"ПАРИКМАХЕРСКИЕ РЕБЯТА. Сборник остросюжетной фантастики" - читать интересную книгу автора (Скаладинс Ант, Гимадеев Станислав, Етоев...)

1. Генератор, Джойс и стихи

Они шли по осенней раскисшей Тверской и говорили каждый о своем, почти не слушая друг друга, как в пьесах Чехова. Геннадий излагал друзьям свою полусумасшедшую идею биоэлектрического генератора эмоций, Вадим долдонил что-то о Кэроле Джойсе и о его теории параллельных миров, и Ленька то и дело принимался читать стихи, как правило, совершенно не к месту. Погода стояла скверная: в воздухе висела какая-то хмарь, а из-под колес автомобилей большими грязными брызгами летел таявший, преждевременно выпавший снег.

— Вы понимаете, — говорил Геннадий, — я не предлагаю имитировать какие-то отдельные эмоции, создавать какие-то фальшивые ощущения. Я предлагаю, в конечном счете, генерировать идеально завершенный комплекс эмоций, приводящий человека в состояние счастья, которого ему так не хватает. Подключаясь к моей машине, человек получит невиданную, непредставимую раньше возможность для абсолютного отдыха, для полного расслабления души и тела. Генератор эмоций — я в этом уверен, вытеснит постепенно из обихода и водку и наркотики, а сам он будет совершенно безвреден. В разумных дозах, конечно, — добавил Геннадий.

— Бред, — сказал Ленька. — Эрзац-наслаждение. Квазиудовольствие.

Псевдосчастье. Иными словами — духовная мастурбация.

— Да ну тебя! — обиделся Геннадий.

А Вадим вдруг спросил: — Генка, ты Джойса читал?

— А при чем тут Джойс?

— А при чем вообще все?

— Резонно. Ты имеешь в виду писателя?

— Нет, я имею в виду ученого, Кэрола Джойса, автора теории параллельных миров, — объяснил Вадим.

— А, — сказал Геннадий, — эта дурацкая статья в «Вопросах философии»?

— Не только. У нас перевели его книжку «Вещество. Энергия. Информация». Рекомендую почитать. Да и статья, между прочим, вовсе не дурацкая. Я бы сказал, грандиозная статья.

— Джойс — примитивный идеалист, надевший маску революционера науки, — отчеканил Ленька звонкую формулировку «застойных» лет.

Вадим не удостоил его ответом.

— У Джойса есть гипотеза, — говорил он, — что в моменты, когда человек испытывает счастье, то есть субъективно абсолютно удовлетворен, какая-то часть общей суммы информации, составляющей его собственное «Я», переписывается в параллельный мир по такому же, в сущности, механизму, как это происходит во сне или в момент смерти. Ты чуешь, насколько это новый взгляд на информацию и на понятие счастья?

— Информация, — сказал Геннадий, — это энтропия со знаком минус.

— Чего-чего? — не понял Вадим.

— Это не я, это Норберт Винер.

— Бросьте, мужики, — вмешался Ленька. — Это несерьезный разговор. Послушайте вот лучше: И вечный бой. Покой нам только снится…

— Да мы же это в школе учили, — засмеялся Геннадий. — В десятом классе, если не ошибаюсь.

— Нет, дорогой, — спокойно возразил Ленька, — такого вы в школе не учили.

И он упрямо повторил, теперь уже с продолжением:

Вторая строчка ошарашивала, и Геннадий невольно начал слушать.

Дальше там было что-то про ночных птиц, про солдат, бегущих под пули, про хрипящих, умирающих лошадей. Странные это были стихи. Непонятные, но какие-то пронзительные, западавшие в душу. Геннадий тогда забыл спросить Леньку, чьи они, потому что Вадим с настойчивостью идиота сразу же вернулся к разговору о Джойсе.

— Слушай, старик, — сказал он Леньке, — да это же гениальные вирши! Если бы Джойс писал стихи, он написал бы именно эти строки.

И Геннадий автоматически переключился на мысли о своем генераторе эмоций. Про Джойса ему было неинтересно.

«Хороший парень Вадим, — думал Геннадий, — да и Ленька замечательный человек, но почему они никак не хотят понять, что мой генератор — это серьезно, что мой генератор — не абстрактный треп о потусторонней жизни, как у этого американца Джойса, а настоящая, большая, практическая идея?»

Геннадий уже не первый год работал над своей идеей, и за все это время он не часто мог позволить себе просто пройтись с друзьями, посидеть с ними в кафе, поболтать. Но сегодня именно такой вечер. И он подходит к концу. Геннадий знал, они пройдут вместе еще квартал, а потом попрощаются и разойдутся в разные стороны. Он только не мог знать, что прощание это будет последним.

А Тверская спешила куда-то, как всегда, шумела, светила сквозь туман желтыми огнями галогенных фар, и грязный тающий снег вылетал из-под колес автомобилей, забрызгивая деревья и пешеходов.