"Философия" - читать интересную книгу автора (Канке Виктор Андреевич)

Глава 1.1 Античная философия

Известно, что наша цивилизация является дочерней по отношению к античности. Именно поэтому философии античности будет уделено должное внимание.

Философия выросла из мифов, главным образом из повествований о происхождении и творении мира, в которых широко используются антропо- и зооморфные образы без какой-либо четкой рациональной мотивировки. По мере усиления рациональных мотивировок из мифологии стала выпочковываться философия. Одной из древнейших философских школ считается милетская (VII–V вв. до н. э.): мыслители из города Милета (Древняя Греция) Фалес, Анаксимен и Анаксимандр.

Все три мыслителя сделали решительные шаги к демифологизации античного мировоззрения, заменив человекоподобных богов изнутри присущим всему существующему источником. "Из чего все?" — вот вопрос, который интересовал милетцев в первую очередь. Сама постановка вопроса по-своему гениальна, ибо она имеет своей предпосылкой убеждение, что все можно объяснить, но для этого надо найти единый для всего источник. Таким источником Фалес считал воду, Анаксимен — воздух, Анаксимандр — некоторое беспредельное и вечное начало, апейрон (термин "апейрон" буквально означает "беспредельное"). Вещи возникают в результате тех превращений, которые происходят с первовеществом, — сгущений, разряжений, испарений. Согласно милетцам, в основе всего находится первичная субстанция. Субстанция, по определению, есть то, что не нуждается для своего объяснения в чем-либо другом. Вода Фалеса, воздух Анаксимена — это субстанции.

Чтобы оценить воззрения милетцев, обратимся к науке. Постулируемые милетцами субстанции относятся фактически к миру явлений и событий, а не родовых реалий, понятий, законов. Та же вода ведь непосредственно фиксируется в опыте, т. е. эмпирически, а таковы именно материальные объекты и события. За пределы мира событий и явлений милетцам не удалось выйти, но они делают такие попытки, причем в нужном направлении. Они ищут нечто родовое, но представляют себе его как событийное, фактуальное Милетцы стараются подняться от уровня фактуального к уровню родового, хотя им это не вполне удается. Удача придет к последующим поколениям философов.

Интересно заметить, что подобные милетским попытки делались и в Древней Греции, и в Индии, и в Китае, и в Японии. В качестве субстанции часто называли воду, воздух, землю, огонь, дерево (древние китайцы). В качестве первоисточников брали либо одну субстанцию, либо четыре (Эмпедокл, локаята-черваки в Индии), либо пять (древние китайцы). Суть философского поиска оставалась прежней — путь к родовым реалиям.

Обратимся к современной науке. Как она отвечает на вопрос "Из чего все?" Считается, что наша Вселенная возникла в результате взрыва исходной сингулярности, отдельного, самостоятельного физического образования. Может показаться, что эта сингулярность современной науки очень уж похожа на упоминавшийся апейрон Анаксимандра. В действительности же дело обстоит по-другому. Современная наука в отличие от представлений милетцев использует и принципы, и законы. Ее представления о сингулярности имеют научный характер, подтверждаются экспериментальными и теоретическими данными.

Выше отмечалось, что современный человек часто повторяет ошибки, неудачи древних. Заблуждения милетцев фактически копируются тогда, когда хотят сложные явления объяснить "просто", а именно, сводя их к какому-либо первовеществу. Например, явления телепатии объясняют движением всепроникающих нейтрино. Соответственно и астрологические предсказания также неправомерно отделять от теоретического анализа. Установление истины, как правило, невозможно без развитого философского и научного анализа.

Пифагор тоже занят проблемой субстанций, но огонь, земля, вода в качестве таковых его уже не устраивают. Он приходит к выводу, что "все есть число". Пифагорейцы видели в числах свойства и отношения, присущие гармоническим сочетаниям. Мимо пифагорейцев не прошел тот факт, что если длины струн в музыкальном инструменте (монохорде) относятся друг к другу, как 1:2, 2:3, 3:4, то получающиеся музыкальные интервалы будут соответствовать тому, что называют октавой, квинтой и квартой. Простые числовые отношения стали искать в геометрии и астрономии. Широко известная теорема Пифагора о соотношении длин катетов прямоугольного треугольника с длиной гипотенузы также достаточно показательна. Пифагор, а до него уже Фалес, видимо, использовали простейшие математические доказательства, которые, вполне возможно, были заимствованы на Востоке (в Вавилонии). Изобретение математических доказательств имело решающее значение для становления типа рациональности, характерного для современного цивилизованного человека.

При оценке философской значимости воззрений Пифагора следует отдать должное его проницательности. С точки зрения философии особое значение имело обращение к феномену чисел. Пифагорейцы объясняли события на основе чисел и их соотношений и тем самым превзошли милетцев, ибо почти достигли уровня родовых реалий. Пифагорейцы усвоили то, что попроще, некоторые количественные данные и соотношения. Пифагорейцы еще не владеют категорией качества, исходя из которой только и можно, как будет показано позднее Гегелем, уразуметь в должной степени количество, каковым, в частности, является число. Пифагорейцы были одними из первых, кто понял роль и значение чисел. Они совершили великое дело.

При всей значимости открытий пифагорейцев им все-таки не удалось найти ответ на вопрос "Из чего все?" Подобно тому как не все является водой или воздухом, не все является и числом. Всякая абсолютизация чисел, равно как их закономерностей, есть возрождение исторической ограниченности пифагорейства. В полной мере это относится к магии чисел, которой, надо сказать, пифагорейцы отдали дань со всей щедростью увлеченной души древнего грека.

Наконец, особо следует отметить поиски пифагорейцами гармонии во всем, красивой количественной согласованности. Такой поиск фактически нацелен на обнаружение законов, а это — одна из сложнейших научных задач. Древние греки очень любили гармонию, восхищались ею и умели создавать ее в своей жизни.

Дальнейшее развитие философской мысли наиболее убедительно представлено в известном противостоянии учений Гераклита из Эфеса и Парменида и Зенона из Элей.

Обе стороны согласны в том, что внешние чувства не способны сами по себе давать истинное знание, истина достигается размышлением. Уже здесь мы видим, что к V в. до н. э. понимание греческими философами недостаточности оперирования уровнем событий приобрело характер философской идеи-веры, очень многое свидетельствовало в ее пользу. Любопытно, однако, проследить за тем, как философы конкретизируют свою идею.

Гераклит считает, что миром правит логос. Представление о логосе можно расценить как наивное понимание закономерности. Это было действительно наивное понимание, ибо содержательные аспекты логоса Гераклит умел интерпретировать лишь как связь событий, т. е. исключительно фактуально. Конкретно он имел в виду, что все в мире состоит из противоположностей, противоборствующего, все происходит через распрю, борьбу. Вследствие этого все изменяется, течет; образно говоря, нельзя дважды войти в одну и ту же реку. В борьбе противоположностей обнаруживается их внутреннее тождество. Например, "жизнь одних есть смерть других", да и вообще — жизнь есть смерть. Поскольку все взаимосвязано, то всякое свойство относительно: "ослы солому предпочли бы золоту". Гераклит еще чрезмерно доверяет миру событий, что определяет как слабые, так и сильные стороны его воззрений. С одной стороны, он подмечает, пусть в наивной форме, важнейшие свойства мира событий — их взаимодействие, связность, относительность. С другой стороны, он еще не умеет анализировать мир событий с позиций, характерных для ученого, т. е. с доказательствами, понятиями. Мир для Гераклита есть огонь, а огонь — это образ вечного движения и изменения. Какое богатое воображение!

Гераклитовская философия резко критиковалась элеатами. Так, Парменид считал тех людей, у кого "быть" и "не быть" считается одним и тем же и не одним и тем же и для всего имеется обратный путь — это явный намек на Гераклита, — "двухголовыми". Смысл данного утверждения Парменида станет ясным из последующего текста.

Парменид, равно как и его ученик Зенон, подобно современным ученым, анализируют мир событий и отсюда делают выводы, какими бы "сумасшедшими" они ни являлись. Смелости, характерной для подлинного ученого, элеатам было не занимать.

Особое внимание элеаты уделяли проблеме множественности, в этой связи они придумали ряд парадоксов (апорий), которые и поныне вызывают у философов, физиков и математиков головную боль. Парадокс — это неожиданное высказывание, апория — это затруднение, недоумение, трудноразрешимая задача.

По мнению элеатов, вопреки чувственным впечатлениям нельзя помыслить множественность. Если вещи могут быть бесконечно малыми, то их сумма никак не даст нечто конечное, конечную вещь. Если же вещи конечны, то между конечными двумя вещами всегда есть третья вещь; мы опять приходим к противоречию, ибо конечная вещь состоит из бесконечного числа конечных вещей, что невозможно. Невозможна не только множественность, но и движение. В аргументе "Дихотомия" (разделение на два) доказывается: для того чтобы пройти определенный путь, надо сначала пройти его половину, а чтобы ее пройти, надо пройти четверть пути, и далее — одну восьмую пути, и так до бесконечности. Получается, что невозможно из данной точки попасть в ближайшую к ней, ибо ее фактически нет. Как утверждает современная математика, в континууме между двумя данными точками всегда найдется другая точка. А это значит, что невозможно попасть уже в первую, соседнюю точку. Если движение невозможно, то быстроногий Ахилл не может догнать черепаху и придется признать, что летящая стрела не летит. В таком случае отсюда, как говорится, "с железной необходимостью" следует, что бытие единственно, целокупно (не имеет частей), не изменяется, неподвижно, все существующее есть одно и то же бытие.

Рассматриваемые апории дошли до нас в изложении Зенона, поэтому их называют апориями Зенона. Апории Зенона опровергали много раз, указывая просто на факты: А догнал В, С летит и т. д. Однако такие "опровержения" аргументации великих философов не многого стоят. Элеаты ведь ставят вопрос действительно по-научному: если есть движение, то его надо осмыслить. Конечно, из непонимания движения, множественности не следует, что их нет вообще. Но и гордиться особенно нечем, если вы не способны понять с научных позиций вроде бы довольно очевидные вещи, механическое движение, всякого рода изменения. Гераклит потому и раздражал элеатов, что он не давал объяснения факту изменения.

Ниже мы рассмотрим тот выход из ситуации, который предложили в порядке преодоления апорий Зенона древние атомисты. Сейчас же отметим, что современные ученые вновь и вновь обращаются к апориям Зенона, находя в них новые импульсы для развития научной мысли. При этом, разумеется, они модифицируют логику рассуждений элеатов. Давно стало ясно: для понимания апорий элеатов надо обратиться к самым развитым философским, математическим и физическим теориям. Выходит, что элеаты продолжают в некотором роде быть и поныне нашими учителями. Чему они научили и учат нас в первую очередь? Роли и значению логических доказательств, необходимости рассмотрения — наряду с миром событий — умопостигаемого уровня реальности, не поддаваясь "обману воображения". Элеаты поставили проблему соотношения единого и множественного, непрерывного и прерывного, движения и покоя. Они стали оперировать максимально общей категорией бытия, которое считалось единственным. Но в таком случае мысль есть не что иное, как бытие, отсюда уже недалеко до ими же высказанного утверждения: "одно и то же мысль и то, на что мысль устремляется". Это утверждение призвано объяснить, почему мысль имеет истинностное значение по отношению к бытию. А именно в силу того, что она сама есть бытие.

Итак, Гераклита интересует прежде всего изменение и движение, их истоки, причины, которые он усматривает в борьбе противоположностей. Элеаты в первую очередь обеспокоены тем, как понять, как интерпретировать то, что все считают изменением и движением. Согласно размышлениям элеатов, отсутствие непротиворечивого объяснения природы движения ставит под сомнение его реальность. Разумеется, элеаты не доказали, что нет движения, они показали современникам, что те едва ли понимают содержание движения. Сами элеаты в понимании движения были на подлинной вершине существовавших в их эпоху воззрений. Увы, элеатам не суждено было, ибо это невозможно в принципе, разорвать путы исторической ограниченности.

Кризис, вызванный апориями Зенона, был очень глубок; чтобы его хотя бы отчасти преодолеть, требовались какие-то особые, непривычные идеи. Это удалось сделать древним атомистам, наиболее выдающимися среди которых были Левкипп и Демокрит.

Анализ апорий Зенона выявил их "болевые" точки: беспредельное деление (отрезка пути тел). Атомисты предположили, что вещество, пространство, время в принципе нельзя делить бесконечно, ибо есть мельчайшие, далее неразделимые их фрагменты — атомы вещества, амеры (атомы пространства), хрононы (атомы времени). То или иное тело состоит из определенного числа атомов, каждый из которых имеет конечный объем, соответственно конечный объем имеет и составленное из атомов тело. Стрела летит, ибо, по определению, движение есть преодоление определенного расстояния, состоящего из определенного числа амеров, за определенное время, которое в свою очередь состоит из определенного числа своих квантов (хрононов). Чтобы раз и навсегда избавиться от затруднений с пониманием изменения, было предположено, что атомы неизменны, обладают как раз теми же абсолютными качествами, что парменидовское бытие, они неделимы и однородны. Атомисты как бы "свели" изменение к неизменному, к атомам.

По Демокриту, есть атомы и пустота. Атомы различаются формой, расположением, весом. Атомы движутся в различных направлениях. Земля, вода, воздух, огонь представляют собой первичные группировки атомов. Сочетания атомов образуют целые миры: в бесконечном пространстве существует бесконечное множество миров. Разумеется, и человек есть собрание атомов. Душа человека составлена из особых атомов. Все происходит согласно необходимости, случайность отсутствует.

Как видим, атомисты сумели объединить сильные стороны представлений Гераклита и элеатов. Парменидовское бытие они уменьшили до атомов, сохранив тем самым постоянство мира. А все гераклитовские изменения связали с механическим движением атомов, их сочетанием друг с другом. Теперь нам предстоит дать философскую оценку атомизму. Конечно, хорошо известно, что атомная гипотеза имела и имеет огромное значение в физике и химии. Но древний атомизм явился результатом размышления не над физическими, а над определенными философскими трудностями. Выход из ситуации оказался в чем-то гениальным, а в чем-то наивным, разумеется, с высот сегодняшнего дня. Сначала о гениальном. Заслуживает внимания сама методика разрешения философских проблем: новые идеи содержат в себе достоинства старых, причем таким образом, что прежние неудачи отпадают. Другое философское достижение атомистов состоит в обнаружении атомарного, элементарного. С чем бы вы ни имели дело — с физическим явлением, с теорией, — всегда есть элементарное: атом (в химии), ген (в биологии), материальная точка (в механике) и т. д. Элементарное выступает как неизменное, не нуждающееся в объяснении.

Наивное в идеях атомистов объясняется неразвитостью их воззрений. Обнаружив атомарность в мире событий, явлений, они еще не были в состоянии дать ей теоретическое описание. Поэтому неудивительно, что очень скоро древний атомизм встретился с трудностями, которые ему не суждено было преодолеть. В этом смысле скандальную известность приобрел тот факт, что длина гипотенузы прямоугольного треугольника с катетами единичной длины равна корень квадратный из 2. Но корень квадратный из 2 не является рациональным числом, т. е. нельзя длину гипотенузы представить некоторым числом атомов пространства, амер. Это подрывает самым серьезнейшим образом успехи древних атомистических построений.

В заключение приведем некоторые данные из физики. Современная физика не признает существование пустоты. Вакуум есть некоторая физическая среда, воздействующая на те процессы, которые в ней происходят. Физике пока не удается подтвердить наличие атомов времени — хрононов и атомов пространства — амер. Вместе с тем действие в самом деле квантованно, и его величина дается широко известной постоянной Планка h.

Воззрения Сократа дошли до нас главным образом благодаря прекрасным как в философском, так и в художественном отношении произведениям Платона, ученика Сократа. В этой связи уместно соединить имена Сократа и Платона. Сначала о Сократе. Сократ во многом отличается от уже упомянутых философов, которые в основном имели дело с природой, а потому их называют натурфилософами. Натурфилософы стремились выстроить иерархию в мире событий, понять, например, как образовались небо, земля, звезды. Сократ тоже хочет понять мир, но в принципиально другой манере, двигаясь не от событий к событиям, а от событий к их смыслу. В этом отношении типичным для него является рассуждение о прекрасном.

Сократ говорит, что ему известно много прекрасных вещей: и меч, и копье, и девушка, и горшок, и кобылица. Но каждая вещь прекрасна по-своему, поэтому нельзя прекрасное связать с одной из вещей. В таком случае другая вещь уже не была бы прекрасной. Но все прекрасные вещи имеют нечто общее — прекрасное как таковое, это их общая идея, эйдос, или смысл.

Раз общее может быть обнаружено не чувствами, а умом, то Сократ отнес общее к миру ума и тем самым заложил основы почему-то многим ненавистного идеализма. Сократ как никто другой уловил, что существует родовое, общее. Ему трудно разобраться в том, существует ли это родовое, т. е. общее, присущее всем объектам данного класса, только в уме, или и за его пределами, но он уверен, во-первых, что оно каким-то образом существует, а во-вторых, что при объяснении мира событий, мира отдельного, надо начинать с родового. Современный образованный человек придерживается именно таких воззрений, во времена же Сократа это было большой новостью. Начиная именно с Сократа, человечество уверенно стало осваивать не только мир событий, но и мир родового, общего.

Сократ, однако, не останавливается на констатации значений идей, он стремится познать их субординацию. Он приходит к убеждению, что самая главная идея — это идея блага, ею обусловлены пригодность и полезность всего остального, в том числе и справедливости. Натурфилософ начинает с атомов, стихий. Сократ начинает с блага.

Сократ интуитивно убежден, что из физики не выведешь этическое, поэтому он начинает непосредственно с этического, возвышая, между прочим, его над экономическим и политическим. Для Сократа нет ничего выше этического. Такое представление займет в последующем достойное место в размышлениях философов.

Но что является этически оправданным, добродетельным? Сократ отвечает: добродетель состоит в знании добра и в действии соответственно этому знанию. Он связывает нравственность с разумом, что дает основание считать его этику рационалистической. Здесь можно "придраться" к Сократу: вот, де, он упускает из виду нерациональное в нравственности. Это действительно так. Но нельзя не признать, что введение в этику разумного начала имело для человечества самое прогрессивное значение.

Но как приобрести знание? На этот счет Сократ разработал определенный метод — диалектику, состоящую из иронии и майевтики, т. е. рождения мысли, родового понятия. Ирония состоит в том, что обмен мнениями сначала дает негативный результат: "Я знаю, что ничего не знаю". Однако этим дело не заканчивается, перебор мнений, их обсуждение позволяют достичь новых мыслей. Удивительно, но диалектика Сократа полностью сохранила свое значение по настоящее время. Обмен мнениями, диалог, дискуссия являются важнейшим средством получения нового знания, понимания степени своей собственной ограниченности. Все это справедливо и по отношению к студентам, активность которых на семинарах открывает им дорогу к успеху.

Наконец следует отметить принципиальность Сократа. За якобы имевшее место со стороны Сократа развращение молодежи и введение новых божеств он был осужден. Имея много возможностей для избежания казни, Сократ, тем не менее, исходя из убеждений, что надо соблюдать законы страны, что смерть относится к бренному телу, но отнюдь не к вечной душе (душа вечна подобно всему родовому), принял яд цикуты. Смерть Сократа потрясла, как он и предвидел, его сограждан. Но не только их. Имя бескорыстного искателя истины сохранилось бы в любом случае в веках. Обстоятельства же смерти Сократа обозначили его величие еще резче. Мыслитель превыше всего ставил добытые им знания и приобретенные на их базе убеждения. Мужество философа не сумела поколебать даже предстоящая смерть. Здесь есть над чем призадуматься.

Сократ много и с принципиальных позиций спорил с софистами (V–IV вв. до н. э.; софист — учитель мудрости). Смысл этого спора имеет важное значение для понимания философии. Как это обычно бывает в споре, побежденной стороны в нем так и не оказалось.

Софисты и сократики жили в бурную эпоху: войны, разрушение государств, переход от тирании к рабовладельческой демократии и наоборот. В этих условиях хочется понять общественное, социальное в отличие от природного. Природе, естественному софисты противопоставляли искусственное. В обществе нет естественного, в том числе традиций, обычаев, религии. Здесь право на существование получает только то, что обосновано, доказано, в чем удалось убедить соплеменников. Исходя из этого софисты, эти просветители древнегреческого общества, уделяли пристальное внимание проблемам языка и логики. В своих выступлениях софисты стремились быть и красноречивыми, и логичными. Они прекрасно понимали, что правильная и убедительная речь есть дело "мастера имен" и логики.

Исходный интерес софистов к обществу, к человеку нашел свое отражение в положении Протагора "Человек есть мера всех вещей: существующих, что они существуют, несуществующих, что они не существуют". Если бы не было слов после двоеточия и предложение ограничивалось бы утверждением, что "человек есть мера всех вещей", то мы бы имели дело с принципом гуманизма: человек в своих действиях исходит из своих интересов. Но Протагор настаивает на большем: человек оказывается даже мерой самого существования вещей. Речь идет об относительности всего существующего, в том числе об относительности знания. Мысль Протагора имеет сложный характер, а ее часто понимали в упрощенном виде: какой мне кажется каждая вещь, таковой она и является. Естественно, с точки зрения современной науки такие рассуждения наивны, произвол субъективной оценки в науке не признается; чтобы его избежать, существует множество способов, например, измерение. Одному холодно, другому жарко, и термометр здесь к месту для определения подлинной температуры воздуха. Однако мысль Протагора довольно необычна: ощущение действительно не может ошибиться — но в каком смысле? В том, что "одно лучше другого, но ничуть не истиннее". Мерзнущего надо согреть, больного вылечить. Протагор переводит проблему в практическую сферу. В этом проявляется достоинство его философской установки, она предохраняет от забвения действительной жизни, что, как известно, отнюдь не редкость.

Но можно ли согласиться с тем, что все суждения и ощущения в равной степени истинны? Вряд ли. Становится очевидным, что Протагор не избежал крайностей релятивизма — учения об условности и относительности человеческого познания.

Сократа раздражало в рассуждениях софистов засилье относительного, забвение абсолютного, неумение и даже нежелание обнаружить его. Так, когда речь заходила о справедливости, то софисты не могли прийти к одному мнению. Говоря о справедливости, Протагор ссылался на общее мнение граждан, выраженное законом. Антифонт видит критерий истины в естественных, природных началах человека. Фразимах определял справедливое как выгодное сильнейшему. Сократ же хотел иметь дело со справедливостью как таковой и уже на этой основе разобраться с отдельными мнениями насчет справедливости. Сократ превосходил софистов в понимании общего, родового. Софисты превосходили Сократа в определениях практического, в нацеленности на достижение конкретных практических результатов.

Разумеется, не все софисты были в равной степени изощренными в полемике мастерами, некоторые из них дали основание понимать софистику в дурном смысле слова: построение ложных умозаключений и не без корыстной цели. Приводим древний софизм "Рогатый": "То, что ты не потерял, ты имеешь; ты не потерял рога, следовательно, ты их имеешь".

Об идеях Платона. Тот, кто даже очень мало знает о философии, тем не менее, надо полагать, слышал имя Платона, выдающегося мыслителя античности. К его воззрениям, в силу их особой значимости, необходимо отнестись самым внимательнейшим образом.

Платон стремится развить сократовские представления. Вещи не рассматриваются только в их кажущемся столь привычным эмпирическом существовании. Для всякой вещи фиксируется ее смысл, идея, которая, как выясняется, для каждой вещи данного класса вещей одна и та же и обозначается одним именем. Есть множество лошадей, карликовых и нормальных, пегих и вороных, но у всех у них есть один и тот же смысл — лошадность. Соответственно можно вести речь о прекрасном вообще, благом вообще, зеленом вообще, доме вообще. Платон убежден, что без обращения к идеям никак не обойтись, ибо это единственный путь преодоления многообразия, неисчерпаемости чувственно-эмпирического мира.

Но если наряду с отдельными вещами есть еще и идеи, каждая из которых относится к какому-то определенному классу вещей, то, естественно, возникает вопрос о взаимосвязи единого (идеи) с многим. Как соотносятся друг с другом вещь и идея? Платон рассматривает эту связь двояко: как переход от вещей к идее (вещь — gt; идея) и как переход от идеи к вещам (идея — gt; вещь). Он понимает, что идея и вещь как-то сопричастны друг другу. Но, утверждает Платон, степень сопричастности их может достигать различного уровня совершенства. Среди многих лошадей мы без труда обнаружим и более, и менее совершенных. Ближе всего к идее лошадности наиболее совершенная лошадь. Тогда выясняется, что в рамках соотношения вещь — идея идея есть предел становления вещи; в рамках же соотношения идея — вещь идея есть порождающая модель того класса вещей, которому она сопричастна. Идея А вызывает к жизни а₁, а₂, а₃…, a_N; А есть предел, к которому стремится a_N. Современный читатель платоновских текстов может удивиться: разве есть реальный механизм порождения лошадностью лошадей? Его нет. Но Платон, очевидно, прав в другом. Существуют в каком-то смысле идеи, а вещи, действительно, различаются по степени совершенства. Мысль Платона движется в границах актуальных проблем. Другое дело, каким образом он пытается их разрешить. Все снова и снова возникает вопрос о том, что же представляет собой идея. Вещь, по крайней мере такую, как камень, собачка, лист дерева, можно потрогать, "пощупать", осмотреть, а идею — нельзя.

Может быть, идея — это просто мысль, которую при желании можно обозначить устным и печатным словом? С таким предположением Платон решительно не согласен: мысль, слово — это прерогативы человека. Идеи же существуют и без человека. Идеи объективны. Платон — объективный идеалист, виднейший представитель объективного идеализма. Более чем через две тысячи лет компаньоном ему в деле объективного идеализма станет Гегель!

Платон не только убежден в объективности идей, но даже считает, что они могут существовать (на небе!) и без сопричастности к ним вещей, порой переселяясь в них, порой покидая их. За эти воззрения Платона часто критиковали. Действительно, не было найдено рациональных обоснований существованию идей вне вещей. Платон, конечно же, понимал, что идея — это общее в вещах. Но это есть общее именно в вещах, потому вне вещей объективных идей нет (об идее как мысли пока вообще нет речи).

Итак, что же, собственно, есть объективная идея? Общее в данном классе вещей. Но в каком конкретном виде оно существует? Не в виде отдельной вещи: наряду с данными карандашами нет карандаша вообще. Именно это обстоятельство всегда вызывает затруднение у тех, кто занимается проблемой общего. Простейший жизненный опыт как-то весьма убедительно приучает нас к реальности отдельных вещей настолько, что хочется все реальное видеть именно в форме чувственно осязаемой вещи. И тем не менее общее, а Платон фактически именно общее называет идеей, действительно существует. На этот счет самые убедительные свидетельства дает наука, она и начинается с подъема от индивидуально-эмпирического к общему. Здесь не обойтись без достаточно убедительного примера научного плана, именно научного, дабы не попасть в тенета неразвитого, ненаучного мышления.

Рассмотрим простейшие физические объекты (тела): кусок железа, кусок угля, сколько-то воды. Все три объекта обладают массой. Как масса все они качественно представляют собой совершенно одно и то же и отличаются друг от друга лишь количественно. Именно эта тождественность наших объектов друг другу и служит основанием для их измерений одной и той же мерой — граммом, килограммом. Определяя массу объектов, мы измеряем не их железистость, углеватость и водность, а то, что для них является общим, — массу. Тут все достаточно просто: не было бы этого общего, невозможен был бы сам процесс измерения. Измеряя, мы всегда имеем дело с общим, но оно количественно оформлено. Мы имеем дело с m₁, m₂, m₃, но не с М в виде отдельной массы. Как видим, общее (идея) существует реально. Для науки было бы совершенно убийственно отказаться от признания реальности общего (идеи).

Общее существует, и в лице Платона объективный идеализм имеет великую заслугу перед человечеством. После того как мы разобрались с тем, что, собственно, есть платоновская идея, обратимся вновь к проблеме ее сопричастности отдельным вещам — речь фактически идет о соотношении общего и отдельного.

Как мы видели выше, Платон мыслил себе определенный механизм перехода как от вещей к идее, так и от идеи к вещам. Между тем общее (идея) и отдельное (вещь) настолько тесно сопричастны друг другу, что отсутствует какой-либо реальный механизм перехода от одного к другому. По поводу характеристик перехода от идеи к вещам или от вещей к идее современная наука безмолвствует. Идея не является некой порождающей моделью, и соответственно она не есть предел становления вещей данного класса вещей. В качестве порождающей модели люди используют идеалы, но идеалы — это не объективные идеи, а некоторые ценностные убеждения.

Опыт развития науки показал, что любое отдельное свойство или отношение — это всегда определенным образом оформленное общее. Слитность общего и отдельного — фундаментальный факт бытия, выявленный в ходе развития человечества. Надо принять этот факт. Но одно дело — реальное бытие, а другое — мыслительная, теоретическая деятельность. В теоретической деятельности мысль выражает реально общее. Разумеется, перед Платоном возникал вопрос о путях выработки мысли. Вместе со своим учителем Сократом он считал, что выработке мыслей, их рождению способствуют диалектика, обмен мнениями, духовный поиск, дискуссия. Платон дополнял диалектику утверждением, что душа воспринимает шаг за шагом, все более отчетливо то, что она созерцала, будучи в кругу других идей, на небе. Надеемся, читатель способен самостоятельно критически оценить утверждение о небесном бытии идей.

Космология Платона. Платон мечтал создать всеобъемлющую концепцию мира. Отлично сознавая мощь созданного им аппарата идей, он стремился выработать представление как о Космосе, так и об обществе. Весьма показательно, как Платон использует в этой связи свою концепцию идей, скромно замечая, что он претендует лишь на "правдоподобное мнение". Космическую картину мира Платон дает в диалоге "Тимей".

Исходный пункт Платона таков: постулируется существование идей (ясно, что Платон не мог не начать с них), материи и Бога, который понимается как демиург, т. е. мастер. Из смеси идей и материи демиург создает мировую душу и распространяет по всему пространству. Мировая душа в своем исходном состоянии делится на стихии — огонь, воздух, землю. Соответственно гармоническим математическим отношениям Бог придал Космосу наиболее совершенную форму — форму сферы. В центре Космоса — Земля. Орбиты планет и звезд подчиняются гармоническим математическим соотношениям. Бог-демиург творит также и живые существа.

Итак, Космос — это одаренное разумом живое существо. Структура мира такова: божественный разум (демиург), мировая душа и мировое тело. Все происходящее, временное, равно как само время, есть образ вечного, идей.

Платоновская космологическая картина Космоса подвела своеобразный итог натурфилософии природы в IV в. до н. э. На протяжении многих веков, по крайней мере до эпохи Возрождения, эта картина мира стимулировала философский и частнонаучный поиск. Самые изощренные современные космологи имеют возможность по достоинству оценить заслуги Платона. Наиболее важным для науки оказалась опора на идеи и их математическое содержание. Именно в этом деле Платон был первооткрывателем.

Разумеется, в целом ряде отношений платоновская картина мира не выдерживает критики. Она умозрительна, придумана, не соответствует современным данным науки. Но вот что удивительно: даже с учетом всего этого было бы весьма опрометчиво сдавать ее в архив. Дело в том, что далеко не всем доступны научные данные, тем более в каком-то обобщенном, систематизированном виде. Платон же был великим систематиком, его картина Космоса проста, по-своему понятна многим. Она необычайно образна: Космос одушевлен, гармоничен, в нем на каждом шагу встречается божественный разум. По указанным и другим основаниям, платоновская картина Космоса имеет своих сторонников и поныне. Оправдание такому положению мы видим еще и в том, что в скрытом, неразвернутом виде она содержит потенциал, который может быть использован продуктивно и в наши дни. "Тимей" Платона — это миф, но миф особенный, построенный с логическим и эстетическим изяществом. Это не только значительное философское, но и художественное произведение.

Учение Платона об обществе. Размышляя об обществе, Платон вновь стремится использовать концепцию идей. Многообразие потребностей человека и невозможность удовлетворения их в одиночку является побудительным мотивом для создания государства. По Платону, величайшим благом является справедливость. Несправедливость — это зло. Последнее он относит к следующим типам государственного устройства: тимократии (власти честолюбцев), олигархии (власти богатых), тирании и демократии, сопровождающейся анархией и произволом.

Справедливое государственное устройство Платон "выводит" из трех частей души: разумной, аффективной и вожделеющей. Одни разумны, мудры, они способны и, следовательно, должны управлять государством. Другие — аффективны, мужественны, им суждено быть стратегами, военачальниками, воинами. Третьи, обладающие по преимуществу вожделеющей душой, сдержаны, им надо быть ремесленниками, земледельцами. Итак, имеются три сословия: правители, стратеги, земледельцы и ремесленники. Далее Платон дает массу конкретных рецептов, например, чему кого надо учить и как воспитывать, предлагает лишить стражей собственности, установить для них общность жен и детей, вводит различного рода регламентации (порой мелочные). Строгой цензуре подвергается литература, все, что способно опорочить идею добродетели. В загробном мире — а душа человека как идея продолжает существовать и после его смерти — добродетельных ждет блаженство, а порочных — ужасные муки.

Платон мысленно строит идеальное государство, которое, по его мнению, могло бы предотвратить многочисленные несправедливости. Он исходит из идеала и строит идеальное государство, которое было бы столь же неизменным, как и его идея. Платон хотел бы достигнуть идеала, а получилась, как свидетельствует более чем двухтысячелетняя послеплатоновская история, утопия, в которой исследователи разгадали идеализацию, представление общественных отношений древней Спарты более совершенными, чем они на самом деле были. После Платона будут созданы новые утопии и всякий раз — из самых благих устремлений.

В своем учении об обществе Платон как бы дублирует те же философские представления, что и в учении о природе: начинает с идей, идеи понимаются как порождающие модели и вместе с тем как идеалы. А сами идеалы строятся умозрительно, на основе исторически ограниченного знания. В итоге получается утопия. Нам предстоит дать философскую оценку такого рода методологии, в данном случае на примере учения Платона об обществе. В этой связи обратимся к критике платоновских воззрений крупнейшим современным философом, постпозитивистом К. Поппером.

Поппер ни много ни мало обвиняет Платона в том, что он враг открытого, демократического общества, предтеча тоталитарного, то ли социалистического, то ли фашистского, общества. Корни ошибок Платона Поппер видит в учении об идеях. Идеи, мол, фикции, а поэтому от них ничего, кроме утопии, нельзя ожидать. Согласно Попперу, надо исходить из реальных жизненных ситуаций и шаг за шагом трансформировать их к лучшему. Было бы, наверное, неразумно пренебрегать выводами Поппера, во многих отношениях великолепного философа. И все-таки, думается, в критике Платона Поппер излишне суров, более того, недостаточно гибок. Неужели великий философ древности, каковым несомненно является Платон, должен быть действительно назван врагом современного общества?

С высот сегодняшнего дня Платона критиковать довольно просто: что это, например, за рецепт — ввести общность жен и детей? Но ведь современному автору должно быть совершенно очевидно, что не устаревшие воззрения Платона должны нас интересовать в первую очередь.

Платон начинает с идеи, это правильно. Далее он исходит из идеала. И это верно. Все самые умные авторы поступают таким же образом, используя представления об идее и идеале. У Платона идеал — справедливость, у Поппера — свобода. Идеал справедливости вполне уместен, а вот идеал свободы был, к сожалению, чужд Платону. Кроме того, Платон конкретизирует идеал справедливости крайне умозрительно, без опоры на реальные факты. Именно это — путь к утопии.

Таким образом, идейная основа платоновских размышлений заслуживает самой высокой оценки, без нее нельзя представить современного человека. Мы имеем в виду проблематику идей и идеалов. Этому следует учиться у Платона и, кстати, добиться успеха на этом поприще отнюдь не просто. Что же касается ошибок Платона, то они как бы скорректированы современным знанием, исправлены, и нет никакой необходимости следовать им. Отметим еще раз: вклад выдающихся философов в развитие мировой цивилизации должен оцениваться комплексно, с выделением главного и второстепенного в их творчестве. На философских весах положительные стороны философии Платона, несомненно, перевешивают ее отрицательные аспекты.

Этика Платона. Платон сумел выявить многие острейшие философские проблемы. Одна из них касается соотношения концепции идей и этики. На вершине иерархии сократовских и платоновских идей находится идея блага. Но почему именно идея блага, а не идея, например, красоты или истины? Платон рассуждает таким образом: "…то, что придает познаваемым вещам истинность, а человека наделяет способностью познавать, то ты и считай идеей блага, причиной знания и познаваемости истины. Как ни прекрасно то и другое — познание и истина, — но если идею блага ты будешь считать чем-то еще более прекрасным, ты будешь прав". Благо проявляется в различных идеях: и в идее красоты, и в идее истины. Иначе говоря, Платон ставит этическое (т. е. идею блага) выше эстетического (идеи красоты) и научно-познавательного (идеи истины). Платон отлично сознает, что этическое, эстетическое, познавательное, политическое как-то соотносятся друг с другом, одно определяет другое. Сознательный выбор Платона известен: все самое лучшее есть проявление идеи блага. Можно не соглашаться с Платоном, но вряд ли приходится отрицать, что Платону — именно благодаря предпочтительному отношению среди других идей к идее блага — удалось создать весьма сбалансированную картину мироздания, где не только все согласовано, но и находится в соответствии с высокими принципами нравственности. Попробуйте вопреки Платону на место идеи блага поставить какую-либо политическую идею, например идею власти. Сразу же картина мироздания станет куда менее симпатичной.

Убежденный в том, что среди идей доминирует идея блага, Платон, будучи последовательным в своих рассуждениях, каждую идею "нагружает" нравственным содержанием. И, следует отметить, действует в этом отношении довольно прямолинейно. Идея оказывается одновременно идеалом, образцом, да еще нравственным образцом.

С позиций современного философского знания Платон излишне сближает идеи с ценностями и идеалами. Ученый, математик, физик используют идеи, но, возможно, не обязательно они являются ценностно нагруженными, тем более идеалами. С другой стороны, человек определенным образом сепарирует идеи, использует их в своей деятельности, ему приходится иметь дело и с идеями-ценностями, предельным случаем которых являются идеалы. Во времена Платона развитого учения о ценностях, т. е. аксиологии, не было, поэтому неудивительно, что он некритически объединяет идейное и ценностное. Но зато Платон не допускает излишней изоляции одного от другого, что весьма характерно для современного научного, равно как и для любого другого знания. Вновь мы встречаемся с прелюбопытной ситуацией: вроде бы Платон не прав в разрешении проблемы соотношения идеи и идеала, но существенно, что он как-то решает именно ту проблему, которая представляет трудность для современных исследователей.

Платон гениален в том, что он плодотворнейшим образом возделывает проблемное поле философии, осмысление которого становится непременным делом всякого образованного, тем более интеллигентного, человека. Ныне, как и двадцать четыре столетия назад, философия Платона стимулирует развитие человека, общества. В этом, пожалуй, состоит главная тайна многовековой значимости философии Платона. В центре этой философии находится учение об идеях. По большому счету Платон не устарел, его философия по-прежнему актуальна. Тот, кто достаточно смел в использовании своего свободного времени и способен часть его посвятить изучению творчества Платона, будет стократно вознагражден, наградой ему будет не только общение с великим мыслителем, но и максимально быстрое индивидуальное духовное развитие.

Аристотель наряду с Платоном, своим учителем, — величайший древнегреческий философ. В целом ряде отношений Аристотель выступает вроде бы как решительный противник Платона. По сути же он продолжает дело своего учителя. Аристотель детальнее Платона входит в тонкости различного рода ситуаций. Он конкретнее, эмпиричнее Платона, его по-настоящему интересует индивидуальное, жизненно данное. Как древний грек Аристотель не смог избежать созерцательности, но его созерцательность отличается от созерцательности Платона своей нацеленностью на конкретное, можно даже сказать, пафосом конкретного.

Материя и эйдос (форма). Движение. Аристотель был недоволен тем, что, по его мнению, платоновские идеи как-то несопричастны единичным вещам, на их основе никак не объяснить то, что происходит с вещами. Платон, де, не обратился к первым подлинным сущностям, он оперировал вторыми сущностями. Первая же сущность — это просто отдельный предмет, единичное бытие. Самобытное единичное бытие Аристотель называет субстанцией, т. е. это такое бытие, которое не способно пребывать в другом бытии, оно существует в самом себе. Мир есть совокупность субстанций, каждая из них — некоторое единичное бытие. Но что такое само единичное бытие? Как разрешить этот вопрос, на который не нашел четкого ответа Платон?

По Аристотелю, единичное бытие есть сочетание материи и эйдоса (формы). Материя — это возможность бытия и вместе с тем некоторый субстрат. Из меди можно сделать шар, статую, т. е. как материя медь есть возможность шара и статуи. Применительно к отдельному предмету сущностью всегда оказывается форма (шаровидность по отношению к медному шару). Форма выражается понятием. Так, понятие шара справедливо и тогда, когда из меди еще не сделали шар. Когда материя оформлена, то нет материи без формы, равно как формы без материи. Выходит, что эйдос — форма — это и сущность отдельного, единичного предмета, и то, что охватывается этим понятием. Все это весьма напоминает теоретический способ мышления. Мы пользуемся, например, понятием массы m и вместе с тем массу отдельного предмета считаем m_n. Обратите внимание на переход от m₁, к m или, если хотите, от m к m₁. Здесь есть плавность идеи или, как говорили древние греки, сопричастность одного другому. Аристотель стоит у основ современного научного стиля мышления. Между прочим, когда современный человек говорит и думает о сущности, то своей рационалистической установкой он обязан именно Аристотелю.

Итак, всякая вещь есть единство материи и эйдоса, формы. Наряду с этим каждая вещь имеет причинное происхождение и целевое назначение, "то, ради чего". Но и действующую причину, и целевую причину определяет эйдос, форма. Эйдос определяет переход от материи-вещности к действительности, это основное динамическое и смысловое содержание вещи. Здесь мы имеем дело, пожалуй, с главным содержательным аспектом аристотелизма, центральным принципом которого явилось текуче-сущностное становление идеи, первостепенное внимание к динамике процессов, движению, изменению и к тому, что с этим связано, в частности к проблеме времени.

Исходные моменты аристотелевской философии неминуемо приводят к рассмотрению последовательных стадий становления оформленной материи. Существует целая иерархия вещей (вещь = материя + форма), от неорганических объектов до растений, живых организмов и человека (эйдосом человека является его душа). В этой иерархической цепи особый интерес представляют крайние звенья. Между прочим, начало и конец всякого процесса обычно имеют особое значение.

В рассматриваемой цепи началом является первая материя как чистая возможность, т. е. еще не оформленная определенным образом. Интересно, что это аристотелевское представление привлекло пристальное внимание физиков в XX в. (В. Гейзенберг и др.). Дело в том, что, согласно квантовой механике, микроявления до взаимодействия с макроприборами существуют в виде макровозможностей. Оказалось, что Аристотелю в свое время удалось уразуметь нечто очень важное, а именно тот факт, что действительность есть осуществленная возможность.

Обратимся теперь к конечному звену иерархии вещей. Ясно, что здесь Аристотелю приходится иметь дело не с материей, а с эйдосом, ибо именно эйдос, в отличие от пассивной материи, есть динамическая причинно-целевая программа. Речь идет об эйдосе, который является эйдосом всех эйдосов. Это перводвигатель и вместе с тем первоум. Аристотель рассуждает весьма логично: раз всякий эйдос динамичен и понятиен, то эйдос эйдосов также динамичен и "умен". Ум-перводвигатель — это принцип всего, Космоса в целом, это все материальное в пределе своего становления — как динамического, так и целевого (энтелехиального), равно как и смыслового (умственного). Концепция ума-перводвигателя явилась логическим заключительным звеном развиваемых Аристотелем представлений о единстве материи и эйдоса. Ум-перводвигатель Аристотель называет Богом. Но это, разумеется, не персонифицированный христианский Бог. Впоследствии, через века, христианские теологи с интересом отнесутся к аристотелевским воззрениям.

Возможностно-динамическое понимание Аристотелем всего существующего обусловило целый ряд весьма плодотворных подходов к разрешению тех или иных проблем, в частности к проблеме пространства и времени. Аристотель рассматривал их вслед за движением, а не просто как самостоятельные субстанции. Пространство выступает как совокупность мест, каждое место принадлежит какой-то вещи. Время есть число движения; подобно числу, оно является одним и тем же для различных движений. В философском отношении Аристотель здесь отчасти предвосхищает те представления о пространстве и времени, к которым приведет специальная теория относительности А.Эйнштейна.

Логика и методология. В трудах Аристотеля значительного совершенства достигла логика и вообще категориальный, т. е. понятийный, анализ. Многие современные исследователи считают, что самое главное в логике сделано именно Аристотелем.

Аристотель весьма подробно рассматривает ряд категорий, каждая из которых выступает у него в трояком виде: 1) как род бытия; 2) как форма мысли; 3) как высказывание. Категории, которыми особенно умело оперирует Аристотель, суть следующие: сущность, свойство, отношение, количество и качество, движение (действие), пространство и время. По поводу каждой из этих категорий Аристотель формулирует множество ценных идей, которые и поныне привлекают внимание исследователей.

Но Аристотель оперирует не только отдельными категориями, он анализирует высказывания, взаимоотношения между которыми определяются тремя знаменитыми законами формальной логики.

Первый закон логики — закон тождества (А есть А), т. е. понятие должно употребляться в одном и том же значении. Второй закон логики — закон исключенного противоречия (А не есть не-А). Третий закон логики — закон исключенного третьего (А или не-А истинно, "третьего не дано").

На основе законов логики Аристотель строит учение о силлогизме (буквально: о сосчитывании высказываний). Смысл силлогизма состоит в том, что в нем два крайних термина S и Р соединяются посредством третьего М, общего обеим посылкам. В итоге получается определение, называемое выводом. Например:

Все граждане России имеют право на труд (общее правило S). Иванов — гражданин России (меньшая посылка Р). Иванов имеет право на труд (вывод М).

Как видим, вывод М содержится уже в большей S и меньшей Р посылках, т. е. силлогизм есть метод раскрытия готового знания. Силлогизм нельзя отождествлять с доказательством вообще. Есть доказательства, которые отличаются от силлогизмов.

Аристотель весьма четко раскрывает содержание знаменитого сократовского диалогического метода. Диалог содержит: 1) постановку вопроса; 2) стратегию задавания вопросов и получения ответов на них; 3) правильное построение умозаключения. Однако сама по себе логика не дает знания эйдосов, общих принципов. Отыскание первых начал дело не логики, а философии (метафизики), т. е. осуществляемого в ее рамках умопостижения эйдосов. Философское творчество, по Аристотелю, нельзя втиснуть в рамки логики.

Общество. Этика. В своем учении об обществе Аристотель более конкретен и дальновиден, чем Платон, вместе с последним он считает, что смысл жизни не в удовольствиях, как считал гедонизм, не в счастье, как считал эвдемонизм, а в осуществлении требований разума на пути к благу. Но вопреки Платону благо должно быть достижимым, а не потусторонним идеалом. Добродетелям можно и нужно научиться. Они выступают серединой, компромиссом благоразумного человека: "ничего слишком…". Великодушие есть середина между тщеславием и малодушием, мужество — середина между безрассудной отвагой и трусостью, щедрость — середина между расточительством и скупостью. Что касается этического, то это середина между абсолютным добром и злом. Этику в целом Аристотель определяет как практическую философию.

Формы государственного устройства Аристотель делит на правильные (достигается общая польза) и неправильные (где имеется в виду лишь польза для некоторых).

Аристотель связывает определенное государственное устройство с принципами. Принцип аристократии — добродетель, принцип олигархии — богатство, принцип демократии — свобода. Аристотель рассуждает весьма фундаментально, в этом сила его философских размышлений. Что же касается его собственных предложений (он высказывается в пользу монархии и политии), то на них лежит печать принадлежности Аристотеля к городу-государству, полису.

Интересно отметить, что современные политики в философском отношении подчас уступают Аристотелю. Быть может, всего рельефнее это проявляется в односторонности выбираемых ориентиров, когда во что бы то ни стало стремятся достигнуть чего-то одного-единственного, например, преобладания либо частной, либо общественной собственности. Знаменитый древнегреческий тезис "ничего слишком" остается непонятым.

Аристотель фактически подвел итог развитию классической древнегреческой философии. Он создал весьма дифференцированную систему знаний, освоение которой продолжается и поныне.

Наша очередная задача состоит в рассмотрении послеклассического периода развития философии античности. Разумеется, здесь нельзя не конкретизировать уже выработанные в классике представления, в том числе их идейно-смысловой характер. Особый интерес вызывал сам человек, субъект. Философия была призвана как-то сориентировать эллина (эллин — древний грек, живший в эпоху Александра Македонского) в мире все новых потрясений. Эта задача решалась типично, в духе древнегреческой философии, исходные принципы которой распространялись теперь на проблему человека и общества с тем, чтобы разрешить проблему субъективности. В этой связи ниже рассматриваются три главных философских течения раннего эллинизма: стоицизм, эпикуреизм, скептицизм. По их поводу блестящий знаток античной философии А.Ф.Лосев утверждал, что они являлись не чем иным, как субъективной разновидностью соответственно досократовской теории материальных элементов (огня прежде всего), философии Демокрита и философии Гераклита: теория огня — стоицизм, древний атомизм — эпикуреизм, философия текучести Гераклита — скептицизм.

Стоицизм. Как философское направление стоицизм просуществовал с III в. до н. э. до III в. н. э. Главными представителями раннего стоицизма были Зенон Китийский, Клеанф и Хрисипп. Позднее в качестве стоиков прославились Плутарх, Цицерон, Сенека, Марк Аврелий.

Физические воззрения стоиков малооригинальны. Считается, что тело мира составлено из огня, воздуха, земли и воды. Душа мира — это огненная и воздушная пневма, некое всепроникающее дыхание. По давней античной традиции, огонь считался стоиками основным элементом, из всех элементов он наиболее всепроникающ, жизнен. Благодаря этому весь Космос, в том числе и человек, — это единый огненный организм со своими законами (логосом) и текучестью. Главный вопрос для стоиков состоит в определении места человека в Космосе.

Тщательно продумав ситуацию, стоики приходят к убеждению, что законы бытия неподвластны человеку, человек подвержен року, судьбе. От судьбы деться некуда, действительность нужно принять такой, какой она является, со всей ее текучестью телесных свойств, обеспечивающей многообразие человеческой жизни. Судьбу, рок можно ненавидеть, стоик же, скорее, склонен ее любить, получая отдохновение в рамках доступного.

Стоики стремятся обнаружить смысл жизни. Эйдосы и категории Платона и Аристотеля их уже не устраивают, они не могут в них усмотреть текучесть жизни и ее смысл. Смыслом не являются и физические субстанции, тот же огонь. Но что же есть суть субъективного?

Слово, отвечают стоики, его смысловое значение (лектон). Лектон — смысл — выше всяких положительных и отрицательных суждений, речь идет о суждении вообще. Лектон осуществляется и во внутренней жизни человека, создавая состояние атараксии, т. е. душевного спокойствия, невозмутимости. Стоик отнюдь не безразличен ко всему происходящему, совсем напротив, он относится ко всему с максимальным вниманием и интересом. Но он еще определенным образом понимает мир, его логос, закон и в полном соответствии с ним сохраняет душевное спокойствие. Довольно неожиданно появляется выход из самой затруднительной ситуации. Клеанф в гимне Зевсу восклицает: "Жалкие! Вечно гоняясь за призраком блага летучим, общего в боге закона не видят они и не слышат, следуя коему, жизнь они в счастье могли бы устроить… ведь большего нет ни богам наслажденья, ни людям, как в справедливости славить закона всеобщую силу".

Итак, главные моменты стоической картины мира таковы:

а) Космос — это огненный организм;

б) человек существует в рамках космических законов, отсюда его фатализм, судьбоносность, своеобразная любовь к тому и другому;

в) смысл мира и человека — лектон, значимость слова, которая нейтральна как к психическому, так и к физическому;

г) понимание мира неминуемо приводит к состоянию атараксии.

В заключение отметим, что уже ранние стоики выделили ряд глубочайших философских проблем. Если человек подвластен различного рода законам, физическим, биологическим, социальным, то в какой мере он свободен? Как ему относиться ко всему тому, что его ограничивает? Чтобы хоть как-то совладать с этими вопросами, необходимо и полезно пройти школу стоической мысли.

Эпикуреизм. Крупнейшими представителями эпикуреизма являются сам Эпикур и Лукреций Кар. Эпикуреизм как философское направление существовал в то же самое историческое время, что и стоицизм — это период 5–6 веков на рубеже старой и новой эры. Как и стоики, эпикурейцы ставят прежде всего вопросы устроения, комфорта личности в сложных исторических условиях рабовладельческого общества в поздний период его развития. Огнеподобность души — общее представление у стоиков и эпикурейцев, но стоики видят за ней некоторый смысл, а эпикурейцы — основу ощущений. У стоиков на первом плане — разум, сообразный с природой, а у эпикурейцев — ощущение, сообразное с природой. Чувственный мир — вот что для эпикурейцев представляет главный интерес. Отсюда основной этический принцип эпикурейцев — удовольствие. Учение, которое во главу угла ставит удовольствие, называется гедонизмом. Содержание чувства удовольствия эпикурейцы понимали отнюдь не упрощенно и тем более не в вульгарном духе. У Эпикура речь идет о спокойствии, благородном, если хотите, уравновешенном удовольствии.

Для эпикурейцев чувственный мир — это настоящая реальность. Мир чувственности необычайно изменчив, множествен. Эпикурейская реальность получает свое отображение в принципе атомарности. Чувственный мир изменчив, но не настолько, чтобы он был абсолютно непрерывен. Есть предельные формы чувств, чувственные атомы, или, иначе говоря, атомы не сами по себе, а в мире чувств. Атомов много; эпикурейцы в противовес стоикам выступают за примат множественности. Но тогда ставится под сомнение представление о стоическом роке, судьбе. Эпикур оформляет это очень красиво в форме идеи о том, что атомы могут спонтанно отклоняться в ту или иную сторону. По Демокриту, мир образовался от взаимного столкновения атомов. Эпикур наделяет атомы самопроизвольностью, "свободой воли". Атомы движутся по кривым, сплетаются и расплетаются. Представлению о стоическом роке приходит конец.

Эпикуреец не имеет над собой какого-либо господина, нет необходимости, он обладает свободой воли. Он может уединяться, предаваться собственным наслаждениям, погружаться в самого себя. Эпикуреец не боится смерти: "Пока мы существуем, нет смерти; когда смерть есть, нас более нет". Жизнь — вот главное наслаждение с ее началом и даже концом. (Умирая, Эпикур принимал теплую ванну и просил принести ему вина.)

Человек состоит из атомов, которые обеспечивают ему богатство мира ощущений, где он всегда может найти для себя удобную обитель, отказываясь от активной деятельности, стремления переустроить мир. Эпикуреец относится к жизненному миру совершенно бескорыстно и вместе с тем стремится слиться с ним.

Если довести качества эпикурейского мудреца до абсолютного предела, то мы получим представление о богах. Они тоже состоят из атомов, но нераспадающихся атомов, а потому боги бессмертны. Боги блаженны, им нет никакой необходимости вмешиваться в дела людей и мироздания. Да это и не дало бы какого-либо положительного результата, ибо в мире, где есть свобода воли, нет и не может быть устойчивых целенаправленных действий. Поэтому богам на Земле делать нечего, Эпикур помещает их в межмировое пространство, там они и носятся. Но богопочитаемость Эпикур не отрицает (он и сам посещал храм). Это надо понимать в том смысле, что, почитая богов, человек сам укрепляется в правильности своего собственного самоустранения от активной практической жизни на путях эпикурейских представлений. Перечислим главные из них:

а) все состоит из атомов, которые могут самопроизвольно отклоняться от прямолинейных траекторий;

б) человек состоит из атомов, что обеспечивает ему богатство чувств и удовольствий;

в) мир чувств не иллюзорен, он — главное содержание человеческого, все остальное, в том числе идеально-мыслительное, "замыкается" на чувственную жизнь;

г) боги безразличны к человеческим делам (об этом, мол, свидетельствует наличие зла в мире).

Выше уже отмечалось, что эпикуреизм имел дело с проблемами современного ему рабовладельческого общества. По своей направленности эта философия подходит больше господину раба, чем рабу, которому, надо полагать, в условиях неволи не такто просто достигнуть состояния удовольствия.

Скептицизм. Скептицизм — характернейшая черта всей античной философии; как самостоятельное философское направление он функционирует в период актуальности стоицизма и эпикуреизма. Крупнейшие представители — Пиррон и Секст Эмпирик,

Античный скептик отвергал познаваемость жизни. Для сохранения внутреннего спокойствия человеку нужно очень много знать из философии, но не для того, чтобы что-то отрицать или, наоборот, утверждать (всякое утверждение есть отрицание, и, наоборот, всякое отрицание есть утверждение). Античный скептик отнюдь не нигилист, он живет как хочет, принципиально избегая необходимости что-то оценивать. Скептик находится в постоянном философском поиске, но он убежден, что подлинное знание в принципе недостижимо. Бытие выступает во всем многообразии своей текучести (вспомните Гераклита): вроде бы и есть что-то определенное, но оно тут же исчезает. Скептик указывает в этой связи на само время, оно и есть, но его и нет, "ухватиться" за него нельзя. Устойчивый смысл вообще отсутствует, все текуче, поэтому живи так, как хочешь, принимай жизнь в ее непосредственной данности. Познавший многое не может придерживаться строго однозначных мнений. Скептик не может быть ни судьей, ни адвокатом. Скептик Карнеад, посланный в Рим ходатайствовать об отмене налога, один день выступал перед публикой за налог, другой день — против налога. Мудрецу скептику лучше помолчать. Его молчание и является философским ответом на поставленные ему вопросы. Воздерживаясь от определенных суждений, скептик остается невозмутимым. Молчание скептика можно считать мудрым выходом из ситуации, но в нем нельзя не видеть и пустоту мысли. Перечислим основные положения античного скептицизма:

а) мир текуч, у него нет смысла и четкой определенности;

б) всякое утверждение есть вместе с тем и отрицание, всякое "да" есть вместе с тем и "нет"; подлинная философия скептицизма — молчание;

в) следуйте "миру явлений".

Античный скептицизм по-своему довел до предела философские попытки справиться с трудностями жизни без ее логико-идейного осмысления. Молчание — это и своеобразный конец философскому поиску, и указание на то, что необходимы новые усилия. В этой связи мы переходим непосредственно к позднеэллинистическим представлениям, главное содержание которых составил неоплатонизм.

Основные положения неоплатонизма были разработаны Плотином, в зрелом возрасте проживавшем в Риме. Ниже при изложении содержания неоплатонизма используются преимущественно идеи Плотина.

Неоплатоники стремились дать философскую картину всего существующего, в том числе Космоса в целом. Нельзя понять жизнь субъекта вне Космоса, равно как и жизнь Космоса без субъекта. Существующее устроено иерархически: ЕдиноеБлаго, Ум, Душа, Материя. Высшее место в иерархии принадлежит Единому-Благу.

Единое-Благо. Единое — это подлинно первосущее, охват всего в одной точке. Если, считают неоплатоники, вы признаете существование разного, например, разумного и неразумного, то выше его есть предел того и другого, что уже не является ни тем, ни другим. Единое-Благо достигается не рациональным путем, а лишь в результате сверхразумного экстаза. Само собой разумеется, что в результате такого экстаза объект уходит от различного рода земных трудностей.

Единое как бы переполнено собой, оно "изливается", образуя Ум, Мировой Ум. Это "изливание", или эманация, не является неким вещественным процессом. Речь идет о сущностной связи; сущность находится везде, но реализуется через другое. Единое существует посредством Ума.

Мировой Ум включает числа и идеи в их системном взаимосвязанном виде. Ум есть первообраз всех вещей.

Эманация Ума в свою очередь приводит к Мировой Душе, которая выражает собой все одушевленное. Душа производит все живые существа. Все, что движется, образует Космос. Низшей формой бытия выступает материя. Сама по себе она не активна, косна, она — восприемница возможных форм и смысла.

Основная задача человека состоит в том, чтобы глубоко продумать, прочувствовать свое место в структурной иерархии бытия. Добро (Благо) идет сверху, от Единого, зло — снизу, от материи. Зло — не сущее, оно никак не связано с Благом. Человек может избежать зла в той мере, в какой ему удается подняться по лестнице нематериального: Душа — Ум — Единое. Лестнице Душа — Ум — Единое соответствует последовательность чувство — мысль — экстаз. Здесь, конечно, обращает на себя внимание экстаз, который стоит выше мысли. Но экстаз, следует заметить, включает в себя все богатство мысленного и чувственного.

Неоплатоники везде видят гармонию и красоту, за них ответственно фактически Единое-Благо. Даже хаос гармоничен (обратите внимание, что в современной науке хаос описывается математическими уравнениями). Что же касается жизни людей, то она также в принципе не может противоречить всеобщей гармонии. Люди — актеры, они лишь осуществляют, каждый по-своему, сценарий, который заложен в Мировом Уме.

Неоплатонизм сумел дать довольно синтетическую философскую картину современного ему античного общества. Это был последний расцвет античной философии.

Античная философия развивалась на протяжении 12–13 веков, с VII в. до н. э. по VI в. н. э. Речь идет об особом типе философии. Перечислим некоторые характерные черты античной философии:

А. Античная философия основана на принципе объективизма. Это означает, что субъект пока не ставится выше объекта, как это случится в новоевропейской философии.

Б. Античная философия исходит из чувственного Космоса, а не из абсолютной личности, что характерно для средневековья. Античная философия — это материально-чувственный космологизм.

В. Космос — абсолютное божество, а это означает, что античная философия пантеистична, т. е. отождествляет Бога и природу. Греческие боги природны. Они просто-напросто похожи на людей.

Г. Космос обусловливает необходимость. Необходимость применительно к человеку есть судьба. Античный человек допускает судьбу, но она ему неизвестна доподлинно. Он решает действовать самостоятельно. Он — герой. Античная философия соединяет фатализм с героизмом. Люди — талантливые актеры на грандиозной космической сцене.

Д. Античная философия многого достигла на понятийном уровне, но она почти не знает законов.

Е. Античная философия приступила к различению логического, эстетического, нравственного, но склонна порой к их необоснованному отождествлению.

Античная философия — замечательная школа мысли, ее идейное богатство не может не воодушевлять. Она открывает врата того стиля мышления, который характерен для передовых цивилизаций. Ни войти, ни существовать в рамках этих цивилизаций без античной философии невозможно.