твоих банков, фирм и бирж, важнее тебя самого. Раньше ты это понимал и любил так же, как и я. Но ты отвернулся от земли, от семьи, своей мечты, от меня, черт возьми!

– О чем ты?

– И ты это сделал не потому, что стал взрослым, – с горечью передразнила она его, – а потому, что ты трус, занятый только собой!

– Послушай…

– Земля, которую ты оскверняешь своим присутствием, – это мое наследство, мое достояние. За ней триста пятьдесят лет истории моего рода. Я – ее хранитель и отвечаю за каждый цветок и травинку, не говоря уже о двух десятках людей, которым земля дает средство к существованию. – Она опять толкнула его. – И если бы ты перестал думать только о себе, ты бы вспомнил, что и для тебя земля когда-то была дорога. А еще бы ты понял, что лошади – это часть нас, они приносят радость многим людям. Как же радость может быть не нужна? А теперь убирайся с моей земли!

Каллен был растерян и потрясен. Он медленно попятился. Потом повернулся и пошел к машине. Чувствуя затылком обжигающий взгляд Саманты, он сел за руль, включил зажигание и дал полный газ. Каллен не собирался принимать ее безрассудную логику. Стоит поддаться сомнениям, зародившимся в его душе, и он предаст двенадцать лет своей жизни, изменит Тигу.

Конечно, его жизнь была неполной, но это потому, что он до сих пор не женился на Уитни. Его глупая тревога не имела отношения ни к земле, ни к лошадям. Все дело в браке. Скоро они поженятся, и он наконец обретет долгожданное счастье. Уитни давно пора войти в тот мир, который он для нее построил.

Каллен сбавил скорость и свернул на дорогу, ведущую к ранчо Маккензи. Накануне звонил из Парижа Ноэль и сообщил, что намерен вернуться в конце следующей недели. А поскольку его родители радовались любой возможности повеселиться, они решили устроить вечер в честь приезда Бомона. Каллен подумал, что у него достаточно времени, чтобы устранить последние преграды, воздвигнутые Уитни. После вечера снова – можно надеяться, в последний раз – сделает ей предложение и наконец заживет той жизнью, о которой всегда мечтал. И к чертям Саманту Ларк.

Все еще злясь, Каллен резко затормозил у парадного входа, выключил мотор и вылез из машины. Он бы сейчас с большим удовольствием с кем-нибудь подрался – даже жалко, что Ноэля нет рядом.

Но тут ему пришло в голову, что теперь он больше не сможет появляться на ранчо «Скайларк» и не станет помогать Саманте готовиться к предстоящим соревнованиям. А это значит, что ей придется снова взвалить на себя непосильную работу.

– Она сама меня выгнала – ей же хуже, – буркнул Каллен себе под нос. Но это не помогло. Он чувствовал себя предателем.

В залитой светом золотой гостиной в доме Маккензи, которая с детства нравилась Эрин, царило веселое оживление. Дворецкий Уильямс без тени улыбки важно прохаживался с подносом по залу, угощая гостей последними изобретениями Роз Стюарт. Эрин потягивала поданное в честь Ноэля французское шампанское и наблюдала за Уитни, сидевшей с Мисси на маленьком диванчике в окружении дюжины поклонников. Но Каллена среди них не было.

Обведя глазами гостиную, Эрин наконец обнаружила его: он в глубокой задумчивости стоял у витрины со старинным оружием. Уже неделю его что-то сильно беспокоило. Эрин сначала приписала вину Уитни, но потом поняла, что на этот раз дело вовсе не в белокурой красотке. Вероятнее всего, причина скрывалась в неожиданной ссоре между Калленом и Самантой. Они уже не разговаривали – и это несмотря на то, что их связывали высокие цели Грандиозного Плана!

Эрин слегка нахмурилась, увидев сестру в обществе сутулого старого Мэтью Баррисфорда. Они о чем-то увлеченно беседовали, не обращая ни на кого внимания. На Саманте был бледно-лиловый брючный костюм от Шанель, пиджак украшала затейливая вышивка. Зачесанные назад волосы свободно падали на плечи, косметика довольно успешно скрывала тени под глазами и другие следы крайней усталости.

Эрин хмурилась еще и потому, что Саманта весь вечер избегала всех Маккензи. Это было так не похоже на Саманту! И еще эта ее странная ссора с Калленом… Эрин чувствовала, что со старшей сестрой что-то происходит. Ее что-то постоянно тревожило, и состояние финансов к этому не имело отношения. Хуже всего было то, что Саманта все носила в себе. Ссылаясь на дела, она упорно отказывалась от предложений Эрин съездить куда-нибудь развеяться и не желала отвечать ни на какие вопросы относительно ее самочувствия и настроения. До прошлой недели Эрин не видела повода для беспокойства, но теперь ей стало ясно, что сестра переживает какой-то тяжелый душевный кризис. И ничего хорошего это не предвещало.

Уговоры и запугивания не возымели действия. Эрин понимала, что нужно воспользоваться каким-то более веским аргументом, но пока ничего не могла придумать.

Ее внимание привлек мелодичный смех, и Эрин недовольно поморщилась, заметив, как Уитни подошла к Каллену и прильнула к нему. Она и сама не могла бы объяснить, почему всю эту неделю Уитни так раздражает ее.

– Красивой женщине не годится пить шампанское в одиночестве!

Обернувшись, Эрин заметила рядом с собой Ноэля. Во фраке от Армани он выглядел еще эффектнее, чем обычно, и почему-то напомнил Эрин черного жеребца Уолтера Фарли: холеного, сильного и опасного. Она улыбнулась – да и трудно не улыбнуться такому элегантному мужчине.

– Все кавалеры были заняты.

– Да, Уитни умеет привлекать внимание, – вздохнул Ноэль.

– Не прибедняйтесь. В этом зале не она одна на это способна.

– Боже мой! – Черные брови француза взлетели вверх. – Неужели после стольких недель безразличия вы наконец оценили мои выдающиеся достоинства?

Эрин рассмеялась, качая головой. Ноэлю всегда удавалось ее рассмешить.

– Мне нет необходимости превозносить ваши достоинства: ваше самомнение и без того непомерно раздуто. И вид у вас очень довольный.

– Я рад за Уитни. С ней вообще приятно общаться, когда она в хорошем настроении. А она всегда в хорошем настроении, если ей удается успешно вести игру.

Эрин не ожидала услышать от Ноэля такие слова.

– Но если вы знаете, что с вами ведут игру, зачем подыгрывать?

– Игра развлекает, – с чисто французской непоследовательностью ответил Ноэль, пожимая плечами. – Правда, теперь она не приносит мне прежнего удовольствия, поскольку Каллен отказался от своей самоубийственной склонности все прощать.

– Каллен – размазня! – вынесла приговор Эрин.

– Потому что не вызывает меня на поединок?

– Нет. Потому что он уже столько лет гоняется за Уитни.

– Вы не одобряете его выбор? – осведомился Ноэль, изящно играя бокалом шампанского.

– Это еще мягко сказано! Меня поражают люди, которых обманывает красота. Сэм с Калленом – не исключение. Они почему-то уверены, что внешняя красота предполагает красоту внутреннюю.

– А разве это не так? – прищурился Ноэль.

– Разумеется, нет! – решительно проговорила Эрин. Она чувствовала, что Ноэль вполне способен разглядеть истину, особенно теперь, когда его интерес к царственной красавице заметно пошел на убыль. – И мне не верится, что она может любить Каллена, да и вообще кого бы то ни было. Однако это делает ее еще более желанной. Ну как же! Ни один мужчина не устоит перед соблазном поухаживать за недосягаемой женщиной.

– Пожалуй, вы правы, – не стал спорить Ноэль. – Но должен признаться, вы меня удивили. Я и не подозревал у вас такой глубокой неприязни к Уитни.

Эрин неопределенно пожала плечами:

– Просто я ее слишком хорошо знаю. Уитни всю жизнь оттачивала свое искусство вертеть людьми, как захочет. Она притворялась нежным цветком, чтобы не обременять себя трудом и оберегать себя от суровой правды жизни. Она и с Самантой когда-то играла, пользуясь ее преданностью. Но больше всего Уитни любит сталкивать своих поклонников. Вот сейчас вернулся Каллен, вы тоже вовсю расточаете ей комплименты… Все идет как ей хочется, и она чувствует себя как рыба в воде. Любой здравомыслящий человек бросил бы ее. Или спился. – Эрин залпом допила шампанское, чем снова сильно удивила Ноэля.

– Я тоже не считаю, что она подходит Каллену, – заметил он.

– Ну, это скорее всего потому, что вы не привыкли проигрывать. Особенно когда дело касается женского внимания.

– Нет, вы ошибаетесь, – спокойно возразил Ноэль. – У меня нет корыстных побуждений. Конечно, меня привлекает Уитни: ее красота не может не волновать. Но мне наскучило притворяться, что я верю в возможность покорить ее. Думаю, мне стоит поискать более увлекательную игру. – Он бросил выразительный взгляд на Саманту, которая в этот момент рассмеялась в ответ на какую-то фразу Мэтью Баррисфорда.

– Это было бы прекрасно! – с жаром воскликнула Эрин.

– Правда? – изумился Ноэль.

– Конечно! Сэмми необходимо как следует встряхнуться. Ее надо как-то увлечь, чтобы она пришла в себя. Пожалуйста, поухаживайте за ней, ведь вам это ничего не стоит.

– А вы не боитесь, что сердце вашей сестры будет разбито? Неужели вам все равно? – ужаснулся Ноэль.

– О нет, Сэмми достаточно благоразумна, чтобы в вас влюбиться, – успокоила его Эрин.

– А мое сердце ничего не значит? – оскорбился Бомон. – Очень легко полюбить такую женщину, как Саманта. Я уже наполовину влюблен в нее.

– Ноэль, я подозреваю, что вы были наполовину влюблены в большую часть женщин Европы и Америки, – не без иронии заметила Эрин, положив руку на широкое плечо Бомона.

– Ах, эти расчетливые американцы! – В голосе Ноэля звучала грусть. Он взял руку Эрин и приложил к своей груди.

– Неужели вы считаете, что я не способен по-настоящему полюбить?

– Возможно, это случится лет через десять-двадцать, когда ухаживание вас перестанет развлекать.

– Уверяю вас, развлечения – это далеко не все, что мне нужно от жизни, – глядя в глаза Эрин, сказал Ноэль и поцеловал ее руку.

– Кинан! Что с тобой? – неожиданно вскрикнула Лорел Маккензи.

В зале мгновенно наступила тишина. Все обернулись на крик – Лорел пыталась удержать бессильно сползающего на пол мужа.

– Кинан!

Каллен и Ноэль подбежали одновременно.

– Он не дышит! – Слезы ручьем текли по щекам Лорел. – Каллен, он не дышит!

– Я вызову службу спасения. – Саманта ринулась к телефону.

– Отец, отец! – звал Каллен, заглядывая в неподвижные глаза Кинана.

Эрин обняла Лорел. Ноэль прижал ухо к груди Кинана, его пальцы одновременно пытались нащупать пульс.

– Не слышу сердцебиения и пульс найти не могу.

Каллен бережно уложил Кинана на пол.

– С реанимацией знаком? – коротко спросил он Ноэля.

– Да.

– Делай массаж, а я займусь искусственным дыханием.

Обнимая рыдающую Лорел, Эрин с бешено колотящимся сердцем как будто издалека смотрела, как Ноэль скрещенными руками ритмично надавливает на неподвижную грудь Кинана. Каллен зажал отцу ноздри и дважды вдохнул воздух ему в рот, потом Ноэль продолжил массаж.

– Врачи едут! – объявила Саманта. – Уильямс их встретит.

– Поздно, – шепнула Эрин; слезы неудержимо текли у нее из глаз. – Слишком поздно…