Йен Макдональд Кольцо Вертанди

По прошествии тридцати субъективных минут, соответствовавших пятистам двадцати восьми годам, боевой корабль Клады[1] «Всеприсущий божественный аромат» вернулся в умирающую Солнечную систему. Облако Оорта исторгло команду из своих глубин; скользя вдоль стабилизированных гравитацией стен горячих плотных газовых гигантов и бешено кружащихся вихрей протопланетарной материи, корабль устремился во тьму на скорости, составлявшей тридцать процентов световой. Боевые корабли были быстры, дешевы, компактны и легкозаменимы. Такое судно походило на вмонтированный в сердцевину кометы футбольный мячик нанопроцессоров, глубоко в себе несущий трех членов команды и мало-помалу пожиравший вещество кометного ядра по мере полутысячелетнего полета. Корабль был настолько дешев и некомфортабелен, что и собственное имя получил лишь волею скуки, обуявшей команду уже на пятой субъективной минуте замедленной виртуальной симуляции в излюбленном боевом интерфейсе — пустынном монастыре ордена софриндийцев.

Затем облако Оорта приняло команду обратно, во чрева фабрикаторов, намотанных вокруг длинных мерзлых хвостов кометного гало, а оттуда уже они единой очередью импульсов полетели на скорости света в ретранслятор Плотного Газового Гиганта — туда, где восемьсот орбитальных хабов новой дочери Клады образовывали исполинскую цепь жемчужин, опоясавшую всю планету; а оттуда — в Сердцевинный мир Клады, осененный корональными вспышками старого, скупого на тепло, непомерно раздувшегося солнца, где их сознания наконец выгрузили в новые, только что выращенные тела.

— Ну что, вот мы и дома, — в один голос произнесли члены экипажа «Всеприсущего божественного аромата», проходя сквозь бронзовые врата Дома Душ и спускаясь по мраморным ступеням на Площадь Сверкающей Страсти. Ирония все еще была ценным товаром в этой ближайшей к центру из сотен концентрических сфер Сердцевинного мира, даже если не нашлось ни мужчины, ни женщины, ни машины, ни бестии, чтобы повернуть голову, внимая таким словам. Команда боевого корабля, собственно, и не рассчитывала на лавровые венки и акколады, когда бы ни пришлось им заново воплотиться — после сотни, тысячи или десяти тысяч лет пребывания на линии фронта. Весть о победе, одержанной «Всеприсущим божественным ароматом», опередила команду больше чем на три столетия. Это было значительное достижение; стратегия их триумфа будет не раз изложена преподавателями Военных Коллегий и Академий Искусства Самообороны в течение предстоящих тысячелетий. Классическая стратегия. Стратегия Иерихонской Розы.

Подобно семенам чертополоха, разлетающимся из пушкá, на тысячу световых лет кругом ширились слухи о наступлении Врага, отголоски которых пронизывали их усиленные органы чувств даже в пору холодной дрёмы. Коммуникационные мазеры, выращенные из реголитовых пород холодных лун, в течение сотен лет непрестанно отсылали данные тактических анализов Сердцевинному миру, исполняя свою часть великой задачи по спасению его биосферы. Восемьсот тысяч хабов пребывали в движении. Непрерывно запускались боевые корабли флота Клады. Ни единой наносекунды не было потеряно зря за все эти двести двадцать лет. Двадцать пять кораблей погибли из-за отказов бортового оборудования; перебоев двигателей, что должны были придавать им вечное ускорение; накапливавшихся десятилетиями навигационных ошибок, отклонявших суда на целые световые годы от гравитационных колодцев, куда они были нацелены; потери рабочей массы. Полный провал. Катастрофа.

Пятьсот лет спустя на третью луну блуждающего меж звезд газового гиганта, изгнанника гравитации, прибыл единственный гость — «Всеприсущий божественный аромат» — и принялся кропотливо выстраивать на орбите бродяги дождевое облако заряженных антиматерией боеголовок. План этот, составленный на скорую руку, принес замечательные результаты. Автором плана была Иерихонская Роза.

«Всеприсущий божественный аромат» спешно уносился вдаль от сияющей новорожденной туманности, а его бортовые сенсоры, обращенные к ней, бесстрастно наблюдали, как восемь тысяч миров Врага обращаются в пепел под натиском всесокрушающей волны ионизированного газа, ускоренного до сорока процентов скорости света. Погибло двадцать триллионов разумных существ. Война в пространстве-времени оказалась медленной, но оттого еще более жестокой и кровавой. Когда речь идет о выживании вида, милосердию места нет. Внимая затухающим голосам флота гибнущей цивилизации, трое убийц на борту «Всеприсущего божественного аромата» уловили также и данные о векторе. Целью армады не был, как выяснилось, геноцид Сердцевинных миров Клады, сосредоточенных вокруг миров Сейдатрьи и постепенно переходивших на постбиологическую ступень развития по мере того, как их солнце становилось красным и разбухало, выжигая остатки топлива.

Послание содержало один лишь отчаянный вопль: Кольцо Вертанди[2].

Теперь они вернулись. Ура!

Урожайная Луна, Благоухающий Кулабар[3] и, конечно, Иерихонская Роза — величайший тактик их плотского поколения.

Спускаясь по лестницам Дома Душ, они начали перебранку. Собственно, в перебранке они провели двадцать шесть из тридцати субъективных минут своего пребывания в интерфейсе замедленного времени, сопровождавшего межзвездный полет. Эти минуты соответствовали двумстам годам ускоренного времени миссии к черному скитальцу.

Они спорили о том, куда следует теперь направиться и что делать, и как со всем этим быть, и наконец их обуял внезапный страх:

— Где же Роза? — спросила Урожайная Луна, чей ранг в экипаже примерно соответствовал древнему капитану. — Где Роза?

Ибо лишь двое вновь воплощенных существ стояли теперь на мраморных ступенях, глядя на Площадь Сверкающей Страсти.

— Вот дерьмо, — выругалась Благоухающий Кулабар, чья должность примерно отвечала должности бортового инженера. Быстрый душпоиск не дал никаких сведений о судьбе их напарницы. На этом, самом глубоком уровне, в самом сердце Сердцевинного мира, сфера квантовых нанопроцессоров достигала десяти километров в диаметре, а потому поиск был очень быстрым и всеобъемлющим — в виртуальной реальности было в мгновение ока просмотрено все, от мышиной норки до домашнего алтаря. И он оказался бесполезен. Двое оставшихся членов команды «Всеприсущего божественного аромата» слишком хорошо понимали, что это может означать.

Настала пора плотских дел.

Урожайная Луна и Благоухающий Кулабар стояли в новых телах на Небесной Равнине Хой. Темные, как печаль, облака нависали над выпуклым горизонтом. От края мира исходил неясный свет. Урожайная Луна вздрогнула, почувствовав какое-то новое ощущение; неожиданное, настойчивое, хотя и не слишком неприятное — однако новая плоть подсказала ей, что продолжительное воздействие этой дрожи может быть не только болезненно, но и крайне опасно.

— Что это было? — поинтересовалась она, глядя на мурашки, высыпавшие на ее черной, как космос, коже. В этом воплощении она носила личину, более или менее соответствовавшую стандартам женских особей своего исходного вида, — плоть элегантную, лишенную волосяного покрова, тонко настроенную по ее запросу и отмеченную печатью минималистичной эстетики.

— Полагаю, ветер, — отвечала Благоухающий Кулабар, склонная, как обычно, во всем подкалывать своего капитана и потому выбравшая себе новое обличье в дуккимском стиле, характерном для одного из тех вымерших человекообразных подвидов, что возникли и развились после массового вымирания разумных существ на Кетреме, планете, почти безнадежно погребенной под неисчислимыми культурными слоями истории Клады.

Она была теперь мала ростом и широка в талии — вся как бы составленная из овалов и выпуклостей, — и горделиво несла пышную копну тщательно завитых волос, слегка прикрывавших ее затылок и волнами ниспадавших на плечи. Еще пары минут не прошло, как команда «Всеприсущего божественного аромата» получила новые тела, и Урожайная Луна ощутила почти непреодолимое стремление позабавиться поиграть поиграть с этой роскошной гривой своего инженера.

— Могла бы и приодеться поприличнее, — заметила она, и тут по прихотливо вогнутой чаше мира прокатился гром, сотрясая каменную ступу для вновь воплощенных. — Ладно, думаю, нам пора за дело.

Некогда дуккимцы слыли суровым и прагматичным подвидом.

Урожайная Луна и Благоухающий Кулабар провели ночь в юрте из живой кожи, выращенной на земле Равнины Хой. Гремел гром, юрта хлопала и трепыхалась на ветру, и на Равнине Хой паслись, издавая нечленораздельное мычание, странные твари, походившие на призраков бури. Но эти звуки не были столь настойчивы и продолжительны, как стоны Урожайной Луны, чьи длинные, затянутые в темную кожу члены полыхали огнем и изгибались от невыносимой боли; ей казалось, что новое тело сейчас умрет. Умрет.

— Первые часы в новом теле могут сопровождаться определенным мышечным дискомфортом, — вежливо заметила юрта, — по мере того, как тонус мышц придет в норму для данного тела, эти симптомы пройдут сами собой в течение нескольких дней.

— Дней! — возопила Урожайная Луна. — Выгрузи меня обратно прямо сейчас!

— Я могу снабдить вас обезболивающими средствами, — сказала палатка. И пока все звезды не погасли на небесном шатре, крыша которого была натянута в десяти километрах над их головами, Урожайная Луна была вынуждена сосать сдобренное анальгетиками молоко из сосцов, услужливо выпяченных на стенке юрты. Тем временем они с Благоухающим Кулабаром неустанно прочесывали Небесную Равнину Хой до самых ее границ, погруженных в поле уменьшенной гравитации, в поисках Иерихонской Розы. Этот мир, наиболее близкий к Сердцевинному из всех плотских уровней бытия, уже долгое время был пристанищем аскетов и блуждающих душ. Загибающийся в бесконечность край равнины символизировала, среди прочего, непрестанный духовный поиск душой своего предназначения, а быть может, и ее исконную сопричастность виртуальным пространствам там, за крышей небесного шатра, где Выгруженные построили свои собственные вселенные, — каждая следующая неизменно оказывалась больше, чем та, в которой содержалась сама. Однако этот крохотный покрытый травой шарик был все же достаточно велик, чтобы вместить десятки тысяч странствующих монахов и столпников, кенобитов[4] и саддху[5], неспешно дрейфующих в травяном океане.

— Я уверена, что мы уже бывали здесь прежде, — сообщила Благоухающий Кулабар. Они были в третьей по счету монаде за время поисков. Восемьдесят дней назад Урожайная Луна ощутила в боли нового воплощения зародыш радости обладания плотью, даже в этой прерии с искусственно пониженной гравитацией, и теперь каждую свободную минутку уделяла вдохновенному изучению своих матово-черных изящных форм.

— Думаю, ты права.

— Кровавая Иерихонская Роза, — пробормотала Благоухающий Кулабар. Они бежали вприпрыжку, трехметровыми скачками, направляясь к одинокому маленькому деревцу, растущему на отшибе посреди высоких трав. Его ветви изгибались, устремляясь к небесам, словно молитвенно сложенные руки. — Даже на том корабле… оставалась она… типичным созданием из плоти и крови. Ленивым и бессовестным.

Когда Иерихонская Роза исчезла, только-только пройдя рутинную послеполетную инспекцию, вместе с ней исчезло и кое-что еще. Кольцо Вертанди — имя, галактическая координата, вектор, отмечавший направление ускоренных перемещений всех сил Врага десятилетие за десятилетием. На обратном пути личности Капитана и Инженера поневоле перепутывались, сращивались, образуя химерическое временное единство, и обе они поняли, что их Сестра по Оружию постигла своим непревзойденным умом нечто большее, чем просто цель аннигилированного и обращенного в прах флота. Этикет душеединства воспрещал вмешательства в частные отсеки коллективного бессознательного, чем Иерихонская Роза умело и воспользовалась, дабы сохранить в тайне свои помыслы. Ревнивые божества монотеистических религий не были и на толику столь рьяны, как опросчики Клады — но даже Нежные Инквизиторы Палаты Вечно Обновляющихся Вод бессильно кружились вокруг этого сокрытого места, как волны, разбивающиеся о риф. Вектор. Имя. Подтверждение сообщения, полученного ими триста лет назад.

Кольцо Вертанди.

Еще не увидев лица, обрамленного вагинообразным дуплом живого дерева, Урожайная Луна и Благоухающий Кулабар уже поняли, что их маленькое путешествие подошло к концу. Когда они в первый раз повстречались в виртуальной софриндийской пустыне, чтобы выслушать предполетную инструкцию Палаты Вечно Обновляющихся Вод (включавшую, среди прочего, потоковое детальное сканирование душ), между ними возникла мгновенная симпатия, близость, позволившая предположить, что некогда они были единым существом, чья самость впоследствии оказалась разделенной, многократно скопированной и перекомбинированной с мириадами других выгруженных личностей. Эмпатия выдерживает испытание временем, распространяется через парсеки безжизненных пустынь, проникает за линии фронтов и делает явными самые потаенные секреты.

— Тебе больно? — спросила Благоухающий Кулабар. Листья свисали с бровей Иерихонской Розы, стелились по ее щекам и укрывали подбородок, медленно и неотвратимо меняясь в соответствии с разнообразием времен года.

— Как это может причинять боль? — прошумел ветер в ветвях Иерихонской Розы.

Урожайная Луна, которой было явно скучно в этом маленьком травяном мире, стояла с рассеянным видом, держа руки у мускулистых бедер.

— Ну, я не знаю, по крайней мере мне кажется, что тебе не очень-то… удобно.

— Да нет, я всем довольна, — ответила Иерихонская Роза. Ее лицо теперь походило на крошечный овал в буйно зеленеющей плоти. — Я… во всем этом укоренена. Мне нравится такое времяпрепровождение. Оно такое… медлительное. Хорошо.

Она прикрыла глаза, словно размышляя о чем-то.

— Кольцо Вертанди, — сказала вдруг Урожайная Луна. Благоухающий Кулабар уселась на корточки в траву перед разумным деревом. Под ее ягодицами закопошились какие-то лесные бестии.

— В какую игру ты играешь? — С тех самых пор, как продолжительность жизни стала соизмерима с неспешным движением звезд в космических просторах, тысячелетние мудрёные игры сделались основным занятием общества Клады, составляя его основу и утóк. — Если ты не хочешь общаться с ними, то, может быть, будешь более разговорчива с нами?

Иерихонская Роза открыла глаза. Ее носовая перегородка постепенно замещалась деревом, а губы и так уже едва виднелись в древесной толще.

— Это был не единственный их флот. Там теперь еще много таких же. Некоторые запущены тысячелетия назад.

— Сколько их там?

Иерихонской Розе было уже трудно говорить. Благоухающий Кулабар подвинулась ближе.

— Все. Враг предстал во всей мощи своей.

Тогда поредевшие листья Иерихонской Розы вдруг зашелестели, а Благоухающий Кулабар почувствовала, как сотрясается земля. Урожайная Луна, вдруг потеряв равновесие, была вынуждена схватиться за одну из ветвей. Никто из них никогда прежде, ни в одной из своих десяти реконфигураций, не ощущал ничего подобного. В каждую клетку их вновь сотворенной плоти, в каждую ячейку памяти хлынула информация.

…Сердцевинный Мир Клады активировал двигатели Маха и начал медленное, очень медленное, подобное поцелую или эддическому напеву, ускорение, удаляясь в искривленном пространстве-времени прочь от разбухшего гневного лика Сейдатрьи.

Недозревшим росткам предстояло погибнуть вместе с планетой, поскольку миры Сейдатрьи давно уже покинули зону, где возможно было поддержание биологической жизни.

Вызовы и мгновенные сообщения на скорости света заполонили всю систему.

Восемьсот наполовину выпестованных дочерних хабов, подобных застегнутом вокруг газового гиганта жемчужному ожерелью, были сорваны с орбит: ленты меньших Сердцевинных миров и еще не замкнутые полые обитаемые сферы.

На четверти расстояния до ближайшей звезды, в холодной глубоко-синей тьме облака Оорта, фабрикаторы и системы обороны слетели со своих орбит и начали падение внутрь цепи Сердцевинных миров.

И все это было проделано волею военного совета — Палаты Вечно Обновляющихся Вод — и обеспечивавшего представительную демократию Сердцевинного мира сверхразума, именовавшегося Глубокое Синее Нечто. Они начали действовать в тот самый миг, как им удалось выведать маленькую тайну Иерихонской Розы.

На всех частотах Система Сейдатрьи полыхнула сигналами коммуникационных мазеров, отправивших через десятки и сотни лет срочные сообщения соседним Сердцевинным Мирам, облачным цивилизациям и даже плотским планетам. Сообщения были просты: наконец-то, почти через сотню тысяч лет, мы можем нанести Врагу окончательное поражение. Приготовьте свои торпеды из антиматерии, снарядите планеты-убийцы, зарядите солнечные пушки и квантовопенные дестабилизаторы. И поспешите к Кольцу Вертанди.

— Хорошо, но что же это такое — Кольцо Вертанди? — спросила озадаченно Благоухающий Кулабар. Но от Иерихонской Розы уже осталась только одеревеневшая усмешка, навеки застывшая в толще ствола. Едва ощутимая пустота в сердце, подобная выемке, какую нащупывает язык на месте утраченных, нежно любимых зубов, свидетельствовала о том, что Иерихонской Розе удалось ускользнуть за мгновение до того, как Палата Вечно Обновляющихся Вод обрушила на нее всю мощь своей системы дознаний, сровняла ее с неразрушимой квантовой пеной, лежащей в основе мироздания, и вытянула из нее желанный секрет.

— Ну что, опять? — спросила Урожайная Луна.

— Опять!

Во всей Известной Вселенной не было ничего, кроме Клады. Вся жизнь была ее частью, и она была самой жизнью. Десять миллионов лет назад она ограничивалась единственным разумным видом на одной-единственной планете — и мир этот не был забыт, потому что Клада не забывает ничего. Этот мир, вместе с его системой, был давно уже трансформирован в Сердцевинную сферу, вокруг которой обращалось подобное солнечному гало кольцо вычислительных объектов, но память о нем по-прежнему сохранялась, когда светло-голубое око его материнской планеты мигнуло один раз, дважды… десять тысяч раз. Корабли, корабли! Испытательные корабли, корабли с плотской командой, корабли быстрые и медленные, корабли изо льда, несущие в себе зерна жизни; астероидные колонии, пустоголовые кометы, запущенные к иным мирам, иным звездам — их путешествия длились веками. Затем, после Третьей Эволюции, — выгруженные корабли замелькали во мраке одиночными вспышками квантовых вычислений. За первые сто тысяч лет истории Клады была колонизирована тысяча миров. За следующие сто тысяч лет — в сто раз больше. И еще в сто раз больше, и еще, и еще; колония заселяла колонию, которая заселяла свою колонию, пока космические обитатели, населявшие хабы Сердцевинного мира и выгруженные в виртуальность, заселяли куда более обширные промежуточные пространства, ведомые сердцем и чувством внутренней истины. Релятивистские корабли рассекали космос, обгоняя в вихре искорок медлительные и громоздкие армады предшествующих поколений; роботизированные сеятели ловили своими парусами солнечный ветер, устремляясь к биосферам, чтобы оросить их соками новой жизни; эскадры терраформировщиков перепрограммировали мертвые луны и проклятые планеты, обращая их в колыбели жизни, разума и цивилизации. Существа, ранее разделившиеся в ходе Второй и Третьей Эволюций на космических обитателей и выгруженных, продолжали расщепляться на неисчислимое количество подвидов и новых видов; их культуры, движимые импульсами эволюции и деградации, разносились по Вселенной, подобно сгусткам пыли. Раса, некогда известная как человечество, стала одним из лепестков великой хризантемы Клады, превратилась в общество космологических масштабов, преодолела законы жизни и смерти солнц и планет, сделавшись неуязвимой, неуничтожимой; она разрасталась даже быстрее, чем могли обмениваться накопленным знанием о самих себе немыслимо древние и почти всемогущие цивилизации четвертого кардашёвского типа[6]; целые шаровидные кластеры превращались в беспокойные муравейники квантовых нанопроцессоров.

Новые виды, подвиды, гибриды. Жизнь стала обыденным явлением на космических просторах — даже многоклеточная жизнь! Клада содержала ДНК сотен тысяч инопланетных биосфер, непрестанно разрастаясь и обогащаясь видовым разнообразием. Но сама по себе разумная жизнь была уникальна. За все время Большого Скачка Кладе так и не довелось столкнуться с принципиально иной жизнью, наделенной разумом и сознанием собственной смертности — ключевым для формирования цивилизации качеством. Клада была совершенно одинока. И посему сохранение разума стало величайшей ценностью и главным девизом Клады: разум, это противящееся энтропии порождение ее близнеца-информации, должен стать самой могущественной силой во Вселенной, средоточием энергии, пред которой бессильны будут все остальные физические законы. Лишь разум способен воспрепятствовать тепловой смерти Вселенной, сразиться с волком, который явится из тьмы в неизмеримо далеком конце времен. Разумная жизнь была избрана судьбой и наделена предназначением.

И вдруг исследовательский зонд «Худжжайн»[7], размером не больше розового шипа, но куда более острый, исследуя окрестности маленького красного карлика, обнаружил миллион хабов, согревавшихся у последних тлеющих угольков умирающего светила. Когда византийский православный император из династии Палеологов получил первое донесение о встрече с передовыми отрядами движущихся с юга мусульманских полчищ, он сперва принял этих людей за приверженцев очередной еретической христианской секты. Сходную ошибку допустил и зонд «Худжжайн», но она была быстро исправлена. В памяти зонда в компактифицированном одиннадцатимерном виде хранилась вся история Клады, и сквозной поиск по ней привел зонд к откровению.

Там были Иные.

Шесть месяцев, потребовавшиеся флоту Сейдатрьи (один Сердцевинный мир, восемьдесят незавершенных хабов, двести двенадцать тысяч вспомогательных технологических и оборонных единиц), чтобы набрать сопоставимую со световой скорость, на которой начинают проявляться эффекты растяжения времени, Урожайная Луна и Благоухающий Кулабар провели в поисках на Анхизовом Ярусе[8]. Космический лифт, соединявший порталы Виртуальности, которые ничто состоящее из живой материи не может пересечь, с Ярусом Птеримонда — расположенным в самой нижней зоне повышенной гравитации безбрежным и пустынным океаном, — пронес звездных странников через сорок километров и четыре яруса, чтобы исторгнуть их внизу, в Небесном Порту Анхиза, в перевернутом городе, походившем одновременно на канделябр, морского ежа и кристаллическую жеоду, прикрепленную к небесам. Цеппелины и блимпы, сегментированные воздушные шары и стремительные глайдеры сновали по всей длине покрытой орнаментами и мозаиками башни, доставляя топливо, товары, полезные грузы и перевозя пассажиров. Десятью километрами ниже, над зонами перистых и дождевых облаков, гротескно топорщился и прихотливо ветвился жуткий лес Кайс — смертоносная, враждебная, подчиненная закону клыка и когтя экосистема, сформировавшаяся в течение миллионолетней истории Сердцевинного мира вокруг бренных останков космических жителей.

Бледный восковой свет зари этого яруса Благоухающий Кулабар встретила на обзорной палубе дирижабля «Мы оставили незавершенным то, что должны были сделать непременно». Слой полупрозрачной кожи облекал существо километровой длины: за шесть месяцев Благоухающий Кулабар, держась в рамках своих обязанностей как элемента его высшей сигнальной системы, выработала уже некоторые привычки и маленькие пристрастия, одним из которых был обычай встречать новый день с самой передней точки дирижабля. Когда Благоухающий Кулабар заняла место у окна и вообразила свое тело распростертым в бездонных небесах, Рассветопоклонники уже сноровисто раскатывали свои молитвенные коврики.

Она слегка изменила личину для этого уровня, сделавшись высоким косматым мужчиной с желтоватой кожей, и теперь страдала от тех самых побочных эффектов, какими раньше маялась Урожайная Луна. Даже сейчас она была вынуждена время от времени потягиваться и разминать мышцы, отплывать и приближаться к палубе, разделяя радость акробатических кувырков со своими соседями в этот час розовато-лилового восхода.

Его свет блеснул на серебряном оперении. Благоухающий Кулабар ощутила боль, желание и… да, ревность. Урожайная Луна была сейчас одной из тех, кто мог не тревожиться о мышечной боли, солнечных ожогах, трудностях с пищеварением и ежедневной чистке зубов, обо всех этих обязанностях и уязвимостях плотского бытия. Вместо этого она стала неотъемлемой частью телесной реальности; теперь ветер свистел в ее крыльях, а гравитация нежно тянулась к изящным округлым формам ее ягодиц. А Благоухающий Кулабар оставалась порождением неизменной, грубой, отсталой плоти. Она не могла припомнить, когда в последний раз они занимались сексом, физическим либо виртуальным. Игры. Война была всего лишь еще одной такой забавой, единственно достойным занятием существ, чей возраст давно перевалил за сотню тысяч лет, давно позабывших о смерти. А еще оставались такие восходы, как в это пронизанное и напоенное светом новорожденное утро. Она вспоминала все передряги, через которые они прошли вместе: мятеж на Йорррте, оборону Тау-Пек-Сата, где Иерихонская Роза вышибла флот Врага из вакуума единственной очередью микроскопических черных дыр, вызванных к жизни из первородной квантовой пены, чтобы тут же истребить все вокруг в неотвратимом холокосте излучения Хокинга. Она следила за тем, как посверкивают то тут, то там в светлых облаках крылья Урожайной Луны, тонкие, как грёзы и желания. Секс был быстрым и легким, подчас сакраментальным действием в коллективном сознании многих одиночек и сектантов, образовавших сейчас временное единство «Мы оставили незавершенным то, что должны были сделать непременно». Она глубоко вдохнула и задержала воздух в своей плоской мускулистой груди. Благоухающий Кулабар не смогла сдержать слез, наблюдая за петлями и иммельманами Урожайной Луны и презирая себя за слишком эмоциональную, слишком физиологическую реакцию. Память. Вечный плут и изменник, преследующий ее из тела в тело, тянущий ее вспять, к тому изначальному телу женщины народа телешгату, поднявшейся в блеске юношеских надежд по орбитальному лифту в хаб Клады, обращавшийся по сложной орбите вокруг ее родного мира и занятый восстановлением радиационного экрана над бесчисленными океанами этой планеты. Та женщина из провинциального, отсталого водного мира подарила жизнь трем новым существам, бывшим друг другу роднее сестер и дороже любовников. В сущности, это чудо, что они еще нуждались друг в друге до такой степени, чтобы пойти на этот почти безнадежный поиск среди восьмидесяти миллиардов разумных существ.

Свет достиг почти полной яркости, и тени на деревянной палубе сделались хищными и резкими. Урожайная Луна взмахнула крыльями и ринулась прочь, ныряя вместе со своими новыми друзьями через громоздившиеся облачные слои. И вдруг Благоухающий Кулабар ощутила внезапный трепет где-то между ног, знаменовавший что-то уже некогда пережитое, а все ее чувства предельно обострились, вибрируя, как водолазный колокол. Ее вновь обретенные яйца сообщали ей с предельной ясностью, не приводя, однако, никаких аргументов: Иерихонская Роза где-то рядом. Где-то здесь.

Спустя двадцать субъективных минут флот Клады оказался на расстоянии двенадцати сотен объективных лет полета до точки пересечения с курсом вражеской армады к Кольцу Вертанди. То было величайшее переселение разумных существ от самого Большого Взрыва. Число его участников приходилось выражать в логарифмической шкале, применяемой для описания процессов размножения вирусов. Единовременно в пути находились двести миллионов кораблехабов, каждый из которых пятидесятикратно превосходил диаметром Сердцевинный мир Сейдатрьи. Разумеется, кластер Сейдатрьи все же уступал противнику в численности и был бы распылен на молекулы, окажись он вдруг на пути перемещения Врага, но Глубокому Синему Нечто ведомо, что можно быть слабее или меньше числом, однако победить, оказавшись на поле битвы первым и заняв более выгодную позицию. Передовые отряды кластера цивилизаций уже достигли скорости, близкой к световой, их магнитосферные щиты полыхали, как утренняя заря, как беснующиеся языки пламени, поглощая и обезвреживая энергию, способную уничтожить все формы углеродной жизни на всех кораблях и ярусах.

Подключенная к нейронной сети органического птицекрыла, Благоухающий Кулабар позволяет себе отдалиться от причала «Мы оставили незавершенным то, что должны были сделать непременно» на всю длину восьмидесятикилометрового выступа. Благоухающий Кулабар подавляет вопль испуга, когда крылья вдруг сминаются и складываются, чуть не задев ее, и распростертая в небесах живая машина издает странный, похожий на уханье звук.

— Где? — кричит Благоухающий Кулабар. Из плоти дирижабля выдвигается телескоп, и ее зрительные нервы соединяются с ним; Благоухающий Кулабар наблюдает, как далеко внизу из сгустившихся кучевых облаков возникает сегментированный воздушный шарик. Примерно треть его баллонов опустела, отрухлявела, поражена гнилью. Следуя ее безмолвной команде, дирижабль опускает телескоп еще ниже. Сполох серебряного сияния, и Урожайная Луна нисходит из облака, устремляясь вертикально вниз, пока ее немыслимо вытянутые крылья ловят утренний свет; затем она зависает на уровне, где беспокойно бьет своими крыльями Благоухающий Кулабар, и описывает вокруг нее изящную петлю.

— Это она?

— Да, она. — Ты так нежна со мной, нежна и чужда, подумала Благоухающий Кулабар. Но не так чужда, как Иерихонская Роза, представшая теперь в виде колонии утыканных щупальцами шаров, сложно соединенных какой-то марлеобразной сетью явно органического происхождения, бессильно замерших над частоколом крючковатых костяных лезвий Кайса. Дирижабль подстроил скорость под их нужды; Благоухающий Кулабар почувствовала, как ветер треплет ее длинные желтые волосы. Внезапный отчаянный рывок, все ощущения на миг будто вышибли из тела вместе с ее внутренностями, и захваты дирижабля цепко впились в сеть. Запах разлагающейся плоти шара возвратил четкость ощущениям Благоухающего Кулабара. Звук выходящего наружу газа, мягкий хлопок… еще один шар потерян, она может только следить за его жутким падением прямо в бесчисленные алчущие пасти леса. Урожайная Луна, лишенная в этом воплощении ног или колес, по самой своей нынешней природе не способна была коснуться твердой поверхности и продолжала описывать в небе ленивые круги.

— Ты все та же? — спросила Благоухающий Кулабар. Иерихонская Роза говорила с ней через радиомодуль в черепной коробке.

— Конечно.

Действительно, как глупа была Благоухающий Кулабар, вообразив, что игра Иерихонской Розы может завершиться так быстро и просто.

— Глубокое Синее Нечто обнаружило эту цель.

— Я на это надеялась. — Сегментированный шар снижался все быстрее. Даже невооруженным глазом Благоухающий Кулабар могла различить окровавленные мутовки и червеобразные извивающиеся плети, рыскавшие под усеянным хищными хоботками сводом лесного полога. На сей раз игра чуть было не окончилась. Счастье еще, что дирижабль оказался достаточно сообразителен, чтобы оценить всю тяжесть нависшей над ними угрозы.

— Что такое Кольцо Вертанди? — спросила Благоухающий Кулабар.

— Уцелевшая суперструна, — то есть субквантовый фрагмент первозданного огненного шара, сформировавшийся сразу после Большого Взрыва, уловленный в тиски космического расширения и растянутый ими до макроскопических, а затем и космологических масштабов. Такие суперструны встречались реже, чем фениксы и целомудренные девы. Излюбленными местами их обитания были внешние края галактик и пустоты меж этих звездных спиралей, где они достигали подчас длины в десятки и сотни световых лет. Во всей памяти Клады был зарегистрирован лишь один такой объект в пределах Галактики. До сегодняшнего дня. — Свернутая в петлю, — добавила Иерихонская Роза. Благоухающий Кулабар и Урожайная Луна поняли ее с полуслова. Лишь рукою Врага — если у Врага вообще были такие органы, поскольку до сих пор с ним не удалось вступить ни в какое общение, и никаких пригодных для исследования артефактов не осталось на месте их испепеленных кораблей и обращенных в пар кластерных колоний, — мог быть сотворен подобный объект. Именно поэтому Палата Вечно Обновляющихся Вод сдвинула с места Сердцевинный Мир. Такая вещь, как Кольцо Вертанди, могла быть только оружием Судного дня.

Но как оно действует? Таков был единодушный вопрос Урожайной Луны и Благоухающего Кулабара, однако чувство присутствия Иерихонской Розы в их сознаниях, человеческом и композитном (человек-летучая мышь-глайдер), ушло. Игра окончена. Начинается новый раунд соревнований. Издав сигнал тревоги, птицекрыл взмыл вверх как раз вовремя, чтобы увернуться от одного из ползучих усиков, обшаривавших пространство над лесным шатром в поисках нескольких уцелевших шаров. Ловчие сети леса ухватили оставшиеся шары — все скопом, — и потащили их вниз. Затем высунулись острые лезвия.

Как начинаются войны? Как следствие афронта, бравады, глупости или самонадеянности, ради некоторой священной цели или затем просто, чтобы утолить алчность. Но столкновение галактических цивилизаций всегда неизбежно и не является чем-то особенным, хотя и не лишено статуса невиданной космической трагедии. Оно воплощает беспрекословную истину эволюционного процесса: в данной экологической нише может одновременно существовать не более одного основного потребителя ресурсов, даже если нишей этой выступает Вселенная. Врагу потребовались считанные миллисекунды после контакта с любознательным зондом «Худжжайн», дабы постичь эту простую истину. Уже сама аннигиляция зонда была актом объявления войны, и Враг мог бы получить преимущество, исчисляемое веками, если бы «Худжжайн» в последние миллисекунды своего существования не ухитрился послать сообщение кораблю-матке, ожидавшему его доклада глубоко в недрах кометной системы на самом краю изведанного межзвездного пространства.

Долгой и неспешной оказалась эта война, и в течение нескольких первых столетий ее беспрепятственная доселе экспансия Клады была сперва остановлена, а затем повернута вспять. Триллионы разумных существ погибли. Планеты были сожжены, их обитатели навеки стерилизованы ультрафиолетовым излучением, лившимся с полыхающего неба, защитные магнитосферные щиты и озоновые слои — сорваны, хабокластеры — испепелены направленными солазерными импульсами или обращены в серую слизь нанопроцессорной чумой, сферы Дайсона[9] — подорваны миллиардами боеголовок с начинкой из антиматерии. Клада только сейчас поняла то, что Врагу стало понятно еще в самом начале конфликта: что эта война, война за все ресурсы, в которых нуждается цивилизация таких масштабов — за энергию, массу и гравитацию, — будет войной на истребление противника. За первые две тысячи лет войны совокупные потери Клады сравнялись со всей биомассой исходной Солнечной системы до начала межзвездных полетов. Но именно плодовитость, запасливость, неистребимость жизни стала главным оружием Клады. Она перешла в наступление. Битвы длились столетиями, происходили на расстояниях столь значительных, что даже свет блистательной победы или разгрома доходил до будущих поколений в виде слабых, бледных, далеких пятнышек в ночном небе. Противники сражались в сердцевинах шаровидных кластеров, в лучистых рукавах туманностей, сжигали за собой мосты через звездные фотосферы и горизонты событий черных дыр. Орудиями побед были газовые гиганты и энергии сверхновых звезд; они превращали астероиды в пушечные снаряды и сметали обитаемые планеты с их орбит, безжалостно вышвыривая на вечную мерзлоту межзвездных просторов. Десятки тысяч флотилий сталкивались между солнц, и в живых не оставалось никого, кто мог бы рассказать о происходившем. Война эта была абсолютной, недостижимой абстракцией всех войн. В миллионах звездных систем сражалась Клада, сдерживая бешеные атаки Врага. А в последние восемьсот лет даже стала теснить его.

Теперь, когда время замедлилось до такой степени, что десятилетие легко можно было уместить в единый удар сердца, а общая масса сравнялась с массой тысячи звезд, все в Сердцевинном Мире Клады, вокруг Сейдатрьи и в окружающем цивилизационном кластере, обратили взоры к замкнутой в петлю космической струне — Кольцу Вертанди. Кластер Сейдатрьи летел вслепую, не получая ни одного доклада с места предполагаемых боев. Пятьсот миллиардов разумных существ, населявших его, лишь на шесть месяцев запаздывали к началу того, что могло стать окончательной победой Клады или самым внушительным триумфом Врага.

Изнутри хрустального шара, бывшего Сердцевинным миром Клады, они смотрели, как передовые отряды флота Клады вспыхивают, точно летящие на огонь мотыльки, оказавшись на пути разрастающейся туманности, знаменовавшей перемещение сил Врага. Эти боевые корабли в действительности погибли еще много месяцев назад, пожертвовав собой ради того, чтобы снабдить тактиков замедляющегося кластера Сейдатрьи информацией о расположении дозорных постов Врага. Располагая этими сведениями и толикой удачи, они могли иногда даже осуществить решительный прорыв прямо в кластерхаб. За ними следовала, постепенно замедляясь в синем смещении, сквозь годы и десятилетия объективного времени, прошедшего с тех пор, как они покинули Сейдатрью, вся колоссальная махина Клады. Она получала все больше полных изумления докладов от этих отважных бойцов. Да, там были все силы Врага, караван-сарай, растянувшийся на сотни световых лет. Корабли, планеты, кластеры, тронувшиеся в путь за много веков до того, как «Всеприсущий божественный аромат» случайно обнаружил и уничтожил одну из странствующих армад. Приказ им должен был быть отдан много тысячелетий назад, чуть ли не сразу после того, как ход войны в свою пользу переломила Клада. Враг явно отступал, спасался бегством. Но тем удивительнее это было, что он не утратил даже малой доли своей силы и ресурсов, по мере того как волна за волной дешевых, быстрых, некомфортабельных боевых кораблей сгорала в аннигилирующем пламени.

Урожайная Луна, Благоухающий Кулабар и Иерихонская Роза плавали в океане тьмы на самом дне мира, чувствуя панцирями всесокрушающее давление огромной толщи воды. Они теперь носили личины головоногих с большими фасеточными глазами и множеством разветвленных щупалец, общаясь между собой при помощи сложных кодированных последовательностей биолюминесцентных импульсов, проходивших по всей длине их обтекаемого тела. Они не сомневались, что время от времени им придется умирать. Впрочем, это будет не только их смерть, она повлечет за собою еще миллионы таки же смертей. Палата Вечно Обновляющихся Вод ни за что не позволила бы своей лучшей команде военных советников и пилотов трусливо укрыться в беззвездных глубинах Птеримонда. Они были выгружены в виртуальность и размножены в миллионах точнейших копий, управлявших теперь роем самых быстрых боевых кораблей. Существа, бывшие некогда экипажем «Всеприсущего божественного аромата», перемигивались огромными золотыми глазами, думая о том, что свет позорного бегства Врага будет виден по всей галактике как огромная новая туманность, подобная переплетению праздничных лент, еще долгие десятки, сотни лет.

Уже сейчас, когда до завершения великого похода оставались считанные световые месяцы, целый квадрант видимого небосвода занимало огромное полотнище света, образованное сиянием разогнанных до огромной скорости микрочастиц, вонзающихся в силовые поля. А над ним была беззвездная пустота диаметром около трех световых лет. Кольцо Вертанди.

— Ты предоставила им достаточную фору, — сказала Благоухающий Кулабар, испустив вспышку сине-зеленого света. Игра была окончена. Она заканчивалась на самом дне мира, но выиграна была, как ей стало ясно только сейчас, еще за много лет до того. Она была выиграна в тот миг, когда Иерихонская Роза сбежала из Дома Душ на Священные Равнины Хой, чтобы превратиться там в медитирующее деревце.

— Хотелось бы верить, — отвечала Иерихонская Роза, посылая, как могла, нечто вроде воздушного поцелуя через хрустальную стену. Это было нелегко: приходилось противостоять безумной кориолисовой буре, сотрясавшей даже это водное царство повышенной гравитации. — Пройдет не один век, прежде чем Клада прибудет туда в полном составе.

— Палата Вечно Обновляющихся Вод может расценить это как измену, — сказала Урожайная Луна. Иерихонская Роза коснулась прозрачной преграды своим щупальцем.

— Ха! Разве я не служила им верой и правдой, всем сердцем, разумом и всей моей жизнью? — Далекий фейерверк утихал, огненные вспышки одна за другой гасли в пустоте. — Впрочем, в чем же они могут меня обвинить? Не в том ли, что я преподнесла Кладе всю Вселенную на блюдечке с голубой каемочкой?

— Или обрекла Кладу на вымирание, — заметила Благоухающий Кулабар.

— Это не та Клада. Не наша.

Вот это интеллект, восхитилась Благоухающий Кулабар. Понять все это за те несколько субъективных минут полета и догадаться, как использовать полученное знание, чтобы спасти Кладу. Ну что же, она всегда считалась величайшим военным тактиком своего поколения. И уже не в первый раз Благоухающий Кулабар задумалась, кем же могла быть их давно исчезнувшая прародительница, эта необычайная женщина, давшая им жизнь через посредство своего выгруженного интеллекта.

Что такое Кольцо Вертанди? Замкнутая космическая струна. А что такое замкнутая космическая струна? Это же машина времени. Портал в прошлое. Но не в прошлое нашей Вселенной. Любое перемещение через замкнутую времениподобную петлю выбросит путешественников в параллельный мир. На той мировой линии тоже полыхала война, Клада и Враг сошлись в схватке непримиримых дарвиновских противников. В той вселенной, где Враг уже оттеснен, отброшен с захваченных позиций и аннигилирован, разомкнется Кольцо Вертанди — и в небесах возникнет еще один Враг, совершенная во всех отношениях копия прежнего. Враг оставлял Кладе эту Вселенную, зная, что его переход в параллельный временной поток будет смертным приговором для её Аналога.

Укрытое под миллионами тонн пронзительно холодной, давящей воды холоднокровное существо, бывшее Благоухающим Кулабаром, содрогнулось от ужаса. Иерихонская Роза оценила все риски сложившейся ситуации и приняла нелегкое, но единственно верное решение: скрывать информацию от Палаты Вечно Обновляющихся Вод и Глубокого Синего Нечто до тех пор, пока не станет слишком поздно. Пока они не лишатся всякой возможности удержать Врага в этой Вселенной.

Бескровная победа. Конец войне. Разумная жизнь — Спаситель слепой Вселенной, управляемой физическими законами.

Тем временем в параллельной вселенной кластерхабы Клады лопаются, как выдавленные глазные яблоки, биосферные оболочки миров выгорают дотла. Ибо Враг обнаружил, что его силы внезапно удвоились.

Благоухающий Кулабар задумалась, а смогла бы она сделать такой выбор, но не нашла ответа. Она была, в конце концов, всего лишь Инженером, а не Оружейницей. Ее щупальца нежно переплелись со щупальцами Иерихонской Розы, по ним проскользнул трепет, приведший ее мускулистое тело в состояние, близкое к сексуальному возбуждению.

— Останься со мной, останься с нами, — сказала Урожайная Луна. Она тоже сделала нелегкий выбор, прибегнув к воплощению в эту уродливую плотскую оболочку; а ведь она, раз уж воспылала любовью именно к плоти, могла бы, в конце концов, исследовать концентрические кольца Сердцевинного мира в тысячах иных форм, бывших несказанно привлекательнее.

— Нет. Мне пора, — ответила Иерихонская Роза, вежливо прервав заигрывания Благоухающего Кулабара. — Они не причинят мне вреда. Они знают, что иного решения я принять не могла. У меня не было выбора.

Благоухающий Кулабар вильнула плавниками и скрылась в черной как смоль толще вод. Иерихонская Роза последовала за нею. Светящиеся пятна Урожайной Луны вспыхнули напоследок особенно ярко, обретя теплый красный оттенок ее любви, и погасли. Остался только рассеянный звездный свет столетней давности за краем мира.

© Ian McDonald. Verthandi’s Ring, 2007.