"От денежной кладовой до Министерства финансов" - читать интересную книгу автора (Бердников Л П, Лонина С Л)

Глава четвертая Испытания засухой

Проезжающие через Красноярск путешественники отмечали, что город весьма толково спланирован. В нем широкие прямые улицы, отведенные тротуары. Очень много красивой архитектуры, каменных и деревянных домов. Лучшие из них принадлежат золотопромышленникам, а из каменных великолепней других дом чиновника Коновалова. Привилегированная аптека помещается в прекрасном каменном двухэтажном доме. Дом Казенной палаты — обширное и красивое каменное здание (Описание пути от Иркутска до Москвы. Состав. 1849 г. В. П. — М., 1851. — С. 42–46).

К 1845 году вся золотопромышленность стала сосредотачиваться в Енисейске, а интеллектуальная жизнь губернии по-прежнему била ключом в Красноярске. Библиотека при Казенной палате продолжала работать, а ее чиновники, благодаря выписываемым периодическим изданиям, были в курсе всех российских и мировых событий. В декабре 1845 года в газете «Московские ведомости» в 144–145-м номерах была опубликована большая статья под названием «Учение о свободной торговле в Англии». В кулуарах этого главного финансового ведомства губернии она горячо обсуждалась и вызывала много споров. Вот что писал ее автор: «В человеческих делах люди и вещи редко ценятся по одному достоинству, и если бы из трудов Смита могли быть извлечены только те мысли, которые в них действительно положены автором, или если бы он сам мог явиться своим поздним истолкователям, а не те люди, для которых не столько важна истина, сколько выгодное заблуждение, то, вероятно, и восхваления Смита не были бы так всеобщи. Одно уже то обстоятельство, что писатель этот, так резко и бесцеремонно нападавший на купечество как сословие, так много говоривший об его эгоизме и безнравственности, стал, прежде всего, главной опорой и предметом обожания для защитников самых мелких интересов сословия, может поселить сомнение в том, чтобы мысли его всегда толковались правильно. Труд его «Опыт о богатстве народов» не есть поэтому только опровержение меркантильной теории или защита свободы торговли, как это вообще часто принималось, это есть целая критика государственного или политического механизма».

С книгой Смита были знакомы многие чиновники Казенной палаты. Например, Яков Миронович Дьяченко, выпускник Харьковского университета, с 1830 года служил в Полтавской Казенной палате, а в начале 1840-х годов перебрался в Красноярск, где довольно быстро смог дослужиться до губернского казначея (ГАКК, ф. 160, оп. 1, д. 156, л. 20 об.). С работой знаменитого англичанина были знакомы и асессор Казенной палаты Константин Францевич Криницкий, окончивший Киевскую гимназию, и Яков Васильевич Кобашев — чиновник особых поручений при Енисейской Казенной палате. Но статья была интересна не только размышлениями об Адаме Смите. В ней шел разговор о том, как в Англии взимают подати. «Первая вещь, поражающая нас при взгляде на финансовое законодательство Англии, — писал автор, — это ничтожность поземельной подати при огромности государственного долга и ежегодных расходов администрации». Действительно, с 1796 по 1841 год поземельная подать в Англии не менялась, чего нельзя было сказать об отечественном налогообложении, которое с приходом каждого нового министра финансов сразу же реформировалось.

Такие статьи не только побуждали мыслить провинциальных финансистов, они заставляли критически оценивать свою деятельность и брать на вооружение все то лучшее и ценное, чем была богата практика работы финансистов других стран со своими налогоплательщиками.

Главной задачей енисейские финансисты считали обеспечение региона продовольствием. Казенная палата постоянно следила за работой «запасных хлебных магазинов», которые были созданы на территории всей губернии. Они были двух видов: постоянные и временные. Первые должны были наполняться ежегодно положенным количеством хлеба, которые учреждались в местах хлебородных, в основном в Минусинском и Красноярском уездах, временные казенные хлебные магазины находились в городах во время неурожайных годов. Казенные хлебные магазины создавались с одной целью — предотвратить в губернии голод в случае постоянных неурожаев.  Кроме того, постоянные хлебные магазины разделялись на складочные и приписные: из первых главный продукт под наблюдением чиновников Казенной палаты развозился во вторые. Пропорции хлеба ежегодно устанавливались губернатором и председателем Казенной палаты. Так, в 1831 году в Туруханском магазине должно было находиться не менее 30 тысяч пудов хлеба, в Ярцевском — 4500 пудов, в Кежемском — 3000 пудов, в Назимовском — 1000 пудов, в Дудинском — 5000 пудов. В городах хлеб продавался населению с наценкой в 6 %. Если хлеб был населению не по карману, то с согласия Казенной палаты его продавали без прибыли. Как писали в отчетах ее чиновники, хлеб раздавался «соразмерно действительной нужде и количеству заказов» (Вардинов, Н. Указ. соч. — С. 203–205).

Если 1835 год оказался очень урожайным, то в 1837 году посевные поля губернии постигла небывалая засуха. Сильные недороды повторялись и в 1838 и 1839 годах. Особенно от засухи пострадали крестьянские хозяйства в Ачинском и Минусинском округах.

Современник тех событий В. Вагин отмечал: «Жители губернии, привыкшие к постоянным урожаям и к безбедной сытой жизни, не сохраняли запасов, а при неурожае не умели ограничить свои потребности. Поэтому первые недороды совершенно обесхлебили губернию» (Вагин, В. И., Сороковые годы в Иркутске / В. И. Вагин // Литературный сборник. — СПб., 1885. — С. 252–253).

Иркутский чиновник Николай Егорович Тюменцев, свидетель тех драматических событий, рассказывал: «Я не видел ничего ужаснее. Целые деревни сидели без хлеба. Купить было негде и не на что. Во что бы то ни стало надо было спасать население, кроме того, нужно было обеспечить и казенные потребности, а также поставить продовольствие в Туруханский край, куда вследствие неурожаев совершенно прекратился привоз частного хлеба» (Вагин, В. И. Указ. соч. — С. 252).

Чтобы предотвратить голод, Енисейская Казенная палата просит генерал-губернатора Восточной Сибири В. Я. Руперта оказать местным жителям необходимую помощь. Сначала Министерство финансов выделяет красноярцам на эти цели 200 тысяч рублей, потом еще 500 тысяч рублей ассигнациями. Но общий итог всех сумм, выделенных Енисейской Казенной палате на борьбу с голодом, превысил к концу 1839 года более 600 тысяч рублей серебром.

В это же время в срочных донесениях жандармских офицеров Енисейская губерния стала упоминаться довольно часто. В связи с бесхлебьем был приостановлен даже прием ссыльных из Западной Сибири. Как отмечали современники тех событий, «хищнические инстинкты местных властей нашли себе богатую пищу в народном бедствии» (Вагин, В. И. Указ. соч. — С. 252).

Много пересудов было о канских чиновниках — об исправнике Томашевском и городничем Домогацком. Жандармы обвиняли их в элементарном мошенничестве и воровстве.

Однако в Енисейской Казенной палате было немало честных, порядочных профессионалов, которым генерал-губернатор Восточной Сибири В. Я. Руперт особенно доверял. Среди них главной фигурой был Петр Матвеевич Куртуков, советник винно-соляного отделения палаты. Его мнением особенно дорожили в Иркутске. Руперт даже просил Куртукова присутствовать в Губернском Совете «при всех обсуждениях вопросов о народном продовольствии Енисейской губернии» (ГАКК, ф. 160, оп. 1, д. 130, л. 9 об.).

За усердную службу в августе 1826 года Куртукову пожаловали бриллиантовый перстень, а в 1832 году Комитет министров наградил его золотой табакеркой.

Особым доверием у губернаторского начальства пользовался и 49-летний губернский контролер Павел Дмитриевич Кисловский. Начало его карьеры было неудачным. В 1826 году он в пьяном виде в церкви села Сухобузимского учинил скандал. Но молодого чиновника губернского управления простили и назначили на службу в Красноярский земский суд. Через год его перевели канцелярским служащим в Енисейскую Казенную палату. Здесь по-настоящему и проявились лучшие административные способности этого человека. В 1834 году «за участие в сбережении казенного интереса» его наградили годовым окладом в размере 228 рублей 37 копеек (ГАКК, ф. 160, оп. 1, д. 156, л. 45 об.).

В 1837 году за описание и измерение земель в Сибири ему объявили «Высшее благоволение». Той же осенью, когда в губернии начался голод, Павла Дмитриевича командировали в Томскую губернию для приобретения там хлеба. С этой задачей красноярский чиновник успешно справился, за что и получил, как тогда писали, «признательность начальства» (ГАКК, ф. 160, оп. 1, д. 156, л. 45 об.).

Куртуков и Кисловский были одними из тех немногих чиновников, которые ясно понимали, что в голоде 1837–1839 годов часть вины лежит и на золотопромышленниках: именно они быстро взвинтили цены на съестные припасы. Руперт запретил золотопромышленникам покупать для золотых приисков хлеб в Енисейской губернии без его разрешения. Таким образом, народ, сидевший дома без хлеба, не мог найти себе дополнительного заработка, а те, кто ушел на прииски, должен был оставаться без хлеба. Об этой ситуации вскоре узнали в Петербурге, и на Руперта и его советников посыпались жалобы. Комитет министров принял решение отменить принятые меры. В спор вмешался Николай I, оставив в журнале комитета краткую резолюцию: «С этим я никогда не могу согласиться. Чем выше власть, тем больше должно быть доверия, и, не выслушав, опровергать — значит подрывать всякое уважение к главной местной власти. А потому сейчас послать фельдъегеря к генерал-лейтенанту Руперту и спросить, почему… почему он решился на принятые меры» (Вагин, В. И. Указ. соч. — С. 254).

Неурожай 1837 года заставил чиновников искать новые пути по преодолению бедности среди крестьян Енисейской губернии. Так возникла идея создания капитала общественной запашки. К ее осуществлению приступили уже в 1838 году по распоряжению генерал-губернатора Сибири В. Я. Руперта. Впервые она была применена в казенных поселениях на полях Минусинского, Ачинского и Канского округов Енисейской губернии. Суть этого нововведения заключалась в том, что собираемый с этих общественных полей хлеб поступал в продажу, а выручаемые отсюда деньги шли на составление экономического капитала для нужд ссыльнопоселенцев и крестьян. Капитал этот по достаточном его накоплении подлежал внесению в кредитные учреждения, а процентные доходы с него должны были, по распоряжению генерал-губернатора, употребляться на выдачу ссуд крестьянам и поселенцам в различных случаях: на уплату податей за неимущих, а если бы оказалось возможным, то и за все общество, на нужды общественного призрения и т. п. Мера эта впоследствии удостоилась Высочайшего одобрения, и именным указом 27 октября 1841 года генерал-губернатору разрешено было продолжать обязательную общественную запашку в казенных поселениях на указанных основаниях. Но в 1848 году все эти казенные поселения переданы были в ведение земской полиции на одинаковых с прочими селениями государственных крестьян основаниях, и обязательная общественная запашка в них была прекращена. Образовавшийся от нее к этому времени капитал (по Ачинскому округу — 1992 рубля, по Канскому — 9415 рублей и по Минусинскому — 38 985 рублей) остался в распоряжении администрации. Для пользования им в качестве ссудного капитала выработаны были Главным управлением Восточной Сибири особые правила, причем вначале ссуды из него давались крестьянам и поселенцам, а затем стали выдаваться и прочим обывателям, пока это не было прекращено распоряжениями иркутского генерал-губернатора в конце 80-х и в начале 90-х годов XIX века (Корнилов, А. А. О нуждах и вопросах крестьянского дела / А. А. Корнилов. — Иркутск, 1900. — С. 147–148).

Так, к сожалению, это достойное дело не нашло своего продолжения.

Однако вопросы, связанные с бесперебойным обеспечением продовольствием жителей России, с повестки дня не снимались.

Осенью 1840 года в Казенную палату поступил циркуляр Министерства государственных имуществ под названием «О разведении картофеля». В нем говорилось: «Правительство неоднократно уже принимало различные меры к разведению в России картофеля как произрастения, составляющего здоровую и питательную пищу и могущего в случае неурожая зернового хлеба, которому картофель бывает реже подвержен, с пользою заменить последний для народного продовольствия, служа также и кормом для домашних животных… Двукратный неурожай зернового хлеба по некоторым губерниям, случившийся в продолжение последних семи лет, указал на необходимость принятия более действенных средств по сему предмету, столь важному в видах обеспечения продовольствия на будущее время.

Приступить к разведению картофеля во всех селениях. Посадку производить под наблюдением управляющих палатами» (ГАКК, ф. 796, оп. 1, д. 4183, л. 75–75 об.).

Таким образом, к многочисленным обязанностям чиновники Казенной палаты получили еще одну — следить за посевом и выращиванием картофеля.

В феврале 1841 года Министерство внутренних дел также выпустило распоряжение «О мерах к распространению и разведению картофеля».

Старосты Енисейской губернии обязаны были на сельских сходах с этим циркуляром познакомить своих жителей. В этом же документе особо выделены были следующие слова: «Государь император, по всеподданнейшему Его Величеству об ослушании, оказанном некоторыми крестьянами по случаю посева картофеля, Высочайше повелеть изволил: виновных в ослушании годных отдать в солдаты, а неспособных отправить на определенное время в крепостную работу в Бобруйск, распространив сие и на другие места, где только могло бы возникнуть подобное ослушание» (Кузнецов, А. А., Кулаков, П. Е. Минусинские и ачинские инородцы / А. А. Кузнецов, П. Е. Кулаков. — Красноярск, 1898. — С. 71).

Тиражом в 30 тысяч экземпляров по всей России разослали небольшую брошюру «Наставление о разведении картофеля». Информацию о посадке картофеля и его урожае полиция должна была ежегодно сообщать в губернские казенные палаты, а те, в свою очередь, передавать ее в Петербург (Журнал Министерства внутренних дел. — 1841. — № 3. — С. 7).

Уже через год Кызылская управа доносила, что кызыльцы картофеля не разводят совсем и на понукание начальства составили общественный приговор о том, чтобы и правительство освободило их от разведения картофеля (там же, с. 76). Подобные положения были и в Абаканской, Аскизской и Мелецкой управах.

С течением времени хакасы начинали вплотную заниматься земледелием.

В 1850 году исправник доносил, что в Кызыльской управе посажено гряд: картофеля 124, капусты 231, огурцов 82. Кроме того, было сделано распоряжение, чтобы в степных полях хакасы ставили градоотводы — из длинных жердей со вставленным в них железным оконечником; жердь обвивалась тонкой соломенной веревкой, а конец ее затаптывался в землю более чем на пол-аршина (там же, с. 76).

Большую помощь в разведении картофеля оказывал хакасам золотопромышленник З. М. Цибульский, уроженец села Балахтинского Ачинского уезда. В 1862 году он посеял в пользу инородцев 6 четвертей картофеля, а осенью собрал более сорока. Подобную помощь он оказывал почти ежегодно, за что енисейский губернатор П. Замятнин объявил золотопромышленнику благодарность (Енисейские губернские ведомости. — 1863. — № 15). По данным Кытманова, неплохие урожаи картофеля собирали и на севере края, в Енисейском уезде. Семена в этот далекий уголок были высланы Санкт-Петербургским вольноэкономическим обществом. В 1848 году картофель, выращенный из этих семян, достиг величины куриного яйца. Земский исправник сообщал енисейскому городовому лекарю, что картофель, разведенный в Бельской и Казачинской волостях, имеет водянистые свойства и в нем заметно некоторое гниение, что может отразиться на здоровье населения. Повсеместно разводить эту культуру в России стали с 1843 года, именно с этого времени правительство разрешило выкурку вина из картофеля (ЖМНП. — 1842. — Май. — С. 27).