"И на вражьей земле..." - читать интересную книгу автора (Шушаков Олег Александрович)Глава 11. «Сердце, как хорошо на свете жить!..»…Ильченко пришел в номер только под утро, трезвый как стекло, но совершенно ошалевший. Владимир, разлепив спросонья глаза, посмотрел на него вопросительно. Майор молча отмахнулся. И упал, не раздеваясь, на кровать. Закинул руки за голову и со счастливой улыбкой уставился в потолок. Когда часа через два Владимир проснулся, танкист так и лежал в той же самой позе, все с той же самой улыбкой, глядя в потолок и ничего не видя… Владимир не стал ему мешать и пошел в душ. В полдень посыльный доставил Ильченко пригласительный на большой правительственный прием в Кремле и банкет в честь новых Героев Советского Союза. Владимиру билет был не положен, но танкист разбился в лепешку и через какие-то свои связи сумел-таки его раздобыть. – Поражение русских войск в тысяча девятьсот четвертом году в период Русско-японской войны оставило в сознании русского народа тяжелые воспоминания. Оно легло на нашу страну черным пятном, – глуховатый голос с сильным грузинским акцентом далеко разносился по залу. – Наш народ верил и ждал, что наступит день, когда Япония будет разбита и пятно будет ликвидировано. Тридцать пять лет ждали мы, люди старшего поколения, этого дня. И вот этот день наступил. Япония признала себя побежденной. Это означает, что Южный Сахалин и Курильские острова отойдут к Советскому Союзу, и отныне они будут служить не средством отрыва Советского Союза от океана и базой японского нападения на наш Дальний Восток, а средством прямой связи Советского Союза с океаном и базой обороны нашей страны от японской агрессии. Отныне мы можем считать нашу отчизну избавленной от угрозы японского нашествия! И весь зал, отбивая ладони, стоя аплодировал своему вождю. Когда майор Ильченко, старший лейтенант Полищук и лейтенант Пономарев вошли в этот зал час назад, они едва не ослепли от блеска Золотых Звезд. Сегодня здесь собрались все Герои, дожившие до победы. Но не только они… Зал был очень большой. И его переполняли молодые, прекрасные и светлые лица. Они все были герои! – Какая все-таки у нас молодежь хорошая, жизнерадостная! – сказал Сталин, глядя на них, Ворошилову. – Замечательная молодежь, Коба! Сталинская молодежь! – ответил тот. Банкет пока еще не начался, и толпа струилась и струилась сама сквозь себя. Мудрый Генеральный секретарь решил дать Героям немного пообщаться, покрасоваться друг перед другом, похвалиться своими орденами и медалями, шпалами и ромбами. А за стол они еще успеют. Еще не вечер. А встреч было много и долгожданных, и не жданных вовсе… – Дима! – окликнул полковника Погодина худой лысоватый майор-танкист с орденом Ленина и Золотой Звездой на груди. – Пашка?! – с трудом узнал боевого товарища Дмитрий и неуверенно сказал. – А мне говорили… – Меня оговорили… Но теперь все выяснилось, – первый Герой Советского Союза, получивший эту награду за боевые заслуги, Поль Арман очень изменился и постарел лет на десять, не меньше. – Когда Ежова разоблачили, новый нарком приказал пересмотреть все дела. И тех, кто уцелел, освободили… Меня тоже. – И где ты сейчас? – Учусь в Военной академии имени Фрунзе. Оторвавшись от друзей, нашедших своих товарищей и увлеченно обменивающихся новостями, лейтенант Пономарев тоже решил оглядеться. Знакомых лиц было много, но все больше по портретам из газет. Он узнал Жукова. Орденам становилось уже тесно на его широкой груди. За Китай Жуков был награжден третьим орденом Ленина и досрочно получил очередное воинское звание командарма первого ранга. Рядом с ним толпилось много военачальников, желающих погреться в лучах Жуковской славы. Владимир заметил среди них и комбрига Куцепалова. С Золотой Звездой и тремя орденами. Свою удачу он держал за хвост не менее цепко, чем его бывший комполка. Известных людей вокруг было очень много… Михаил Громов рядом с Байдуковым и Беляковым… Водопьянов, что-то увлеченно обсуждающий с Папаниным… Гризодубова с мужем… Марина Раскова. Такая красивая и такая суровая… Братья Коккинаки, Владимир и Константин… Смушкевич, как всегда окруженный толпой своих летчиков… А вон и первый Герой Советского Союза Анатолий Ляпидевский. Увы, но в праздничном кремлевском зале не было первого дважды Героя страны майора Грицевца. Нелепая случайность оборвала жизнь непревзойденного воздушного бойца и прекрасного человека! Познакомившись с ним в начале августа, Сталин высоко оценил этого летчика и был сильно огорчен, когда ему сообщили о гибели Грицевца в авиакатастрофе… Из-за преступной халатности командования, во время перебазирования на аэродроме Балбасово под Оршей, самолеты одновременно заходили на посадку с противоположных сторон взлетной полосы. И столкнулись на пробеге. Грицевец уже стоял на крыле своего самолета, и при столкновении вращающимся пропеллером ему снесло голову. Виновные понесли суровое наказание, но человека этим уже не вернешь! И какого человека! Самого результативного советского истребителя! Дважды Героя! Это было так не вовремя!.. Поэтому вопреки сложившейся традиции Сталин не стал устраивать пышных похорон, фактически скрыв от страны его гибель. А начальника управления ВВС Локтионова с должности снял. Хватит! Сколько еще Героев у него угробится не в боях, а в катастрофах! Завидев полковника Кравченко, Владимир подошел поздороваться. Рядом с командиром он увидел и остальных героев двадцать второго истребительного Краснознаменного. Боевые товарищи обступили его, хлопая по плечам. А Кравченко тепло обнял. Порадовался за него, увидев ордена, и удивился, узнав, что за Китай Владимира обошли. – Виктор, ты на Пономарева представление подавал? – спросил он майора Чистякова. – Так точно, Григорий Пантелеевич! У него до полусотни боевых вылетов, три лично сбитых в Маньчжурии, полтора десятка штурмовок, тяжелое ранение… Полная кабина кровищи была, когда его без сознания оттуда вынимали. Как долетел, как садился, непонятно… Я вообще-то на орден Ленина подавал. Может, на Знамя надо было? – пожал он плечами. – Скорее всего, представление тормознули в штабе армии, – сказал батальонный комиссар Калачев. – Там у Пономарева есть «доброжелатели». Дружки Куцепаловские… Некто Ледневич с Иванищевым… Они похерили! Больше некому. – Та-ак!.. Завтра с утра все встречаемся у меня в Летной инспекции. Потолкуем! И посмотрим, что можно сделать! – Спасибо, Григорий Пантелеевич! – сказал Владимир. И так тепло ему стало от этой заботы! Как в родной семье оказался… Вдруг он заметил еще одно знакомое лицо: – Извините, товарищ полковник, разрешите отойти! Друга увидел! – Иди, иди! Но не теряйся далеко! – отпустил его Кравченко. Это был майор Галушка. Они обнялись с Владимиром. – А Павел где? – огляделся тот. – Я читал Указ. Вам же обоим Героя дали! Галушка тяжело вздохнул… – Посмертно дали! Нету больше Пашки, – глаза у него предательски блеснули. – Таранил линкор! Флагмана самурайского Пашка утопил! На моих глазах! «Да, что же это такое!» – помотал головой Владимир. И тут… Вдруг… Увидел… Ее… Галушка замолчал на полуслове. Лицо его товарища бледнело на глазах. Становясь белее, чем даже его седина. А глаза уплыли, ушли куда-то на глубину… Майор подхватил пошатнувшегося Владимира и, закинув его руку себе на плечо, отволок к ближайшему стулу. «Это все контузия! Вон, какой шрамище на лбу!» – решил он. И в это мгновение к ним подбежала невысокая, белокурая девушка, схватила лейтенанта за руку, заглянула ему в лицо и выдохнула: – Что с ним? Когда Владимир открыл глаза, он увидел любимое лицо, но, решив, что этого не может быть, снова медленно опустил веки… И вдруг почувствовал легкое пожатие руки. И словно что-то взорвалось у него внутри. И он распахнул глаза во всю ширь! – Ты… – прошептал Владимир. – Ты… А мне сказали, что тебя больше нет… А она глядела на него своими огромными льдисто-серыми глазами и молча держала за руку… Галушка смотрел на них, и что-то таяло у него в груди. Какой-то лед… И вдруг он решил. Завтра же он поедет в Луганск! И пойдет к Галине! Он возьмет ее за руку и скажет: «Ты – лучше всех! Я тебя люблю очень сильно!.. Прости, но Павло уже не вернуть… Выходи за меня замуж, Галю!» На банкете Наталья и Владимир сидели рядом… – Ну что же, наши дальневосточные границы мы укрепили, – в зале мгновенно затихло движение, гул разговоров и позвякивание посуды, как только Генеральный секретарь ЦК поднялся со своего места с бокалом в руке. – Границы на западе мы тоже отодвинули вперед. Пришло время позаботиться и о северо-западных границах. Враждебное окружение слишком близко подходит к городу великого Ленина, колыбели нашей революции. Мы обратились к Финляндии с предложением отодвинуть границу на север за вдвое большую территорию на другом участке. Но Финляндское правительство отказалось. Это было очень недальновидно с его стороны… Теперь о так называемых странах Балтии. Это не настоящие государства, это – какие-то опереточные государства. Теперь, когда Польша, это уродливое детище Версальского сговора Антанты, аннулирована и Германия вплотную подошла к границам стран Балтии, им придется сделать выбор – или германская оккупация, или вступление в братскую семью советских республик. Это вопрос ближайшего будущего… Сейчас я хочу поднять тост за образование Союза Дальневосточных Народных Республик! И за образование в будущем еще одного союза – Союза Прибалтийских Народных Республик… – Сталин поднял свой бокал и выпил, и все разом зазвенели своими, чокаясь друг с другом. Владимир старался не смотреть на сидящую рядом с ним Наталью, чтобы только не спугнуть это видение. Он все еще не мог прийти в себя от счастья… А ведь он думал, что она погибла, что ее нет больше, что жизнь его уже окончена… Бокал с шампанским задрожал у него руке, и он поставил его, чтобы не расплескать. Задрожал, потому что Наталья, нечаянно коснулась рукава его френча своим рукавом. Владимира обдало таким жаром, так застучало его сердце, что он испугался, что все вокруг услышали. Но этот стук могла слышать только она… Наталья наклонилась к нему и прошептала: – Давай, убежим отсюда! – А как? – Владимир мотнул головой на окружающий их праздник. – А так… – улыбнулась она. И они убежали… Когда они вошли в его гостиничный номер, Владимир воткнул ключ в замочную скважину и автоматически повернул. Они разулись. Владимир снял свою шинель, потом принял шинель у Натальи и повесил обе в шкаф. Она прошлась по номеру, заглянула в ванную комнату. А потом подошла к нему и взяла его за руки. Они стояли и смотрели друг на друга. И не могли насмотреться. Он сам не заметил, как стал целовать ее прохладные с мороза щеки. И целовал, пока она не нашла его губы своими губами… Внезапно Наталья слегка отодвинулась от него, и Владимир замер, не понимая. А она, глядя ему прямо в глаза, стала медленно, одну за другой, расстегивать пуговицы на его френче, а когда они кончились, сняла его и бросила на стул. Затем она также медленно распустила его галстук и, стянув вниз, уронила на пол. Владимир стоял как завороженный и не мог пошевелиться. А Наталья, продолжая смотреть на него своими огромными льдисто-серыми глазами, не глядя, расстегнула манжеты на его рубахе. Одна пуговка отлетела, но ни он, ни она этого даже не заметили. Между тем ее подрагивающие пальцы все быстрее расстегивали оставшиеся пуговицы на его рубашке, пока она не распахнулась. И тогда она положила ему руки на плечи под нее, и, подчиняясь движению ее ладоней, рубаха сползла сама… Наталья прижалась к Владимиру, обнимая и гладя, и стала целовать шрамы от пуль на его груди. Тогда он запустил свои ладони в ее золотистые локоны, вдохнул их тонкий аромат, и голова у него закружилась. А Наталья снова отодвинулась и, глядя на Владимира в упор и глубоко дыша, стала расстегивать свой френч, а потом повела плечами и уронила его. Мгновение спустя вслед за ним соскользнула на пол юбка. У Владимира шумело в голове, горели щеки, во рту все пересохло. Наталья развязала галстук, расстегнула манжеты и подняла руки. И Владимир, повинуясь немому призыву, стянул с нее рубашку, под которой больше уже ничего не было. И тогда она прижалась к нему, и его руки, перестав ему подчиняться, покатились по горячему девичьему телу. А она взяла его лицо в ладони и стала целовать его губы, щеки, глаза. Владимир был как в тумане. А мгновение спустя ее руки тоже вырвались из-под контроля и принялись лихорадочно расстегивать его брючный ремень… Они пришли в себя очень не скоро. Наталья беззвучно плакала, улыбаясь сквозь слезы. А он целовал ее соленые губы, глаза и щеки и шептал какие-то глупые, ненужные слова. А потом все повторилось. И она не плакала больше, а лежала, притихнув и положив голову ему на грудь… Когда Владимир открыл глаза, Наталья, подперевшись ладонью, смотрела на него сияющими глазами. Увидев, что он проснулся, она принялась целовать его, прижимаясь к нему своей высокой грудью, и у Владимира опять все поплыло перед глазами. И они снова потеряли счет времени… Но оно само напомнило о себе стуком в дверь. За окном было уже совсем темно. Стучал сосед Владимира по номеру. Они затихли. Майор немного потолокся у двери и отправился искать горничную, видимо, решив, что Владимир где-то в гостинице и просто вышел по делам, заперев номер. Быстро одеваться его научили еще в авиашколе. Быстро заправлять постель он научился там же. А когда через минуту он с этим закончил, Наталья вышла из ванны уже причесанная и полностью одетая. Светлая, как апрельское утро… Они схватили свои шинели и, взявшись за руки, так никем и не замеченные, вместе покинули этот чудесный, самый волшебный в мире номер. А потом до утра целовались, стоя в подъезде ее дома, и никак не могли расстаться. – Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя, – шептал он. – Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя, – шептала она. Им нельзя было расставаться! – Ты выйдешь за меня замуж? – спросил Владимир. Наталья вместо ответа ласково закрыла ему рот поцелуем. – Скажи, ты выйдешь за меня? – через какое-то время снова спросил он. – Куда ты денешься… – ответила она и засмеялась, уткнувшись лицом ему в шинель. Совершенно счастливая. А тучи на северо-западных границах хмурились все сильнее и сильнее… |
||
|