"И на вражьей земле..." - читать интересную книгу автора (Шушаков Олег Александрович)Глава 12. «Малой кровью, могучим ударом!..»К рассвету все, что можно было спрятать в зарослях вдоль реки, было спрятано. Артиллерия, минометы, автомобили и тягачи стояли в заранее подготовленных укрытиях и были надежно замаскированы сетками, приготовленными из подручных материалов. Бронечасти были выведены в исходные районы мелкими группами с разных направлений, непосредственно перед началом артиллерийской и авиационной подготовки. Все ночные перегруппировки маскировались шумом, создаваемым полетами бомбардировщиков ТБ-3, стрельбой артиллерии и пулеметов, которая велась строго по графику, увязанному с передвижениями подразделений. Для маскировки использовались и специальные звуковые установки, превосходно имитирующие забивание кольев, полет самолетов и движение танков. К этому шуму самураев начали приучать еще за неделю до начала сосредоточения ударных группировок. Первое время они принимали эту имитацию за действия войск и обстреливали районы, где слышались те или иные шумы. Затем, разобравшись, в чем дело, Комацубара приказал не обращать на них внимания и попусту боеприпасы не жечь. Для того чтобы к противнику не просочились сведения о наступательной операции, ее разработку в штабе армейской группы вел очень ограниченный круг людей – сам Жуков, дивизионный комиссар Никишев, начальник штаба комбриг Богданов и начальник оперативного отдела майор Петренко. К печатанию приказов, боевых распоряжений и прочей оперативной документации была допущена только одна машинистка, за которой лично присматривал начальник особого отдела. Командование частей и соединений было ознакомлено с планом операции за сутки до ее начала, а бойцы и командиры подразделений получили боевые задачи лишь за три часа до наступления. Благодаря всему этому противник оказался захвачен врасплох. Ранним воскресным утром тридцатого июля первая армейская группа Забайкальского фронта и части Монгольской народно-революционной армии начали Халхин-Гольскую наступательную операцию по окружению и уничтожению японских войск, вторгшихся на территорию МНР. Воскресный день для начала операции был выбран не случайно. Японское командование, уверенное в том, что русские готовятся к обороне, а о наступлении и не помышляют, разрешило генералам и старшим офицерам воскресные отпуска. Многие из них были в этот день далеко от своих войск. Кто в Хайларе, кто в Ганьчжуре, кто в Джанджин-Сумэ. Советское командование, принимая решение о начале операции именно в воскресенье, это немаловажное обстоятельство учло. Стояло тихое июльское утро. Легкий утренний ветерок приятно холодил лица командиров и политработников, собравшихся на командном пункте Жукова на горе Хамар-Даба. Яркое солнце освещало просыпающуюся степь. В пять пятнадцать в небе над Хамар-Дабой появилась эскадрилья пушечных «ишачков» двадцать второго полка под командованием лейтенанта Трубаченко. Чуть выше шла группа бомбардировщиков СБ. Самураи начали их обстреливать и раскрыли свое расположение. Что от них и требовалось! Сверху посыпались бомбы, а затем спикировали истребители и ударили из пушек. Но это было только начало… И-шестнадцатые, сделав несколько заходов, развернулись и ушли. В этот момент внезапный ураганный огонь по вскрытым позициям зенитных батарей противника открыла советская артиллерия. Вскоре они были практически полностью подавлены. После чего отдельные орудия обозначили дымовыми снарядами цели, которые должна была накрыть бомбардировочная авиация. А она была уже на подходе. Вскоре сквозь залпы орудий прорвался густой гул авиационных моторов. Стройными колоннами поэскадрильно шли сто пятьдесят три краснозвездных скоростных бомбардировщика в сопровождении ста пятидесяти истребителей. Когда они проносились над окопами, и красноармейцев, и командиров охватил огромный душевный подъем. Это было действительно потрясающее зрелище! Когда такая армада проходит над тобой с открытыми бомболюками, направляясь в сторону врага, это вдохновляет!.. Бойцы и командиры подбрасывали фуражки и панамы и кричали «Ура!». Без пятнадцати девять интенсивность артиллерийского огня резко возросла, дойдя до пределов своих технических возможностей. Одновременно авиация нанесла удар по тылам противника. В войска по радио и линиям проводной связи установленным кодом пошла команда – через пятнадцать минут начать общую атаку. Ровно в девять, когда наша авиация еще штурмовала противника и бомбила его артиллерию, по всему фронту в воздух взвились красные ракеты. Атакующие части, прикрываемые артиллерийским огнем, с криками «Ура!» стремительно ринулись вперед. На центральном участке громкоговорящие установки передавали «Интернационал». Удар советской авиации и артиллерии был настолько мощным, что противник в течение первых полутора часов не мог открыть ответный артиллерийский огонь. Наблюдательные пункты, связь и огневые позиции самураев были разбиты. Сразу же наметился успех в Южной группе. На самом правом фланге, легко отбросив части баргутской кавалерийской дивизии, вперед быстро продвинулась восьмая кавдивизия МНРА. Овладев рубежом высот Эрис-Улын-Обо и Хулат-Улын-Обо, она вышла на государственную границу и до конца военных действий оставалась на этих позициях, обеспечивая фланг и тыл Южной группы. К вечеру тридцатого июля пятьдесят седьмая стрелковая дивизия под командованием полковника Галанина с упорными боями продвинулась своим правым флангом на десять-двенадцать километров. Полки этой дивизии, разгромив ряд опорных пунктов противника в районе Больших Песков, при поддержке артиллерии успешно продвигались к северу. Передовой батальон восьмой мотоброневой бригады полковника Мишулина к исходу первого дня наступления вышел в район северо-восточных скатов больших песчаных бугров в семи-восьми километрах от государственной границы. Успех Южной группы мог бы быть и большим, если бы не задержка шестой танковой бригады. Она должна была переправиться на восточный берег Халхин-Гола в ночь на тридцатое июля. Однако понтонный мост не смог пропустить танки. Они оказались тяжелее, чем считали саперы. Плюнув в сердцах и на мост, и на саперов, полковник Павелкин решил переправить свою бригаду вброд, хотя из-за прошедших дождей глубина реки достигала в этом месте полутора метров. Все люки задраили брезентом, а щели заткнули паклей, пропитанной солидолом. На выхлопные трубы надели самодельные удлинители, на изготовление которых пошли железные печки, имевшиеся на каждом танке. И вообще все жестянки, какие только нашлись, вплоть до консервных банок! Переправа прошла удачно, но из-за этой задержки шестая танковая бригада вступила в бой на сутки позже, чем планировалось. В центре, используя развитую систему траншей и многочисленные огневые точки, самураи оказали упорное сопротивление, часто переходя в контратаки. Весь день восемьдесят вторая стрелковая дивизия вела бой за узлы сопротивления противника на высотах Песчаная и Зеленая, однако ее батальоны смогли продвинуться не более, чем на километр. И взять высоты им так и не удалось… Севернее реки Хайластын-Гол пятая стрелково-пулеметная бригада и сто сорок девятый полк тридцать шестой мотострелковой дивизии активными действиями сковали противника. Одновременно двадцать четвертый мотострелковый полк при поддержке танкового батальона пятьдесят седьмой стрелковой дивизии успешно продвигался в юго-восточном направлении. К исходу дня полк вышел к высоте Песчаная, где и закрепился. На левом фланге Северной группы шестая кавдивизия МНРА, уничтожив два баргутских кавалерийских полка, к исходу дня вышла на государственную границу юго-западнее озера Яньху. В этом бою монголы в конной атаке разгромили баргутов, захватили много пленных, шесть пушек, семь пулеметов и около сотни винтовок. Седьмая мотоброневая бригада и шестьсот первый стрелковый полк, овладев передовыми позициями врага, вышли к сильно укрепленной высоте «Палец». Однако овладеть ею с ходу не удалось. Самураи отбили все атаки. В бою геройски погиб командир шестьсот первого полка майор Судак. Обеспокоенный этой задержкой Жуков в ночь на тридцать первое бросил на усиление Северной группы свой резерв – девятую мотоброневую бригаду (восемьдесят два бронеавтомобиля) и четвертый батальон шестой танковой бригады. Это было смелое решение. Потому что теперь в распоряжении комкора около Хамар-Дабы осталась лишь двести двенадцатая отдельная воздушно-десантная бригада – чуть более восьмисот парашютистов, вооруженных стрелковым оружием и несколькими сорокапятками. Комацубара почему-то решил, что основной удар наносится по его правому флангу. И спешно перегруппировал свои силы, исходя из этих соображений. Однако он ошибся. Главный удар Жуков наносил с юга, там, где в первый же день обозначился максимальный успех. Тридцать первого июля советские части продолжали наступление, медленно, но верно, захлопывая японскую группировку в западне, в которую она сама же и влезла в начале лета. Самураи сражались отчаянно, до последнего человека! Каждый окоп, каждую огневую точку приходилось брать штурмом, расстреливая прямой наводкой из полковых пушек. Восьмая мотоброневая бригада, развивая свой успех, обошла левый фланг Комацубары, к исходу дня вышла к реке Хайластын-Гол и отрезала все японские войска, находившиеся южнее. Шестая танковая бригада с упорными боями продвинулась на четыре – шесть километров и вклинилась в основную оборонительную полосу противника. Действуя самостоятельно, без пехоты, танковые роты подходили к огневым точкам противника и с расстояния семисот метров открывали ураганный огонь. А затем под прикрытием товарищей часть танков стремительно приближалась этим точкам и расстреливала в упор. В центре шли тяжелые бои без видимых успехов… А Северная группа продолжала безуспешные фронтальные атаки высоты «Палец», которая была уже полностью окружена. И тогда Жуков отправил туда свой последний резерв – двести двенадцатую отдельную воздушно-десантную бригаду. И десант, как всегда, оказался на высоте. И в прямом, и в переносном смысле слова! Девятая мотоброневая бригада и четвертый батальон шестой танковой бригады, точно следуя приказу Жукова и не ввязываясь в бой, обошли «Палец» с северо-востока и двинулись вдоль государственной границы в направлении на Номон-Хан-Бурд-Обо, чтобы соединиться с Южной группой и полностью окружить всю японскую группировку. Что и было ими сделано второго августа, на четвертый день наступления. Комацубара оказался в капкане. Осталось его добить. Но он огрызался с отчаянием, загнанного в угол кота. И по-прежнему был очень опасен… Неожиданно во фланг восьмой мотоброневой бригаде нанесли контрудар два полка четырнадцатой пехотной бригады Квантунской армии, срочно переброшенные из Хайлара. Но у них на пути встали бойцы и командиры восьмидесятого полка и шестой танковой бригады, которые в тяжелых боях сумели отбросить самураев. В центре советские части продолжали упорно дробить силы врага, все плотнее сжимая кольцо окружения… Драться приходилось за каждый бархан, за каждую позицию. На южной стороне противник к этому времени был уже уничтожен. Но на северной стороне, в районе сопки Ремизовская, продолжались жестокие бои. Потеряв всякую надежду на помощь извне, утром четвертого августа противник предпринял последнюю попытку вырваться из окружения. На рассвете разведчики первого дивизиона восемьдесят второго гаубичного артиллерийского полка заметили колонну противника численностью до батальона, двигавшуюся по долине реки Хайластын-Гол на восток. Артиллеристы тут же открыли убийственный огонь из своих гаубиц. А затем со штыками наперевес на противника бросились две роты сто двадцать седьмого стрелкового полка с южного берега. Японцы побежали на противоположный берег. Но здесь их встретил огонь пулеметов и бронемашин девятой мотоброневой бригады. От батальона самураев уцелело лишь несколько человек… К двадцати трем часам четвертого августа передовой отряд двадцать четвертого мотострелкового полка во главе с политруком Бурдяком ворвался на вершину высоты Ремизовская и установил на ней красный флаг. Последний опорный пункт врага пал. В течение всей ночи шли бои местного значения по добиванию последних разрозненных групп японцев в районе Ремизовской. А потом еще два дня наши части зачищали район между Халхин-Голом и государственной границей от остатков разгромленного противника. Все это время в небе над Халхин-Голом происходили не менее ожесточенные бои… Тридцать первого июля день в сто пятидесятом скоростном бомбардировочном авиаполку не задался с самого начала. Сначала погиб экипаж комполка майора Бурмистрова. Вспоминать об этом не хотелось… Неизвестно откуда свалилась эскадрилья «ишаков» и, не раздумывая, ударила по ведущему реактивными снарядами. Никто и понять ничего не успел… Потом, ястребки хреновы, вроде разглядели звезды на крыльях… Новички, наверное. Необстрелянные… Сюда сейчас постоянно подбрасывают новые части… Ну, отдадут этого аса под трибунал, а что толку! Экипажа уже нет. И какого экипажа! Двадцать два раза майор полк в бой водил! Сколько передряг прошли! И на тебе. От своих… Старший лейтенант Александр Маслов шел правым ведомым военкома полка батальонного комиссара Михаила Ююкина. Левым ведомым у Ююкина был Николай Гастелло. А на самом-то деле оказывается не Гастелло, а Гастыло. Отец еще до революции поменял фамилию на более благозвучную… Колька сам, кстати, проболтался, за язык никто не тянул. И чего он переживает, пожал плечами Александр, нормальная белорусская фамилия! Их полку была поставлена задача, нанести удар по вражеским резервам в районе Халун-Аршана. Они и нанесли… И потеряли комиссара… Шальной зенитный снаряд попал ему в бензобак. СБ сразу заполыхал, как костер. Прыгать надо, но внизу – самураи, а до границы двадцать километров лету. Александр видел, как Ююкин махнул ему рукой, прощаясь, развернул машину и направил ее на японский склад боеприпасов. Александр прикусил губу и так и летел до самого Баян-Тумена… А сможет ли он поступить в аналогичной ситуации, как комиссар? Отвечать себе на этот вопрос не хотелось… Потому что Александр знал ответ. Сможет. Тяжелые потери понес в этот день и тридцать восьмой скоростной бомбардировочный полк капитана Артамонова. Сначала прямо над целью, неудачно сманеврировав под огнем, столкнулись две машины. Экипажи выпрыгнули с парашютами. Может, еще вернутся… Но надежда не велика. А на обратном пути их атаковали до сорока истребителей противника. Тридцать пять «ишаков» охранения из пятьдесят шестого полка со своей задачей не справились. В результате три СБ были сбиты и упали за линией фронта. Экипажи погибли… Еще две машины получили тяжелые повреждения и разбились при вынужденных посадках уже на своей территории. Летевшая отдельно от других вторая эскадрилья полка также подверглась атакам самураев в районе цели и недосчиталась двух экипажей. Истребители потеряли четыре машины. Самураям тоже досталось. «Ишакам» засчитали шесть сбитых самолетов, а стрелкам бомбардировщиков – одиннадцать. Но легче от этого не стало. Комэска-один пятьдесят шестого ИАПа капитан Виктор Кустов был очень зол… Таких потерь у бомберов можно было избежать! И даже нужно было избежать! Он ведь объяснял Куцепалову, что глупо возле них толочься, прикрывая своими крыльями… И мало ли что они говорят! Что они понимают в прикрытии! Им кажется, если ястребок рядом трется, то он и защитит. Откуда им знать-то, что для истребителя важнее всего маневр и скорость! Теперь вот будут знать… А какой ценой! Виктор Кустов воевал в Испании в эскадрилье Анатолия Серова. Вот истребитель был! Про таких, как Серов, говорят – пилот от Бога! Впрочем, Виктор летать тоже умел. На «чато» он завалил двух «мессеров» под Теруэлем в одном воздушном бою! Правда, и сам был ранен. Два месяца пролежал в госпитале… Больше уже повоевать ему в Испании не пришлось. Дали Красное Знамя и отправили на Родину, долечиваться. На Халхин-Гол он прибыл вместе со всеми ребятами, в группе Смушкевича. Сначала летал в составе двадцать второго полка. Сбил одного самурая. А потом его перевели в пятьдесят шестой… Да… Куцепалов это тебе не Кравченко! Небо и земля! А после обеда кустовскую эскадрилью подняли и бросили на перехват группы японских бомбардировщиков, рвущихся к горе Хамар-Даба, на которой находился КП командующего первой армейской группой комкора Жукова. Самурайские бомбардировщики «Фиат» Бреда-20, ничем не отличались от тех, на которых летали итальянские интервенты в Испании. Только у одних – красные круги, а у других – косые кресты на плоскостях. Вот и вся разница! «Фашисты проклятые!» – стиснул зубы Виктор и дал ручку, переходя в атаку. Но, спикировав на вражеский клин, Виктор немного поспешил и слишком резко зашел в хвост флагману. Его И-16 клюнул носом (и на старуху бывает проруха!) и сорвался в штопор. Кустову удалось выровнять самолет лишь у самой земли. Он выматерился, снова набрал высоту и опять атаковал флагмана. Но выпустил по нему только одну очередь, потому что в этот момент у него отказали пулеметы. А японский бомбардировщик продолжал лететь… И тогда он решил пойти на таран. Разогнавшись, Виктор настиг самурая и ударил своим истребителем по его двухкилевому хвосту. Бомбардировщик упал на землю и взорвался. От сильного удара самолет Кустова развалился в воздухе на части… И он погиб. Виктор Рахов совершил таран еще в первый день наступления. Спасая лейтенанта Трубаченко, пропеллером «ишачка» он отрубил хвостовое оперение японского истребителя. Но тем не менее сумел благополучно посадить самолет на свой аэродром… А неделю спустя был тяжело ранен шальной разрывной пулей в живот, когда пролетал над сопкой Ремизовская. Это была последняя потеря в двадцать втором полку. И одна из самых горьких… В завершающий день боев на Халхин-Голе… В этот день ожесточенно сражавшиеся и еще вчера стоявшие насмерть, самураи как-то внезапно сломались. И на земле, и в небе… Нет, они еще не бросали оружие, но стали какими-то вялыми, что ли… Сдулись, одним словом. Утром более ста истребителей из семидесятого и двадцать второго полков встретили в районе Яньху – Узур-Нур до восьмидесяти самураев и сбили пятнадцать японских истребителей без потерь со своей стороны. Днем в двух боях сошлись сорок семь истребителей пятьдесят шестого полка и сорок пять самураев. И опять. Сбито десять японских истребителей, без потерь с советской стороны. Во второй половине дня в трех боях, в которых приняли участие сто шестнадцать краснозвездных истребителей и до сотни самураев, в том числе тридцать бомбардировщиков, было сбито шесть японских бомбардировщиков и семнадцать истребителей. Без потерь с советской стороны… В этот долгий и жаркий день лейтенант Пономарев пополнил свой личный счет еще двумя самолетами с красными кругами на крыльях – бомбардировщиком и истребителем. С истребителем пришлось немного повозиться. Но не так чтобы сильно. А бомбовоз он сбил без особого труда. Это было уже под вечер. Они возвращались на свой аэродром после большого боя. И заметили девятку одномоторных легких бомбардировщиков противника, которая шла к реке без прикрытия. Шансов у самураев практически не было. Ребята мгновенно их разогнали, с первой же атаки завалив шестерых. Однако горючее у них было уже на исходе, и преследовать уцелевшее звено они не стали. А самураи уходили со снижением на полной скорости и, наверное, все время оглядывались, со страхом ожидая, что их догонят и безжалостно сожгут… И в этот момент у Владимира перед глазами с поразительной четкостью встала картина того, первого, боя его полка в монгольском небе. Черные столбы дыма, стоящие над степью, и эскадрилья врагов, неторопливо уходящая на восток. Они наконец отомстили за своих павших товарищей – старшего лейтенанта Черенкова, капитана Савченко, лейтенанта Орлова, майора Мягкова, майора Глазыкина, капитана Балбшева и многих-многих других, сгоревших в монгольском небе… А шестого августа в двадцать втором истребительном авиаполку был праздник! В этот день газета «Правда» опубликовала Указ Президиума Верховного Совета СССР. За образцовое выполнение боевых заданий и геройство, проявленные при выполнении боевых заданий, звание Героя Советского Союза было присвоено тридцати одному командиру Рабоче-крестьянской Красной армии. В том числе десяти летчикам двадцать второго истребительного авиаполка – майору Глазыкину, батальонному комиссару Калачеву, капитанам Балбшеву и Степанову, старшим лейтенантам Орлову, Рахову, Скобарихину и Чистякову, лейтенанту Трубаченко и старшине Якименко. Виктор Рахов так и не узнал о присвоении ему высокого звания. В день публикации Указа он умер в Читинском окружном военном госпитале от ран. Старшина Якименко лежал в том же госпитале, понемногу поправляясь после тяжелого ранения в ногу, полученного в воздушном бою в середине июля. Тем же Указом звание Героя, за тараны, было присвоено двум летчикам пятьдесят шестого авиаполка – комэска капитану Кустову и комзвена лейтенанту Мошину. Александр Мошин был свидетелем подвига своего командира, и на следующий день повторил его, оказавшись в сходной ситуации. Но уцелел… Однако главной новостью дня стал специальный Указ о награждении майоров Грицевца и Кравченко второй золотой медалью «Герой Советского Союза». Дважды Герои! Это было очень необычно. Впрочем, и люди это были очень необычные… У них вообще-то и первой медали не было. Так как еще и недели не прошло, как была учреждена эта самая медаль. Ничего, получат сразу обе! Когда в полку стало известно об Указах, батальонный комиссар Калачев собрал на митинг весь личный состав. Первым выступил дважды Герой Советского Союза майор Кравченко: – В жестоких боях кто может думать о наградах? – сказал он. – Верность воинскому долгу – прежде всего… И все же я всей душой, всем сердцем рад, я счастлив, что награждены мои бойцы… Десяти летчикам-истребителям полка присвоено звание Героя Советского Союза. Храбрецы заслужили награду! Но славой своей полк обязан не отдельным выдающимся летчикам, а сотням самоотверженных людей. Одиночки никогда не решали и не решат судьбу войны… Славой своей полк обязан всем без исключения беззаветным бойцам – летчикам, техникам, оружейникам. Это они завоевали победу… Только за одну неделю боев по уничтожению окруженной группировки противника полк совершил две с половиной тысячи боевых вылетов, сбил сорок два истребителя и тридцать три бомбардировщика. И всему полку я лично обязан тем, что получаю самую высокую награду партии и правительства… В это время в полк приехал Смушкевич и все остальные «испанцы» и «китайцы» из группы «Отца». Не хватало только капитана Виктора Кустова и старшего лейтенанта Виктора Рахова… Светлая им память… После митинга, как и положено, состоялся товарищеский ужин, незаметно затянувшийся почти до утра. Боевой работы на завтра не ожидалось, и комкор Смушкевич своей властью разрешил пилотам чуть-чуть расслабиться. За исключением дежурной эскадрильи, само собой. Лейтенант Пономарев в состав дежурной эскадрильи не входил, поэтому кружку за столом поднимал вместе со всеми. Этот полк давно уже стал его родной семьей. А он ее полноправным членом. На счету Владимира было семь самураев, сбитых лично, и пять, уничтоженных в группе. Да еще четыре сожженных на земле, во время штурмовок. Начальник штаба и не скрывал, что комполка за июльские бои представил его ко второму ордену. Застолье проходило, как говорится, в теплой, дружеской обстановке. С множеством тостов. За товарища Сталина! За ВКП(б)! За товарища Ворошилова! За сталинских соколов! За товарища комкора! За новых Героев и дважды Героев! А на следующий день к шести вечера территория МНР была полностью очищена от самураев. Еще за три дня до этого комкор Жуков, которому шестого августа тоже было присвоено звание Герой Советского Союза, отдал приказ о мероприятиях по охране и обороне государственной границы Монгольской Народной Республики. Частям и соединениями приказывалось подготовить оборонительный рубеж в две линии траншей полного профиля с ходами сообщения, оборудовать три противотанковых района, установить перед передним краем проволочные заграждения в три ряда кольев. При этом указывалось, что особо прочно укрепить следует участок между высотами Эрис-Улын-Обо и Номон-Хан-Бурд-Обо. Утром восьмого августа войска Забайкальского фронта заняли оборону вдоль государственной границы и приступили к этим работам. А вечером того же дня красноармейцы и командиры первой армейской группы с большим воодушевлением читали взволнованное письмо монгольских воинов, своих товарищей по оружию: «Дорогие братья, бойцы Красной армии! Мы, цирики и дарги частей Монгольской народно-революционной армии, действующей в районе реки Халхин-Гол, от себя и от всего трудового народа Монголии горячо приветствуем вас, защитников нашей Родины от японских захватчиков, и поздравляем с успешным окружением и полным разгромом самураев, пробравшихся на нашу землю. Наш народ золотыми буквами впишет в историю борьбы за свою свободу и независимость вашу героическую борьбу с японской сворой в районе реки Халхин-Гол. Если бы не ваша братская бескорыстная помощь, мы не имели бы независимого Монгольского революционного государства. Если бы не помощь Советского государства, нам грозила бы такая же участь, какую переживает народ Маньчжурии. Японские захватчики разгромили бы и ограбили нашу землю и трудовое аратство. Этого не случилось и никогда не случится, так как нам помогает и нас спасает от японского нашествия Советский Союз. Спасибо вам и спасибо советскому народу!» |
||
|