"Мичурин" - читать интересную книгу автора (Лебедев Вячеслав Алексеевич)

XI. ПРИГЛАШЕНИЕ В АМЕРИКУ

Ученые сотрудники департамента земледелия США по повелению своих хозяев-капиталистов разъезжали по земному шару в поисках всего, что «плохо лежит», что могло оказаться «рентабельным» и доходным.

В самые отдаленные и малодоступные уголки мира проникали эти искатели новых растительных форм, нужных им для культивирования. Биологи-растениеводы устремлялись в дебри Африки, в верховья Нила и Нигера, в глубины Восточной и Центральной Азии; по всему свету колесили они, не стесняясь в расходовании денежных средств, не считаясь с пространствами.

Одним из таких искателей, ревностных слуг капитализма, был профессор ботаники Вашингтонского сельскохозяйственного института Франк Норрис Мейор.

Где только не побывал он — и в Индии, и на Мадагаскаре, и в Конго, и даже в таинственном Тибете, доступ куда для иностранцев был целые столетия запрещен под страхом смерти.

Интересовала Франка Мейора и необъятная Россия, простирающаяся от Черного моря до Охотского, от Памира до Ледовитого океана. Он побывал и на Камчатке, и в Забайкалье, на Алтае и в Казахстане.

Разумеется, он не мог миновать и скромный городок Козлов, обитатель которого — Иван Владимирович Мичурин — был уже к этому времени избран в почетные члены Канадского общества садоводов «Бридерс» и с точным адресом занесен в мировой справочник «Who's who in the World».

Велико было, однако, удивление американского гостя, когда он, добравшись до обнесенного проволочной сеткой небольшого сада на излучине реки Лесной Воронеж, был встречен бедно одетым человеком с седеющими висками, в потертой фетровой шляпе и в грубых, крестьянских сапогах.

В первые минуты американец даже подумал, не садовый ли рабочий его принимает в аллее питомника, приобретшего мировую известность. Но в облике этого человека с гордо поднятой головой, в его суровом, умудренном жизнью и размышлениями взгляде, в его серьезном, исполненном достоинства тоне Франк Норрис Мейор все же быстро распознал гениального творца новых растительных форм.

Сомнения быть не могло: перед Мейором был «король вишен», «сэр Джон Мичурин», к которому американский профессор приехал «на разведку».

Иван Владимирович мог без смущения показывать заокеанскому гостю свои достижения.

Он демонстрировал и ананасную на вкус Славянку, и полосатый, ребристый Трувор, и медлительную Кандиль-китайку, которая так долго заставила ждать своих плодов, и зелено-коричневого крупноплодного Олега, и желто-шарлаховый Шафран осенний.

Было чем удивить гостя. Новинки в питомнике все прибывали. Подошел к плодоношению, в частности, Шампанрен, сын Китайки и двух «отцов» — Кальвиля зимнего и Ренета шампанского. Красивые — звездчатые, кальвилевых очертаний — получились от этого гибрида плоды.

Показал Мичурин заокеанскому гостю уже почти взрослый, прекрасно окрепший сеянец, Бельфлер-китайку, происшедший от «брака» Бельфлера желтого американского с той же самой Китайкой, основой и стержнем всей гибридизаторской работы козловского новатора.

Все обширное потомство Китайки, уже плодоносившее к этому времени, показал Иван Владимирович Франку Мейору: и Анис-китайку, и Кулон-китайку, и Челеби-китайку..

Гость восхищался, внимательно слушал объяснения Мичурина и все тщательно записывал.

— Китайка, самая зимовыносливая яблоня русской равнины, давно уже привлекала мое внимание, — рассказывал Мейору Мичурин. — Свойства культурного плодового дерева не были утрачены ею в самых суровых условиях нашего климата… Это и заставило меня избрать ее партнером для скрещиваний, для опыления пыльцой лучших южных сортов. По предположениям моим, Китайка — детище Азии, имя свое Китайка она носит не случайно… Объемное и весовое уменьшение под влиянием сурового климата было возмещено в ней исключительной морозостойкостью. Стало быть, нужно было только возродить смелой гибридизацией все ее лучшие исходные свойства. На этот путь я встал давно, и упорство мое, как видите, вознаграждено…

Но в особенный восторг привели гостя вишни и сливы Мичурина.

В благоговейном восхищении замер Франк Мейор перед мичуринской коллекцией косточковых. Он сам был специалистом по этой группе плодовых растений, энтузиастом косточковых, особенно упорным искателем именно этого подсемейства розоцветных.

Восторженные эпитеты не переставали сходить с его языка.

— Блестяще! Удивительно!

Немалое также восхищение американского гостя вызвал гибрид, полученный Мичуриным от скрещивания дикого американского персика Давида и горького миндаля русских степей — бобовника. Гибрид этот назывался Посредник. Посредник необходим был Мичурину как промежуточное звено между нескрещивающимися разновидностями персика.

Не дожидаясь возвращения в Америку, Франк Норрис Мейор послал в США департаменту земледелия восторженный отчет о мичуринских достижениях.

«Растения мистера Мичурина, — писал он в этом отчете, — поистине более ценны для Северных Штатов Америки, чем вся продукция Л. Бербанка. Моя экспедиция в Россию на поиски новых растительных форм пополнила наш северо-американский фонд безупречно морозостойкими культурами».

Кроме вишен и слив, долженствовавших обогатить США, Мейор вывез от Мичурина северный абрикос, который охарактеризовал в своем отчете словами:

— Это нечто изумительное…

Забрал он также замечательную мичуринскую черешню, холодостойкую айву, несколько сортов розы и гигантскую смородину.

Не устоял мистер Франк Норрис Мейор и еще перед одним соблазном. Он выпросил у «сэра Джона» той сладкой коричневой крупноплодной рябины, которую Мичурин до конца дней считал ценнейшим своим достижением.

— Сколько ее, рябины, на Руси, — повторял он часто людям, которые к нему приходили. — Просто немыслимо себе представить необъятные наши просторы без рябинового одеяния, а что в ней, в овражной этой рябине, людям проку. Только и есть, что ребята бусы себе делают из пунцовых, оранжевых ее ягод… А сколько радости было бы народу, если бы заменить всю эту рябину такой сладкой и крупноплодной. Лучшего памятника себе и не желал бы…

Много, много всего привез мистер Франк Норрис Мейор в Соединенные Штаты из среднерусского города Козлова. Немедленно по возвращении его атаковали корреспонденты газет, и тотчас пресса за океаном запестрела заметками о Мичурине.

«Все располагает в пользу Мичурина… — сообщал Франк Норрис Мейор своим соотечественникам, проводя сравнение между ним и Бербанком[39]. — В той мере, в какой у Л. Бербанка происхождение каждого сорта секретно, у м-ра Мичурина во всем царит полная ясность. Происхождение новых сортов полностью обозначается и описывается м-ром Мичуриным, и это является его огромным достоинством и преимуществом».

Целая февральская книжка американского журнала «Bulletin of imported plants» за 1912 год была посвящена огромной коллекции мичуринских гибридов, привезенных профессором Мейором в США.

Мейор предпослал описанию этой коллекции весьма высокую оценку трудов Мичурина:

«Весь представленный в коллекции материал чрезвычайно ценен и характеризует годы упорной, кропотливой работы м-ра И. В. Мичурина, произведенной им в Козлове. И. В. Мичурин ведет свою работу в местности значительно более северной, чем Л. Бербанк, и, следовательно, его растения гораздо более удивительны.

В настоящее время он добивается осеверения персика, проводя гибридизацию своего Amygdalus Hybrida (Посредника) с сортом Эльберта и другими.

Полученные таким образом растения достигли уже двухлетнего возраста.

Кроме того, м-р Мичурин ведет большую работу по гибридизации груш, и, повидимому, ему удалось получить действительно ценные формы, способные переносить наиболее суровые холода. Яблоневые его гибриды также весьма хороши. Он имеет еще гибриды между дикой карликовой вишней (Primus prostrata), аборигеном Ирана, Кашмира и Средиземного моря, с одной стороны, и терном (Prunus spinosa) — с другой, а также между терносливой и терном.

Попутно м-р Мичурин работал по гибридизаций американской садовой и дикорастущей северной русской ежевики и получил прекрасные вариететы. В работе по гибридизации американских и кавказских сортов винограда он получил новые растения, причем гибрид И. В. Мичурина Vitis vinifera #215; Vitis Riparia весьма крупноплоден и вынослив к холодам.

Вид, в каком мне был показан м-ром Мичуриным его сад, свидетельствовал о значительном перевесе научно-экспериментальной в нем работы над соображениями рентабельности, и с сожалением приходится отметить, что если бы с И. В. Мичуриным что-нибудь внезапно случилось, огромные ценные материалы его сада могли бы безвозвратно погибнуть»[40].

Так оценивал американский ботаник работу русского садовода из захолустного Козлова. Конечно, оценка эта не могла остаться незамеченной.

Мичурин стал известен миру как гениальный оригинатор в области растениеводства и новатор в биологической науке. Даже иностранные академии начали присылать к нему своих представителей.

Понимание выдающейся роли Мичурина в науке и в области практического плодоводства дошло, наконец, и до царского правительства России.

Царское правительство устыдилось, наконец, своего равнодушия и невежества в отношении замечательного отечественного ученого.

В феврале 1912 года Ивану Владимировичу был прислан по царскому указу имперский орден Анны III степени и особый знак отличия — «Зеленый Крест» — «За преуспеяния в сельском хозяйстве».

Вскоре после возвращения профессора Мейора в США Ивану Владимировичу пришло официальное предложение из Вашингтона переселиться в Америку со всеми деревьями и сеянцами. Подписано было это предложение Д. Ферчайльдом, одним из директоров департамента земледелия США.

Целый пароход предоставляло ему правительство Соединенных Штатов для переезда и восемь тысяч долларов в год чистого жалованья, не считая текущих расходов по работам.

Но это Ивана Владимировича не соблазнило. Он не мог оставить родину и поехать на чужбину. На приглашение США Мичурин ответил вежливым, но категорическим отказом.

«Причин для отказа у меня много, — писал он. — Во-первых, я всю свою жизнь работаю над осеверением южных плодовых. Вы же предлагаете мне самому на юг ехать… Я должен довести до конца все свои опыты в тех самых условиях, в каких они начаты. Во-вторых, я давно знаю, что акклиматизация растений простой пересадкой из родной стороны в чужую результатов не дает… Наверно, это и к людям относится. Все свои силы я отдал на обогащение садов своей родины улучшенным ассортиментом плодовых растений, и задачу эту должен выполнить до конца…»

Попрежнему далеко не все гости удостаивались чести быть допущенными в питомник Мичурина.

Попасть за решетку сада, внутрь необыкновенного питомника было нелегко даже и для высокопоставленных особ.

Когда царское правительство узнало о приглашении Мичурина в Соединенные Штаты, это произвело в правительственных кругах немалое впечатление.

Решено было послать в город Козлов довольно высокое лицо, почти в том же ранге, что и директор департамента земледелия Крюков, — действительного статского советника Салова, с двоякой целью: ознакомиться на месте с опытами и успехами необыкновенного садовода, а попутно и повлиять на него, буде он склонен принять приглашение американцев.

Мичурин сухо и холодно встретил сановитого приезжего. Рассерженный таким приемом Салов вздумал повысить голос, чтобы дать понять дерзкому «садоводу», кого тот «имеет счастье» видеть перед собой. Иван Владимирович не остался в долгу и с откровенной резкостью высказал питерскому посланцу все свои накопившиеся за много лет обиды.

Повторяя то, что он уже высказывал в печати, Мичурин бросал в лицо важному приезжему смелые и справедливые упреки:

— Я, ваше превосходительство, по милости вашей чуть не до нищеты доведен. 35 лет корплю над жалкими клочками земли, дрожу за каждый грош, чтобы использовать этот грош на научные опыты. Помощи никакой нет, справляться один со всеми работами по питомнику не в силах, в результате ценнейшие сеянцы гибнут… Площадь питомника тесна, многое приходится уничтожать самому, чтобы высвободить место для новых экземпляров. Годы уходят, силы слабеют, а со стороны правительства никакого внимания. Всем, что есть у меня успешного и ценного, обязан только самому себе и никакого вмешательства в мои дела не желаю. Так и передайте у себя там, в Петербурге…

Смущенный и еще более взбешенный Салов попробовал, в свою очередь, упрекать Мичурина за неуважение к власти, к порядкам и законам Российской империи, за пособничество и попустительство «крамольному духу». Но вспомнив, что прислан не ругаться, а, напротив, «приласкать» знаменитого «чудака», все-таки попросил у Мичурина план усадьбы, измерил и записал ее размеры и, пообещав сделать все «зависящее», укатил.

Когда же после этого козловский городской голова Кожевников вздумал нанести Мичурину визит, чтобы поздравить его «с монаршей милостью», то он и совсем не был принят.

Затаив злобу и обиду, был вынужден уехать ни с чем городской голова Кожевников, ставленник козловских купцов и прасолов, от которых немало терпел Мичурин всяких, издевательств и притеснений.