"Люди и те, кто против них" - читать интересную книгу автора (Кошкин Алексей)

Да будет Юпитер в вашем доме

Офицеры выпили водки.

На удаленной окраине возле бывшего пчеловодного хозяйства располагались офицерские квартиры одной из тыловых частей. Два дома считались ничьи с самого начала, хозяйка третьего повесилась на той неделе, натянув на лицо черный платок, остальные дома лежали в развалинах — их расстреляла дальнобойная артиллерия. На месте одного дома, в центре этого квартала, сделали выгребную яму. Сегодня туда провалилась ослепшая от голода местная лошадь. То-то веселья было для солдат!

— Еще раз прочти этот апзац, — крякнул капитан Власюга. — А мы, репята, пока по второй нальем. Тавай, тяните лапы.

По-деловому зазвенело, заработал фонтанчик, и емкости обрели вес.

Рядовой Сиюминутин длинно втянул носом и уныло произнес:

— Слушаюсь прочесть… Сохранять стойкость и терпение солдата, вместе с товарищами переносить все тяготы и невзгоды, при всех обстоятельствах сохранять верность и любовь к своей Родине, а также соответствовать высокому званию ее защитника…

— Так-то, мутило. Так и знай — если узнаю, что ты не соответствуешь, поетешь томой в металлическом ящике… Или сятешь по военной статье. Поэтому — что? А то. Потом путешь с мамкой турака валять, тома. Ты зачем зтесь? А потому что ты солтат. А тругие зтесь зачем? Чтобы носки тепе стирать? Кашкой с ложечки кормить? Это мы, офицеры, зтесь рати тепя, но чтопы ты, мутило, зтесь не остался навсегта, понял?

Лейтенанты Углов, Самцов и Дьяков неодобрительно рассмеялись. Неодобрение, конечно, относилось к рядовому Сиюминутину.

— Здесь за твою жизнь никто рубля не даст, — предупредил лейтенант Углов, со значением поднимая палец.

— У такого, как ты, девчонки никогда не будет, — предостерег Самцов. Она на тебя и смотреть не станет.

Он тоже поднял палец, но сам о том не подозревая довел жест первого лейтенанта до логического конца. Палец очутился в носу, и сделал пол-оборота.

— Очевидно, ты плохо представляешь себе моральный облик настоящего солдата, — подвел итоги лейтенант Дьяков.

— Вольно, — объявил капитан.

Он отпустил рядового Сиюминутина, который не был ни в чем виноват, а просто нравилась капитану его фамилия. А чего? Надо спрашивать с новобранца здесь и всегда, рассуждал, разливая, Власюга. Чтобы соответствовал, а то ведь они как младшие братья, несмышленыши, за ними глаз да глаз… На кой мне такие братья, чтобы не соответствовали?.. Кроме того, было похоже, что солдат занимается онанизмом, о чем Власюга и сообщил офицерам.

Военные погасили лампу. Лейтенант Дьяков, любивший необычные вещи, привез сегодня откопанную на месте краеведческого музея металлическую трубу с цифрами х250, и пружинистую треногу, норовившую защемить палец. Грязь и кровь с трубы вытерли.

— Телескоп, — констатировал Дьяков.

— Отставить, — сказал сначала капитан. Нельзя, чтобы забывали, что командир — он командир и в сортире, а не только в бою.

Но потом вместе наладили телескоп, и (дополнительно выпив) лейтенант Дьяков прицелился в самое яркое небесное тело. Это, объявил он, был Юпитер. Неистово голосили собаки.

Ночью всегда начинали выть собаки. Одичавшие собаки, первое время они просили бакшиш перед блокпостами, но их стали отстреливать, и собаки поселились в неприступных расщелинах.

Юпитер явился в распоряжение Власюги.

— Плять, — сказал капитан.

Словно бы издалека его заметило что-то могущественное и беспричинно грустное, прищурилось и отвернулось. И красное пятно… как дырка во лбу планеты. Капитан отошел и почему-то вздохнул.

— Добавить надо…

Лейтенанты получали удовольствие от Юпитера дольше командира, и гомонили, пока планета не выползла из кадра.

— Как рубль в космосе, — задумчиво сказал Углов. — А так помрешь и не увидишь…

Самцов почесался и насмешливо спросил:

— А спутники где? У меня была девчонка, так она говорила, у Юпитера есть спутники.

— Очевидно, они незаметны. Не сезон, — объяснил Дьяков. — Известно, что есть четыре спутника видимые, а остальные — невидимые… А вы знаете, что обозначает Юпитер? У меня мать гороскопами увлекается. Юпитер — это авторитет, закон, денежные прибыли. Возможность роста, расширения границ.

Офицеры одобрительно кивнули.

— Хорошая планета…

Расслабились офицеры, присели за стол. Юпитер, раскрывший свои секреты, с гонором смотрел на окраину. Он был словно немой, во всяком случае не мог возражать, и сиял, как серьга проститутки.

Тяжелые предстояли сутки. Сутки давит неизвестность, о чем забываешь с утра. Генералитет опять придумал план уничтожения, а перед низшими чинами не отчитался. Может, будет наведен, наконец, порядок, но все может измениться. Должно начаться какое-то движение. Наверное, вперед. Куда-то надо, или зачем мы здесь?

Как зачем? Жить. Действовать. Давить. Буквально, ребята, давить врага, до полного уничтожения. Всмятку.

Но что будет с нами, когда враг издаст последний смрадный хрип? Кто мы будем после войны?..

— Отставить называть операцию по наветению конституционного порятка и поттержанию стапильности в регионе, а также сохранению целостности нашей Ротины войной! — вырвалось у капитана Власюги.

— Есть! — подтянулись лейтенанты.

— Тяжелая вой… операция по наведению порядка, — сказал Углов. — Мне тут один братан рассказывал про операцию в Приречье. Идет отделение по селу — все из домов выходят. Продукты тащат, вино старое. Из ружья в спину никто не целится. Даже по ночам ходить безопасно, потому что всех чурочных мужиков из Приречья заранее увезли… на земляные работы на Окраину. Одни бабы остались.

— А зачем тогда операция-то нужна была, если чурок в Приречье уже не было? — спросил Самцов.

— Не знаю, — задумчиво сказал Углов.

— Давайте хлебушко разломим, — сказал капитан Власюга, — раздавая офицерам куски хлеба, — и за всю нашу правду поговорим.

Нахлынуло грустью, как сиропом. Лица лейтенантов непроизвольно сложились в многозначительные гримасы. Углов на секунду окаменел, а в голове его скакнуло: «И помянем товарищей наших… Отомстим… Офицерское братство…» Самцов шмыгнул носом, потом презрительно усмехнулся, потом опять шмыгнул носом. Усмешка, как он запоздало понял, относилась к далекому, затаившемуся и обреченному врагу. Лицо Дьякова стало еще более загадочным, чем всегда. Он был уверен, что правду знает лучше капитана, но беседу поддерживать согласен, если ничем не выдавать себя.

— А правту знать не нато, — ласково сказал капитан. — Правта, она много врета принести может. Так всякие шляются, вынюхивают, а потом на весь свет пишут, что мы тут, тескать, как и не люти вовсе.

— Вы про того вынюхивальщика? — спросил Дьяков. — Этот уже никогда ничего не будет писать. Утром ВСБ приедет, и все… И бумаги свои он больше не увидит — они в нашем ящике. Кстати, их и вээсбэшникам не стоит отдавать, а то нас за горло возьмут. Видели? Видели. Читали? Нет. А кто поверит? Товарищ капитан, я еще голову не потерял и терять не хочу.

— За это нато выпить, — сдобрил Власюга.

Капитану Власюге сегодня было необходимо сильно напоить подчиненных, чтобы они не помешали его планам на ночь. Поэтому он под одобрительный гул достал из потаенного угла еще пару бутылок водки. Посиделки продолжались и приносили все больше тепла и дружбы.

Пронзительнее завыла собака, и офицеры невольно оглянулись на черное окно.

— Нет, это волк, — заявил Самцов. — Я жил у одной девчонки, у нее папаша был — лесник. Мы поэтому в лесу жили. Ходили на озерцо. Волк часто выл — с детства сидел в сарае. Правда, потом дядя Ваня сжег сарай. Выпил и сжег вместе с волчонком. Эх, какая охота в тех местах! Идешь, бывало, с девчонкой, стволом туда-сюда, пятнадцать зарядов — тридцать уток. С дядей Ваней на пару — пять дюжин каждый день.

— Он ведь был — лесник, а не охотник? — вяло удивился Углов. Он был пьянее всех.

— Ну и что? — возразил Самцов. — Когда отчет писал, или когда начальство приедет, или когда у браконьеров незаконную добычу отбирал лесник, а так — не дурак был на озерцо сходить.

Через полчаса капитан ухмыльнулся и приказал всем спать. Лейтенанты отдали ему честь и ушли в соседнюю комнату. Самцов и Углов повалились на кровати, а Дьяков решил почитать журналы. Власюга нахмурился: «Умничает». Он сказал, пьяно раскачиваясь в дверях и толкая косяки широкими плечами в твердых погонах:

— Читаешь, лейтенант… А я путу телом заниматься. Готовлюсь вот светения сопирать, что разветка доносит. Ко мне шпион придет опстановку токлатывать. Хоть мы и в тылу, а о телах запывать нельзя. У тебя-то как настроение?

— Благодарю, товарищ капитан! — не поднимаясь, ответил Дьяков. Хорошо посидели, товарищ капитан!

— А ты, лейтенант, не тумай, что я чурок приваживаю, — понесло капитана. — Со шпионом я на улице познакомился. Смотрю — итет. И словно оглятывается на меня, смотрит как-то по осопенному. Я еще пот пивом был помнишь, утром мы пиво отопрали у отного? Ну понравилась мне, я тогнал, прижал. А солтатня кругом, не могу я так! Я люблю по-офицерски, по хорошему. Говорю — приходи. Вот, придет сейчас… А если не притет расстреляю!

Скоро капитан Власюга уже беседовал со своим «шпионом» — пытался загнать его, вернее, ее, в угол и ущипнуть за грудь. Девушка была не с обложки, но его всегда тянуло на таких, худеньких, незрелых. Он уже попробовал нескольких чурочек за этот год и теперь не мог без этого долго. Они всегда заводились сами — трепетали они в его руках; в этой проклятой богом и Президентом стране не было по настоящему крепких мужиков. Девочки ломались от одного взгляда, усмешки посланца Великодержавии. И заслуживали свой паек — а чего, солдат всегда поделится…

Она тоже подхихикивала, ускользая пока от грузного, сильного, капитана. И лицо ее ускользало, и руки. Она была раскрепощена и беззаботна, как будто капитан попал в офицерский клуб далеко от передовой. Она прошмыгнула под рукой капитана и проскочила в другую комнату, где два лейтенанта спали, а Дьяков читал книгу. Власюга выругался, но моментально размяк, потому что в него искоркой попала шкодливая улыбка шлюхи, которую та оставила в доме, выскочив во двор.

А лейтенант Дьяков даже не поднял глаз, напряженно уставившись в текст. Он был на грани эротического возбуждения; его не оставляли равнодушными эволюции капитана за стенкой, и сейчас он вполне сопереживал рядовому Сиюминутину.

Через две секунды шлюшка вернулась со двора. Капитан прыгнул к ней, не стесняясь Дьякова. Но она снова избежала столкновения с его тушей. Перед собой девушка держала плетеный кузов, из тех, что валялись во дворе. После того, как не стало хозяев, по двору все валялось; хозяева же в эти кузова собирали урожай яблок.

— Чего скачешь тута-сюта? — рявкнул капитан. — Я тебя расстреляю! Что за трянь ты притащила?..

В это мгновение где-то в темноте крикнул постовой. Что-то случилось за стенами дома, и тревога, как внезапная метель, проникла внутрь и отвлекла капитана. Те двое, что спали, одновременно проснулись и непонимающе смотрели по сторонам.

Может, Власюга и понял, что девчонка прячет за кузовом, но она успела первой; она шагнула на середину, чтобы видеть всех четверых сразу. Кузов упал, открылись револьверы. И одновременно защелкали выстрелы на дворе, за деревьями, на берегу, на пасеке. Мертвый капитан слепо выстрелил в стену.

Девчонка-убийца потушила фонарь и захлопнула дверь. Она притаилась, направив в окно револьверы. Ничего не происходило под окном. Стреляли реже и реже. Донесся шлепок сырой массы, словно налетели на дерево; последний раз грохнул карабин, и стало тихо.

(Слишком много злобы. Как и голливудским режиссерам, автору не дает покоя популярный эротический символ девушки с пистолетом. Судя по всему, молодой автор решил преуспеть в модном жанре боевика. С присущим его стилю излишним сарказмом он изобразил в первой части офицеров-недоумков, зачем-то посланных в гипотетическую страну отстаивать некие федеральные интересы. Просматриваются выпады и уколы в сторону нынешних властей. Соплячество и пустое фрондерство. Кроме того, невыявлена эпоха, время действия. 20-е годы? 30-е? 90-е? Работа с автором, приглашение по телефону на заседание литклуба «Капитан Гуселькин».

Записка на первой странице: «Сергей Иваныч! В девятый номер не включай, но текст пока не стирай. Скажи Ксюше, чтоб купила „Колу“. Михаила Анатольевича пошли в жопу и зайди ко мне. Р».)