"Похищенные инопланетянами" - читать интересную книгу автора (Глазунов Александр)

Наперекор раздвоенному сознанию

Мы спустились по ступенькам к воде и пошли вдоль берега Сылвы. Нина Максимовна непременно хотела собрать в зоне побольше лекарственных трав и засушить их. Правда, что-либо сушить здесь мне казалось делом нереальным. Даже если, как сейчас, дождя вроде бы и не было, то создавалось такое впечатление, что воздух уже так насыщен влагой, что капли воды в нем постоянно рождаются изнутри сами. Но не смотря на то, что природа уготовила нам такую бесплатную сауну, вчера мы целый день занимались заготовкой дров. К тому же, и для меня совершенно неожиданно, как раз вчерашним днем исчезла надежда на то, что «репортаж» о прилете глорианцев на Землю я смогу записать на диктофон. Увы, на магнитофонной ленте вместо собственных голосов, мы слышали сплошной гул, очень похожий на тот, которым у нас глушили некогда западные радиостанции. Нам это объяснили свойством зоны, хотя в подобное верилось с трудом. Но…

По разным причинам и поговорить с Ниной Максимовной мне тоже не удалось. Я действительно боялся, что она не согласится в который уж раз вспоминать трагедию в горах Кавказа и то, что она испытала сама в те дни, тем более что достаточно подробно все было известно и Вии. И я бы это прекрасно понял и ни в коем случае не настаивал бы. Однако Нина Максимовна отнеслась к моей просьбе достаточно серьезно. Это была невысокого роста худенькая женщина, очень подвижная и в то же время спокойная и рассудительная. В ней чувствовалась некая стабильность, тот стержень, который и был, очевидно, основой ее характера.

— Значит, когда я почувствовала уверенность, что Таня все-таки жива? — немного помолчав, повторила мой вопрос Нина Максимовна и как-то легко передернула плечами. — Так я в этом ни на минуту не сомневалась. Хотя… — она задумалась. — Конечно, сейчас рассуждать легко, можно обдумать, проанализировать свои поступки, даже найти им какую-то закономерность. Вполне вероятно даже, что закономерность эта и на самом деле существует. Но в те дни ни рассуждать, ни осмысливать что-то я просто была не в состоянии. Некоторые моменты запомнились очень четко, сразу как бы отпечатались в памяти. Другие события всплывали позже, видимо, отложились в подсознании. Но все это как бы работало в одном направлении — Таня жива! Когда лишаешься единственного ребенка, то цепляешься и за соломинку…

Нина Максимовна неожиданно остановилась и, нагнувшись, раздвинула рукой густую осоку. Сразу же открылся зеленый росток с фиолетово-желтыми цветками.

— Фиалка, — сказала она, расчищая ножом дерн у основания цветка, — мне нужна с корнем…

— Ну а другие тоже не верили в гибель девушек? — спросил я.

Нина Максимовна молча выкапывала цветок фиалки, и лишь когда он оказался в полиэтиленовом пакете, а мы снова двинулись вдоль берега громко журчащей в своем стремительном течении Сылвы, она заговорила.

— Вы знаете, в тот день, когда пропали Таня и Света, у меня как раз были гости. Мы веселились, и я совершенно, — она сделала ударение на этом слове и пытливо взглянула на меня, — понимаете, совершенно не чувствовала, что Таней случилось несчастье. Если бы она погибла, я это ощутила бы сразу. Не знаю, каким образом, но смерть Тани мимо меня не прошла бы, я в этом уверена.

Что ж, теперь и я в этом тоже нимало не сомневался, так как уже достаточно знал о Нине Максимовне и о ее дочери. Но это, как правильно она заметила, благодаря тому, что я мог анализировать полученную информацию, подходить к ее оценке более объективно, отключая, хотя бы частично, свои чувства, чего не в состоянии была сделать в те злополучные дни пять лет назад Нина Максимовна и другие родные и близкие пропавших девушек.

— Известие о том, что девочки исчезли без следа, — продолжала Нина Максимовна, — я получила двадцатого августа. Думала, от горя рассудок потеряю. Однако этого не случилось, в чем я вскоре убедилась.

Она присела и стала обрывать листья подорожника, розеточкой расположившегося прямо на нашем пути.

— Убедились в чем? — не понял я.

— После бесплодных поисков, — со вздохом произнесла Нина Максимовна, — Володя, близкий друг Тани и руководитель их группы, перед тем, как уехать с Кавказа, пошел на рынок, чтобы купить цветы и положить их на то место, где в последний раз он видел Таню — у камня в трехстах метрах от перевала Башкара. Тане было 24 года, и на могилу всегда кладут четное количество цветов. Вот Володя и хотел купить на рынке 24 гвоздики. Но когда он подошел к женщине, торговавшей цветами, и спросил, сколько будут стоить 24 цветка, та внимательно посмотрела на него и стала уговаривать купить 25 гвоздик. Как если бы он хотел преподнести цветы живому человеку.

— И он этому не удивился? — недоверчиво посмотрел я на нее.

— Еще как удивился, — рассмеялась Нина Максимовна, — прямо-таки остолбенел. Пытался настоять на своем, но продавщица все же сумела убедить его купить 25 гвоздик. Он их и отнес к тому камню. А вы что думаете по этому поводу? — неожиданно спросила она.

Своим вопросом Нина Максимовна застала меня врасплох, и чтобы как-то скрыть свою растерянность, я сказал:

— Гораздо интереснее узнать, что в тот момент думал Володя. Ему такой поворот не показался весьма странным?

— С этого момента и он уже засомневался в том, что Таня погибла. А то, что спасатели не нашли никаких следов девушек, еще ни о чем не говорило. Дело в том, что по характеру своему Таня была довольно непредсказуемым человеком. Например, однажды они также ушли в горы. На привале Таня сказала, что пойдет поищет красивые места, чтобы порисовать. И ушла. Ее не было к вечеру, не вернулась она и ночью… Утром хотели звать уже спасателей, когда Таня объявляется и говорит совершенно спокойно, что ходила в долину, рисовала там, а ночевала у пастухов. И такое с ней случалось не раз. Это тоже давало Володе какую-то надежду на то, что и теперь Таня выкинула очередную шутку. Да только на этот раз шутили уже с ней.

В голосе Нины Максимовны я почувствовал нотку горечи. Для меня это было несколько неожиданным и даже странным — ведь ей известно, что если бы с Таней так не «пошутили», то ее и Свету ждала бы настоящая гибель, что по карме было неотвратимо. Понимала ли это Нина Максимовна? Или в ту, по-настоящему возможную смерть дочери она уже не верила? Однако эти вопросы я ей так и не задал. Очевидно еще и потому, что вообще не представлял себе, как вести себя с пожилой женщиной, потерявшей единственного ребенка таким особенным образом, который полностью осмыслить, осознать и то пока не получалось. Это нельзя было назвать гибелью ее дочери, настоящую смерть которой можно оплакивать, а время все-таки какой-никакой доктор, оно лечит всех. Нет, дочь Нины Максимовны вроде как жива и здорова, однако в то же время для матери она как бы не существует. И если у Тани открыли космическое сознание, которое видит людей и их дела в совершенно ином свете, отодвинув как бы в сторону скоропалительные чувства, то для Нины Максимовны в этом деле чувства играли не последнюю роль. Однако вместо любви, материнской ласки, которую она могла и хотела до капли отдать родной кровинушке, с нею рядом, в прямом смысле, была пустота. И чужой бесстрастный голос контактера, утверждавший, что дочь Нины Максимовны существует на самом деле, это не бред и не сон, но живет в неведомом ей мире; что для нее реальна пока что надежда на то, что когда-нибудь и она воочию увидит и ощутит свою дочь. А это значит, что и Ниной Максимовной теперь больше движет сознание, разум, нежели чувства, а может, и чувства, переплавленные в единую энергию Разума, единственную движущую силу во Вселенной — Любовь!..

— К тому же, — донесся до меня откуда-то издалека спокойный голос Нины Максимовны, — все эти экстрасенсы, ясновидящие, к которым я обращалась, утверждали, что Таня и Света живы. И в Москве, и в Киеве, и в Варшаве, и у нас в Питере. Вряд ли все они могли ошибаться.

Нина Максимовна остановилась и, раздвигая руками высокую мокрую траву, полезла на косогор, который буквально зарос чередой. Я же тем временем старался вникнуть в ту жуткую ситуацию, в которой оказалась Нина Максимовна в конце августа 1989 года. Вникнуть и понять: кто или что помогло ей одолеть эту умопомрачительную ситуацию и не просто выкарабкаться из нее, опомниться от горя, но и подняться над ним, над своей бедой, участью; осознать и понять то, что для других означало одно — бред, расстройство психики. Я же не задавал Нине Максимовне никаких вопросов, а она просто рассказывала о том периоде ее жизни, когда ей казалось, что именно жизнь для нее кончилась.

С того момента, как она вернулась вечером в воскресенье с дачи и обнаружила в почтовом ящике записку об исчезновении на Кавказе Тани и Светы, время для нее перестало существовать. Вернее, оно было теперь подчинено лишь одной цели — сделать все возможное и невозможное для того, чтобы отыскать Таню. Терзаемая неопределенностью, она обивала пороги экстрасенсов, ясновидящих, гадалок, чтобы узнать главное — жива ее дочь или нет. Она хваталась за соломинку, не подозревая, что именно эта хрупкая соломинка и окажется для нее спасательным кругом, а самый мучительный для нее вопрос: жива или нет? — будет решен однозначно — жива! Правдой ли это было, мистическим откровением, божьим промыслом или дьявольской игрой — пока для Нины Максимовны значения не имело. Но почти что истину она увидит тогда, когда однажды подумает, что все ошибаться не могут. Такая мысль придет к ней в апреле 1990 года после встречи с польской ясновидящей Анной Барнет. Хотя та призналась, что точно не может сказать, в каком городе Таня находится, Нина Максимовна теперь уже и мысли не допускала, что Тани могло не быть в живых, и твердо решила продолжать поиски дочери. Новая информация заставила ее вернуться к тем предсказаниям и пророчествам, которые ранее были даны экстрасенсами в Москве, Киеве и в Санкт-Петербурге. Версия о том, что в истории с исчезновением Тани и Светы замешаны инопланетяне, как это ни парадоксально звучит, принимала все более реальные очертания. И вряд ли подобное отношение Нины Максимовны к проблеме НЛО можно назвать странным — речь шла об ее собственной дочери, и понять Нину Максимовну можно, лишь оказавшись на ее месте. Заметим также, что информация об НЛО, как участнике трагического события на Кавказе, была дана уже 14 сентября 1994 года. И она отложилась в подсознании Нины Максимовны, однако оставалась невостребованной, пока не были проверены и перепроверены версии, считавшиеся реальными. Вернее, даже понимание подобной информации тогда было совсем иное.

Однажды выводы экстрасенсов совпали в том, что девушки живы и находятся где-то на юге. Почти в тот же день родственники Тани и Светы вылетели в Крым, обыскали всю местность, кстати, очень похожую по описаниям, но никого не нашли. И это естественно, так как в то время еще не принималось во внимание участие в событиях представителей ВЦ. Однако о том, что ОНИ участвовали, информация давалась многим, даже самой Нине Максимовне.

Это произошло во время поездки на Кавказ для организации поисков пропавших. Они оказались безрезультатными, и вот 26 августа 1989 года, когда она ночевала в палатке на базе КСС в Зеленой Гостиной, у нее произошло странное, но довольно ясное видение. О своих ощущениях она потом запишет так: «Ночевать мы пошли на базу КСС. И вот ночью — наяву или во сне, сказать трудно — меня вроде как подбросило, я очнулась — и уже будто не лежу, а сижу на кровати в палатке. Однако палатка тут же исчезает, рассеивается, как туман, а я вижу перевал Башкара, огромную седловину меж горных вершин, в которой вдруг появляется неизвестно откуда, как бы вырастает из снега, огромная конструкция. Она представляла из себя вертикально стоявшую темную сине-зеленую трубу, наверху которой красовался цветок, похожий то ли на тюльпан, то ли на лотос. Цветок „сидел“ как бы на широком ободе с окнами, из которых свет шел веером в виде лучей прожекторов вокруг этой конструкции. Мне даже показалось, что на этой конструкции я видела сварные швы. И тут мне пошла четкая информация — как бы мысли рождались в голове — о том, что события 15 августа на перевале Башкара имеют большое значение для связи землян с иными цивилизациями, что они изменят в корне и мою жизнь — я стану учить детей рисовать, лепить игрушки из керамики, и это меня поддержит в трудную минуту…»

О том, что Нина Максимовна увидела во «сне» корабль инопланетян, она поняла несколько позже, вернее, подумала вскользь об этом, приняла как объективную информацию. Нину Максимовну словно бы вела некая мистическая нить, подготавливая ее, очевидно, к восприятию более серьезных вещей в этом плане. Тем более, что в памяти всплыло еще одно событие, еще одна странность, происшедшая за несколько дней до исчезновения девушек.

12 августа их группа еще находилась в Зеленой Гостиной. После обеда нудный дождь прекратился, и они вышли из своих палаток — прогуляться, поразмяться. Кто-то из девушек обратил вдруг внимание на альпинисткую связку из двух человек недалеко от их палаток. Фигуры альпинистов выглядели странно большими и нереальными. Но может, это на расстоянии, как следствие оптического обмана в сильно влажном горном воздухе? Володя пошел им на встречу, однако не доходя до них метров тридцать-сорок, фигуры исчезли, растворились в воздухе, как их и не было. Над необычным видением посмеялись и только, но весь следующий день Володя чувствовал довольно ощутимые боли в сердце, и у него почему-то не выходили из головы эти две загадочные тени в альпинисткой связке. Однако должного значения этому факту он не придал.

Но вот спустя несколько дней одна из ясновидящих, к кому обратилась Нина Максимовна, выдала неожиданную информацию. Этой ясновидящей предварительно не сообщали о Тане ничего, как не говорили и о месте исчезновения девушек, только показали фото Тани и сказали, что она пропала. Ясновидящая работала с географической картой, на которой вскоре и указала место нахождение пропавших — по другую сторону перевала Башкара, и точно обрисовала его. Вот тогда-то Нина Максимовна и вспомнила свое видение с «цветком лотоса» — оно совпало по описаниям ясновидящей с той местностью.

— Когда я услышала от Тани первые слова, переданные, конечно, через контактера, — продолжала Нина Максимовна, — я сначала как-то даже не осознала того, что произошло. Больно неестественно все это происходило — словно с потусторонним миром, с душами умерших общаешься, — она зябко передернула плечами. — Но вот после встречи с Таней в институте, когда потом мы пошли домой вместе, уже дома, оглядывая пустую комнату Тани с ее фотографиями, рисунками, физически уже почувствовав эту пустоту, я вдруг явственно услышала: «Мама, я здесь…» — и горячая волна радости захлестнула меня. Я поверила сразу и в то, что скоро сама увижу и услышу Таню…

Глухие раскаты грома над головой заставили нас взглянуть в серо-свинцовые тучи, довольно стремительно надвигающиеся из-за леса. Гроза должна была разразиться с минуты на минуту. Не мешкая, мы повернули назад, но вскоре ливень заставил нас бежать.

…Уже в палатке, скинув с себя мокрую штормовку и сапоги, под барабанную дробь дождя я вместе с Амуни размышлял о проблеме, оставшейся за гранью внимания уфологов — о родителях похищенных инопланетянами; об их близких родственниках и друзьях, о той роли, которую невольно сыграют в их жизни случаи похищения любимых ими людей, о тех психических изменениях в их сознании, психологических сдвигах, непременно происходящих, и частенько незаметно, — об этом мы не знаем ничего.