"Западный (польский) вопрос" - читать интересную книгу автора (Тюрин Александр Владимирович)Пропагандная победа шляхтыВслед за поражением восстания завершилось существование Царства Польского, как государства. Уничтоженная польским восстанием Учредительная хартия не была возобновлена. Во главе Царства, разделенного теперь на губернии, поставлен наместник, князь Варшавский, Иван Паскевич. И хотя Польша распрощалась с собственными органами власти и собственной армией, в ее общественной и культурной жизни произошло мало изменений. Польская культура и язык не было подвергнуты каким-либо ограничениям. Пришел конец только Брестской унии. Однако собственно к Царству польскому Уния имела мало отношения — лишь в Холмской епархии проживали униаты-малорусы, и там она просуществовала до 1860-х гг. После 1831 г. продолжилось быстрое экономическое и социальное развитие Польши, ее бурный демографический рост. В середине 19 в. население Царства Польского составляло уже 6 млн чел. (К концу века там будет проживать 10 млн.) «Душитель» Николай I сделал для польских крестьян больше, чем шляхтичи, провозглашающие освободительные спичи. Крестьяне, живущие в казенных, а также майоратных имениях, принадлежащих российским помещикам, были освобождены от барщины. Указом от 26 мая (7 июня) 1846 была отменена большая часть В процветающей Польше была построена вторая железная дорога Российской империи — варшавско-венская. Безусловно, император Николай I испытывал недоверие к польской шляхте, после того как они ударно воздали России злом за добро. Но тем не менее на русской службе было огромное количество поляков-католиков, включая нашего «агента 007» Яна Виткевича, самоотверженно боровшегося за интересы России в Средней Азии и Афганистане. В письмах Паскевичу Николай I советует брать на службу возвращающихся на родину польских офицеров и солдат. В отношении этнических поляков ни в одной из частей Российской империи не было никаких признаков дискриминации. Однако со времени подавления польского восстания 1830–1831 гг. тема «угнетенных поляков» стала постоянной в пропагандистских атаках Запада на России. Особенно она была заметна во Франции. Да и лицемерная Англия не отставала. (А надо бы сравнить бы польский демографический взрыв с демографической катастрофой Ирландии, входившей в состав Британской империи. «Несвободные» поляки быстро росли в числе, а «свободные» ирландцы столь же быстро вымирали.) Изрядно общипанные польские националисты приклеили обратно свои перья и разъехались по всему Западу, сказывая сказ о беспримерно зверской тирании русского медведя. Собственно ничего нового в этом не было. Польская экспансия на Восток, диктуемая экономическими интересами шляхты и католического клира, уже в 16 в. одевалась в блестящие идеологические одежды борьбы с «московским деспотизмом». Еще в Ливонскую войну Польша внесла львиную долю в распространение агитационного материала, направленного на разжигание ненависти к «московитам». В середине 19 в. эти агитки оказались затребованы снова. Польские публицисты снова позиционировали Польшу как защитницу цивилизованного Запада от восточных варваров. Все западнорусские земли, которые Польша присвоила в ходе своей восточной экспансии, определялись как земли исконно польские. Любое противодействие польской экспансии зачислялось в разряд варварского нашествия или порабощения поляков. Ненависть к России приобретала отчетливо расистский характер — ее жители объявлялись не славянами и не русскими, а не иначе как рабскими потомками монголов и финнов — москалями, москвой. Можно сказать, что все виды русофобии являлись и являются прилежными ученицами польской русофобии. С середины 19 в. польские мифы о России заражают западную публицистику, обживаются на кафедрах западных университетах. Воззрения на Западную Русь, как на Восточную Польшу, и по сей день господствуют не только в западной публицистике, но и в энциклопедиях. Прекрасно укладываясь в западноцентрическую концепцию мира, польские мифы получили мощную поддержку западной информационной машины. В пропагандно-информационной борьбе против польских мифов Россия безнадежно проиграла. Собственно и борьбы-то никакой не было, поскольку российская интеллигенция была и остается продуктом культурного раскола 18 в. и в массе своей никогда не имела национального мировоззрения. Среди воспреемников польских информационных конструкций будут великороссийские либералы-западники и анархисты, малороссийские сепаратисты и и российские марксисты, которые будут руководствоваться шляхетскими измышлизмами в своей национальной политике. А та в итоге приведет к регрессивному разделению русской нации на три этноса с политически закрепленными этническими границами… Многие участники польского восстания 1830–31 гг, эмигрировав на Запад, будут участвовать в вооруженной борьбе против России на Кавказе и воевать в составе турецких войск во время Крымской войны. Поляки будут проливать кровь за то, чтобы Османская империя продолжала мучить и истреблять их братьев-славян. А. Чарторыйский и другие вожди восстания посвятят остаток жизни разжиганию антироссийских настроений в западных странах, не брезгуя при этом откровенными провокациями. Некая польская кухарка по фамилии Винчева, служившая у сестер-бернардинок в Вильне, явилась в Париж как «игуменья Базилианского монастыря в Минске» Макрина Мечисловская. Свежеиспеченная Макрина стала рассказывать об истязании монахинь русскими военными при личном участии митрополита Иосифа Семашко. Лжеигуменья долго давала гастроли по европам и даже дважды встречалась с римскими папами. И только сто лет спустя иезуит Ян Урбан раскрыл обман. За провокацией стоял патер Еловицкий, доверенный князя А. Чарторыйского.[49] Точно также, как польская кухарка, колесит по Европе и российский демократ Бакунин, толкает речи такого содержания: «Война 1831 г. была с нашей стороны войной безумной, преступной, братоубийственной. Это было не только несправедливое нападение на соседний народ, это было чудовищное покушение на свободу брата.»[50] Конечно же, соловей антигосударственности вряд ли знал историю взаимоотношений Польши и Руси, не интересовала его такая мелочь, кто на кого напал. В горячечной революционной голове вообще мало что помещается. Однако на Западе полубезумного анархиста хорошо запомнили и превратили в фигуру вселенского масштаба: Бакунин против Николая, свет против тьмы. В марте 1832 г. группой польских эмигрантов во Франции было основано Польское демократическое общество во главе с органом, называющимся «Централизация» (похоже, это поляки изобрели «демократический централизм»). В своем манифесте орган провозглашал борьбу за восстановление Польши в границах 1772 г., с включением западно-русских и литовских земель, уже под лозунгом «народной революции». Это общество оперативно влияло на события в Восточной Европе. В 1846 в Галиции и Краковской республики вспыхнуло антиавстрийское восстание — в нем участвовала польская шляхта, полонизированная галицкая интелигенция и слетевшиеся отовсюду польские волонтеры. Но, как и в 1809 году, крестьянское население Галицкой Руси поддержало австрийское правительство и подрезало крылья восставшими поляками, что объяснялось не любовью к монархии Габсбургов, а ненавистью к многовековым угнетателям, польским панам. В 1849 Демократическое общество, как и другие польские эмигрантские организации, активно поддержали венгерское национальное восстание. Поляков не смутило, что венгерские националисты занимаются ассимиляцией славянских народов, оказавшихся, на свою беду, на территории Великой Венгрии. Десятки тысяч поляков воевали в составе венгерских войск, снова встали на дыбы галицийские шляхтичи. Австрийцы обстреливали город Львов, заселенный преимущественно поляками, из артиллерии. А русское простонародье Галичины опять заняло сторону австрийского правительства. Но после поражения венгерского восстания и польского мятежа в Галиции местная шляхта, забыв обиды, начинает тесно сотрудничать с австрийскими властями. И дело общее у них нашлось — противодействие российскому влиянию на галицкое русское население. Не слишком разбирающиеся в славянских хитросплетениях австрийцы находят в поляках замечательных специалистов по «русскому вопросу» Начинается формирования антимосковского стереотипа в возрождающемся национальном самосознании русских Прикарпаться и Закарпатья. Сочиняются «истории» о польском происхождении жителей Галичины, и даже о польском происхождении казачества — совершенно в духе профессора Лелевеля. Народовцы, провинциальное буржуазное движение, ищущее контактов с австрийской властью, стало средой, прилежно впитывающей эти «истории» и весь набор польских русофобских мифов. Когда-то галицкие бояре изменили русской народности ради шляхетских вольностей, теперь уже галицкая буржуазия захотела вкусить плодов экономического подъема в Австрийской империи, получив необходимые права и привилегии за счет отказа от русского имени. Ведь как и сто, и триста, и пятьсот лет назад быть русским в Галиции и Закарпатье означало быть угнетенным, униженным и нищим. И вот уже один из народовцев, публицист Духинский в газете «Правда»(!), вслед за поляками начнет распространяться насчет финско-татарского происхождения москалей. Огромную роль в успехе польской пропаганды играло и то, что русская православная церковь в Галиции была разгромлена еще в 18 веке; поляки и австрийцы добились исчезновения самого существенного фактора общерусского единства. После исчезновения православной церкви некому было поддерживать литературный русский язык. Первые печатные издания народовцев, как например орган «Главной Руськой Рады» — «Зоря Галицькая», были еще без словарей понятны любому русскоязычному человеку. Однако противовес литературному русскому языку народовцы будут создавать письменный украинский язык, накручивая использование диалектных особенностей и польской лексики. Вслед за филологическими изысками заработает и «тяжелая артиллерия». Австрийские власти будут запрещать печатные издания, выходящие на литературном русском языке, сперва в Зарпатье, а потом и в Галиции. Из народовцев со временем выйдут «щирые украинцы», сичовые стрельцы и оуновцы, которые будут творчески сочетать вражду к «москалям» с еще большей ненавистью по отношению к местным русским, оставшимся верными общерусскому единству. Поглощенная западническими идеями российская интеллигенция не будет проявлять какого-либо интереса к страдающему русскому населению Галиции, к судьбе русского языка на этих старинных русских землях. В Малороссии польское мифотворчество нашло немногочисленных, однако деятельных сторонников среди местного дворянства. Среди них выделялись мазепинцы Григорий и Василий Полетика, сочинившие антироссийскую фальшивку «История русов» — ее напечатали в либеральном московском университете. Польские корешки «Истории русов» не были даже прикопаны. Они были хорошо заметны по изображенной в самых светлых тонах жизни малорусов «во время бытности Малыя России под Польшею». А еще более по коллективному портрету москалей, среди которых «владычествует самое неключимое рабство и невольничество» и которые «произведены в свет будто для того, чтобы в нем не иметь ничего, а только рабствовать». «История русов» найдет деятельных продолжателей в лице Н. Маркевича, Н. Костомарова, М. Грушевского и т. д… Одни из них будут кропать на ее основе псевдоисторические опусы вроде «Истории Малороссии», другие разоблачать рабство москалей и природную вольность Украины, третьи, совместно с галицийскими народовцами, конструировать письменную мову. Не таким уж отдаленными последствиями этих экспериментов будут кровожадная петлюровщина и бандеровщина. |
||
|