Владимир Огнев Реалистическая публицистика

Книга Б. Панкина «Время и слово», выпущенная издательством «Детская литература» в 1973 году, имеет подзаголовок: «Семь публицистических очерков из жизни и литературы». Автор ее — известный литератор, совсем недавно — «молодежный журналист», главный редактор «Комсомольской правды».

«Из жизни и литературы»… В этом подзаголовке и секрет новизны, оригинальности не только жанра — существа этой книги. Работа Б. Панкина не могла бы появиться ни раньше, ни позже даты, которая обозначена в выходных данных книги. Для середины горячих пятидесятых годов она слишком аналитична, для конца сороковых попросту невозможна… В книге этой живет наше время. По своей методологии «Время и слово» сочетает в себе откровенную критичность ко всему замшелому с романтичностью идеала, верой в созидательные силы жизни и молодости.

Да, именно молодости. Первое Качество работы Б. Панкина — безошибочное чутье адреса. Знание реального, сегодняшнего молодого читателя. Дифференцированное и обобщенное, понимающее и принципиальное. Он не затыкает уши и не зажимает глаза. Он видит молодежь такой, какая она есть. Ибо только так и можно найти реалистический выход из кризиса, в котором могут оказаться проблемы воспитания, если мы будем уповать на «архаическую систему мышления, видения», когда пишут не то, что видят, а то, что хочется увидеть.

А вред этой «архаической» системы с каждым годом становится очевиднее. Опасность возрастает. «Тяга к положительному, потребность в идеале сильны в молодежи по-прежнему. Но, признаемся, писать о хорошем становится труднее. Ухо молодого читателя сегодня чувствительнее, чем раньше, к фальши, к натяжке. И порою здоровая придирчивость может переходить в предубеждение». Как найти нужную меру такта, как быть дальновидным в вопросах воспитания, где сознание юноши или девушки одновременно и настороженно и открыто к слову истины?

Прежде всего, очевидно, надо отрешиться от самоуверенности. От чувства возрастного чванства, которое, как правило, оборачивается позицией неверия в творческую силу молодого ума, в его опыт общественного сознания. «И тут стоит сказать о том, — пишет Б. Панкин, — что в некоторых произведениях советской литературы последнего времени получила распространение точка зрения, согласно которой человек, особенно молодой, — лишь воспринимающее существо. Что воспринял, то и отразил, а проще говоря — тем и стал. Человек, личность, по этой схеме не боец и не мыслитель, а что-то вроде зеркала, в котором непременно отпечатается все, что только ни появится на горизонте. И, стало быть, чем меньше на нем будет появляться, тем лучше». Очень точные слова. Тем более что сегодня и невозможно «оградить» юное сознание от самых различных веяний. Б. Панкин прав, когда ссылается на то, что дело тут не только в эпохе научно-технической революции. Постоянно ведущаяся борьба нового и старого, отсталого и передового «неминуемо рождает различия во взглядах даже людей одного мировоззрения, одних жизненных позиций. Так что уповать в современном мире на то, что формирование личности можно поставить в зависимость от какого-то одного фактора, одного источника информации, не приходится. Характер, психология человека будут развиваться под влиянием все большего числа воздействий».

А раз нелепо рассчитывать на полное исключение нежелательных влияний, тем важнее «позаботиться об общем положительном итоге». То есть опять-таки подумать о реалистическом средстве воспитания молодежи.

Б.Панкин горячо вступается за союз газеты-друга, газеты-воспитателя с литературой, живым, естественным словом правды о жизни. Чем ближе будет стоять образное, живое и, подчеркиваю, естественное слово литературы к массовым изданиям, тем успешнее будет происходить процесс вытеснения слов-паразитов, слов-затычек, слов-штампов — другого наследия «архаической системы мышления». «От прописей шагнуть к творчеству» — так формулирует эту задачу автор. Нащупать взаимопонимание между читателем и печатным словом не так просто, как кажется. Взаимопонимание — это и «уважение к чужому мнению, даже если ты с ним не согласен». Доверие — вот ключ, которым отпираются сердца. Доверие же сегодня рождается, мы знаем, в первую очередь к документу, факту, дневнику, социологическим данным…

А художественная литература? Б.Панкин не случайно поставил подзаголовок, в котором разделил понятия «жизнь» и «литература». Я вижу здесь последовательность и принципиальность человека, понимающего специфику искусства. Казалось бы, общие призывы к критике — идти в жизнь, изучать ее, учиться у нее — и есть свидетельство единства задач литературы и действительности. Однако на практике часто бывает и обратное: критика, заявляя о своей связи с жизнью, опоре на факты жизни, удаляется и от искусства и от его прототипа. Внешнее подобие жизни бывает опаснее кажущегося «ухода» от нее. Отсутствие культуры и таланта принимает, как мы знаем, сегодня самые различные лики «нужной темы», «связи с землей» и т. п. Жизнь проходит мимо таких сочинений. А все потому, что понятие «жизни» в такого рода сочинительстве профанируется. И получается, как пишет Б. Панкин о некоем произведении В. Галун-чикова «Тихая заводь», что читатель, раскрыв повесть эту, «решит поначалу, что автор не иначе как задался целью… создать образ-пародию, высмеять страсть к неумеренному и неуместному употреблению и повторению дорогих нам истин и лозунгов». Ведь под словом «жизнь» такие сочинители подразумевают именно готовые до них решения и расхожие формулировки, а не реальные отношения реальных людей, реальные конфликты и реальные обобщения на наших глазах формируемого нового. Вот теперь давайте и подумаем: что «образ-пародия» — такая ли уж безобидная вещь? И как эти «пародии» помогают преодолеть некоторый скептицизм молодежи по отношению к «громким» словам (за которыми — реальные страсти века, наша вера, наши идеалы — не забудем об этом!); так помогают они преодолеть скепсис незрелого сознания молодежи или… укрепляют его? Думаю, что ответ может быть только один: пародии бесталанных и бескультурных сочинителей, спекулирующих на дорогих нам всем гемах или попросту не справляющихся с трудным делом творчества, приносят опасный вред обществу. И говорить об этом надо не под сурдинку.

Мы помним тщетные попытки писать романы об интеллигенции в виде пасквилей или создавать таких «героев» слова и дела, которые способны были вызвать разве что хохот, так как отсутствие у авторов способностей, помноженное на полнейшее непонимание действительного хода времени, приводило таких сочинителей к созданию кривых зеркал, в которых, как пишет Б. Панкин, «пошлость оборачивается глубокомыслием, корысть — самоотверженностью… политическая безграмотность — идейной непримиримостью…» Вот почему задача воспитания хорошего вкуса, умения отличать божий дар от яичницы не есть какое-то эстетическое завихрение избранных критиков, а прямой идейный долг любого литератора, необходимое условие существования профессионализма в литературе. Б. Панкин, не вдаваясь в особые теоретические изыскания «метода», просто чувствует, где сегодня фарватер литературы, где правда о жизни, где ценности духовного порядка, а где макулатура, гримирующаяся под нечто.

Умно, уверенно анализирует критик книги Чингиза Айтматова, Федора Абрамова, Василя Быкова, Гавриила Троепольского, Николая Дубова — писателей настоящей писательской судьбы, знающих жизнь и умеющих писать картины жизни реальной, достоверно убедительной для читателя.

С такой же чуткостью различает критик фальшь, спекуляцию, бездушие.

А идут они, как правило, рядом. И прав Б. Панкин, подчеркивая в разговоре о литературе, что «речь здесь, очевидно, следует вести… не о профессиональном даре, но о даре человечности, который вовсе не является монополией какого-то одного рода занятий».

Дар человечности, воинственно пронесенный через всю их — как больно это сознавать! — недолгую жизнь, лежал в основании светлых биографий Николая Островского, Сергея Чекмарева, Марка Щеглова, Виктора Головинского, которым Б. Панкин посвятил волнующие, проникновенно написанные страницы…

Так о чем эти очерки — о жизни или о литературе?

Я бы сказал так: о том, что литература, которая является могучей соперницей самой жизни в деле переустройства и совершенствования духовного мира человека, должна прочно опираться на жизнь, причем такую жизнь, какая нас с вами окружает, а не подмененную представлениями схоластическими, «литературными», псевдоромантическими, какими угодно, но уводящими от подлинной действительности.

Публицистика и критика здесь идут рядом. На мой взгляд, публицистика здесь ведет тему. Спокойно, убедительно аргументируя, твердо стоя на почве данных жизни, Б. Панкин написал хорошую книгу. Очень современную по пафосу своему.

Это реалистическая публицистика, к которой прямо относятся слова В. И. Ленина: «Спокойнее разбирать доводы и повторять правду обстоятельнее, проще. Так и только так обеспечивается победа безусловная».

Коллектив редакции журнала «Юность» глубоко скорбит по поводу безвременной кончины одного из старейших сотрудников редакции

Ирины Александровны ГРИГОРЬЕВОЙ

и выражает искреннее соболезнование родным и близким покойной.