"Убийство в Чесапикском заливе" - читать интересную книгу автора (Осборн Дэвид)

Глава 10

Если залитые солнцем сонные равнины Восточного побережья с бескрайними просторами полей, обширными лесными массивами и сосновыми рощицами выглядят так, словно здесь давно остановилось время и сюда не дошел ветер перемен, на Западном побережье, напротив, в лабиринте рек и речушек, в бесчисленных заливчиках и образуемых приливом бухточках, а также на близлежащих островах царит оживление. Весной и летом вдоль всего Восточного побережья от Харв-де-Граса в верхней части залива до Кейп-Чарльза, где его воды вливаются в Атлантический океан, жизнь бьет ключом.

На торговой пристани в Оксфорде — самой прелестной гавани Чесапикского залива, я присела на пустой капкан для ловли крабов. Такие капканы, представляющие собой огромные металлические клетки с ячейками, можно видеть повсюду в воде у самого берега.

Я сидела и, кажется, не замечала ничего вокруг. Ни множества краболовных судов, пришвартованных буквально у самых моих ног, ни проворных одномачтовых драгеров, стоящих борт к борту, ни «травяных» лодок с плоским дном, которые используются для ловли крабов в мелководных, топких местах. Я не замечала даже десятков прелестных яхт, парусных и моторных, казавшихся чем-то чужеродным среди этой торгово-промысло-вой суеты. На причалах и прямо в гавани яхты готовили к плаванию.

Лейтенант Доминик стоял рядом, жуя отвратительно жирный гамбургер, купленный у лоточника на пристани. Он прочитал мне подробнейшую лекцию обо всем, что касается крабовой и устричной индустрии Мэриленда, а я слушала его и не могла сдержать нараставшего во мне раздражения. В течение двадцати минут он рассказывал мне о промысле «астриц» — так принято у местных жителей называть устриц — о том, как разводят и выращивают устриц, и о каких-то улитках-убийцах, называемых «устричный бурав», и о грибке, именуемом MSX, что представляет собой аббревиатуру некоего латинского названия, которое ни один нормальный человек не в состоянии произнести; и о том, что от этих зловредных улиток и грибка ежегодно погибает до семидесяти процентов устричных плантаций; и о том, что степень заражения в Виргинии больше, чем в Мэриленде, в пять раз, и какие в связи с этим возникают проблемы, поскольку большая часть устричных плантаций находится именно в Виргинии.

Я также вдоволь наслушалась о знаменитых Чесапикских крабах. Двести миллионов штук так называемых «атлантических голубых» крабов ежегодно отправляется в различные уголки земного шара. Я узнала, как называются взрослые мужские и женские особи крабов и что существуют специальные контейнеры, в которые помещаются так называемые «жесткие» крабы, сбросившие панцирь и на время, пока не нарастет новый, ставшие «мягкими». Сетчатые лотки с живыми мягкими крабами помещаются по три штуки в коробки и перекладываются мокрой морской травой и льдом. Эти коробки общим весом примерно до двадцати семи килограммов отправляются в авторефрижераторах на консервные заводы или в крупные торговые центры.

Наконец я не выдержала и взорвалась. Кажется, это случилось, когда он сказал, что хороший оператор — вероятно, какаянибудь бедная женщина, работа которой состояла в том, чтобы из вареных крабов вынимать мясо, которое затем отправляют на консервный завод, — может заготовить восемнадцать-двадцать килограммов в день.

Хотя нет, наверное, это произошло, когда он принялся вдохновенно повествовать о том, что длина сетей для ловли крабов порой достигает шестисот метров и на расстоянии примерно метра друг от друга к ним крепится наживка.

— О Майкл, ради Бога, прекратите, пожалуйста, весь этот кошмар! Вам не в полиции надо служить, а быть министром торговли или же возглавлять весь многогранный морской промысел.

Я махнула в сторону открытого баркаса, заполненного ракушками от устриц и илом.

— Почему бы вам не прокатить меня в такой лодке по заливу? Чтобы продемонстрировать все на месте.

Видимо, в этой тираде излилось все накопившееся во мне раздражение, потому что он буквально остолбенел, а потом сразу же, чтобы наказать меня, стал беседовать со знакомым рыбаком, предоставив мне возможность прийти в себя.

Я успокоилась, и он снова подошел ко мне.

— Простите, Маргарет. Мне хотелось, чтобы вы на время отвлеклись от мрачных мыслей.

— Это я должна извиниться, — сказала я. — Но в данный момент меня действительно не интересует, чем славится Мэриленд. — Я улыбнулась, и он, должно быть, понял, что я сожалею о своей несдержанности, потому что тоже улыбнулся и шутливым тоном сказал:

— Меня тоже не интересует, честное слово. Ну что ж, давайте поговорим об убийствах.

Я рассмеялась.

— Нет, не надо. Но ведь мысль об убийстве не покидает нас ни на минуту. Разве не так?

— Боюсь, что вы правы.

Майкл разыскал меня в «Брайдз Холле» после ленча и сразу же догадался, что случилось что-то неладное.

— Итак, — сказал он, — что случилось?

Когда я все ему рассказала, стараясь держаться как можно спокойнее, он нахмурился и пробормотал что-то себе под нос, думаю, это было ругательство, а потом предложил:

— Давайте отправимся куда-нибудь, где можно спокойно поговорить. Здешняя обстановка внушает клаустрофобию и не располагает к беседе.

Вот таким образом мы и очутились в Оксфорде. Майкл сел на другой капкан рядом и сказал:

— Хорошо. Начнем с фотографии. Кто мог сфотографировать труп Мэри Хьюз? У кого была такая возможность? Наверное, все-таки это та самая фотография, которую потерял мой фотограф в тот вечер, когда было совершено убийство. По мнению девушки, убиравшей ваш номер, — по случайному совпадению, она наша сотрудница, приступившая к работе вчера, — тот, кто забрал фотографию, должен был успеть сделать это в короткий промежуток времени с момента, когда вы отправились на завтрак, до того, как она пришла убираться.

Горничная, состоящая на службе в полиции?! Чего после этого стоит мое философствование по поводу обиженных на судьбу бедняжек!

— Но зачем понадобилось похищать фотографию? — спросила я. — Чтобы напугать меня еще больше?

— Видимо, да.

— В таком случае им это удалось.

Он выглядел озабоченным.

— Мне все это не нравится, — тихо заговорил Майкл после паузы. — Тот, кого мы ищем, боится вас, это совершенно очевидно. Маргарет, я не изменил бы мнения о вас, если бы вы собрались и сегодня же отправились домой.

— Простите, лейтенант Доминик. Я ценю вашу заботу, но не сделаю этого.

Мой ответ, который может показаться глупым, был продиктован сердцем, а не разумом, и объясняется несколькими причинами. Во-первых, присущей мне от рождения бравадой; я всегда стремилась доказать, что никакая опасность мне не страшна. Во-вторых, еще одним отрицательным свойством моей натуры, столь же прочно вошедшим мне в плоть и кровь, а именно — любопытством. И, наконец, в-третьих — я не могла быть в стороне в такой ответственный и драматический момент.

— Вы думаете, что поступаете благоразумно, Маргарет?

Я приняла беззаботный вид и сказала:

— Нет, конечно, но ведь я никогда и не отличалась благоразумием.

Разумеется, он мог бы с самого начала запретить мне так или иначе участвовать в расследовании. И тогда я, может быть, сразу же отошла бы в сторону. А теперь, когда я занялась этим всерьез, гордость не позволит мне отступить. Но он не сделал этого, и теперь я знаю, что тогда в первый, но не в последний раз он переборол себя и позволил личным чувствам взять верх над служебным долгом, а именно: он не захотел, чтобы я уехала. Вот и сейчас он долго молча смотрел на меня, а потом наконец сурово, как мне показалось, сказал:

— Ну что ж, поступайте, как знаете.

Он с серьезным видом принялся листать досье страницу за страницей, а потом спросил, что я думаю по поводу всего этого.

Я сказала, что чаще всего сведения, содержащиеся в досье на некоторых знакомых мне лиц, не соответствуют моему представлению об их нынешнем облике.

— Это обычная история, — согласился он. — А вы не вычитали ничего такого, что помогло бы разгадать тайну убийства Мэри Хьюз?

Я сказала, что не обнаружила ничего, ни малейшей зацепки. Вот разве только…

— Что?

— Разве только то, — повторила я, — что если истинная сущность всех этих людей, — за исключением Перселла, Уикеса и, может быть, Сисси Браун, — не вяжется с их нынешним обликом, то тот, кого мы ищем, вряд ли похож на убийцу. Логика отнюдь не безупречная, но, следуя ей, позволительно сделать еще один вывод: среди множества вероятных мотивов преступления может оказаться один, который мы тоже сочтем неправдоподобным.

— Вы правы, — сказал он, продолжая размышлять о чем-то своем, а потом вдруг ни с того ни с сего — я уже стала привыкать к этой его манере внезапно переключаться с одной темы на другую — спросил:

— А что вы думаете о Джоне Рэтигене?

— Он — старейший из сенаторов, избран от Калифорнии, — сказала я. — Его жена состоит в администрации Белого дома, и кроме того, он — один из попечителей школы.

— Рэтиген окончил школу Святого Хьюберта и был капитаном школьной футбольной команды, — добавил Майкл. — Я не ошибаюсь?

— Да, все именно так.

Если сам по себе вопрос о Рэтигене меня удивил, то разыскания, проведенные Майклом, привели в полный восторг. Особенно когда он спросил:

— Кажется, у него что-то было с Эллен Морни?

Разумеется, это был риторический вопрос, не требовавший моего ответа.

— Боже правый! — воскликнула я. — Каким образом вы все это узнали?

Его взгляд внезапно сделался холодным. Равно как и голос.

— Как-никак, — заметил он, — я офицер полиции, расследующий беспрецедентное по жестокости убийство.

Я поспешила исправить невольную оплошность и обратить все в шутку.

— Просто мне стало неуютно при мысли, что вы можете узнать всю подноготную обо мне.

— Вы не относитесь к числу подозреваемых.

Я не сумела скрыть своего удивления.

— А Эллен?

— В «Брайдз Холле» все находятся под подозрением. Начиная с Эллен Морни и кончая кухонным персоналом. Все без исключения. А сейчас давайте вернемся к ДжоНу Рэтигену. Насколько серьезным был его роман с Эллен Морни и как долго он продолжался?

Я попыталась вспомнить. Все это казалось таким бесконечно далеким! У Эллен действительно был длительный роман с Джоном. Но я только сейчас вспомнила, что в свой последний год в «Брайдз Холле» она отсутствовала на двух танцевальных вечерах — в «Святом Хьюберте» и у нас, и все решили, что Джон ее бросил.

— Он увлекся кем-то еще? — спросил Майкл.

Я не сдержала улыбки.

— Как правило, именно по этой причине молодые люди бросают своих прежних подруг.

— Должно быть, новая подружка была из школы мисс Портер?

Память — забавная штука. Стоило ему назвать школу, как я сразу все вспомнила. Ну, конечно же, школа мисс Портер в Коннектикуте считалась весьма престижной среди приготовительных школ и соперничала за первенство с «Брайдз Холлом».

— Да! — воскликнула я. — Совершенно точно. Он начал встречаться с какой-то воспитанницей из этой школы.

— А вы не помните, как ее звали?

— Нет, я не знала ее имени.

— Мелани Вуд. Вспоминаете?

И я немедленно вспомнила. Высокая, красивая, но с неприязненным, жестким взглядом темноволосая женщина — тот тип женщин, от которых мужчины бегут как от огня. Ее фотографии постоянно мелькают на страницах газет.

— Леди из Белого дома, — сказала я. — Это и есть та самая Мелани.

— Они поженились на последнем курсе колледжа и, как, вероятно, вы знаете, сейчас разводятся.

Я молча уставилась на Майкла, вдруг отчетливо поняв, к чему он клонит.

— Не следует ли из этого, — спросила я, — что сейчас у Эллен снова появился шанс завладеть Джоном Рэтигеном?

— А вы как считаете? — ответил он вопросом на вопрос.

Я подумала об Эллен. По всем внешним признакам, она переживала необычайный эмоциональный подъем, как это бывает, когда женщина снова без ума влюблена. Я подумала о ее великолепных новых туалетах, преобразившихся лице и фигуре, о роскошном автомобиле и, кроме того, присущей в таких случаях женщине уверенности в себе, которой, насколько я помню, она никогда не отличалась.

— Пожалуй, вы правы, — сказала я.

— Она тратит уйму денег, — продолжал он. — Значительно больше, чем получает. Интересно, откуда они у нее?

— Наверное, получила наследство, — предположила я.

— Или от Рэтигена. Сейчас мы это выясняем, хотя тут есть определенные трудности. Когда дело касается персоны, облеченной политической властью, особенно усердствовать с выяснениями не приходится. По крайней мере, если ты не хочешь рисковать своей служебной карьерой.

— Я не понимаю, какое это имеет отношение к убийству Мэри Хьюз.

— Вы правы, — сказал он. — Вроде бы действительно никакого, но если при расследовании подобного дела у вас нет ни малейшей зацепки, когда у всех имеется надежное алиби и когда вы не можете выявить даже намека на мотив преступления, вам не остается ничего иного, как составить по возможности полное представление о каждом человеке здесь. И какими бы несущественными ни казались на первый взгляд собранные вами сведения, у вас есть надежда, что в конце концов что-нибудь все-таки выплывет. Я не раз убеждался в этом на собственном опыте.

Вскоре мы отправились в обратный путь. Почти всю дорогу в машине мы молчали. Но когда вернулись в «Брайдз Холл» и остановились у Главного Корпуса, Майкл впервые нарушил молчание, сказав:

— Я хочу, Маргарет, чтобы вы пообещали мне одну вещь. Если случится что-либо подобное, вы не станете медлить и пяти минут, а сразу же позвоните мне.

— Обещаю.

Его лицо сразу просветлело. Я распахнула дверцу машины, собираясь выйти, но задержалась и сказала:

— И еще, Майкл…

— Да?

— Спасибо, что вы рассказали так много любопытного о промысле крабов и «астриц». Мне всегда это было интересно, но я боялась спросить.

Он рассмеялся, и я вошла в Главный Корпус, к Тэрри.