"В погоне за ангелом" - читать интересную книгу автора (Крейс Роберт)

2

Когда дверь закрылась, я посмотрел на чек. Пустой. Она не поставила даты. Например, 1889 год или 1 апреля. Он был подписан Брэдли Уорреном, и, как мне показалось, самыми обычными чернилами, не симпатическими. Впрочем, может быть, детектив получше меня и разобрался бы с чернилами. Но я, так и быть, рискну. Сукин сын! Вот он, мой шанс. Я мог бы срубить с него сто тысяч долларов — и продешевить. Может, вписать единицу, а рядом поставить столько нулей, сколько поместится. И внизу красивый автограф: Элвис Коул, яхтсмен.

Я сложил чек пополам, убрал в бумажник и достал из правого ящика стола «дэн-вессон» тридцать восьмого калибра в подплечной кобуре. Затем натянул на себя белый хлопчатобумажный пиджак, чтобы ее прикрыть. И отправился к своей машине. У меня ярко-желтый «корвет» 1966 года с откидным верхом. Выглядит он просто шикарно. Может быть, в белом пиджаке, в кармане которого лежит чек с непроставленной суммой, да еще в таком роскошном автомобиле я сойду за Дональда Трампа.

Я вырулил на Санта-Монику и покатил на запад через Беверли-Хиллз, по верхней границе Сенчери-Сити, затем на север по Беверли-Глен мимо рядов пальм и оштукатуренных многоквартирных домов и стройплощадок, принадлежащих иранцам. В конце июня Лос-Анджелес бывает ослепительно ярким. Инверсионный слой прижимает смог к земле, небо становится белым, а солнце отражается от вывесок и навесов, огромных зданий с миллионами окон, от решеток и многих миль хромированных бамперов. Мне то и дело попадались обвешанные покупками женщины в больших шляпах, полуголые ребятишки на скейтбордах, спешащие в Вествуд, строительные рабочие, терзающие мостовые, мексиканки на автобусных остановках — и все поголовно в темных очках. Ну прямо рекламный ролик «Рэй-Бэн».

Я катил по Беверли-Глен, мимо поля для гольфа «Лос-Анджелес кантри клаб», пока не добрался до бульвара Сансет, затем повернул направо и сразу налево, в Холмби-Хиллз. Холмби — это маленькая, но более дорогая версия самой лучшей части Беверли-Хиллз. Это респектабельный, элегантный район, с широкими чистыми мостовыми, ухоженными тротуарами и просторными домами, прячущимися за живыми изгородями и каменными оградами с коваными воротами. Одни дома расположены совсем близко к проезжей части, другие — подальше, а некоторые и вовсе не видны.

Около дома Уорренов был припаркован светло-голубой «тандерберд»[5] с надписью «ОХРАННОЕ АГЕНТСТВО ТИТАН» на боку. Охранник, сидевший в машине, увидел, что я сбросил скорость, и выбрался наружу. Уже к пятидесяти, крупный, в коричневом костюме от «Сирс». Сильно помятом. Похоже, в свое время он пару раз схлопотал по переносице, но это было очень давно. Я свернул на подъездную дорожку и предъявил ему свою лицензию.

— Коул. Меня ждут.

Проверив лицензию, он кивнул и прислонился к двери.

— Она прислала ребенка предупредить, что вы едете. Я Хэтчер.

Руки он мне не подал.

— Кто-нибудь уже пытался взять дом штурмом? — поинтересовался я.

Он посмотрел в сторону дома и покачал головой.

— Дерьмо. Я здесь сижу с тех пор, как к ним залезли, и ничего такого не видел, — сказал он и, подмигнув, добавил: — И уж точно ничего похожего на то, о чем ты спрашиваешь.

— Слушай, ты на что-то намекаешь или тебе соринка попала в глаз? — спросил я.

— Полагаю, тебе не впервой, — фыркнул он.

— Ага.

Он снова фыркнул и забрался обратно в машину:

— Сам увидишь.

Брэдли Уоррен жил в особняке, построенном в нормандском стиле, размером с Канзас. Огромный испанский дуб, росший в центре двора, отбрасывал кружевную тень на нормандскую остроконечную крышу, львиный зев — думаю, его там было три или четыре тысячи штук — теснился на клумбах вдоль подъездной дорожки и по периметру дома. Перед входной дверью, утопленной в широкой нише, было что-то вроде высокого крыльца. Других дверей я не увидел, а эта поражала воображение своими размерами: девять футов высотой и четыре шириной. Хэтчер наблюдал за мной из своего «тандерберда». Мне пришлось позвонить еще два раза, прежде чем дверь открылась. На пороге стояла женщина в белом теннисном костюме. В руке она держала высокий стакан с какой-то прозрачной жидкостью. Она внимательно посмотрела на меня и спросила:

— Вы детектив?

— Обычно я ношу охотничью шляпу, но как раз сегодня сдал ее в химчистку, — ответил я.

Она громко рассмеялась и протянула мне руку:

— Шейла Уоррен. А вы, оказывается, красавчик!

До полудня еще двадцать минут, а она уже набралась.

Я оглянулся на Хэтчера. Он ухмылялся.

Шейле Уоррен было лет сорок. Загорелая кожа, острый нос, ярко-голубые глаза и каштановые волосы. На лице глубокие морщины. Такие всегда появляются, когда много играешь в теннис или гольф или вообще проводишь время на солнце. Волосы она собрала в хвост, перевязанный белой лентой. В белом теннисном костюме она смотрелась очень даже неплохо, но все же не слишком спортивной. Наверное, больше слонялась, чем играла.

Она распахнула дверь и, махнув стаканом, показала мне, чтобы я входил. На дне звякнули кусочки льда.

— Думаю, вы хотите посмотреть, где у него лежала эта чертова книга, — сказала она так, словно речь шла об учебнике для восьмого класса.

— Конечно.

Она снова помахала стаканом:

— Люблю выпить чего-нибудь холодненького, когда возвращаюсь с корта. Там ужасно потеешь, и все такое. Принести вам тоже?

— Может быть, чуть позднее.

Мы прошли по вестибюлю длиной не меньше шести тысяч миль, через гостиную, которую они могли бы сдавать в качестве ангара для самолетов, и оказались в столовой размером в зал заседаний конгресса. Шейла Уоррен, покачиваясь, шла на шаг впереди.

— Кто-нибудь был дома в ту ночь, когда украли книгу?

— Мы были в Канаде. Брэдли строит в Эдмонтоне отель, и мы полетели туда. Обычно он летает один, но мы с ребенком тоже захотели, и он взял нас с собой.

«С ребенком».

— А прислуга?

— У всех семьи, которые живут в Маленьком Токио. Как только мы куда-нибудь уезжаем, они сразу же отправляются туда. — Она посмотрела на меня. — Полиция уже задавала мне эти вопросы.

— Я люблю их проверять.

— Ах, да, любите, — проговорила она.

Мы прошли по длинному коридору, выложенному плиткой, и попали в пещеру, оказавшуюся хозяйской спальней. В дальнем конце коридора я заметил отделанный мрамором атриум со множеством декоративных растений, а слева от него — стеклянные двери, выходящие на лужайку за домом и бассейн. В одной из дверей был вставлен кусок фанеры размером четыре на восемь. Напротив атриума на покрытой лаком черной платформе стояла кровать, а вокруг была расставлена черная лакированная мебель. Мы прошли мимо кровати к двери, ведущей в его гардеробную. У нее была своя собственная, с отдельным входом.

В его гардеробной я увидел трехстворчатое зеркало в полный рост и туалетный столик из черного гранита, а также примерно милю пиджаков, брюк и костюмов. Обуви хватило бы на целый американский город. Ковер около зеркала был скатан, и моим глазам предстал вделанный в пол сейф фирмы «Ситабриа-Уилкокс» таких размеров, что в нем вполне мог бы поместиться взрослый мужчина.

Шейла Уоррен махнула в его сторону стаканом и скривилась:

— Сейф Большой Шишки.

Крышка была сдвинута, совсем как у канализационного люка. Я заметил, что она из бронированной стали, в четверть дюйма толщиной, с тумблерами и предохранительными штифтами толщиной полдюйма. Все поверхности были покрыты черным порошком. Это поработали ребята из полиции, когда искали отпечатки пальцев. Все остальное казалось в полном порядке. У меня за спиной звякнули кусочки льда.

— Вы обнаружили сейф именно в таком виде?

— Он был закрыт. Это полиция оставила его открытым.

— А как же сигнализация?

— Полицейские сказали, что грабители, видимо, знали, как с ней справиться. Или мы забыли ее включить.

Шейла Уоррен слегка пожала плечами, словно ей надоело обсуждать одну и ту же тему. Она стояла, прислонившись к дверному косяку, и наблюдала за мной. Может быть, думала, что работа детектива — это чудесное представление, пропустить которое невозможно.

— Вы бы видели стекло, — сказала она. — Он принес сюда проклятую книгу. Ну и вот что случилось. Я прошлась босиком по ковру и до сих пор вынимаю осколки. Мистер Большая Шишка.

Последнее относилось не ко мне.

— Вам звонили? Может, вы получили письмо с требованием выкупа?

— За что?

— За книгу. Когда крадут что-нибудь редкое и известное, то делают это, как правило, чтобы продать обратно владельцу или страховой компании.

— Глупость какая! — поморщилась Шейла Уоррен.

Думаю, ее ответ означал, что с ними никто не связывался. Я поднялся с места:

— Ваш муж сказал, что у вас есть фотографии книги.

Она осушила стакан и заявила:

— Лучше бы он сам всем этим занимался!

И вышла. Может быть, стоит попросить Хэтчера задать ей все необходимые вопросы вместо меня. Впрочем, возможно, он уже это сделал. А может быть, позвонить в аэропорт, остановить самолет Брэдли и сказать ему, чтобы забирал свой чек, а с ним и эту работу. Не-е-а, не выйдет. Что может подумать Дональд Трамп?

Шейла вернулась уже без стакана, но со снимком восемь на десять, на котором Брэдли принимал нечто, похожее на фотоальбом, из рук величественного седовласого японского господина. Вокруг были и другие люди, все японцы, но все же не такие величественные. Книга была в темно-коричневом кожаном переплете и такая старая, что, если на нее нечаянно чихнуть, могла рассыпаться в прах. На снимке была и Джиллиан Беккер.

— Надеюсь, это то, что вам нужно, — заявила Шейла Уоррен, успевшая расстегнуть три верхние пуговицы своего теннисного костюма.

— Вполне, — ответил я и убрал снимок в карман.

— Вы уверены, что не хотите ничего выпить? — облизнув губы, спросила она.

— Абсолютно. Спасибо.

Она бросила взгляд на свои тапочки и воскликнула:

— Bay, шнурки проклятые!

Затем она повернулась ко мне спиной и наклонилась. Лично мне показалось, что шнурки в полном порядке, но бывает, что я пропускаю важные детали. Она некоторое время возилась с одним шнурком, потом с другим, а я тем временем вышел из комнаты. Мне удалось найти дорогу на кухню и выбраться на задний двор. Зеленая лужайка плавно спускалась к огромному бассейну в стиле греческого классического Ренессанса. Около него имелся обязательный домик с беседкой и круглым грилем. Я немного постоял у бассейна, оглядываясь по сторонам и качая головой. Что за люди! Сначала он. Теперь она. Ну и парочка.

Тот, кто влез в дом, судя по всему, знал код или где его найти. Это совсем не трудно. В один прекрасный день, когда никого нет дома, садовник потихоньку пробирается внутрь, натыкается на обрывок бумажки, на каких люди вроде Брэдли Уоррена записывают коды, а потом продает его нужному парню за хорошую цену. Или, например, Шейла распустила свои холеные ручки и дала оплеуху экономке, получающей за работу сотню баксов в неделю, а экономка сказала: «Ладно, сучка, ты мне за это заплатишь». И отдала шифр своему дружку, который как раз ищет работу. Продолжать можно до бесконечности.

Я обогнул бассейн, прошел мимо теннисного корта и дальше по границе владений Уорренов, а затем повернул к дому. Никаких тебе сторожевых собак, камер слежения и какого-либо другого охранного оборудования. По стене, идущей по периметру участка, не был пропущен ток, а сторожевая башня, если таковая и имелась, была замаскирована под пальму. Любой пацан с Голливудского бульвара мог бы вынести отсюда все, что угодно. Может, стоит туда отправиться и поспрашивать у детишек. Только на это у меня уйдет года три или четыре.

Вернувшись в дом, я обнаружил, что на одном из диванов в гостиной сидит по-турецки девочка-подросток. Она рассматривала огромную книгу, которая вполне могла быть озаглавлена «Самые скучные пейзажи Эндрю Уайета».[6]

— Привет, меня зовут Элвис, — сказал я. — А ты, наверное, Мими?

Она наградила меня таким взглядом, словно, открыв парадную дверь, обнаружила на крыльце свидетеля Иеговы. Ей было около шестнадцати. Каштановые волосы подстрижены так коротко, что ее лицо казалось гораздо круглее, чем на самом деле. Я посоветовал бы ей поднять волосы наверх или отпустить подлиннее, но она меня не спрашивала. Никакой косметики, никакого лака на ногтях — а не мешало бы. Я бы не назвал ее хорошенькой. Девочка потерла нос и спросила:

— Вы детектив?

— Вроде бы. У тебя имеются какие-нибудь улики, касающиеся кражи века?

Она снова потерла нос.

— Улики? — повторил я. — Ты, случайно, не видела посторонних на вашей лужайке? Или слышала обрывок подозрительного разговора. Ну типа того.

Может быть, она на меня смотрела. А может, и нет. По ее лицу блуждала кривая улыбка, заставившая меня подумать, что она под кайфом.

— Я тебе мешаю читать?

Она не кивнула, не заморгала от удивления и даже с визгом не бросилась прочь из комнаты. Она просто смотрела на меня.

Я прошел назад через столовую, потом выбрался из дома, добрался до «корвета» и выехал на подъездную дорожку.

Когда я проезжал мимо Хэтчера, сидевшего в своем «тандерберде», тот, ухмыльнувшись, спросил:

— Ну и как оно тебе?

— Отвали, — предложил я ему.

Он рассмеялся, и я уехал.