"Звездная каэши-ваза" - читать интересную книгу автора (Лютый Алексей)

ЧАСТЬ ВТОРАЯ УМИРАЮ, НО НЕ НАПЬЮСЬ!

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Северный олень, который уже неделю бежал на этот звук, так сильно напоминавший милые сердцу удары чукотского шамана в бубен, выскочил на поляну и оторопело застыл – его снова жестоко обманули! Нет, человека, который стоял посреди палаточного лагеря, чукчей назвать, конечно, было можно. Но вот на шамана он нисколько не походил. И рожей не вышел, и одет хуже сумасшедшего геолога, да еще и с автоматом на плече. А откуда, скажите на милость, у честного шамана автомат возьмется?! Обиженно фыркнув, олень снова скрылся в лесу и помчался обратно, оставив белкам возможность швыряться шишками в барабанщика, наказывая его за отсутствие музыкального слуха.

Миколе тоже морда оленя не понравилась. Есаул даже хотел пальнуть пару раз по незваному гостю, чтобы тому в следующий раз неповадно было критиковать доблестного «икс-ассенизатора», но затем передумал. Все-таки Раимов где-то поблизости бродит, и за несанкционированную стрельбу похвалы от въедливого майора может дождаться разве, что только сам Президент. А тому похвала Раимова на фиг не нужна!

Микола потер куцую бородку, отращенную по приказу майора, исключительно в целях маскировки, и прикинул, сколько еще нарядов вне очереди ему нести осталось. После чего горестно вздохнул. Прикидывай – не прикидывай, а посуду сегодня все равно мыть придется. И вообще, главный армейский принцип – поближе к кухне, подальше от начальства – оказывается, далеко не всегда и не везде срабатывает. В лагере «икс-ассенизаторов», например, не действует совершенно. Тут Пацуку досталось все сорок удовольствий. И кухня, и начальство.

– Товарищ майор! – взмолился есаул, увидев, что Раимов выбирается из палатки. – Я же спецназовец, подрывник, а не дипломированная посудомойка. Воно ж как бывает?.. Моет кто-нибудь тарелки, а потом бац, и палатка командира на воздух взлетает.

– Бывает, – согласился Раимов, выглядевший, как киргизский аксакал после недельной пьянки. – А еще бывает, что бац, и агент Пацук еще один наряд вне очереди получает.

– Есть наряд вне очереди, – вытянулся в струнку есаул. —

А что-нибудь, кроме мытья тарелок, в список нарядов входит? Или породивший вас сперматозоид гена, отвечающего за воображение, напрочь был лишен?

– Еще наряд вне очереди, – побагровел Раимов, после чего стал выглядеть так, что все киргизские аксакалы просто отдыхали.

– Есть еще наряд, – согласился Пацук. – А я когда-нибудь донышко чьей-нибудь тарелки цианистым калием помажу! – и принялся дубасить изо всех сил железную бочку. Та не возражала. Уже привыкла!

Продолжения эта интереснейшая дискуссия командира с подчиненным не получила, поскольку на поляне появились остальные трое бойцов, вернувшихся с утренней пробежки. Старшина, сегодня, согласно очереди, возглавлявший группу, бежал первым и, отдавая приказ остановиться, с ухмылкой посмотрел на Пацука. Есаул упорно делал вид, что не заметил появления сослуживцев и продолжал дубасить бочку. Что и продолжал делать до тех пор, пока майор, уставший кричать, не выстрелил из пистолета в воздух.

– Шо, товарищ майор? – удивлению Пацука, казалось, не было предела. Есаул осмотрелся по сторонам. – А, уже прибыли?

Ну, тогда затихаю, – и Микола скрылся в палатке, заменяющей столовую…

С момента последнего собрания на базе «икс-ассенизаторов» прошло около недели. Раимов, действительно, в точности выполнил свое обещание. И не только отправил бойцов в лес, но и сам пошел с ними. Дабы агенты окончательно не распустились на вольных хлебах. Впрочем, так действовал майор не из садистских побуждений или извращенной, неприемлемой для любого профессионального военного любви к дикой природе. Загнать бойцов в первобытные условия ему предписывало распоряжение Президента, в котором черным по секретному бланку было написано, что «ни в коем случае нельзя допустить обнародования имен секретных агентов». Вот Раимов и подстраховался, уведя бойцов с базы. Уж он-то про «папарацци» немало слышал. С них станется и стройбатовцем прикинуться, и общественным туалетом, лишь бы новую сенсацию в газеты пропихнуть!

На сборы агентам Раимов дал два часа, а сам в это время занялся обустройством ученых, занятых в осуществлении проекта. Их личности раскрывать так же не рекомендовалось, но выгнать гениев в лес майор просто не мог. Во-первых, потому что сомневался в том, выходил ли кто-нибудь из ученых хотя бы в ближайший к прежнему месту жительства парк. Во-вторых, Раимов был человеком в меру дальновидным и мог себе представить, что будет, когда ученые обнаружат в своих палатках полное отсутствие исследовательского оборудования. А в-третьих, майор просто опасался за здоровье научного персонала базы. И вполне справедливо! Поскольку никто из спецназовцев после нескольких дней, проведенных в обществе ученых, не удержался бы от того, чтобы не утопить Гобе в болоте или не завести Зубова в бурелом и не оставить там доказывать теорему Ферма первому попавшемуся бурому медведю.

Именно во избежание всех этих неприятностей и неудобств ученых следовало оставить на базе, но сделать так, чтобы те ни в коем случае не могли встретиться с солдатами, занятыми в восстановлении разгромленных отсеков и укреплении всех прочих. Задача оказалась крайне сложной. И потому, что приучить светил науки к элементарной дисциплине за пару часов было просто невозможно, и от того, что укреплять стены лабораторий стройбатовцам тоже нужно было. И в этом деле без присутствия хозяев помещений обойтись было просто невозможно!

Раимов ломал голову над этой проблемой очень долго, но решить ее никак не мог. Майор уже начал подумывать об экстренной связи с Центром и консультациях с вышестоящим начальством, но выход нашелся внезапно. И, как всегда, он был прост, как все гениальное. Замученный раздумьями, Раимов уже потянулся к телефону, как вдруг заметил Пацука, уже полчаса прыгающего перед видеокамерой наблюдения для того, чтобы привлечь внимание начальства.

– Что тебе еще надо? – раздраженно поинтересовался майор. – Сразу предупреждаю, что сала в лесу не будет. Ни как пищевого продукта, ни в качестве жировых прослоек ваших организмов.

– И вы туда же? А я-то думал, что вы татарин, а не москаль, – горестно вздохнул есаул, поправляя на голове оселедец. – А я, между прочим, о деле радею, а не о чьем-нибудь животе. Спросить хотел, нужно ли вязаные маски с собой брать, да, видимо, теперь не буду. А то воно ж как получается?..

– Маски?.. А это мысль! – майор радостно хлопнул в ладоши. – Объявляю благодарность, агент Пацук. – И, не ответив есаулу, помчался в научный отсек.

Гобе идею о масках принял скептически, заявив, что он может так заговорить солдат, что те не только его лицо, но и свое имя забудут. Однако Раимов пойти на такие крайние меры не разрешил, и доктору пришлось согласиться с тем, что он должен одевать маску каждый раз, когда не будет находиться в одиночестве. Хиро Харакири пожал плечами и, померив шапочку с прорезями для глаз и рта, пришел к выводу, что работать она не мешает, и поэтому возражать в ответ на распоряжение майора не стал. А с Зубовым получилось и того проще. Едва Раимову удалось натянуть на голову гения маску спецназовцев, как профессор тут же о ней позабыл. И майор сомневался, вспомнит ли Зубов о том, что находится в шапке, хотя бы к моменту возвращения группы из леса.

Четверо агентов, во главе с Раимовым, двигались от базы ровно двенадцать часов, придерживаясь северного направления. И только встретившись с грибниками, заблудившимися под Москвой три года назад, майор решил, что группа уже достаточно удалилась от базы и теперь может остановиться. Грибникам дали компас, пинков в дорогу и отправили на родину, а сами стали обустраивать временный лагерь, каковой должен был стать бойцам родным домом ровно на неделю.

А дальше пошли армейские будни в экстремальных условиях – сухпаек, жесткая постель, постоянные боевые учения и наряды по кухне, которые, впрочем, почти одному Пацуку и доставались. Один раз Раимов вызывал по рации с базы самолет для подвоза боеприпасов и продовольствия, а все остальное время единственными новыми лицами в лагере были те, которые от скуки рисовал Зибцих. Выяснилось, что снайпер не только обладает отличной наблюдательностью, но еще и умеет художественным образом свои наблюдения оформлять.

В результате этого разоблачения каждый член группы, не исключая и майора, обзавелся своим персональным портретом. Причем, во время написания портрета Раимова у немца вдруг обнаружилась удивительная рассеянность, и он, исключительно по ошибке, нарисовал на погонах начальника две лишние звезды. А когда это обнаружилось, то оказалось, что исправить ничего нельзя! Карандаш куда-то потерялся, стирательной резинки не было, а обычным углем такой дефект устранить невозможно. Пришлось Раимову смириться и временно стать полковником. При этом Шныгин заметил, что командир как-то странно на свой портрет смотрит. Будто прикидывает, пойдут ли ему полковничьи погоны…

Так продолжалось до сего момента, и не было никакой тенденции к тому, что до конца вынужденного пребывания вдали от благ цивилизации что-нибудь изменится. Шныгин позавтракал, чем ООН послал, и вышел из палатки на свежий воздух. После утреннего приема пищи всем бойцам, за исключением Пацука, полагался часовой отдых, как сказано в Уставе, «для правильного усвоения пищи». Есаулу же полагалось мытье посуды, как сказано Раимовым, «для лучшего усвоения Устава». А вот как раз Пацук и нужен был старшине. Шныгин дождался, пока все уйдут из столовой и, отмахнувшись от предложения Кедмана побросать мячик в самодельную баскетбольную корзину, устроенную на ближайшей сосне, нырнул в палатку.

– Уйди, Репа. Без тебя тошно, – не оборачиваясь, буркнул есаул.

– Гляди какой догадливый! – усмехнулся старшина. – Тошно, говоришь? Сейчас полегчает. Комон в кусты, еври бади, блин! Поговорить нужно.

Есаул удивленно посмотрел на Шныгина, задумчиво повертел тарелку в руках, а затем с чистой совестью утопив ее в бачке, вышел из палатки на улицу. Белка, завидев с сосны ненавистного барабанщика, швырнула в есаула несколько шишек, но получив в ответ пустой консервной банкой по лбу, спикировала с ветки на мох у корней и, полежав в коме пару минут, стремительно взбежала обратно, жалуясь на «царя природы» и стеная над своими ранами. Пацук довольно фыркнул и нырнул в кусты, даже не шелохнувшиеся после того, как через них прошел старшина.

– Лезешь через бурелом, как медведь, – придрался к сослуживцу есаул. – Веточку почти у вершины сломал, и трава у корней примята. Перешагнуть не мог?

– Не стони. Мы не в разведке, – вполголоса произнес Шныгин. – Лучше скажи, самогонку будешь?

Пацук оторопел. Пару секунд он внимательно смотрел на старшину, пытаясь понять, издевается тот, просто шутит, или в морду за такие садистские замашки получить хочет, а затем покачал головой. Судя по физиономии Шныгина, тот говорил совершенно серьезно, и Микола, сглотнув слюну, коротко кивнул головой. Сергей, и не ожидавший другого ответа, широко улыбнулся и хлопнул украинца по плечу:

– Тогда слушай сюда, что нужно сделать!..

Минут пять два славянина корректировали план дальнейших действий, а потом Пацук ушел той же дорогой, какой и приходил на тайную встречу. Старшина подождал еще пару минут, а потом отправился в противоположном направлении. Обогнув лагерь по широкой дуге, Шныгин выбрался к палаткам рядом с тем местом, где Кедман с упоением играл в баскетбол в гордом одиночестве, а Зибцих, напевая что-то себе под нос, чистил оружие. Старшина перехватил у американца мячик, бросил пару раз по кольцу, ни единожды не попав, и, махнув с досады рукой, потопал к палатке Раимова.

– Товарищ майор, разрешите обратиться? – поинтересовался Шныгин, застывая перед входом.

– Что еще? – устало произнес Раимов, выбираясь из полумрака палатки на свет божий. – На базу захотелось? Можешь всем сказать, что завтра утром возвращаемся.

– Я как раз по этому поводу и хочу поговорить с вами, Василий Алибабаевич, – кивнул головой старшина. – Мы тут уже неделю торчим, а действие групп в условиях, максимально приближенных к боевым, ни разу не имитировали. Мне кажется, нужно использовать безлюдность этого места и проверить, насколько боеспособны наши НАТОвские коллеги. Наши-то с Пацуком возможности вы знаете, а вот как американец с немцем себя в боевых условиях поведут, еще не известно…

– Но-но, агент Шныгин! – майор поднял вверх большой палец. – У меня нет оснований сомневаться в их профессионализме. Хотя, что-то интересное в твоих словах есть, – и вдруг подозрительно посмотрел на Шныгина. – Кстати, старшина, а чего это тебя на учения потянуло? В «Зарницу» в детстве не доиграл?

– Да при чем тут «Зарница», Василий Алибабаевич, еври бади?! – Сергей сделал вид, что обиделся. – Мне же с этими парнями на задания ходить! Должен же я знать, что они из себя в боевых условиях представляют? Это хорошо, что на прошлой операции инопланетянин пьяный в сисю валялся. А что будет, если мы на десяток таких хмырей наткнемся? Вдруг Кедман с Зибцихом подведут? Кто тогда за потери среди личного состава отвечать будет? Или у вас звездочка на погонах намертво приклеена? Ее какой-нибудь умник из министерства заменить на четыре, но поменьше, не сможет?..

– Покаркай мне еще! – нахмурился Раимов. – Ладно, я согласен. Будут тебе учения. Что конкретно ты предлагаешь?

Старшина, который, кстати, ничуть и не сомневался в подобном исходе переговоров с майором, тут же изложил свой план. Шныгин предложил разбить «икс-ассенизаторов» на две группы, в одной из которых будут они с Пацуком, а вторую составят Кедман и Зибцих, соответственно. Задачей первого отряда будет проход от лагеря до некой условной точки, имитация там совершения диверсии и возвращение обратно, а американец с немцем обязаны будут выследить группу условного противника, по возможности предотвратить диверсию и помешать Пацуку со Шныгиным вернуться обратно. Условиями победы первой группы будет возвращение в лагерь, а их противники выигрывают, если перехватят старшину с есаулом на любом этапе операции.

– Разумно, – кивнул головой Раимов, выслушав предложение Шныгина. – Собирай отряд. Сейчас я помечу на карте участки боевых действий, подкорректирую твои план и обдумаю детали. Затем получите задачу, и отправляйтесь работать. Кстати, на все про все даю вам четыре часа.

– Так точно, товарищ майор! – обрадовано воскликнул старшина, никак не рассчитывающий на такую щедрость со стороны командира. – Разрешите идти?

– Вали, – махнул рукой Раимов и скрылся в своей палатке.

Через пять минут вся четверка в полном боевом снаряжении стояла перед палаткой майора, объединявшей в себе и временное жилище командира, и полевой штаб, и радиоточку, и центр вселенной, и объект тайных желаний подрывника-украинца. Если и было где-то во вселенной место, которое есаул хотел бы взорвать сильнее, чем палатку Раимова, то Микола о нем еще ничего не знал! Кедман с Зибцихом, ничего не зная о цели построения, удивленно переглядывались, Пацук старательно изображал на лице возмущение новой выходкой майора, а Шныгин старательно пытался придать физиономии выражение крайней степени отмороженности. Чем напомнил ефрейтору морду сумасшедшего Черментатора!

То ли Раимов, действительно, старательно работал над картой, то ли просто выдерживал паузу, обязательно должную предшествовать появлению командира, но сумел своей задержкой довести весь личный состав до белого каления. Даже Шныгин, сам затеявший кутерьму с учениями, начал терять терпение и стал подумывать о том, не кинуть ли внутрь палатки Раимова гранату. Пока никто не видит! Однако, благодаря высочайшей самодисциплине, удержаться от такого опрометчивого поступка старшине удалось, и он терпеливо дождался, пока Гюльчатай в майорских погонах покажет, наконец, свое личико.

Раимов торжественно, будто на партсобрании, поставил перед бойцами задачу, и каждой группе выдал индивидуальную карту, с отмеченным на ней районом проведения учений. Место, которое выбрал Раимов, находилось немного в стороне от той точки, куда намеревался новоявленный Сусанин завести Пацука, но Ивана… то бишь, Сергея Шныгина это волновало мало. Он же, в конце концов, никому не обещал, что проведет учения на отлично! Куда больше старшину взволновали условия победы на учениях, которые поставил майор.

– А чтобы я знал, что первая группа не валяла дурака в ближайших кустах, ожидая, пока вторая носится по лесу, Пацук со Шныгиным будут обязаны произвести в указанной контрольной точке взрыв, – закончил свою речь майор. – Но и это еще не все. Отсюда точно установить, где именно была взорвана учебная мина, я, конечно, не смогу. Поэтому принесете мне оттуда сувенир, – бойцы удивленно переглянулись, а Раимов довольно улыбнулся.

– Пару дней назад я на той полянке зажигалку потерял, – пояснил он свою мысль. – Вот ее-то вы мне и доставите в качестве вещественного доказательства.

– Ни фига себе, блин, в натуре! – изумился старшина. – А если, товарищ майор, вы ее не на той полянке потеряли, а где-нибудь в болотах под Мурманском? Нам полстраны прочесывать прикажите?

– Действительно, товарищ майор, – согласился с ним Пацук. – Вы слишком задачу усложнили. И потом, а что вы пару дней назад на этой полянке делали? Уж не с той ли самой грибничихой встречались, которая вам полдня глазки строила, когда мы их одичавшую группу в лесу нашли? Неужто вы ей не те координаты, что и всем прочим, дали? Нехорошо, Василий Алибабаевич. Воно ж от случайных связей что бывает?

– Мо-олчать! – рявкнул майор. – Не твое собачье дело, агент Пацук, что я на той полянке делал. Твоя задача – найти зажигалку. И если вы с особо умным старшиной без нее вернетесь, получите оба «неуд» за учения и по возвращению на базу из нарядов у меня не вылезете! Вопросы есть?

– Никак нет! – дружно рявкнули спецназовцы во все четыре глотки. – Разрешите выполнять?

– Сначала сдайте боевые патроны, – приказал Раимов. – Перестреляете еще друг друга в запале боя. А мне потом вашим мамам слезливые письма о мнимом героизме писать придется.

– Разрешите идти? – снова полюбопытствовал Зибцих, когда рожки с боевыми патронами были сданы.

Майор кивнул головой, и Зибцих с Кедманом сорвались с места. По сценарию учений, они должны были уйти первыми в направлении контрольной точки и попытаться создать там заслон. Конечно, имей вторая группа точные координаты места предполагаемой диверсии, она бы получала неоспоримое преимущество перед условным противником. Именно поэтому, Раимов не указал на карте Зибциха конкретную точку, а вычертил довольно солидный круг, диверсию внутри которого они с Кедманом и должны были предотвратить. Шныгин с Пацуком уходили следом, и вот у них-то на карте и была отмечена та поляна, где перед взрывом учебной мины предстояло найти зажигалку майора. Впрочем, никто этим заниматься не собирался.

– Ну так что, Репа? Попили мы самогоночки? – ехидно поинтересовался украинец, когда через двадцать минут после ухода Зибциха с Кедманом они со старшиной углубились в лес. – Говорил я тебе, что проще что-нибудь придумать следовало!..

– Да не стони ты так, – отмахнулся от него Сергей. – Тебе что нужно – отдохнуть или учения выиграть?.. Пусть Кедман с Зибцихом корячатся, а мы себе поинтереснее занятие найдем. Плевать мы в целом на задания Конника хотели, и на его зажигалку в частности. Сейчас идем, куда собирались, отрываемся по полной программе, а потом найдем этих двух обормотов и погибнем в честном бою. Заодно и лоб, например, поцарапать можно будет. Учует майор запах, а мы скажем, что раны обрабатывали. Понял мою мысль, пенек засаленный, еври бади?

– Ох, ну и хитрый все же народ москали! – хмыкнул Пацук. – Веди, Сусанин. У нас всего три с половиной часа осталось…

А все началось вчера. Раимов приказал Шныгину с Кедманом отыскать новое место для стрелкового полигона вместо старого, которое автоматные очереди спецназовцев из густой чащи превратили в абсолютно лишенную растительности поляну. Старшина с капралом отправились приказ выполнять, а для того, чтобы расширить район поисков, решили разделиться. Шныгин пошел на восток, отправив американца, как и положено, на запад. Вот, оставшись наедине с девственной природой, старшина и наткнулся на охотничий домик в глухом лесу.

Обитатель этого домика, семидесятисемилетний старик, оказался тоже глухим, как пень. Поэтому и не слышал того тарарама, который каждый день устраивали спецназовцы примерно в двух километрах от его жилья. Следовательно, и не знал, что рядом с ним какие-то супостаты лесной лагерь организовали.

Ильич, а именно так просил называть себя старик, уже много лет не охотился. То есть, охотился, конечно, но исключительно при помощи силков и ловушек. Ружьишком не баловался давно, а в избушке жил в качестве сторожа и смотрителя. Раза два-три в год к нему наведывался председатель колхоза, когда вывозил на охоту очередную комиссию из района. Вот и жил Ильич от приезда до приезда, коротая вечера за плетением лаптей и валянием дурака, валенок и сочинением скабрезных частушек. Он и Шныгина поначалу принял за члена комиссии и, как учил старика председатель, сразу выволок из дома навстречу гостю кружку ядреной самогонки, лепешку и соленый огурец. Старшина от угощения, естественно, не отказался и выпил самогонку до дна, чем очень порадовал Ильича, привыкшего к тому, что гости от его пойла нос воротят. «Смирновку» да «Абсолют» все больше хлещут, буржуи зажравшиеся!

Фирменная настоечка старичка-лесовичка, исключительно из-за долгого отсутствия практики у старшины, едва не свалила Шныгина с ног и дала такой аромат, что Сергей потом целый день за сто метров от Раимова дышать не решался. Но это было потом, а сначала спецназовец принялся устанавливать тесные контакты с местным населением. То есть, попросту выпил на пару с Ильичом еще одну кружку, потешил старика рассказом о том, что в мире творится, и, пообещав вернуться, поплелся в лесной лагерь «икс-ассенизаторов». А теперь вот обещание свое выполнял и шел к Ильичу не один, а с гостем.

– Слухай, Репа, я одного не пойму, чего ты немца с евреем с нами не взял? – по дороге поинтересовался Пацук у старшины. – Что, у деда запасы самогонки ограничены?

– Да нет, – не останавливаясь, пожал плечами Сергей. – Только, во-первых, что будет, если мы все четверо в лагерь пьяными завалимся? Трибунал, блин, не меньше! Во-вторых, мы с тобой к алкоголю привычные, а наших соратников с запада лесная настоечка просто убьет. Ну а в-третьих, Кедман с Зибцихом и сами пить ее не станут. Я сомневаюсь, сможешь ли ты хоть глоток сделать, когда ее запах почувствуешь.

– Но-но. Ты нос-то не задирай! – оскорбился Пацук. – Не было еще такого, чтобы москаль что-то сделал, а украинец этого повторить не мог.

– Вот и проверим, – хмыкнул старшина, ускоряя шаг…

До избушки старичка-лесовичка было примерно полчаса ходьбы быстрым шагом. Несмотря на то, что вокруг разворачивались боевые учения, Шныгин с Пацуком шли вперед, совершенно не заботясь о маскировке. Да и незачем им было красться и заметать следы! Кедман с Зибцихом сейчас должны были находиться совершенно в другом районе, а иных противников, от которых следовало бы прятаться, вокруг не наблюдалось. Старшина спустился в неглубокий овражек, по дну которого бежал стремительный ручей, и вдоль русла устремился вперед. Туда, где овраг заканчивался, и ручей вливался в неглубокую и столь же стремительную речку. Именно там он и нашел лесной домик с гостеприимным Ильичом и его бесподобным самогоном. Шныгин торопился, не желая тратить слишком много времени на дорогу. Однако в ста метрах от места слияния ручья с рекой старшина вдруг остановился и повел носом.

– Чуешь?.. – поинтересовался он у Пацука.

– Нет, у меня нос третьего дня заложило, – буркнул есаул. – А что я учуять должен?

– Да вроде как самогонкой наволакивает, – удивленно проговорил Шныгин. – Неужели Ильич гостей встречает? Вот будет облом!..

Кончено, в любой другой ситуации большой беды в том, что к старику нагрянули гости, для спецназовцев бы не было, но сейчас оба бойца были в камуфляже, с полным боевым снаряжением и разрисованными под цвет окрестных кустов лицами. Таким видом не только гостей перепугать, самим испугаться можно, если, конечно, не вовремя в зеркало посмотреть! Ну а поскольку гостили у Ильича, в основном, охотники, то выскакивать неожиданно из кустов было бы опасно. Начнут еще захмелевшие мужики палить из всех стволов с перепуга, доказывай потом, что ты не леший. Вот и решили Пацук со Шныгиным сначала осмотреться, а уже затем решить, как перед гостями смотрителя появляться.

Теперь у обоих бойцов решительно изменился способ передвижения по пересеченной местности. Оба стали двигаться бесшумно, перемещались вперед, пригнувшись к земле, от чего стали похожи на диких кошек, побывавших в садистских лапах взбесившегося художника-баталиста.

Шныгин вновь взобрался на гребень оврага. Оттуда выбираться на полянку с избушкой было тяжелее, чем из оврага, но зато угол обзора заметно увеличивался, по сравнению с поймой ручья. Пацук бесшумной тенью двигался следом, словно приклеенный, и когда старшина неожиданно замер, Микола едва не расквасил нос о приклад его автомата. Обругав неуклюжего москаля на чем свет стоит, хотя и мысленно, конечно, есаул обогнул Шныгина и, осторожно раздвинув кусты, выглянул на поляну. От чего едва не выругался снова. В полный голос!

Внизу, на небольшой лесной проплешине на берегу реки, стояла летающая тарелка. То есть, конечно, и не тарелка совсем, а инопланетный корабль крестообразной формы. Да и летающей эту странную конструкцию можно было назвать лишь условно, поскольку Пацук не видел, летает она, плавает или пешим ходом передвигается. Но в том, что штуковина внизу была явно внеземного происхождения, сомневаться не приходилось – около корабля крутились несколько штук таких же мелких, рахитичных уродов, какой сидел на базе в специальном контейнере. С того места, где сидели Пацук со Шныгиным, было видно только трех инопланетян, но, судя по звукам, доносившимся откуда-то с противоположной стороны домика, пришельцев здесь должно было быть куда больше.

– Шныгин, а ты не спрашивал у старичка, председателя какого именно колхоза он обычно у себя принимает? – вполголоса и крайне ехидным тоном поинтересовался у напарника Пацук. – Случайно не «имени седьмого знака Зодиака»?

– Да заткнись ты, хохляцкая морда, – зашипел на него старшина. – Слышишь, Ильич орет, как будто его режут? Выручать старика надо.

– Кто бы спорил, – хмыкнул есаул. – Сейчас заорем благим матом, перестреляем врага холостыми патронами, закидаем шишками и обратим в паническое бегство до ближайших кустов. Воно ж с перепугу да при слабом кишечнике что обычно бывает? – и хлопнул Шныгина по плечу. – Что ж тебя, москаль, так перекосило?.. Да не зверей ты, Репа! Сейчас спасем твоего старичка. Я пошустрее тебя, поэтому вниз пойду. А ты переместись правее. Во-он под ту сосну! Да устрой мне хорошее звуковое оформление, – Пацук повытаскивал запасные обоймы из карманов. – Держи мой боекомплект. Сделай так, чтобы шуму побольше было!

У Шныгина отлегло от сердца. После бормотания Пацука, старшина уже начал думать, что есаул трус, а сам он идиот, раз с таким человеком связался, но потом понял, что украинец просто не может не стонать и не жаловаться. Иначе настроиться на дело у него не получается! Ухмыльнувшись есаулу, Сергей принялся собирать с земли, усыпанной толстым слоем хвои, запасные обоймы к автомату, а Пацук приготовился начать спуск к сторожке, но тут позади них раздался тихий шепот:

– Не торопитесь. Зибцих пошел посмотреть, что на той стороне происходит. Через пару минут вернется, и можно будет начинать!

– А вы откуда здесь взялись? – в один голос оторопело поинтересовались Пацук со Шныгиным, увидев появившегося из кустов Кедмана. Негр широко ухмыльнулся.

– Нехорошо, мужики! За идиотов нас держите? – беззлобно поинтересовался он. – У вас же на белых глупых рожах было написано, что вы что-то задумали. Вот мы с Зибцихом и решили не идти в район учений, а проследить, куда вы направитесь.

– Как же мы вас не заметили? – оторопело поинтересовался старшина.

– А потому, что за идиотов держали, – усмехнулся Кедман. – Ладно, Великие Белые Задницы, забудем. Мы же одна команда! – и тут кусты зашевелились, выпихивая из своих недр слегка вспотевшего Зибциха. – Ну что там, Ганс?

– Шестеро, – доложил ефрейтор. – Минимум двое из них вооружены какими-то странными штуками. Старик к козлам привязан, и около него недомерок крутиться. Что делает, разобрать не мог.

– «Что-что»! Жарить дедулю собрались, – буркнул Пацук. – Как действовать будем?

Четверо это не двое. Четверо – это уже команда! Вчетвером можно и «жигуленок» из грязи вытащить, и квартетом сыграть, и «козла» забить. А уж шестерым пришельцам морду намылить, так это и сам бог велел. И пусть у спецназовцев патроны только холостые, да мина всего одна, и та учебная, большой роли играть это не будет. На их стороне внезапность. А это само по себе уже очень большое преимущество!

Четверо «икс-ассенизаторов» снова разделились. На это раз по привычной схеме – Шныгин пошел с Кедманом, а Пацук работал на пару со снайпером. Вот только удивить народ своей стрельбой сегодня Зибциху возможности не представится. Единственное, что сможет сделать ефрейтор, так это заняться звуковым оформлением готовящейся операции. Он забрал автомат Пацука и, положив свое и Миколино оружие на расстоянии примерно двух метров, приготовился открыть огонь. Есаул замер поодаль и приготовился рвануться вперед. Минуты три оба внимательно всматривались в противоположный край лесной проплешины, а когда там из кустов высунулась голова Шныгина, Пацук хлопнул ефрейтора по плечу:

– Ну что, тетя Маша? Прочисть уродам уши!

Зибцих кивнул и, подняв свой автомат, дал длинную очередь в сторону копошащихся у тарелки пришельцев. Тут же бросив оружие на ковер из опавшей хвои, ефрейтор перекатился через плечо и, на лету подхватив второй автомат, добавил шума. Инопланетяне, явно не ожидавшие услышать в тихом лесу такого концерта для дуэта автоматов с птичьим оркестром, на секунду застыли, а затем бросились врассыпную, пытаясь укрыться от огня хоть где-нибудь.

– Эх, жалко, что патроны холостые! Двоих бы минимум уже уложил, – горестно вздохнул Зибцих и, бросив Миколин автомат, метнулся к своему. – Чего там Репа со Свистком медлят?!

Впрочем, два громилы ждать себя не заставили. Едва над проплешиной зазвучала третья автоматная очередь, как оба спецназовца вынырнули из подлеска и, стреляя на ходу, зигзагами бросились вперед. Выскочивший из-за избушки большеголовый инопланетянин вскинул необычное оружие им навстречу и выстрелил. Шныгин, оказавшийся в поле действия этой хреновины, на секунду замер и почувствовал, что правая рука намеревается предательски бросить автомат. Правда, левая упорно сопротивлялась, но еще неизвестно, чем бы закончилось это противостояние, если бы Кедман точным броском не отправил попавшийся под руки булыжник на свидание с раздутой головой пришельца. Тот от такой радости рухнул вниз, как подкошенный. А Пацук, увидев, что все внимание пришельцев сосредоточено на капрале со старшиной, рванулся вперед. Зибцих дождался, пока тот зигзагами домчится до угла дома, а затем снова дал две длинные очереди, заставив пришельцев броситься на поиски новых укрытий.

А те, поняв, что окружены несметной армией, просто сошли с ума. Истошно вереща на каком-то птичьем языке, пришельцы бросились к «тарелке», и тот из них, что прятался в капусте, помчался прямо на Пацука. Зибцих хотел предупредить украинца, но не успел – есаул и инопланетянин столкнулись лицом к лицу. Впрочем, последний был явно не из спецназа! Пришелец застыл, оторопело открыв рот, а вот Пацук медлить не стал. Заорав во все горло украинский хит всех времен и государственных статусов – «Ты ж мэне пидманула…» – есаул с разворота влепил ботинком в живот врага. Тот, как мячик, отскочил на пару метров назад, запрыгал по грядке, круша дедушкин урожай, и затих, обнявшись с пугалом. Микола хмыкнул и, больше не обращая на пришельца внимания, помчался туда, где привязанный к козлам, верещал замученный в фашистской неволе Ильич, бросив по дороге учебную мину к входному люку тарелки пришельцев.

Остальные спецназовцы тоже времени даром не теряли. Кедман со Шныгиным, ведя ураганный огонь холостыми патронами по врагу, залегли и, не переставая стрелять, начали забрасывать тарелку подворачивающимся под руки хламом. Начиная от камней и веток, кончая коровьими лепешками. Последняя, правда, полетела в пришельцев в единственном экземпляре, да и то только потому, что капрал не видел, что именно взял в руки. А когда сообразил, за что схватился, едва не плюнул на бушующее вокруг сражение и не помчался к ручью руки мыть. Хорошо, что второй пришелец, вооруженный странной штуковиной, выстрелом попал всего лишь в ноги американца, чем заставил его отплясывать посреди двора форменного гопака, при этом настреливая себе нужный ритм из автомата.

Шныгину тоже не удалось уйти из-под вражеского огня. Его собственная правая рука вновь вступила в конфликт с разумом и, объявив суверенитет, принялась вытворять черт-те что. За нос, например, старшину уцепила. Впрочем, с этим бунтом Сергей довольно быстро справился, но неизвестно, чем бы закончился бой, явно грозивший стать неравным из-за огромного превосходства противника в вооружении и технике, если бы брошенная Пацуком мина в этот момент не взорвалась.

Тут и выяснилось, что не так страшен пришелец, как доктор Гобе. Низкорослые инопланетяне истошно завопили и закрутились на месте, явно оглушенные взрывом. Единственный вооруженный боец иной цивилизации бросил оружие и, шатаясь, побрел в свой крестообразный корабль. Да и остальные, натыкаясь на углы, поспешили укрыться внутри. А когда люк уже начал закрываться, покалеченный есаулом пришелец вскочил с капустной грядки и огромными прыжками помчался внутрь космического корабля.

Поскольку Кедман до сих пор плясать не перестал – понравилось, что ли? – единственной боевой единицей, способной остановить беглеца, оказался Шныгин. И Сергей попытался не дать врагу уйти, запустив в него обломком кирпича. К сожалению, старшина снайпером не был и по бегущей мишени не попал. Зибцих попытался исправить его промах, но единственными подходящими предметами для броска у него были только пустые сосновые шишки. Попасть-то в инопланетянина ефрейтор смог, но шишка – не кирпич. Если ею кого-то и можно с ног сшибить, то только престарелого эпилептического таракана. Пришельцу же удар шишкой по спине был как слону дробина. Он его даже не заметил и влетел внутрь корабля за секунду до того, как люк окончательно захлопнулся. Ну а потом уже ни ловить, ни сшибать спецназовцам было некого. Шныгин, конечно, кирпичом в «тарелку» попал, но никакого эффекта, кроме приглушенного грохота, добиться не смог. И помахав землянам на прощание опорными телескопическими стойками, корабль пришельцев скрылся в поднебесной вышине.

– Ушли, гады, – горестно вздохнул старшина, проводив «тарелку» тоскливым взглядом. – Ну и ладно. Хорошо, хоть старика спасли. Свисток, блин, хватит ногами дергать. Комон, еври бади, посмотрим, что там с дедом эти фашисты сделали.

Кедман враз перестал изображать из себя хохла и свалился в пыль так, словно у него вырубились батарейки. Сергей помог американцу встать, и тот шмыгнул носом, не сводя с сослуживца виноватого взгляда. Старшина хлопнул его по спине, дескать, со всеми бывает, и пошел за угол дома, где теперь уже не визжал, а жутко матерился старик. Кедман поплелся следом, да и Зибцих, стремительно сбежав с горки, присоединился к ним.

Когда троица добралась до задворков, Пацук деда от козлов уже отвязал и умело растирал старику затекшие конечности. Ну а дед Ильич, сидя на чурбаке, во весь голос излагал свои мысли относительно родителей инопланетян, их сексуальной ориентации и способов самоудовлетворения. Кедман с Зибцихом внимательно прослушали урок разговорного русского языка, великого и богатого, как всем известно. При этом тетя Маша даже пометки какие-то в блокноте сделал. А Шныгин заботливо заглянул в лицо старику.

– Ильич, откуда эти гады взялись? – во весь голос, чтобы дедушка мог услышать, проорал старшина. Пацук поморщился, так как основная волна звука досталась его барабанным перепонкам, но ругаться со старшиной пока не стал.

– А етить их заразу, капустную тлю, бабушка знает! – провопил в ответ старик. – Я нынче такой первачок ядреный выгнал, хоть святых из колхоза выноси. Дай, думаю, двери в избе открою, а то от одного егойного духа пьяней стельки сапожницкой стал, а тут и оне нагрянули. Сели, гады-супостаты, прямо посреди двора, Гришку, петуха мово, до инфаркта довели, и давай в избу ломиться, первач мой своими грязными лапами хватать. Да еще без спросу. Ну, я одному по рогам клюкой и зарядил. Да так, что он башкой все четыре ступеньки на крыльце пересчитал. Сверху донизу. Потом обратно. Клюка-та ему за шею как-то так странно зацепилась, а я-то, дурень, не посмотрел, да решил ею еще одного по морде приложить. Вот первого назад и дернул. Он четыре раза хрюкнул что-то по-своему. В счете упражнялся, поди. А остальные тут на меня и накинулись. Потащили, гады-супостаты, в огород, да давай к козлам привязывать, будто я им лесина какая. Я уж подумал, что точно на чурбаки меня распилят, да тут, слава те господи, – старик истово перекрестился, – вы подоспели. Спасли, можно сказать.

Дед тут же бросился лобызать своих спасителей. Причем, если Шныгин с Пацуком вытерпели лобзания с должной стойкостью спецназовцев, привыкших терпеть и тяготы и лишения, а Зибцих не поморщился и не сбежал только благодаря арийской выдержке, то Кедман от такой благодарности поспешил за спину старшины спрятаться. А впрочем, долго спасаться ему не пришлось. Старичок-лесовичок, удивленно посмотрев на физиономию негра, коротко присвистнул и сказал, что парня отмыть хорошенько надо, укорив при этом Шныгина за то, что тот за сослуживцами плохо следит.

– Ты мне уши-то не три. Негр! – фыркнул Ильич. – Эдак кажный тракторист неделю не помоется и негром может называться. А негров энтих в России нет! Они все в Африках да Америках живут. Ну, еще люди говорят, в Париже тоже немножко водятся. А у нас их отродясь не было и теперь быть не может. А у ентого, посмотри, и нос что ни на есть рязанский. А ты говоришь, негра. Тьфу на тебя, болтун!..

Поспорить с дедом, конечно, спецназовцы могли бы, но не стали. Во-первых, желания не было. А во-вторых, переубедить старика они вряд ли смогли бы. Даже если бы Кедмана догола раздели. Дедок тут же, на радостях от счастливого своего спасения, предложил бойцам того самого первача попробовать, который «гады-супостаты» незаконно конфисковать пытались. Отказываться от такого предложения, тем более, когда душа просит, было бы грехом великим, но «икс-ассенизаторы» все равно отказались. Зибцих с Кедманом от того, что даже подойти к дверям избы, из которых все еще на весь двор запахом этого первача наволакивало, а Пацук со старшиной по более прагматичным причинам.

– Может, попробуем все-таки по глоточку? – предложил украинец.

– Ни фига, – отрезал Сергей. – Во-первых, глоточками самогонку пить, это только перед людьми позориться. А во-вторых, Раимов сейчас сюда примчится.

– Да ладно! – фыркнул Пацук. – Нашему Коннику делать, что ли, больше нечего. Да и откуда он знает, что мы тут?

– Микола, ты иногда жутко умный, но чаще – совсем тупой! – заявил Шныгин. – Тут до нашего лагеря – километр с хвостиком. У майора слух, как у сторожевой собаки. Даже если он и не различит наши автоматы по звуку, то все равно проверять помчится, чтобы узнать, кто тут перестрелку полчаса вел. Ты не смотри, что Раимов худой и кашляет. Он мужик двужильный. Вот увидишь, минут через двадцать тут будет. Предлагаешь пьяными его встретить?

– А как мы Коннику объясним, почему у этой избы оказались? – поинтересовался Зибцих, дабы заранее скоординировать варианты ответов.

– Да проще простого, – пожал плечами старшина. – Мы с Пацуком скажем, что видели, как тарелка садиться. А вы объясните все так, как и было. Дескать, устроили нам заранее засаду, стали выслеживать, чтобы перехватить прямо на точке диверсии, да следом за нами к сторожке и пришли.

– Хорошо, – кивнул головой ефрейтор. – Может, теперь пойдем трофеи соберем. Кажется, пришельцы нам кое-что оставили.

– Пойдем, – согласился Сергей. – Только Пацука от этих вещиц подальше держите. А то он у нас что-то начал часто свой карман с научной лабораторией путать.

– Вот все бы вам, москалям, в украинцах плохое что-нибудь отыскать, – обиделся Пацук и демонстративно отказался идти собирать трофеи. Впрочем, немного он от этого и потерял, поскольку все, что его интересовало, уже успел собрать по дороге через двор, когда бежал спасать деда.