"Букет подснежников" - читать интересную книгу автора (Львова Марина)

Глава 3

Утром я с трудом растолкала Светлану, но когда она наконец проснулась и выпила приготовленный мною кофе, то обрушила на меня свои вчерашние впечатления. От французских названий у меня слегка закружилась голова, я поняла только одно: она в восторге и сегодня вечером ей предстоит посетить нечто совершенно труднопроизносимое.

На работу мы пришли за полчаса до начала, но там уже стояла маленькая белая машина с «очаровательным» Жаком, с которым Светлана и отправилась на склад. Только бы они там ничего не перепутали.

Представляю, что скажет наш шеф, если мы ему привезем вместо изящных дамских весенних туалетов что-нибудь типа робы для грузчиков. Хотя, кажется, данная фирма не занимается их поставкой. Одна надежда на это!

Нет, положительно, кроме меня, сегодня никто не настроен на работу. Мишель пришла с сильной головной болью и озабоченным лицом. Анну-Мари найти пока не удалось, по настоянию небезызвестного Фрэнка ей пришлось начать обзванивать общих знакомых в провинции. Весь день наша комната напоминала мне военный штаб в ходе ведения крупномасштабной наступательной операции. Телефон не смолкал почти ни на минуту, стала поступать информация от знакомых знакомых. Складывается впечатление, что город уже перетряхнули по камешку.

Ближе к обеду, когда головная боль у Мишель почти улеглась после выпитых таблеток аспирина, появился и сам возмутитель спокойствия. Наступательной энергии у него поубавилось, а злости прибавилось. Давно я не видела таких свирепых глаз. Сегодня он тихо рычал на английском языке. Странно, вчера он вполне свободно разговаривал на французском языке, хотя мне трудно судить об этом. Мишель что-то тихо сказала, видимо, пыталась предупредить, что я говорю по-английски. Они вновь перешли на французский. Я не люблю прислушиваться к чужим разговорам, но не могла найти повода выйти из комнаты, мне оставалось ввести в текст некоторые уточнения и не хотелось отходить от компьютера.

Глупейшая ситуация, но, в конце концов, если им надо поговорить, пусть сами выходят из комнаты. В данный момент он уговаривал Мишель поехать куда-то. На ее робкие возражения, что она занята после работы, а она действительно хотела показать мне пару музеев, этот невоспитанный американец что-то проворчал и, безуспешно попытавшись сформулировать свои мысли на французском, вдруг перешел на испанский. Тут уж его речь полилась рекой, хотя его произношение для меня и было несколько необычно, но, к сожалению, понимала я его прекрасно. За моей спиной несся стремительный поток испанской речи, приятной, как музыка. Если, конечно, не учитывать того, что эта речь не предназначалась для моих ушей.

Как давно я не слышала хорошей испанской речи. В издательстве мне приходилось работать только с письменным переводом, в последний раз с делегацией я работала еще до рождения Саши.

Я считаю верхом неприличия разговаривать в компании на языке, который не понимает кто-либо из присутствующих, но это мое личное мнение. А пока, несмотря на робкие попытки Мишель возразить, ей было заявлено, что сделки, подобные нашей, совершаются у цивилизованных людей по факсу, незачем ездить в Париж под видом командировок, отнимать время у деловых людей, которые вынуждены нас еще при этом и развлекать. Теперь мне стало ясно, как чувствует себя обезьяна, только что спустившаяся с пальмы, у которой в знак великого одолжения отломали хвост и позволили считать себя частью цивилизованного общества. С трудом взяв себя в руки, я закончила-таки вводить правку в документ под саркастическое замечание о том, что, оказывается, научно-технический прогресс в виде компьютеров дошел и до моей Богом забытой страны. На этом поток негодования иссяк, американец замолчал. Исчерпав весь свой запас злости и вновь перейдя на французский (вот полиглот!), еще несколько минут что-то втолковывал растерянной Мишель, которая отвечала ему торопливой скороговоркой. Ее голос слегка заглушался работающим принтером, печатавшим сделанные мною документы.

Появление последней страницы совпало с порывом ветра и стуком закрывающейся двери, что ознаменовало очередное исчезновение злобного торнадо. Мишель смущенно молчала, я тихо кипела.

В конце концов, я никому здесь не навязываюсь, а эти французы зарабатывают на нас приличные деньги, по крайней мере, они не торгуют себе в убыток. Да в конце концов, что я ему плохого сделала? Ненавижу людей, срывающих свое зло на других. Редкий нахал! Бывают же такие типы! Спокойно!

Через пару минут я восстановила способность логического мышления, если оно вообще свойственно женщинам, и сказала Мишель, что мне бы хотелось погулять сегодня одной. Думаю, она догадалась, что я поняла содержание их беседы.

Мишель сильно покраснела, стала извиняться, говорить, что таким она его не видела, этот мужчина вообще никогда не кричит, и так далее и тому подобное. От всего этого мне стало безумно горько, нет ничего противнее незаслуженной обиды.

Хотя смешно подумать, что можно найти человека, который испытывает мазохистскую радость, когда его обижают.

Я предалась размышлениям, а Мишель снова засела за телефон. Моя деятельность в славном городе Париже закончилась вполне успешно, сегодняшний вечер с полным правом можно посвятить себе. Еще с давних институтских времен меня охватила любовь к городам. Я их коллекционирую. Дома у нас с Андреем была карта, на которой мы отмечали города, в которых побывали. Практически в любом городе можно купить открытку с видом местных достопримечательностей. Андрею нравились южные города с огромными восточными базарами. Я любила Прибалтику: Таллинн, Рига, Вильнюс восхищали меня своими старыми средневековыми улочками, будили воображение, напоминали о прочитанных книгах. Именно в Прибалтике у меня появилась привычка покупать в незнакомом городе цветы. Я до сих пор помню букет из крохотных алых розочек, который купила в цветочном магазине у Ратушной площади в Таллинне, огромную белую гвоздику в Ленинграде, букетик цветного горошка в Риге. Итак, решено, порадую-ка я себя цветами в Париже.

Тепло простившись с Мишель, я отправилась завоевывать Париж. Традиционный брелок с Эйфелевой башней уже тихо позвякивает у меня в кармане. Подарки своим домашним я купила и упаковала, завтра с утра сядем в автобус — и до аэропорта, а если повезет, то кто-нибудь из Светкиных воздыхателей подбросит. А пока я свободна и никуда не бегу.

Удивительное дело, но больше всего в Москве я устаю от беготни и постоянного ощущения, что что-нибудь забыла сделать.

Как приятно посидеть на скамейке и со стороны понаблюдать за людьми, спешащими по своим делам. Чувствуешь себя винтиком, выпавшим из стройного часового механизма. Нет нужды никуда спешить, готовить ужин, разбираться с проблемами, накопившимися за день. В Москве мне никогда не удается полностью самоустраниться и предаться созерцанию.

А вот и цветы! Милая старушка торгует подснежниками. Весна в Париже! Что может быть прекраснее!

Я медленно брела по улицам, вдыхая холодноватый запах подснежников, постепенно удаляясь от шумного центра.

Читать по-французски я пока не научилась, а посему не рисковала произносить вслух названия улиц, так красиво написанных на табличках, укрепленных на стенах домов. Нам повезло, что мы разместились в таком красивом районе города. Здесь трудно заблудиться. За эти три дня я уже вполне свободно стала ориентироваться здесь. Больше всего мне нравятся старые дома, совершенно непохожие друг на друга. Старинные дверные ручки, замки, резные решетки на окнах. Старые каменные мостовые навевают мысли о дамах в платьях, с кринолинами, которые сидели на открытой веранде этого кафе или гуляли в этом маленьком скверике. На противоположной стороне улицы я увидела крохотный галантерейный магазинчик, его маленькая витрина придает дому такой уютный вид. Мне захотелось перейти улицу, чтобы рассмотреть его поближе, но в этот момент раздался шорох шин и передо мной остановился блестящий приземистый монстр черного цвета. Подождав секунду, я попыталась обойти его сзади, моя попытка не осталась незамеченной.

Машина откатилась назад, затемненные окна мешали мне увидеть физиономию шутника. Таким же образом была пресечена моя попытка обойти машину спереди, все это очень напоминало сцену ухаживания из какого-нибудь дешевого кинофильма.

И здесь на этих старых улицах Парижа подобная шутка мне показалась совсем неуместной. Мое хорошее настроение моментально улетучилось, и я рассердилась. В этот момент опустилось стекло передней дверцы, и мне стало видно, что на месте водителя сидит небезызвестный мне полиглот и широким жестом приглашает меня сесть в машину. Ну уж нет, премного благодарна. Мне, правда, удалось скривить губы в улыбке и отрицательно покачать головой, хотя, честно говоря, я бы с удовольствием взяла что-нибудь тяжелое и запустила в эту нахальную физиономию.

Резко повернувшись, я пошла прочь от машины. Дверца машины негромко хлопнула, раздались шаги, и в следующее мгновение сильная рука опустилась мне на плечо и резко повернула. Я со всего размаха уткнулась лицом в мягкую кожаную куртку. От подобной бесцеремонности я просто онемела.

Знакомый рокочущий голос довольно вежливо пригласил меня сесть в машину. Подняв глаза, я довольно недружелюбно посмотрела на своего обидчика.

— Я хотел бы извиниться перед вами за испорченный вечер. Мишель сказала, что вы собирались погулять вместе. Она, к сожалению, будет занята сегодня. Может быть, я смогу заменить ее? Я довольно неплохо знаю Париж и, несомненно, смогу справиться с ролью гида.

— Благодарю вас, считайте, что ваши извинения приняты, но я предпочитаю побыть одной.

— Прекрасно, но в таком случае моя машина к вашим услугам, я отвезу вас, куда вам будет угодно.

Нет, ну вы только подумайте! Этот высокопарный стиль легко может обмануть кого угодно. На первый взгляд сама любезность, а всего какой-нибудь час назад он высказывался в мой адрес, пользуясь тем, что его не понимают Я бы его и не поняла, говори он, допустим, на французском, и сейчас бы мило благодарила этого мужлана за его любезность. Хам!

— У меня складывается впечатление, что вы меня боитесь. Я хороший знакомый Мишель, мы с вами были представлены друг другу. Почему бы нам не провести этот вечер вместе? Я смог бы искупить свою вину за доставленные вам неудобства. В этом нет ничего необычного, можете в этом не сомневаться.

— Да, конечно, я абсолютно с вами согласна, тем более что общепринятые нормы этикета дошли и до моей забытой Богом страны.

— Вы издеваетесь надо мной?

— Да! — ответила я совершенно искренне и тут же пожалела об этом, внезапно сообразив, что вполне могу поплатиться за сказанное в запале. Глаза моего противника полыхнули яростным огнем, губы крепко сжались. Невольно я отступила назад и, вскрикнув, стала падать, оступившись о бордюрный камень тротуара. Меня подхватили сильные мужские руки. Да, если бы не он, лежать бы мне сейчас на дороге. Поблагодарить его, что ли? Между тем этот тип не терял времени даром, ему удалось почти подтащить меня к переднему сиденью своей машины. О нет, только не это!

— Do not touch me! No me toque! He трогайте меня! — разом выпалила я на всех известных мне языках. И для пущей убедительности добавила по-русски: «Убери руки, идиот!» Последнего делать мне не следовало, так как это слово явно международное и на испанском звучит чрезвычайно похоже. На какую-то долю секунды хватка ослабела, и я почувствовала себя свободной. Взглянув наверх, я заметила тень растерянности на его лице. Он осмысливал сказанное мною. Боже, я, кажется, ляпнула что-то по-испански! Пару секунд мы стояли, глядя друг на друга.

Потом он яростно клацнул челюстью, схватил меня в охапку и, открыв дверцу, стал вталкивать на переднее сиденье.

Только не это! Один вид этой машины вызывал у меня прямо-таки животный страх. Я вырывалась изо всех сил, но с таким же успехом можно было попытаться оттолкнуть стену дома. Подножкой ему удалось сбить меня с ног и почти усадить в машину. В самый последний момент я попыталась вырваться и, не удержавшись, со всего размаху ударилась виском об машину. От дикой боли перед глазами у меня все потемнело и замелькало.

Застонав от боли, я попыталась выпрямиться. Где я? Я сижу, уткнувшись головой в колени на сиденье машины, и чья-то рука поддерживает мою голову, другая гладит меня по спине. Андрей! Где он?

Перед глазами у меня мелькают желтые круги, в ушах шумит. Постепенно я начинаю видеть. К машине подбегают несколько людей. Где я уже видела эти злые черные глаза?.. Они гнались за нами на машинах… Почему мы стоим? Андрей! Сделай же что-нибудь!.. Мужчина со злыми глазами подбегает к машине, склоняется ко мне и пытается открыть дверцу, стекло опущено, он хватает меня за руки, мне удается вырвать левую руку. Я случайно задеваю рукой за сумку. Вот оно! Это же мой сон! Моя рука нашаривает баллончик с дихлофосом, падает крышечка. Пальцем изо всех сил жму на распылитель. Круги перед глазами исчезают, я отчетливо вижу мужчину, открывающего рот как рыба, вытащенная из воды на берег. Он хватается руками за лицо и отпускает мою руку. Шум струи аэрозоли, резкий запах дихлофоса и какая-то возня слева от меня окончательно приводят меня в себя.

Повернув голову, я вижу двух типов, пытающихся вытащить из кабины сидящего рядом со мной в машине мужчину. Один из них вонзает ему в руку шприц. Машинально, не успев ничего подумать, я просовываю свою руку с баллончиком между копошащихся тел и изо всех сил нажимаю на распылитель, поливая дихлофосом нападавших. Ура! Советское — значит отличное! Со сдавленными воплями они отскакивают от машины. Мотор взревел, и автомобиль рванулся с места, оставив позади себя людей, кричащих что-то мне совершенно непонятное, и какой-то светлый автомобиль. Я лихорадочно стала нажимать на какие-то кнопки, стекло на моей дверце поплыло вверх. Фу, кажется, пронесло! Господи, что пронесло? На месте водителя сидел Фрэнк, сжимая побелевшими руками руль. Машина неслась по незнакомым улицам.

— Где мы?

В ответ он что-то пробормотал совершенно непонятное.

— Немедленно отвезите меня домой.

Хорошо еще, что по-французски я могу сказать хоть адрес дома, в котором мы остановились. Он меня хоть слышал?

Вжавшись в сиденье, я судорожно прижимала к себе баллончик из-под дихлофоса, теперь он был почти пустым. Наконец я сделала это! Словно время вернулось назад. Я смогла войти в одну и ту же реку!

Стоп! Опомнись! Еще никому не удавалось опровергнуть утверждение Аристотеля. Но так или иначе я смогла полить эти ненавистные глаза, которые преследовали меня во сне эти долгие два года! Внезапно мое ликование сменилось ужасом. Кого же это я поливала дихлофосом? Мне же не приснилось, я в Париже… Машинально я убрала баллончик в сумку.

За окном мелькнуло что-то знакомое. Машина затормозила на улице, где мы со Светланой так мирно жили последние дни. Фрэнк выключил мотор, потер руками лицо (что, я его тоже окропила дихлофосом?) и потряс головой. Затем он вышел из машины и, обойдя ее, открыл дверцу и помог выйти мне. Ноги у меня дрожали и подгибались, голова немного кружилась.

Поддерживая меня за локоть, он повел меня к дому, странно замедляя шаги. Кое-как мы добрались до двери. Фрэнк прислонился к притолоке. Порывшись в сумке дрожащими руками, я нашла ключи и с большим трудом открыла дверь. Что он все время молчит? Хоть бы слово молвил, но он ничего не успел сказать. Вместо этого рослый американец без единого звука стал на меня падать. Вернее, он падал не на меня, а медленно сползал по стенке, наваливаясь на дверь. Дверь резко распахнулась, и он стал вваливаться в дом. Где-то у самого пола мне удалось подхватить его. Падение замедлилось, всей своей тяжестью он обрушился на меня. В первый момент мне показалось, что в нем не меньше тонны. Но расплющить меня ему все же не удалось, кое-как я заволокла его в дом. Как нам удалось подняться по лестнице и добраться до моей комнаты, мне до сих пор не понятно. Потом, когда я немного пришла в себя, никак не могла понять, зачем я его волокла на себе на второй этаж. Не будь я такой напуганной, я бы оставила его на месте падения и побежала за помощью. Но опомнилась я только, когда взвалила его на свою кровать. Тут я выпустила из рук сумку, и меня стала бить крупная дрожь. Что же я наделала? Зачем мне в доме чужой человек?! Да, а он живой? С трудом мне удалось перевернуть его на кровати. Лицо было очень бледное. Он был теплый, но это еще ни о чем не говорит. Может, не остыл еще? В кино дыхание проверяли зеркальцем. Я рванулась в ванную. По счастью, мне не удалось снять зеркало со стены. Уже потом я поняла, сделай я это, я бы непременно убила ничего не подозревающего американца, не удержав в руках тяжелую деревянную раму.

Я опустилась на стул, мой взгляд упал на сумку. Пудреница! Со второй попытки, слегка обсыпав его пудрой, мне удалось определить с помощью замутненного зеркала, что он пока дышит. Ладно, пудру я с него потом стряхну, когда он придет в себя. А когда он придет в себя? Хотела бы я это знать! Ну, по крайней мере, я его не убивала. Что же он так внезапно свалился? Шприц! Эти типы вкололи ему что-то. Боже мой, на нас же напали! А если они придут за нами сюда?! Что ты будешь делать? Опять брызгать дихлофосом? Успокойся, как они нас найдут?

Нужно хоть входную дверь закрыть. Я бросилась вниз по лестнице, так и есть, входная дверь была распахнута настежь. Я бросила взгляд на улицу. Ой, машина…

Как я могла про нее забыть? Черный монстр по-прежнему нахально красовался на улице. Осторожно подойдя к нему, я никого рядом не увидела. Дверца была открыта, этот Фрэнк почему-то не захлопнул ее за мной. По-хорошему, автомобиль надо отогнать куда-нибудь подальше от дома. Так, ключи все еще красовались в замке зажигания. Но я же не сдвину с места эту новомодную махину. Как ни странно, машина завелась почти сразу. У меня же нет с собой прав, я не знаю правил движения и не могу водить машину в Париже! Мотор тихо урчал, мне удалось тронуться с места.

Отъехав от дома на несколько улиц, я подумала, что можно подогнать машину поближе к зданию фирмы, так мне легче будет объяснить, где я оставила это дорогостоящее чудище. А в том, что оно стоило огромных денег, я почти не сомневалась. А если ее украдут? Ну, какая ерунда приходит мне в голову? У меня в комнате лежит полуживой человек, а я думаю о его машине. Мне удалось осторожно припарковаться почти у входа в фирму.

Рабочий день давно закончился. Улица была совершенно пустынной. Так, теперь надо выключить мотор, забрать ключи. Мне даже удалось запереть дверцу автомобиля. Осторожно обойдя машину со всех сторон, я подергала все дверцы. Хотя зачем я это делала? Помнится, еще Андрей мне рассказывал, что у автомобилей такого класса установлен автоматический блокиратор дверей: запирая одну, ты закрываешь всю машину. Хотела бы я знать, что же сказал мне бортовой компьютер при остановке? Попрощался? Я машинально погладила дверцу автомобиля. При всей его красоте езда на нем не доставила мне особого удовольствия. Ну да ладно, одно дело сделано. Что же это я здесь прохлаждаюсь? Я чуть было не бросилась со всех ног домой, но благоразумие взяло верх, и, изо всех сил сдерживая себя, я неторопливым шагом направились к дому, стараясь не оглядываться и не вздрагивать при виде машин, проезжавших мимо. Один раз мне показалось, что на перекрестке промелькнула знакомая светлая машина, но усилием воли заставила себя не оборачиваться. Только перед поворотом на нашу милую тихую улочку я наклонилась и стала поправлять шнурок на ботинке. Это дало мне возможность незаметно осмотреться по сторонам. Как полезно, оказывается, читать детективы. И почему их все ругают? Милая старая Агата Кристи! Сколько поколений студентов осваивали ее произведения на занятиях по внеклассному чтению, читая ее книги в оригинале. Но могла ли я предположить, что мой детективный опыт мне пригодится! Теперь посмотрим на витрину булочной.

Кажется, все в порядке. Кроме девушки, гуляющей с белой коляской, да двух женщин, разговаривающих у входа в булочную, на улице никого не было.

Можно, конечно, предположить, что в коляске у девушки вместо ребенка лежит гранатомет, но я решила не давать волю своей фантазии. Теперь можно пробираться домой.

Может, мне все приснилось, и дома никого нет? Но увы, на кровати в неудобной позе лежал здоровенный тип.

Похоже, что он спит. Может быть, ему вкололи снотворное? Для начала я попыталась его разбудить, основательно похлопав по щекам. Злость моя улетучилась, уступив место страху. Надо сесть и подумать.

Что же произошло? Сначала на меня напал этот тип, потом на нас навалились еще трое. Почему? Американец обозлился, когда догадался, что я поняла его тираду, произнесенную в офисе в мой адрес. Но это не давало ему права бить меня головой об машину. Хотя, по правде говоря, маловероятно, что это было его конечной целью, головой я стукнулась сама. Тут моя голова напомнила мне о себе жуткой ноющей болью. Хватит о голове. Что случилось дальше? Времени прошло немного, с момента ухода с работы всего около двух часов. Я успела немного погулять, разбить собственную голову, притащить домой полумертвого громилу и уложить трех человек. А если я их отравила? Ой, мамочка, это же убийство? Но я не хотела… Что же тогда получается? Это будет непреднамеренное убийство, час от часу не легче… Но я же не хотела… А кстати, кого я поливала, как тараканов? Я очнулась и меня стали вытаскивать из машины, при этом у того типа было не особо благостное лицо, он мне сразу не понравился. Да, но это не повод, чтобы травить человека дихлофосом.

Услужливое воображение создало перед моим мысленным взором зал суда, заполненный до отказа публикой, судью в парике (или они только в Англии парики носят?). Судья, глядя на меня осуждающе, спрашивает: «Обвиняемая, почему вы убили трех человек?»

— Я испугалась, Ваша честь… Меня хотели похитить.

— Вас хотели спасти от уже похитившего вас человека, а вы убили людей, пытавшихся спасти вашу жизнь.

— Они мне показались более страшными, чем злодей, который силой затащил меня в машину.

— Вы приговариваетесь к пожизненному заключению и двадцати годам каторги.

— Фу, какая глупость! Если заключение пожизненное, то при чем тут двадцать лет каторги?

— Обвиняемая, вы еще смеете оскорблять высокий суд?!!

Бум, за мной захлопывается тюремная решетка. Боже, что будет с моими детьми?! Бред какой-то… А в самом деле, кого я отравила? Сотрудников полиции, ЦРУ? Нет, ЦРУ — это в США. Ну, уже легче.

Может быть, я их не до конца отравила? Когда мы удирали на машине, я не догадалась посмотреть, что с ними стало, очень все быстро произошло, а жаль… Эти типы явно охотились за Фрэнком. Что он им сделал? Если они из полиции, то он — преступник. Я кинула на него взгляд. На преступника не очень похож, но они разные бывают, судя по кинофильмам. Если преступники те, то кто он? Либо преступник, либо честный человек. В любом случае, я ему помогала. Да, положение… Господи, бежать надо, бежать. Но куда? Сейчас восемь часов вечера. Билет на самолет у меня на завтра на утро.

Если я потравила полицейских, то аэропорт уже наверняка перекрыт и все дороги тоже. Не пешком же мне идти на родину. Где Светка? Так, комната закрыта, она еще не приходила. Нет, лучше ей ничего не говорить. Еще запаникует… Этого типа можно чем-нибудь прикрыть, она его и не заметит. Нужно дождаться до утра, если в аэропорту меня схватят, хоть Светка улетит, сообщит моим. Что сообщит? Что я убила трех человек в Париже? А главное, зачем я это сделала? Глупость какая-то.

В машине я оказалась совершенно случайно. Как мне не хотелось туда садиться! Интересно, кому я это могу доказать?

А с другой стороны, как доказать, что я была там? Дихлофос я забрала с собой (будь он трижды неладен!). Следы… Следов-то я не оставила! Я же была в перчатках, так как на улице было холодно. Моих отпечатков не осталось. Машину я отгоняла тоже в них. Как в дешевом детективе, честное слово.

От всех этих невеселых мыслей моя голова стала просто раскалываться. Надо сменить тему. Я решительно прошлась по комнате и чуть не упала, споткнувшись о длинные ноги. О Господи, про него я совсем забыла! Что мне с ним делать? На фоне пушистого покрывала в бело-розовую клетку, украшенного шелковыми бантиками, этот огромный мужчина в кожаной куртке выглядел совершенно неуместно. Для гангстера он, на мой взгляд, слишком длинный.

После некоторых усилий мне удалось уложить его на кровати более удобно, по крайней мере, он больше не свешивался и не мешал мне ходить по комнате. Затем мне стало его жалко, перекатывая это огромное неуклюжее тело с боку на бок, я кое-как стащила с него куртку, расстегнула ворот рубашки, развязала галстук, сняла ботинки и прикрыла покрывалом. На левой руке почти рядом с манжетом я увидела небольшое пятнышко крови, расстегнув рукав, обнаружила свежую царапину. Ага, вот куда они ему сделали укол. Интересно, а если ему вкатили огромную дозу наркотиков и он умрет?

Нет, пока еще дышит… Может, вызвать полицию? А как? Может, до утра он проспится и уйдет сам? Про кому, в которую иногда впадают люди, мне думать решительно не хотелось.

Поразмыслив, я решила напоить его кофе. Хуже ему, наверное, не будет.

Сварив крепкий кофе и слегка остудив его, я приступила к делу. Никогда не думала, что возня с мужчинами может быть столь утомительна. Мне удалось-таки влить в него целых две чашки. На мой взгляд, после этого он задышал как-то увереннее.

Чего нельзя было сказать обо мне. Головная боль усилилась просто до тошноты. Против нее у меня есть только одно средство: три «Т» — темнота, тепло, тишина. Я надела свой любимый длинный махровый халат (а мама еще спрашивала, зачем я его с собой беру на три дня, ведь он такой большой и занимает столько места), взяла теплый шарф, прижала его руками к вискам и свернулась в кресле в позе человеческого эмбриона.