"Четырнадцатое июля" - читать интересную книгу автора (Роллан Ромен)

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Вторник, 14 июля, после полудня.


Внутренний двор Бастилии[5]. Налево — подножие двух огромных башен; сами башни не видны зрителю. Башни соединены каменной громадой толстых крепостных стен, которые возвышаются подобно уступам гор. В центре сцены — ворота и подъемный мост, сообщающийся со двором Управления. Направо расположено одноэтажное здание, примыкающее к другим башням. При поднятии занавеса инвалид Бекар и его товарищи находятся на сцене — около пушек. Вентимиль, командующий инвалидами, сидит со скучающим, рассеянным видом. По подъемному мосту снуют швейцарцы, сообщая о ходе сражения, завязавшегося за внешними воротами двора Управления. За сценой перестрелка, бой барабанов и крики толпы. Над стенами поднимаются клубы дыма.

Де Лоней (комендант Бастилии, взволнованный, возбужденный, появляется со стороны внешнего двора). Как вам это нравится, господин де Вентимиль? Они атакуют! Подумать только: атакуют нас!

Вентимиль (не подымаясь с места, вялым, слегка насмешливым тоном). Прекрасно, господин де Лоней, пусть их атакуют. Нам-то что? Если только они не обзаведутся крыльями, как господа Монгольфье, им ни за что не проникнуть к нам.

Инвалиды (между собой). Черт побери!

Бекар. Мне жаль этих дурней! Ведь их раздавят. Все они тут полягут. Эти подлецы швейцарцы стреляют по ним вовсю. Нечего сказать, хорошее занятие — расстреливать беззащитных людей, когда сам находишься в укрытии, за крепостными стенами!

Один из инвалидов. Но ведь и то сказать; как могло им прийти в голову полезть на нас!

Бекар. Кто их разберет, что у них на уме! Нам этого не понять; в наши времена было по-другому. Теперь все какие-то свихнувшиеся, в особенности за последний месяц. И все же нельзя обращаться с ними, как с врагами. Не такие уж они плохие люди и к тому же ведь французы.

Инвалид. Что поделаешь, когда есть приказ! Не нужно было им соваться.

Бекар. Уж это само собой. И, знаешь ли, все-таки приятно, когда слушаешь эту музыку. Не думал я, что мне еще придется участвовать в сражении.

Де Флюэ (командир швейцарцев, выходит из внешнего двора). Господин комендант, прошу вас, распорядитесь сжечь соседние дома. С крыш этих домов они могут держать под обстрелом двор крепости.

Де Лоней. Нет, нет, я не имею права уничтожать частную собственность. Не могу.

Де Флюэ. Война без пожарищ — то же, что ветчина без горчицы. Ваша щепетильность делает вам честь. Но на войне надо или ни перед чем не останавливаться, или уж ни во что не вмешиваться.

Де Лоней. Ваше мнение, господин де Вентимиль?

Вентимиль (пожимая плечами). Думаю, что это безразлично. Делайте, как знаете. Нечего опасаться, что они войдут в крепость. Но если вы хотите воспользоваться случаем, чтобы очистить квартал, прилегающий к Бастилии, от мусора и заодно разогнать припожаловавших сюда крикунов, действуйте. Их отродье плодовито. Поступайте, как вам заблагорассудится, — все это не имеет ни малейшего значения.

Де Лоней. Ну, раз нам ничто не угрожает, нечего торопиться. Нас много, боевых припасов предостаточно, незачем прибегать к крайним мерам. Так ведь, папаша Бекар?

Бекар. Мы продержимся здесь до второго пришествия, господин комендант! Сорок семь лет назад я был в Праге под командой господина де Шевера. Маршал де Бель-Иль бросил нас там одних. И было нас всего лишь жалкая горсточка, а кругом вражеская страна. Мы нуждались буквально во всем. Камни, и те были против нас. И все-таки нас не вытеснили оттуда, пока мы сами не решили уйти. А сейчас кто наступает на нас? Всякий сброд, женщины, лавочники. К тому же мы защищены крепостными стенами, а в двух шагах отсюда стоят войска на Марсовом поле и в Севре. Можем сидеть спокойно и покуривать трубочку.

Де Флюэ. Если мы выждем, эти лягушки-парижане могут прыгнуть прямо нам на голову. Стоит бросить в них камнем, и они нырнут обратно в свое болото.

Де Лоней. Незачем доводить их до крайности.

Де Флюэ. Дай волку палец, он тебе руку отгрызет. Вынь висельника из петли, он тебя самого вздернет.

Бекар. Это всё бедняки, господин де Флюэ. Не надо быть с ними чересчур жестоким. Они сами толком не знают, что творят.

Де Флюэ. Разрази их гром! Ну, если они не знают, зато я знаю. Надеюсь, этого достаточно.

Де Лоней. Вы озабочены только успешным исходом сражения, господин де Флюэ. Для меня же все обстоит иначе. Я обязан думать о последствиях. Вся ответственность лежит на мне. Почем я знаю, что угодно и что неугодно двору и чего от меня ждут там?

Де Флюэ. Как! Вы не знаете, где враги короля? Мы здесь находимся по воле короля, и если на нас нападают, в нашем лице нападают на него.

Де Лоней. При крайней нерешительности его величества никто ни в чем не может быть уверен; вчерашние его враги становятся сегодня друзьями. Я либо вовсе не получаю приказов, либо получаю самые противоречивые. То мне приказывают: «Сопротивляйтесь любыми средствами», то: «Не стреляйте». Судья Флессель сообщает мне под секретом, что водит народ за нос, а на самом деле он с нами. Народу же он говорит, что водит за нос меня, а на самом деле он с ними. Кого же он предает? Как я могу быть уверен, что, исполняя свой долг, я не навлеку на себя гнев двора? Если бы там хотели действовать, разве нет у них тысячи возможностей для этого? Почему господин де Бретейль, в распоряжении которого войска Марсова поля, не ударит в спину мятежникам?

Де Флюэ. Вот это действительно было бы великолепно! Настоящая мясорубка.

Вентимиль (де Лонею). Друг мой, запомните: победителей не судят. (Отходит и садится в тень, в углу двора.)

Бекар (перенеся вслед за ним его кресло). Сегодня ваша светлость что-то не проявляет особого пыла, как обычно в дни битвы.

Вентимиль. Они меня утомляют своими спорами. (Показывает на де Лонея.) Ему все не по силам, вечно спрашивает у всех совета — сам не может ничего решить. Что мне делать с такими господами? Один — тюфяк, другой — шкурник. Дурацкое положение! И зачем только я согласился! Ни чести, ни удовольствия. Не мое дело приводить в чувство чернь — пусть этим занимается полиция.

Бекар. Да какое уж тут удовольствие — стрелять по беднякам?

Вентимиль. Ты становишься сентиментальным? Видно, такова теперь мода. Только я ей не следую. Эти мерзавцы нисколько меня не трогают... Слышишь, как рычат? Отвратительно! Что им нужно?

Бекар. Хлеба.

Вентимиль. Однако им должно быть известно, что Бастилия не булочная! Опять! Какое упорство! Значит, они так хотят жить? Не понимаю, какая может быть радость в столь нищенском существовании? Неряхи жены да дрянное вино — вот и все доступные им удовольствия.

Бекар. Знаете, ваша светлость, как бы мало человек ни имел, он всегда дорожит тем, что у него есть.

Вентимиль. Неужели? Ну, это ты по себе судишь.

Бекар. Конечно, вы-то имели в жизни все, о чем только можно мечтать.

Вентимиль. Ты мне завидуешь? Нечему, мой милый.

Бекар. Как так нечему?

Вентимиль. Ты удивлен? Впрочем, тебе, пожалуй, и в самом деле не понять. Оставим этот разговор. Жара на меня плохо действует, я что-то захандрил.

Швейцарец (появляясь из внешнего двора, де Лонею). Ваша светлость! Мятежники взобрались на крыши соседних домов и шпарят оттуда.

Де Флюэ. Вот и прекрасно — уничтожьте их! Это же детская забава для таких стрелков, как вы!

За сценой Гош поет припев песенки, которую он пел во втором действии:

Свобода, в этот день чудесный Приди, наполни душу нам!

Швейцарцы (за сценой). Ну, ну, не задерживайся! К коменданту!

Де Флюэ. Что там происходит?

Швейцарцы (входят из внешнего двора, толкая перед собой Гоша, который несет на плече Жюли). Господин комендант! Мы его зацапали, когда он прыгал через крепостную стену.

Гош (ставит Жюли на землю). Гоп-ля! Вот мы и у цели! Я ведь обещал тебе, что ты войдешь первая.

Жюли (вне себя от восторга, всплескивая руками). Бастилия!

Вентимиль. Это еще что за шутовство?

Гоша и ребенка обступают со всех сторон.

Гош (спокойно). Господин комендант! Мы — парламентеры.

Солдаты смеются.

Де Лоней. Странные парламентеры!

Гош. У нас не было выбора. Мы подавали вам знаки, вы их не замечали. Нам не оставалось ничего другого, как перепрыгнуть через стену.

Жюли (направляясь к швейцарцам). Ах, вот они!

Швейцарцы. Что тебе от нас нужно, шалунья?

Жюли. Вы заключенные?

Швейцарцы (смеясь). Мы заключенные? Ну, нет! Мы те, кто их стережет.

Гош. Ты не так уж ошиблась. Они тоже узники и, пожалуй, еще больше достойны жалости, потому что у них отняли все, даже стремление к Свободе.

Де Лоней. Что это за девочка?

Гош. Наш добрый гений. Она умоляла взять ее с собой. Вот я и притащил ее сюда!

Вентимиль. Ты что, ума лишился? Можно ли подвергать ребенка смертельной опасности?

Гош. Почему бы ей не разделить с нами опасность? Ведь если умрем мы, у нее нет надежды на жизнь. Не играйте в милосердие. Ваши пушки не разбирают, в кого бьют.

Вентимиль (со свойственной ему надменной и насмешливой холодностью). Солдат, унтер-офицер — дезертир! Вот кого послал к нам парламентером этот сброд! Отлично, расстреляйте его — только такой конец может достойно увенчать его миссию.

Де Лоней. Подождите! Надо же узнать, чего они хотят.

Вентимиль. Они не смеют ничего хотеть!

Де Флюэ. С мятежниками в переговоры не вступают.

Де Лоней. Все же не мешает узнать; повредить нам это не может.

Вентимиль. Но это непристойно: соглашаясь разговаривать с бунтовщиками, мы как бы ставим себя на одну доску с ними.

Де Лоней. Как мог ты принять на себя подобную миссию? Что это — наглость или ослепление?

Гош. Я лишь стремился помочь и вам и моим товарищам.

Вентимиль. Отдаешь ли ты себе отчет в своих поступках? Тебе, значит, непонятно, что такое изменник?

Гош. Как же, ваша светлость, изменник — тот, кто поднимает оружие против своего народа.

Вентимиль (пожимает плечами и поворачивается к нему спиной). Глупец!

Гош. Прошу прощения. Я не хотел оскорбить вас. Напротив, я пришел как друг. Меня собираются расстрелять. Пусть так. Но, по чести говоря, это было бы неумно: я пришел ведь, чтобы уладить дело миром. Если тем не менее я буду расстрелян, — ну что ж, как говорится: «Достойной смертью вся жизнь красна».

Де Лоней. Что тебе велено нам передать?

Гош (передавая письмо). От Постоянного комитета города Парижа.

Де Лоней берет письмо и, отделившись от остальных, читает его вместе с двумя другими начальниками. Жюли уселась на колени к одному из инвалидов, остальные обступили ее.

Бекар. Почему же тебе так захотелось попасть сюда, плутовка? Разве ты знаешь кого-нибудь из здешних?

Жюли. Многих.

Бекар. Где же они?

Жюли. В тюрьме.

Бекар. Нечего сказать, хорошие у тебя знакомства! Кто же они? Твои родственники?

Жюли. Нет.

Бекар. А как их зовут?

Жюли. Не знаю.

Бекар. Как! Не знаешь? Ну скажи хоть, как они выглядят?

Жюли. Право, не могу сказать.

Бекар. Ах, вот как! Значит, ты смеешься над нами, шалунья!

Жюли. Нет, нет, я их отлично знаю, я их всех видела. Только это очень трудно рассказать...

Бекар. А ты попробуй.

Жюли. Мы с мамой живем недалеко отсюда, на улице Сент-Антуан. Повозки с заключенными проезжают по ночам мимо нашего дома. Я часто встаю, чтобы поглядеть на них. Я их почти всегда вижу. Но иногда я крепко сплю и не слышу, как подъезжает повозка, проснусь, а она уже проехала.

Бекар. Что тебе до них?

Жюли. Но ведь они страдают.

Бекар. Несчастье — грустное зрелище. Ни к чему тебе глядеть на них.

Жюли (говорит таким тоном, как будто это само собой понятно). Мне их так жалко!

Один из инвалидов (смеясь). Ха-ха! Вот так причина!

Бекар. Замолчи, болван!

Инвалид (вначале рассвирепев). Болван? (Подумав, почесывает голову.) Да, ты прав.

Жюли (усевшись на лафет, поглаживает пушку). Вы ведь не будете стрелять в нас, правда?

Инвалиды не отвечают.

Скажите же, что не будете! Я вас очень прошу! Я ведь люблю вас. Пожалуйста, полюбите и вы меня!

Бекар (целует ее). Да как же можно не любить тебя, душенька?

Де Лоней (дочитав письмо, переданное Гошем, пожимает плечами). Это переходит всякие границы! Господа! В переданном мне странном послании, которое составлено какими-то крючкотворами, именующими себя Постоянным комитетом, нам предъявляют нелепейшее требование: чтобы банды мятежников охраняли Бастилию вместе с нашими войсками.

Солдаты прыскают, начальники возмущены.

Вентимиль. Блестящее предложение!

Гош (де Лонею). Выслушайте меня, ваша светлость! Предотвратите резню. Против вас мы ничего не имеем. Но эта груда камней, эта злобная сила, она уже много веков давит на Париж! Позорно подчиняться слепой силе, но не менее позорно и угнетать с ее помощью народ. Это противно разуму. Вы образованнее нас и должны бы страдать от этого гораздо сильнее, чем мы. Помогите же нам, а не убивайте нас! Ведь мы боремся за торжество разума, а он — столько же ваше, сколько и наше достояние. Сдайте Бастилию, не ждите, пока ее возьмут силой.

Вентимиль. Разум, совесть — так и сыплет этими словами... Начитались Руссо и твердят, как попугаи, одно и то же. (Де Флюэ.) Нечего сказать, удружили вы нам!

Де Флюэ. Чем это?

Вентимиль. Да вашим Жан-Жаком... Держали бы лучше его у себя в Швейцарии.

Де Флюэ. Нам и самим он не особенно нужен.

Де Лоней (Гошу). Ты — сумасшедший. Где это видано, чтобы более сильный по доброй воле сдал оружие более слабому?

Гош. Вы не сильнее нас...

Де Лоней. А эти храбрецы, а двадцать пушек, двадцать ящиков со снарядами, неисчерпаемые запасы картечи? По-твоему, это не сила?

Гош. Предположим, что вы убьете несколько сот человек. К чему это послужит? На место убитых встанут тысячи других.

Де Лоней. Нам придут на помощь.

Гош. Нет, вам не придут на помощь. Ведь вы могли бы уже давно получить поддержку. Но вы ее не получили. Король не может уничтожить весь свой народ: это было бы не только убийством, но и самоубийством. Вы будете побеждены, уверяю вас. Вот вы нам на устрашение выкатили свою артиллерию. Вы привыкли к войнам прежних времен, вам непонятна сущность этой войны; вы не знаете, что такое народ, ставший свободным. Война для вас только времяпрепровождение, вы ведь ни во что не верите. Со дня сражения при Мальплакэ вы уже не думаете о родине. Интересы неприятеля, с которым вы сражаетесь, вам ближе, чем интересы родины. Вы радовались победам прусского короля. Победа для вас — не насущная необходимость. У нас же нет выбора — мы должны победить во что бы то ни стало! (Инвалидам.) Друзья мои, я вас отлично знаю, и я уважаю вас: вы славные старые вояки. Но ведь вы сражались только потому, что вам приказывали; вам неведомо, что значит сражаться за свои интересы. (Бекару.) Вот хотя бы вы, папаша Бекар, все мы вас любим и чтим вашу доблесть, но когда вы были в Праге окружены врагами, вы защищали свою шкуру. А мы — мы сражаемся за нашу душу, за душу наших сыновей и всех тех, кто последует за нами. Вы слышите гул у подножия этих башен? А ведь здесь только незначительная частица наших сил. В наших рядах борются миллионы, все новые поколения — незримая и мощная сила, решающая исход всех сражений.

Де Флюэ. Довольно! Надоело. Несколько пушечных выстрелов — и мы сметем все твои незримые силы.

Гош. Не стреляйте! Если вы только выстрелите — вы погибли. Народ — не регулярная армия. Нельзя безнаказанно приводить его в ярость.

Вентимиль (сам с собой, рассматривая Гоша). Странная порода! И как только такие люди могли появиться у нас во Франции?.. Скорее им пристало быть немцами. Немцами? Тоже нет! Я знавал пруссаков, в которых было больше французского, чем в нем. Каким образом все так переменилось?

Гош. Подумайте о том, что сейчас еще можно договориться; но скоро будет уже поздно. Если только вы прольете кровь, ничто ее не остановит.

Де Флюэ. Скажи это твоим друзьям.

Гош (пожимая плечами, к Жюли). Идем, голубь мира, они отвергают твою оливковую ветвь. (Сажает Жюли себе на плечо.)

Де Лоней (Гошу). Никому не взять Бастилию. Она может быть сдана, но не взята.

Гош. Она будет сдана.

Де Лоней. Кто же ее сдаст?

Гош. Ваша нечистая совесть.

Гробовое молчание; Гош уходит с Жюли; никто не пытается остановить его.

Вентимиль (в раздумье). Наша нечистая совесть...

Де Лоней (резко). Что же это? Зачем ему дали уйти?

Де Флюэ. Он еще в первом дворе.

Де Лоней. Бегите за ним, схватите его!

Бекар. Ваша светлость, это невозможно.

Инвалиды (глухим ропотом выражая свое согласие с ним). Ведь он парламентер!

Де Лоней. Как так невозможно, негодяй! Чей же он парламентер? Какой державы?

Бекар (торжественно). Народа.

Де Флюэ (швейцарцам). Арестуйте его!

Бекар и инвалиды (швейцарцам). Нет, приятели, не выйдет! Вам его не арестовать!

Один из швейцарцев (стараясь пройти). Но ведь приказано!

Бекар и инвалиды. Если пойдете, будете иметь дело с нами.

Вентимиль (наблюдая за ними; в сторону). Ого! (Громко.) Прекрасно. (Де Лонею.) Не нужно настаивать.

Швейцарец (вбегая из внешнего двора; де Лонею). Ваша светлость! Громадная толпа приближается сюда по улице Сент-Антуан. Они взяли приступом Дом Инвалидов. Они тащат с собой пушки — двадцать пушек.

Де Флюэ. Проклятье! Нужно же в конце концов на что-то решиться и действовать, иначе наше положение, как бы выгодно оно ни было, может ухудшиться! Предоставьте нам расправиться с этими паразитами, а то они так обгложут нас, что одни косточки останутся.

Клубы дыма поднимаются над крепостными стенами.

Де Лоней. Что это за дым?

Один из швейцарцев. Они подожгли прилегающие к Бастилии дома.

Де Лоней. Презренные! Они хотят войны без милости и пощады. Ну так они ее получат.

Де Флюэ. Открыть огонь?

Де Лоней. Подождите...

Де Флюэ. Чего же еще ждать?

Де Лоней (спрашивая взглядом совета у Вентимиля). Господин де Вентимиль!

Вентимиль (с легким презрением). Я вам уже высказал свое мнение. Делайте, как знаете. Я могу дать только один совет: что бы вы ни решили, не перерешайте.

Де Лоней. Пусть будет по-вашему. Господин де Флюэ, откройте по ним огонь!

Де Лоней, де Флюэ и швейцарцы уходят во внешний двор.

Вентимиль (иронически рассуждает сам с собой. В нескольких шагах от него инвалиды стоят у своих пушек). Наша нечистая совесть... Этот капрал позволяет себе иметь совесть!.. Он богаче меня. Совесть... Чистая или нечистая совесть! Совести просто нет. Честь, возможно, существует. Честь? При прежнем короле честь не мешала дворянину, если у него была красивая жена или сестра, добиваться того, чтобы король взял ее к себе в фаворитки; не задумываясь, мы женились на любовнице короля, чтобы прикрыть своим аристократическим именем, как ярлыком, низкопробный товар, подобранный в грязном притоне... Оставим честь в покое. Разве я мог бы сказать, чт#243; я защищаю здесь, чт#243; толкает меня сражаться? Верность? Преданность королю? Мы-то знаем цену своей преданности и верности, к чему же дурачить себя пустыми словами? Уже давно я перестал верить в короля. Ну так что же побуждает меня оставаться здесь? (Пожимая плечами.) Привычка, приличия, правила светской морали? Да, знать, что ты не прав, не верить в то, что делаешь, но идти до конца по своему пути, сохраняя корректность и утонченное изящество, — так, по-видимому, легче скрывать от самого себя полную бесполезность всего, что делаешь.

За сценой невероятный шум. Швейцарцы с де Лонеем и де Флюэ стремительно отступают из внешнего двора.

Швейцарцы. Идут!

Вентимиль. Кто? Кто идет? Кто? Народ?.. Да будет вам! Не верю!

Де Флюэ (не отвечая ему). Скорее! Поднимите мост! Проклятье!

Де Лоней. Пушкари, по местам!

Швейцарцы спешно поднимают мост. Инвалиды наводят пушки на ворота. Слышится гул толпы, который, подобно морскому прибою, бьется о крепостные стены.

Вентимиль (потрясен). Они вошли? Неужели же они и вправду вошли?

Де Флюэ (запыхавшись). Уф! Только-только успели! Мерзавцы! (Вентимилю.) Подумайте, ведь они ухитрились опустить первый подъемный мост! Знаете дом парфюмера у самых ворот?.. А! Черт их дери! Я был прав, когда требовал, чтобы сожгли все их логовища!.. Несколько человек — каменщики, кровельщики — забрались на крышу этого дома, а оттуда перебрались, как обезьяны, на стену у караульни. Их никто не заметил. Они достигли ворот и оборвали цепи подъемного моста; мост упал прямо на толпу и раздавил не меньше дюжины этих оголтелых. Остальные ринулись на него лавиной. Слышите, как ревут? Ах, сволочи!

В суматохе, поднятой солдатами и офицерами на переднем плане, зрители не сразу обнаруживают в глубине сцены, у ворот, группу швейцарцев, окружившую пленницу.

Швейцарцы (подводя Конта). Нам все же удалось захватить недурную добычу.

Вентимиль (кланяясь). А, это вы, Конта?.. Вы верны своему слову — пришли на свидание? Серебряная каска на белокурой головке, в руках ружье — какое прекрасное олицетворение богини Свободы! Итак, вы хотите посмотреть спектакль? Отсюда отлично видно и совсем не опасно. (Протягивает ей руку, она колеблется.) Вы не хотите дать мне руку? Еще недавно мы ведь были друзьями, не так ли? Разве мы уже больше не друзья?

Она, наконец, пожимает протянутую руку.

Что с вами? Что вас смущает? Почему вы молчите и почему так злобно смотрят на меня ваши хорошенькие глазки? Вас напугали?

Конта. Простите, прошу вас, простите меня... Я перестала разбираться в своих чувствах, я уже не знаю, друг вы мне или враг.

Вентимиль. Враг? Но почему же? Так вы в самом деле сражались против нас?

Конта. Вы знаете, что я рождена актрисой, а не зрительницей, и я привыкла играть только первые роли. (Показывает ружье; один из инвалидов по знаку Вентимиля тут же отбирает его у нее.)

Вентимиль. Вам надоело играть в Комедии, вот вы и захотели попробовать свои силы в драме. Но, понимаете ли вы, красавица моя, что ваш маскарад может стоить вам нескольких месяцев заключения?

Конта. Я рисковала б#243;льшим.

Вентимиль. Что это вы придумали, Конта? Вы — с этими горлодерами? (Осматривает ее с головы до ног.) Ни румян, ни мушек. Руки в грязи. Лицо блестит от пота. Мокрые волосы прилипли к вискам. Едва переводите дух. Забрызгана грязью до колен. Вся прокоптилась порохом... Фи! Что это на вас нашло? Я же отлично вас знаю. Вам всегда было столько же дела до этого сброда, сколько и мне.

Конта. Да.

Вентимиль. Значит, вы влюбились? Он там, в этой толпе?

Конта. Я сама так думала. Но, оказывается, дело не в любви, а в чем-то другом.

Вентимиль. В чем же?

Конта. Не знаю. Я не могу объяснить вам, что увлекло меня в битву. Вот только что мне хотелось задушить вас.

Вентимиль (смеется). Вечные преувеличения.

Конта. Я не шучу, уверяю вас.

Вентимиль. Но, Конта, вам же никогда не изменял здравый смысл, вы всегда знаете, чего вы хотите.

Конта. Да, конечно, что-то меня толкало на это, но я сейчас уже не знаю, что. Я все чувствовала и понимала так ясно и глубоко, когда была с ними... Вам этого не понять, но могучие чувства народа эхом отзываются во мне. А сейчас, когда меня оторвали от него, я уже ничего не знаю, ни в чем не могу разобраться...

Вентимиль. Вы обезумели. Согласитесь сами.

Конта. Нет, нет, я убеждена, что они правы.

Вентимиль. Правы, восстав на короля. Правы, убивая порядочных людей и подставляя свои головы под пушки, не известно ради чего?

Конта. Почему же не известно?

Вентимиль. Ну да, пожалуй, вы правы, ради золота герцога Орлеанского.

Конта. С тех пор, как я с вами познакомилась, вы нисколько не изменились, дорогой мой, вы всегда подыскиваете мелкие объяснения крупным событиям.

Вентимиль. Я не считаю, что деньги — такая уж мелочь для оборванцев, у которых нет ничего. А по-вашему, их ведет что-то более возвышенное?

Конта. Их ведет Свобода

Вентимиль. А что это такое?

Конта. Ты смущаешь меня своей иронией. Когда ты так смотришь на меня, я не знаю, что тебе ответить. А если бы и знала, так не сказала бы. Это бесполезный спор. Ты не в состоянии понять. Так слушай же и смотри.

Народ (за сценой). Бастилию! Возьмем Бастилию!

Вентимиль (холодно). Конечно, это забавно! Очень забавно!

Де Лоней (потрясен). Что движет этими безумцами?

Инвалиды (с интересом и сочувствием наблюдая за народом сквозь бойницы, проделанные в настиле подъемного моста). Женщины. Священники. Буржуа. Солдаты... Смотри-ка, вот и наша девчурка на спине у Гюлена, она дрыгает ножками и вертится, как чертенок!

Де Флюэ (швейцарцам). Все идет хорошо. Теперь они в мышеловке, окружены со всех сторон стенами замка. С башен мы можем уничтожить их всех.

Де Лоней. Очистите двор! Уничтожьте их!

Де Флюэ и швейцарцы бегут к Бастилии и входят в башенные ворота.

Бекар и инвалиды. Это что же такое — бойню хотят устроить? У них и оружия-то почти нет. И дети с ними!..

Народ. Бастилию! Возьмем Бастилию!

Конта и Вентимиль не следили за переговорами де Флюэ и де Лонея. Конта, вся поглощенная происходящим за сценой, прислушивается к крикам народа.

Конта (кричит за сцену). Смелее! Я уже взяла ее раньше вас! Я первая вошла!

Слышится барабанная дробь.

Бекар и инвалиды (смотрят в бойницы). Они опять требуют переговоров. Машут платками. Подают нам знаки!

Вентимиль (всматриваясь). Прокурор города возглавляет их шествие.

Де Лоней. Узнаем же, чего они хотят.

Вентимиль. Прекратить стрельбу!

Инвалиды опустили ружья. Барабанный бой приближается к самому рву. Вентимиль и несколько инвалидов поднимаются к амбразуре, находящейся справа над воротами, откуда можно видеть нападающих.

(Народу.) Чего вы хотите?

В это мгновение с башен раздается ружейный залп.

(Оборачиваясь.) Проклятье! Что они делают?

Инвалиды и де Лоней (поражены). Это швейцарцы стреляют сверху. Остановите их! Остановите!

Несколько человек бегут к башенным воротам, чтобы остановить швейцарцев.

Вентимиль (спустившись во двор). Слишком поздно! А, черт их возьми, наделали дел! Слышите крики?.. Швейцарцы не промахнулись. Народ решит теперь, что мы заманили его в ловушку.

Люди за сценой кричат от боли и ярости. Вентимиль, обернувшись, видит подошедшую сзади Конту; взгляд ее полон ненависти.

(Поражен.) Что с вами, Конта?

Конта, не отвечая, внезапно бросается на Вентимиля и, выхватив из его ножен шпагу, хочет нанести ему удар. Инвалиды хватают ее за руки и удерживают, несмотря на ее ожесточенное сопротивление.

(В недоумении.) Вы хотели убить меня?

Конта молча кивает головой. Она пожирает его глазами, полными неукротимой ярости, и до конца сцены не может выговорить ни слова. Она, как загнанный зверь, задыхается и дрожит.

(Потрясен.) Вы с ума сошли!.. Что с вами? Я ведь не причинил вам никакого зла. Стреляли вопреки нашему приказу. Вы же сами были свидетельницей... Да узнаешь ли ты меня, Конта?

Она делает утвердительный знак.

Как? Значит, в самом деле ты возненавидела меня?

Та же игра.

Да говори же! Ты что, слова вымолвить не можешь?

Хочет прикоснуться к ней, она в ужасе отстраняется, отбиваясь от солдат, держащих ее за руки. Вдруг она откидывается, падает, бьется в припадке, содрогаясь и рыдая. Ее уносят, но ее душераздирающие вопли долго еще слышны издали. Из-за сцены доносятся неистовые крики толпы.

Де Лоней (подавлен). Она просто озверела... Ее не узнать.

Вентимиль. Она не виновата. Какая-то отрава, идущая от этих толп, заразила ее непонятным безумием... Брр! Как все это мне ненавистно! Не могу постичь ни этой ярости, ни этой звериной страсти, словно вырвавшейся из глубин каменного века!

Швейцарцы и де Флюэ спускаются с башни.

Де Лоней (вне себя, идет навстречу де Флюэ). Что вы натворили? Что вы натворили?

Де Флюэ (взбешен). Я добросовестно выполнял ваш приказ! Черт возьми! Вы же приказали мне уничтожить их. Я начал приводить ваш приказ в исполнение. А вы, по-видимому, передумали, и ветер подул в другую сторону — в сторону перемирия. Кто вас тут разберет!

Де Лоней. Теперь мы погибли.

Де Флюэ. Погибли? (Пожимает плечами и знаками приказывает швейцарцам подкатить пушки к воротам во внешний двор.)

Бекар и инвалиды. Что вы собираетесь делать?

Швейцарцы. Три залпа из пушек — и мы очистим двор.

Бекар и инвалиды. Вы не станете стрелять.

Швейцарцы. Это еще почему?

Бекар. Стрелять в толпу? Да ведь это же гнусная бойня!

Швейцарцы. Нам-то что?

Бекар. А то, что эта толпа — наши близкие, такие же французы, как и мы. Откатывайте-ка лучше ваши пушки; никто не собирается из них стрелять.

Швейцарцы. С дороги, старый хрыч! Пропусти нас, а то хуже будет! (Отталкивают Бекара.)

Инвалиды. Ах, сволочи! Немчура проклятая! (Скрещивают штыки, преграждая им дорогу.)

Швейцарцы. Вали их!

— Туда же задаются, лысые дьяволы!

— Вздумали пугать нас!

Бекар. Еще шаг — и получишь пулю в лоб. (Целится.)

Вентимиль и де Флюэ становятся между ними.

Де Флюэ. Опустите ружья! Опустите ружья! А, проклятье... (Бросается на них и начинает направо и налево наносить удары палкой.)

Вентимиль. Хуже бешеных псов!

Де Лоней (в отчаянье). Теперь и эти взбунтовались! Тоже не хотят сражаться! Все пропало! (Устремляется к пороховым складам.)

Вентимиль (останавливая его.) Куда вы?

Де Лоней (вне себя). Умирать! Но и они умрут вместе с нами!

Вентимиль. Что вы собираетесь делать?

Де Лоней. В подвалах... Тысячи тонн пороху... Я взорву...

Инвалиды (протестуя). Вы этого не сделаете!

Вентимиль. Взорвать целый квартал Парижа? Вот так героизм! Нет, черт возьми, это уж совсем нелепо! Такой поступок может быть оправдан, если веришь в свое дело, но гибнуть и губить других без всякой цели — это полная бессмыслица. Зачем впадать в крайности? Хороший шахматист при угрозе мата никогда не позволит себе смешать фигуры.

Де Лоней. Но что же делать?

Инвалиды. Капитулировать.

Де Лоней. Никогда! Ни за что на свете!.. Король доверил мне Бастилию. Я не сдам ее!

Хочет войти внутрь. Инвалиды хватают его.

Инвалиды (Вентимилю). Ваша светлость, командуйте нами!

Вентимиль (холодно). Господин комендант заболел. Проводите его домой и позаботьтесь о нем.

Де Лоней (отбиваясь). Трусы! Предатели!

Его уводят.

Вентимиль (про себя). Какой я дурак, что позволил заманить себя в это осиное гнездо!.. Теперь поздно предаваться сожалениям. Остается достойно закончить игру. (Громко.) Господин де Флюэ!..

Де Флюэ. Что вам угодно?

Вентимиль. Прошу вас, помогите мне составить текст капитуляции.

Де Флюэ. Марать бумагу? Благодарю, это не по моей части. (Поворачивается к нему спиной.)

Вентимиль пишет, облокотясь на пушку.

Один из швейцарцев (к де Флюэ). Они перебьют нас всех до одного.

Де Флюэ (флегматично). Вполне возможно. (Садится на барабан и закуривает трубку.)

Швейцарцы (вытирая пот со лба). Проклятая жарища! Неужели даже глотку нечем промочить?

Один из швейцарцев идет в помещение и возвращается с кувшином. Швейцарцы стоят слева, столпившись вокруг своего начальника, и со скучающим, безучастным видом ждут, что будет дальше. Инвалиды собираются направо, около пушки, и почтительно следят за всеми движениями Вентимиля. Бекар держит перед ним чернильницу. Вентимиль вполголоса читает Бекару то, что он уже написал. Бекар одобрительно кивает головой. Его товарищи повторяют отдельные слова, прочитанные Вентимилем, и в знак согласия тоже кивают головой.

Инвалиды (удовлетворенно, но не без ехидства). Коза волка съела.

Вентимиль. Я требую, чтобы они дали слово никому не причинять вреда.

Бекар. Требовать-то все можно.

Вентимиль (улыбаясь). И обещать нетрудно. (Идет к де Флюэ.) Угодно подписать?

Де Флюэ (подписывая). Вот так война! Впрочем, меня все это не касается!

Вентимиль. Написать текст несложно, но захотят ли еще они читать его?

Инвалидов, приблизившихся к воротам, встречают градом пуль.

Инвалиды. Они взбесились. Никого не подпускают.

Бекар. Дайте-ка мне ваше посланьице.

Инвалиды. Они укокошат тебя, Бекар!

Бекар. Ну и что? Ведь я капитулирую не для того, чтобы спасти свою шкуру.

Швейцарцы. А для чего же?

Инвалиды (показывая на народ). Чтобы их спасти, черт возьми! (Между собой, с презрением глядя на швейцарцев.) А эти ничего не понимают.

Бекар идет к воротам.

(Бекару.) Как же ты ухитришься передать им бумагу?

Бекар (показывая на свою пику). На конце вот этого перышка.

Вентимиль (повернувшись к башням). Вывесить белый флаг!

Инвалиды (кричат). Эй! Там, наверху! Флаг!

Ворота открываются. Бекар поднимается к амбразуре направо от подъемного моста.

Бекар (размахивает руками и кричит). Капитуляция! Капитуляция!

Его встречают бурей гневных выкриков и ружейной пальбой.

(Он шатается и яростно кричит, показывая кулак.) Свиньи! Ведь это ради вас! Ради вас же!

Инвалиды (толпятся у амбразуры подъемного моста и кричат). Не стреляйте! Не стреляйте!

За сценой тоже слышны выкрики: «Не стреляйте!» и передающееся из уст в уста, нарастающее: «Капитуляция!» «Капитуляция!» Смутный гул. Спорят. Потом воцаряется полная тишина.

(Наблюдая.) Гош и Гюлен пробираются вперед и велят прекратить стрельбу.

— Они поняли. Вот они остановились...

— Подходят ко рву...

Бекар (навалившись всем телом на стену, просовывает в амбразуру пику с нацепленным на острие текстом капитуляции). Ребята! Торопитесь! У меня нет времени ждать!

Инвалиды (наблюдая). Гюлен притащил доску. Кидает ее поперек рва...

— Вот уже кто-то переходит ров... Шатается. Падает... Нет. Удержался.

Бекар (задыхаясь). Да ну, скорей же! Скорей!

Инвалиды. Вот он дотянулся до пики! Взял бумагу!..

Бекар (выпрямляясь). Дело сделано... (Смотрит на толпу.) Эх, вы... (Поднимает руки и кричит.) Да здравствует народ! (Падает навзничь.)

Инвалиды. Негодяи! Они убили его!

Двое инвалидов идут к Бекару, поднимают его и, донеся тело до середины сцены, кладут у ног Вентимиля.

Вентимиль (смотрит на мертвого Бекара полуиронически, полурастроганно). Идти до конца по своему пути? Вот один уже и дошел.

Инвалиды (прислушиваясь). Слушайте!

За сценой слышны крики, подхватываемые инвалидами.

Капитуляция принята!

Вентимиль (равнодушно). Сообщите об этом господину коменданту.

Инвалиды. Ваша светлость! Он совсем спятил. Все переломал у себя в квартире, кричит и плачет, как ребенок...

Вентимиль (пожимая плечами). Ну что ж! Буду замещать его до конца. (Про себя, иронически, с оттенком горечи.) Вот никогда не думал, что мне выпадет честь вместе с этими стенами, насчитывающими четыре века, сдать господам адвокатам французское королевство. Приятная миссия! Издевка судьбы!.. Уф! Суета сует и всяческая суета. Все тщетно, все проходит, все имеет свой конец. Смерть все примиряет. Последнее прости. Мы сыграем для них небольшую сценку под занавес, споем финальную арию. (Громко.) По местам! Построиться в две шеренги!

Гарнизон выстраивается во дворе. Инвалиды направо, швейцарцы налево с де Флюэ во главе. Вентимиль встает, опираясь на трость.

Сдаемся, господа! Должен вас предупредить, что, несмотря на принятые мною меры, когда противник войдет сюда, возможны всякие неожиданности. Вы знаете, что мы имеем дело не с дисциплинированной армией. Но если у них не хватит выдержки, тем больше оснований у нас сохранить выдержку. Господа швейцарцы! От имени короля я выражаю вам благодарность за службу. Вы выполнили с честью свой долг. (С еле заметной улыбкой поворачивается лицом к инвалидам.) Мы с вами понимаем друг друга.

Одобрительный шепот в рядах инвалидов.

Де Флюэ (равнодушно). Что поделаешь, война!

Один из инвалидов насвистывает: «Где же может быть лучше, чем в лоне семьи».

Вентимиль (поворачивается к нему с несколько пренебрежительным жестом). Замолчи! Не показывай так открыто свою радость! Она непристойна, мой друг!

Инвалид. Ваша светлость, это у меня нечаянно вырвалось.

Вентимиль. Ты так гордишься тем, что тебя побили?

Инвалид (горячо). Нас не побили! Никогда бы им не взять Бастилии, если бы мы не хотели, чтобы они ее взяли.

Товарищи поддерживают его.

Вентимиль. Ты хочешь сказать, что это мы взяли Бастилию?

Инвалид. Что ж, может, и так.

Вентимиль. В самом деле... Ну, становись на свое место! (После паузы, громко.) Откройте ворота... Опустите подъемный мост.

Под все усиливающиеся крики толпы несколько человек открывают ворота и медленно опускают подъемный мост.

Вентимиль (презрительно). Вот он, новый король!

Мост опущен. Нарастает могучий гул. Людской поток стремительно врывается в распахнутые ворота. Мужчины и женщины кричат, размахивая ружьями, пиками и топорами. В первых рядах подталкиваемый сзади Гоншон потрясает саблей и орет во всю глотку. Гош и Гюлен выбиваются из сил, стараясь утихомирить крикунов. Победные клики и призывы к расправе.

(Обнажая голову.) Приветствуем госпожу чернь!

Инвалиды (охваченные внезапным порывом, подбрасывают шапки в воздух). Да здравствует Свобода!

Вентимиль. Господа! Хоть бы приличия ради!

Инвалиды (еще громче, приходя в неистовый восторг). Да здравствует Свобода! (Бросают оружие и обнимаются с народом.)

Вентимиль (презрительно, пожимая плечами). Как ты слаб, бедный человеческий разум! Прощайте, господин де Вентимиль! (Ломает свою шпагу.)

Подталкиваемый сзади, совсем потерявший голову Гоншон, старая торговка фруктами и толпа разъяренных женщин бросаются на Вентимиля, де Флюэ и солдат, окружают их, тащат и с неистовыми воплями выталкивают со сцены.

Гоншон. Потроши их, ребята!

Старуха. Аристократишки поганые!

Народ. Сволочи швейцарцы!

— Я-то их знаю! Вот она, хромоногая команда!

— Ха! Наши враги! Бей их!

— Они стреляли в нас!

Гош и Гюлен стараются удержать толпу. Их оттесняют и прижимают к стене.

Гош. Остановитесь! Остановитесь!

Гюлен. Куда там! Легче остановить разлив Сены.

Гош. Тебя ранили?

Гюлен (со смехом) И знаешь кто? Гоншон.

Гош. Этот трус!

Гюлен. Сейчас он озверел. Самые трусливые псы кусаются, когда у них вырывают кость. Посмотри-ка на него!.. А Конта! Видишь, как она потрясает пикой. А эта старуха вцепилась в горло поверженному Вентимилю...

Гош (вне себя, наносит удары направо и налево, стремясь пробиться вперед). Я убью их!

Гюлен. Оставь, все равно не пробиться, не пробиться, говорю тебе!

Гош (оттеснен толпой). Безумцы!

Гюлен. А ты разве не знал, каковы они?.. Что поделаешь! Ведь не мы с тобой сотворили их такими.

Толпа. Инвалид убежал!.. Бей его!

Демулен. Старый, безногий урод! Уберите чучело! В воду этих страшилищ!

Гош (хватая Демулена за горло). Замолчи!

Демулен (ошеломлен). Почему?

Гош. Ты пьян.

Демулен (не понимая). Пьян? Но я... я...

Гош. Ты опьянел от крови. Замолчи!

Демулен (проводя рукой по лбу). Да... Да... Ты прав. (Садится на тумбу.)

Гюлен. Помоги нам!

Народ (расчищая дорогу Марату). Да здравствует Марат!

Марат. Что вы тут делаете, дети мои?

Женщины. Бейте их... Убивайте...

Марат. Убивать! А на что вам это? Разве вы собираетесь их съесть?

Народ смеется.

Гюлен. Он умеет с ними разговаривать. Их надо рассмешить.

Гош. Где малютка?

Гюлен. Где малютка?

Гош бежит искать Жюли.

Демулен (бросается вперед). Остановитесь, товарищи, вы убиваете заключенных.

Народ (в недоумении). Заключенных?

Демулен. Узников Бастилии. Видите, на них серые балахоны! Ведь это те, кого мы шли освобождать.

Народ (в нерешительности). Да нет же, это наши враги.

Гюлен. У нас больше нет врагов.

Жюли (на плече у Гоша, простирает руки с зеленой ветвью и кричит). Пощады нашим друзьям, нашим друзьям-врагам!

Народ (смеясь). Вы слышите, что говорит малютка?

Гош (ставит ее на лафет пушки так, что Жюли несколько возвышается над толпой). Кричи, малютка: «Все — братья, все — друзья!»

Жюли. Братья! Братья!

Народ. Все — братья, она права!

Инвалиды. Да здравствует народ!

Народ. Да здравствуют наши славные ветераны!

Инвалиды (к Жюли). Малютка, ты спасла нас!

Народ. Но она же и победила вас, товарищи! Эта крошка взяла Бастилию.

Марат. Ты — наша совесть!

Народ. Ты — наша маленькая Свобода!

Протягивает к ней руки. Женщины посылают ей воздушные поцелуи.

Гош (ударяя по плечу Гюлена, разделяющего общий восторг). Ну как, Гюлен, вечный скептик, теперь и ты убедился?

Гюлен (вытирая глаза, упрямо). Да... но...

Смех Гоша и народа не дает ему договорить. Он умолкает, а потом смеется громче всех. Осмотревшись по сторонам, он видит у входа во двор, в нише, статую короля, решительно направляется туда и вытаскивает статую.

К черту! Дай место Свободе! (Бросает статую на землю, берет на руки маленькую Жюли и ставит ее в нишу на место статуи.) Бастилия низвергнута!.. Я это совершил, я! Мы все совершили... И то ли мы еще сделаем! Мы очистим авгиевы конюшни, освободим землю от чудовищ, задушим своими руками льва монархии. Пусть наш кулак ударит по деспотизму, как молот по наковальне. Будем смело ковать Республику, товарищи!.. Слишком долго я сдерживал накопившуюся во мне силу, она распирает мне грудь и льется через край! Несись вперед, поток Революции!

Старая торговка фруктами (верхом на пушке, с красной повязкой на голове). На Версаль, к королю! Я уже оседлала лошадку! Я взяла ее с бою, запрягу в свою тележку, и поскачем в Версаль! Навестим жирного Луи. Мне есть о чем поговорить с ним. Веками копилась во мне обида... Натерпелась я... Сил больше нет, пора и отдышаться. Я была покорной скотинкой, верила, что так и надо — страдать в угоду богачам!.. Теперь я поняла!.. Я жить хочу, жить хочу!.. Какая жалость, что я уже старуха! Черт побери! Я хочу наверстать упущенное!.. Н-но, н-но, моя милая, едем ко двору! (Проезжает верхом на пушке, подталкиваемая толпой, в которой выделяются люди в касках и боевых доспехах, но с обнаженными икрами.)

Народ. Во дворец! В Версаль!

— Да, мы слишком долго страдали! Мы хотим счастья! И мы добудем себе счастье!

Демулен (с зеленой веткой в руке). Лес Свободы вырос на булыжниках мостовой. Зеленые ветви колышутся на ветру. Старое сердце Парижа вновь расцветает. Вот она — весна!

Народ (разражается криками ликования и гордости, все украшают себя зелеными ветками, зелеными кокардами, зелеными бантами, зелеными листьями). Мы — свободны! Небеса — свободны!

Заходящее солнце проникает в пролет подъемного моста и затопляет пурпурным светом двор Бастилии и толпу с ветками в руках.

Гош. Солнце! Усни спокойно, мы недаром прожили этот день.

Конта. Его заходящие лучи окрашивают в пурпур окна Бастилии, колеблющиеся на ветру ветви, безбрежное человеческое море и нашу юную Свободу.

Гюлен. Небо возвещает войну.

Марат. Как и тот, кто вошел в некий город семнадцать веков назад, приветствуемый колыханием ветвей, эта малютка появилась среди нас не для того, чтобы возвестить мир.

Демулен. На нас — кровь.

Робеспьер (с неистовым фанатизмом). Это наша кровь!

Народ (в крайнем возбуждении). Это моя кровь!..

— И моя!..

— Мы приносим ее в дар тебе, Свобода!

Демулен. Что стоят наши жизни! Великое благо не достается даром!

Гош. Мы готовы заплатить за него.

Робеспьер (глубокомысленно). И заплатим.

Народ (восторженно). Заплатим!

Вокруг Свободы образуется хоровод. Музыка.

Конта. Какая радость быть вместе со всеми, любить вместе со всеми, радоваться и страдать со всеми! Возьмемся за руки! Закружимся в братском хороводе! Пой, народ Парижа, ведь это твой праздник!

Марат. Возлюбленный народ! Как долго ты молча страдал и молча боролся. После многовековых мучений наступил, наконец, вожделенный час! Свобода принадлежит тебе. Храни же как зеницу ока свое завоевание!

Демулен (в зрительный зал). А теперь я обращаюсь к вам! Доведите до конца наше дело! Бастилия пала, но в мире остались другие Бастилии. На приступ! На приступ против всяческой лжи, против мрака! Разум победит силу! Прошлое уничтожено! Смерть умерла!

Гюлен (к Жюли). О наша Свобода! Наш светоч, наша любовь! Как ты юна еще! Как хрупка! Сможешь ли ты устоять среди надвигающихся бурь? Набирайся же сил, крепни, наше дорогое растеньице, стань высоким и сильным, порадуй мир твоим чистым, как ветер полей, дыханием!

Гош (с саблей наголо поднимается на ступеньки около ниши, где стоит юная Свобода). Будь спокойна, Свобода, мы защитим, мы охраним тебя! Горе тем, кто посмеет тебе угрожать. Ты — наша, а мы — твои! Тебе принесены эти жертвы, тебе принадлежат наши трофеи!

Женщины бросают к ногам Свободы цветы; мужчины склоняют перед ней пики, знамена, зеленые ветви — трофеи Бастилии.

Но это только начало. Мы создадим тебе бессмертную славу. Дочь парижского народа! Твои ясные глаза будут светить всем порабощенным народам. Мы пронесем по всему свету мощный клич равенства и братства. Нашими саблями, нашими пушками мы в битвах проложим по всей вселенной путь твоей колеснице. Человечество придет к любви, к братству! Братья! Все — братья! Все — свободны!.. Идемте же освобождать мир!

Над головами вздымаются шпаги, пики, зеленые ветки, взмывают платки, летят шапки; раздаются крики восторга, звучат победные трубы. Народ образует хоровод вокруг Свободы.