"Освободитель" - читать интересную книгу автора (Виктор Суворов)

Банкир

— Ильич, конечно, был гениален, — размышлял командир батальона майор Журавлев, — захватить банки, почту, телеграф, вокзалы, мосты. Все это, конечно, здорово, одно только неясно, неужели до него никто раньше до такой хулевины не додумался?» Майор сплюнул на кучу портфелей, набитых деньгами, и со злостью пнул один из них.

Позавчера утром 508-й отдельный разведывательный батальон 6-й гвардейской мотострелковой дивизии первым вступил на улицы еще сонной Праги. Разведбат шел налегке, бросив свои тылы и роту радиоразведки. За счет этого удалось значительно опередить передовой отряд и главные силы дивизии. Задача батальона была сформулирована четко и категорически: до подхода главных сил захватить и удержать мосты.

Командир разведбата майор Журавлев знал маршруты в городе наизусть. Четыре месяца подряд батальон отрабатывал на картах и макетах эту задачу. Начальник штаба батальона имел комплект фотографий всех перекрестков по маршруту движения. Перед самой операцией «Дунай» были проведены командно-штабные учения, на которых все двадцать офицеров батальона посетили Прагу и на автобусе проехали по своим будущим маршрутам.

Журавлев находился в башне головного танка, еще раз с интересом разглядывая необычно красочный город. Вдруг он заметил на фасаде старинного здания громадные буквы: БАНК.

Журавлев отлично знал распределение ответственности между частями дивизии и был совершенно уверен в том, что при «распределении ролей» центральный банк совершенно не учли. Весь этот район должны были занимать части 6-й гвардейской дивизии, а других войск тут держать не предполагалось. Журавлев самым непочтительным образом помянул головотяпство командования и пнул ногой задремавшего радиста, не спавшего три ночи кряду.

— Закрытую связь к начальнику штаба дивизии! Радист отозвался через несколько секунд:

— Закрывай канал к НШД, «Снегирь-4», говорите. Журавлев нажал кнопку переговорного устройства и, набрав полные легкие воздуха, начал:

— Снегирь-4, я — Курск, Квадрат 21341 — банк. Решил, сам с ротой глубинной разведки и первым танковым разведвзводом беру банк, замкомбат с ротой БРДМ и вторым танковым взводом выполняет задачу. Я — Курск. Прием.

— Курск, я — Снегирь-4, Добро. Я — Снегирь-4. Прием. — Коротко ответил прибор и замолк.

Журавлев, докладывая свое решение по изменению утвержденного плана, тайно надеялся, что НШ не утвердит его решения или прикажет заниматься банком не ему, а заместителю. Поэтому, получив ответ, он еще раз нелестно отозвался о головотяпстве руководителей, имея в виду всех тех, кто стоял над ним, от начальников разведки дивизии до командующего Центральным фронтом.

— Курск-2, я — Курск, — обратился он по открытой связи к своему заместителю. — Выполняй задачу с Курск-5 и Курск-42, Курск-3 и Курск-41 влево, К БОЮ!

Три плавающих танка «ПТ-76», не сбавляя скорости, развернулись влево, рота глубинной разведки посыпалась с машин вслед за ними. Остальная колонна, заполняя улицу ревом моторов и лязгом гусениц, быстро исчезла за поворотом.

Майор Журавлев бросил привычным движением сектор предохранителя автомата вниз до упора на автоматический огонь:

— ПНШ!

— Я!

— Танками блокируй подходы; один во двор, два вдоль улицы!

— Есть!

— Ротный!

— Я!

— Пятую разведгруппу отдай танкистам, остальными возьми объект. Бумаг не трогать! Расстреляю! Действуй!

Каждая мотострелковая и танковая дивизия в своем составе имеет отдельный разведывательный батальон. А в состав такого батальона входит рота глубинной разведки. Она самая малочисленная, но и самая боеспособная из всех 143 рот и батарей дивизии. Рота глубинной разведки предназначена для диверсий в тылу противника, уничтожения его штабов, захвата штабных офицеров и документации. Рота комплектуется самыми крепкими и выносливыми солдатами, сержантами и офицерами.

Рота рванулась к центральному входу, ее приклады дружно забарабанили по металлической решетке, прикрывающей стеклянные двери. За дверью появился старик охранник в серой форме. Со страхом посмотрел на свирепые лица стучавших. Нерешительно оглянулся назад. Затем еще раз глянул на барабанивших в решетку разведчиков и, более не решившись оглядываться назад, поспешил к двери и отпер ее.

Рота с ревом ринулась в гулкий центральный зал и растеклась по лестницам и коридорам.

Командиру разведбата почему-то вспомнилась знаменитая картина «Штурм Зимнего».

Минут через десять весь немногочисленный персонал, в основном ночных сторожей, собрали в большом зале. Журавлев собрал все ключи, приказал обыскать весь персонал и запереть в комнате охраны. Комбат обошел все комнаты и опечатал печатью с надписью: «Войсковая часть 66723 „. Массивные сейфы он опечатал секретной печатью: «508-й отдельный разведывательный батальон“. Затем лично проверил посты внутреннего и внешнего караула, после чего вернулся к своему командирскому танку доложить о выполнении задачи.

Закрытая связь работала нормально. Штаб дивизии отозвался через минуту.

— Снегирь-4, я — Курск. Банк взял. Я — Курск. Прием.

— Молодец, — без позывных ответил начальник штаба дивизии. — Держись, пока не сменят. Танковый полк подойдет через пару часов. Прием.

— БРДМы одни без нас мосты не удержат, — также нарушая правила, взмолился Журавлев. Сидеть в банке ему совсем не хотелось — пропадет бумажка какая, к стенке ведь поставят. Поэтому он всячески пытался оставить в банке кого-нибудь за себя, начальника штаба батальона, например, а самому отправиться на мосты. «Не заметить» банка при движении он тоже не мог, это могло боком выйти, стрелочника всегда найдут. А кому как не командиру разведбата в такой ситуации быть стрелочником? И принимать первоначальное решение он мог только одно: оставаться на месте самому. «Наставление по разведке» трактует такую ситуацию четко: простую и ясную задачу — поручать заместителю; сложную, рискованную и неясную — выполнять самому. И начальник штаба дивизии еще раз подтвердил это:

— Курск, хуль с ними с мостами — банк держи! Прием.

Комбат выключил ЗАС и крепко выматерился. Где-то совсем рядом прогрохотала короткая автоматная очередь, а вслед за ней три длинные пулеметные. Звук автоматной очереди был необычно глуховат, но пулеметы комбат узнал безошибочно: СГМ. Видно, у мостов чехи пальнули из автомата, а наши ответили пулеметами. Все вновь затихло.

На звук стрельбы из окон то тут, то там начали выглядывать удивленные заспанные лица. Видно, вступление в город нескольких разведывательных батальонов осталось почти незамеченным, но звук стрельбы разбудил их. Какая-то пожилая женщина остановилась у командирского танка, осмотрела его и спокойно отошла. Дворник со щеткой вместо привычной нам кустарной метлы остановился у другого танка. Чешская армия имеет на вооружении такие же танки, кроме того, разведчики вместо полевой формы носят пятнистые маскхалаты без знаков различия, поэтому, вероятно, жители окрестных домов просто не могли себе представить того, что это не чешская армия, а какая-либо другая. Добавлю, что красные звезды, гвардейские знаки, белая кайма и прочие украшения наносятся только на броню боевых машин «придворных дивизий» перед парадами, демонстрациями мощи и прочей показухой; обычные танки и бронетранспортеры Советской Армии никаких опознавательных знаков не имеют, кроме трехзначного номера на броне да иногда опознавательного знака дивизии: ромбик, олень, дубовые листья. Сейчас в дополнение к этому вдоль всего корпуса танка и поперек него были нанесены широкие белые полосы. Эти-то полосы и заинтересовали пожилого мужчину со шрамом на левой щеке. Он долго рассматривал танки, а потом обратился с этим вопросом к разведчикам, сидевшим на броне. Те явно не поняли вопроса, но на всякий случай молча забрались в танк и захлопнули люк. Седой постоял еще несколько минут у танка, а потом отошел, недоуменно пожимая плечами.

Журавлев, из окна банка наблюдавший за этой картиной, приказал собрать всех офицеров в центральный зал.

— Сейчас пойдут вопросы, что да как, да зачем мы здесь. Приказываю посылать всех на хуль, как можно дальше. У меня на этот счет большой опыт с 56-го года. Ясно?

— Ясно!!! — дружно и весело ответили офицеры. Но комбат заметил, что самому молодому из офицеров, командиру четвертой глубинной разведгруппы, что-то не ясно.

— Что у тебя?

— Товарищ майор, а как же быть с приказом политуправления «Каждый советский солдат — дипломат и агитатор»?

— Пусть замполит агитирует на мосту, он за это деньги получает! — отрезал комбат. — А пока его нет, всех посылать!

Комбат сообразил, наверное, что его слова могут быстро достичь нежелательных ушей, и оттого более миролюбиво добавил:

— Мы охраняем объект особой важности, и пока не получим подкрепление — нечего дискуссии разводить. Скоро подойдет танковый полк, тогда и агитировать будем.

В зал влетел сержант Прохоров, заместитель командира взвода:

— Товарищ майор! Танки. Без опознавательных знаков!

— Что за танки?

— Пятьдесят пятые!

— Батальон, К БОЮ!

Широкие белые полосы были нанесены на все боевые машины войск, принимавших участие в операции «Дунай», дабы отличать их от таких же боевых машин армии Чехословакии. Любая боевая машина: танк, САУ, бронетранспортер или артиллерийский тягач, не имеющие белых полос, подлежали немедленному уничтожению без предупреждения.

До подхода танкового полка оставалось не меньше часа, и помощи ждать было неоткуда. Журавлев с тоской смотрел на приближающийся головной танк, на лобовой броне которого не было и следа белой краски.

Рота глубинной разведки укрылась в здании банка, а три «ПТ-76» приготовились встретить чехов бронебойными снарядами.

«Ни за грош пропали, — тоскливо думал комбат, — на хрена же так от главных сил отрываться».

«ПТ-76» — танк разведывательный, плавающий, оттого ни тяжелой брони, ни мощного вооружения на нем нет. В сравнении с «Т-55» он, конечно, беззащитен. Кроме того, батальон оказался разорванным на части, и противостоять приближающейся чешской танковой колонне, конечно, не мог.

Ствол «ПТ-76» плавно опустился, и башня чуть заметно поплыла в сторону: сейчас врежет! Авось на головном танке прицелы разобьет или башню заклинит.

Журавлев судорожно нажал на спуск переговорного устройства: — Не стрелять!

«Может быть, миром обойдемся, — мелькнула последняя надежда, — пока с чехами тары-бары, может быть, и наши подойдут. Может быть, чехи первыми стрелять и не будут?»

Головной танк чехов, кажется, и не имел такого намерения, пушка его, хотя и расчехленная, смотрела высоко в небо, а командир танка был хорошо виден на башне. Танки стремительно приближались, выбивая траками снопы искр из старинной брусчатки. Казалось, колонне не будет конца, все новые и новые танки появлялись из-за поворота, переполняя узкую улицу удушающим смрадом выхлопных газов.

— Товарищ майор, кажись, наши.

— Точно наши, смотрите, какие комбезы грязные!

— Что за чертовщина, рано уж больно они.

— Здорово, ребята!

— Освободителям привет! — Головной танк свернул в сторону и встал, освобождая путь колонне. Журавлев с конвоем поспешил к нему.

Из башни появилось широкое нахальное, совершенно грязное лицо. Комбинезон тоже промаслен насквозь — русский. Лет сорок, значит, не солдат, а там, под комбинезоном, хрен его знает, какие погоны: перезрелый старлей или юный полковник. Остается только гадать. Если в головном танке, то может быть командиром батальона, а то и командиром полка. Когда все в комбинезонах, все равны, как в бане. Можно обматерить кого угодно.

— Ты какого хуля без полос шатаешься по братской стране, вроде как контрреволюция какая?

— Мы в резерве стояли, нас вводить не хотели, а потом все же решили, только к тому времени белой краски уже не осталось, — примирительно улыбнулся чумазый.

— Мудак, я б тебя сейчас бронебойным ошпарил, говори спасибо, что морда у тебя российская и комбез грязный. Хоть бы на головном танке полосочку нарисовал!

Мордастый презрительно глянул на разведывательные танки:

— Шел бы ты со своими советами...

Прохожие с удивлением слушали незнакомую речь, и самые проницательные, видно, уже почувствовали недоброе. Голова танковой колонны тем временем остановилась, и задние подтягивались, размещаясь на стоянку прямо поперек трамвайных путей.

— Ты меня, что ли, усиливать прибыл? — обратился вновь Журавлев к чумазому танкисту.

Тот поднял удивленные глаза. Как большинство советских командиров, он был изрядно невоспитан и нахален, а посему ничего не ответил. Журавлев сплюнул и отошел от нахального.

— Кто такие? — кричал в трубку начальник штаба дивизии. — Наши первые танки вступят в Прагу минут через тридцать!

Комбат выключил аппарат, кликнул конвой и отправился к танкистам выяснять, кто они такие.

— Ребята, вы из шестой гвардейской дивизии?

— Нет, из 35-й.

— Где командир у вас, нестыковка какая-то получается.

— А вот он, — указал молоденький солдатик на чумазого, с которым Журавлев только что так мило побеседовал.

— Кто он по должности и по званию?

— Майор Роговой, заместитель командира полка.

Журавлев вновь направился к нему.

— Товарищ майор, — на этот раз официально обратился Журавлев, — я командир разведбата 6-й гвардейской дивизии. Я получил сведения из штаба, что ваш полк находится не на своем месте.

Чумазый присвистнул. Нет худшей ошибки для командира, чем завести свое подразделение не туда, куда надо. Сообщение Журавлева произвело на танкиста соответствующее впечатление. Он быстро достал свою карту и развернул ее. Прямо в центре карты красовался большой красный овал с черной надписью: «35-я мотострелковая дивизия». Выше размашистым почерком: «Утверждаю. Начальник штаба 20-й гвардейской армии генерал-майор Хомяков». Сомнений быть не могло: танкисты находились именно там, где им было положено находиться.

— Тогда принимай банк, — смущенно проговорил Журавлев, — он на твоей территории находится. А я, кажется, немного заплутал.

— Не знаю никакого банка, не было у меня задачи банк захватывать. Телеграф — да, телефонный узел тоже, а банка не было.

— Раз на твоей территории, то забирай. А мне он ни на хрен не нужен. Мои гвардейцы сейчас смотаются. Мне мосты приказано захватывать.

— Мосты захватывает разведбат нашей дивизии, — уверенно сказал танкист, — а мы поддержать прибыли. — Танкист еще раз ткнул в карту. Овал покрывал и мосты, сомнений быть не могло.

— Слушай, а ваш разведбат тоже без полос на броне?

— Кажись, да. А что?

— Я думаю, что совсем недавно два наши разведбата друг по другу стреляли!

— Иди ты!

— Вот тебе и иди. — Журавлев спешно разворачивал свою карту, стараясь понять, в чем он ошибся. Но на его карте красовался точно такой же красный овал, накрывающий всю центральную часть города, вместе с мостами. Вверху была точно такая же надпись: «Утверждаю. Начальник штаба 20-й гвардейской армии генерал-майор Хомяков». Единственным отличием было то, что у Журавлева на карте было написано «6-я гвардейская мотострелковая дивизия», а не 35-я.

Командиры выругались в один голос: штаб армии поставил одну и ту же задачу сразу двум дивизиям, при чем одна из них была без установленных опознавательных знаков.

— Доставай свои фотографии, — бросил чумазый танкист, раскладывая на планшете свои.

Два комплекта фотографий были совершенно одинаковыми. Такие же перекрестки, и разложены в том же порядке.

— Но почему же мы не видели ваш разведбат? — изумился Журавлев. — Он по этому же маршруту должен был идти.

— А хрен его знает! Может, в его маршруте тоже что-либо напутано?

Оба командира побежали к своим машинам доложить командованию об обнаруженном недоразумении. Но командование, видимо, уже и без них поняло, что в операции, которая готовилась самым тщательным образом восемь месяцев подряд, допущено множество грубейших ошибок. Колонны разных дивизий, армий и даже фронтов смешались, и управление войсками во многих случаях потеряно. Все перепуталось в эфире, сотни позывных: «Васильки» и «Амуры», «Соловьи» и «Симферополи» работали на одних частотах, забивая и тщетно стараясь перекричать друг друга. Из штаба Центрального, фронта пришел циркуляр не стрелять в бесполосых, по всей видимости, и в штабе фронта сообразили, что для нескольких дивизий не хватило белой краски, а может быть, уже поступили сообщения, что одни советские танки стреляют по другим.

Связаться со штабом дивизии Журавлев смог только через полчаса, и получил приказ оставаться там, где он находится. Сообщили также, что помощи сегодня не будет, так как танковый полк дивизии затерялся и, видимо, прошел мимо Праги, связь с ним потеряна.

Журавлев вновь отправился к чумазому танкисту из 35-й дивизии. Тот сообщил, что связи со своим командованием наладить не может: эфир забит наглухо. Журавлев описал танкисту общую картину и пригласил к себе в банк «на рюмку чая».

— Ну его на хрен, твой банк, приходи лучше ко мне вечерком, у меня есть чем тебя, разведчик, угостить!

На том расстались.

Дружба между советскими офицерами рождается, в основном, в подобных ситуациях...

Улицы тем временем быстро наполнялись народом. Молодые и старые, женщины и мужчины — все устремились к советским танкам.

— Зачем пришли?

— Мы вас не звали!

— Мы свои проблемы без танков решим! Солдатам на такие мудрые вопросы крыть было явно нечем. Они и не крыли. Так, иногда только.

— Мы вас защищать пришли.

— Вас американцы с немцами захватить хотят. Забыли войну, что ли?

— Вот когда они нас начнут захватывать, тогда и приходите!

Офицеры, особенно политработники, сразу окунулись в массы, но без видимого успеха.

— Мы по просьбе вашего же правительства!

— Назовите тогда хоть одного из членов правительства, кто просил вас вмешиваться в наши дела!

— Товарищи!!!

— Мы тебе не товарищи! — Замполиту дали в морду. Он за пистолет. Солдаты оттаскивают его назад из толпы.

— Фашисты чертовы!

— Это вы фашисты!

— Свою страну довели до того, что жрать нечего, и хотите, чтобы все вокруг голодными сидели!

— Это временные трудности, дальше у нас лучше будет!

— А без вас совсем хорошо было бы.

— Убирайтесь, откуда пришли! Вместе со своим Марксом и Лениным!

— Граждане, успокойтесь!

— Пошел в...

— Граждане, своим неразумным поведением вы ставите все завоевания социализма на грань...

— Твой социализм сначала на собаках надо было испытать, как все нормальные ученые делают. Ленин твой тупица и в науках не силен, оттого он и не провел экспериментов на собаках...

— Не смейте так говорить про Ленина!.. — О раскрасневшуюся рожу замполита разбивается тухлое яйцо.

— А вот если бы Павлову поручили коммунизм установить, так он бы живо на собаках экспериментально доказал, что такая жизнь живому организму неприемлема!

В самом конце колонны дискуссия приняла более оживленный характер. Молодые парни забросали три последних танка булыжником, загнав экипажи внутрь, а затем ломами проломали дополнительные топливные баки. Еще через минуту предпоследний танк густо задымил, за ним еще один. Послышалась беспорядочная стрельба. Толпа отхлынула от последних танков, но лишь на пару минут.

Два экипажа брезентами тщетно пытались сбить пламя, третий танк резко повернул башню, стараясь сбросить забравшихся на нее подростков. Два взвода спешенных танкистов из центра колонны пробивались через толпу на помощь своим товарищам.

— Разойдись! Боекомплект в танках рваться начнет!!!

— У, фашисты проклятые!

Журавлев, наблюдавший за всем происходящим из окна банка, тайно позлорадствовал: «Не хрен в дискуссию лезть! Пришел освобождать, так освобождай! А то развели политбеседы!»

Разведывательные танки батальона Журавлева стояли тут же. Но народ их вроде и не замечал. Солдаты-разведчики четко выполняли его указания и крыли всех по матери направо и налево. Чехи то ли понимали такое обращение, то ли скучно им было вести дискуссию на таких тонах, то ли были уверены в том, что перематерить русских им все равно не удастся. Во всяком случае, у разведывательных танков народ не задерживался. Брань и потасовки возникали только в танковой колонне и особенно там, где замполиты проявляли особое рвение, стараясь убедить людей в том, чего сами толком не знали.

— Сталинизм и культ личности вообще — случайные явления в нашей истории!

— Ни хрена себе! 30 лет из 50 — это только сталинизм. А сколько из остальных 20 лет вы без культа жили? Без культа Ленина, Хрущева и прочих?

— А почему в Америке нет культа личности? И никогда не было?

— В Америке империализм, товарищи, это хуже!

— А ты откуда знаешь, что хуже? Бывал там?

— Почему в каждой социалистической стране культ личности — от Кубы и Албании до Кореи и Румынии? Все страны разные, у всех коммунизм разный, а культ личности везде одинаковый? Начали с культа Ленина...

— Не трогайте Ленина!!! Ленин — гений человечества!!!

— Это он вас научил в чужую квартиру без спроса и стука врываться?

— Ленин — педераст!!!

— МОЛЧАТЬ!!!

Старичок с бородкой клинышком крутит замполиту полка пуговицу на гимнастерке:

— А вы, батенька, не горячитесь. Вы Ленина-то читали?

— ЧИТАЛ.

— А Сталина?

— Э... Э...

— А вот вы, батенька, Ленина и Сталина почитайте и посчитайте, сколько раз у того и у другого употребляется слово «расстрелять». Интереснейшая статистика получается. Знаете ли, Сталин в сравнении с Лениным жалкий дилетант и недоучка, а Владимир Ильич законченный отпетый садист, выродок, какие лишь иногда раз в тысячу лет появляются!

— Но Ленин не истребил столько миллионов невинных, сколько истребил Сталин!

— Ему история времени не дала. Вовремя со сцены прибрала. Но обратите внимание на то, что Сталин вовсю распустился не с первых дней своей безграничной власти, а лишь на десятом-пятнадцатом году. Но ленинский старт в этом деле был куда более стремительным. Если бы он подольше пожил, он такого бы натворил, что тридцать сталинских миллионов показались бы детской забавой. Сталин никогда, я повторяю — никогда не подписывал собственноручно приказов об истреблении детей без суда над ними. А Ленин на первом году своей власти уже этим увлекался. Не так ли?

— Но детей и при Сталине тысячами стреляли.

— Это конечно, товарищ подполковник, все так, но попытайтесь назвать мне конкретного ребенка, которого Сталин лично приказал бы расстрелять без суда! То-то.

— Молчите! Я повторяю вам, что Ленин кровожаднейший из выродков, которых носила когда-либо земля. Сталин свои преступления хоть скрывать старался, а Ленин — нет. Сталин никогда не отдавал публичных распоряжений стрелять заложников. А Ленин и детей стрелял, и заложников и ничуть при этом не стеснялся. Ленина, товарищ подполковник, внимательно читать надо!

— Но вы все сейчас выступаете не только против Ленина и Сталина, вы и против Маркса!

— А в чем разница? Маркс или Жорж Марше? Правильно, ни тот и ни другой не призывали истреблять миллионы невинных. Но ведь и Ленин, а тем более Сталин в своих дореволюционных работах к этому не призывали. Слово «расстрел» в работах Ленина появляется только после Октябрьской революции, а у Сталина вообще никогда не появляется. Только вы уж, батенька, согласитесь, что, в какой бы форме коммунизм ни появился с человеческим лицом или без оного, он всегда порождает культ личности. Всегда! Это правило без исключений. Конечно, если он возникает во Франции, к примеру, или в Италии, сразу не начнут стрелять миллионами, обстановка не та. Но если, как учил Маркс, коммунизм победит в большинстве развитых стран, то беды не миновать, и стесняться будет некого. Культ возникнет обязательно, найдется всегда Мао, или Фидель, или Сталин, или Ленин. А культ придется защищать силой, террором. Большим террором. И чем свободнее была раньше страна, тем большим должен быть террор. Идеи ваши красивы, но только в теории, на деле людям их можно навязать только с помощью танков и таких вот дубарей вроде вас, товарищ подполковник!

— А ты... А ты... Антисоветчик! Вот ты кто!

— А ты... А ты марксист-ленинец, в переводе на человеческий язык это значит убийца детей!

Гнилой помидор мелькнул в воздухе и, разбившись о козырек фуражки, залепил все лицо подполковнику.

Толпа вновь напирала. Где-то на соседней улице послышалась стрельба. Удушливый запах горелой резины легкий ветерок доносит со стороны реки.

Служба в банке, если не считать огромной ответственности, на первый взгляд, могла показаться неплохой. Тут тебе и туалет (каково тем, кто на улицах?), и вода, и дом большой с решетками. Ни булыжники, ни тухлые яйца не беспокоят. Но самое главное — можно выспаться после стольких бессонных месяцев. Журавлев с первого дня в армии понял, что сон никогда и никому не компенсируется: урвал часок-другой — твое, а не урвал — никто тебе его не даст. Кроме того, ночь, первая ночь в Праге обещала быть беспокойной. Проверив еще раз караулы и выглянув из окна верхнего этажа на бушующий город, он залег на диван в кабинете директора. Уснуть ему, однако, не дали.

Минут через десять прибежал его личный водитель младший сержант Малехин и доложил, что вооруженные чехи желают с ним поговорить. Журавлев схватил автомат и осторожно выглянул на улицу. У подъезда между двух разведывательных танков стоял автомобиль-фургон с решетками на окнах, а двое чехов с пистолетами в кобурах переругивались с разведчиками.

— Да это ж инкассаторы.

Журавлеву невыносимо хотелось зевнуть, а двое с пистолетами ему что-то пытались доказать. Появился третий и раскрыл перед комбатом портфель, набитый деньгами, потом показал, что машина набита этими портфелями.

— Не работает, — объяснил комбат. — И не будет работать. Ваших шуриков я арестовал, а потом отпустил. Приказ такой был. Не могу я ваши деньги принять.

Трое с пистолетами долго совещались между собой, потом быстро выбросили гору портфелей прямо на ступеньки лестницы банка. Один из них прокричал что-то, наверное, очень обидное, и машина скрылась за поворотом, резким неприятным сигналом расчищая себе дорогу в толпе.

Журавлев выматерился так, как не матерился с самого утра. Затем он приказал разведчикам занести все портфели внутрь.

Минут через пятнадцать история с портфелями повторилась. На этот раз комбат понял, что спорить бесполезно, и молча указал на дверь банка. Инкассаторы побросали свой драгоценный груз прямо на пол и молча удалились. Журавлев записал только номер машины и количество портфелей.

А потом последовал шквал черных машин с решетками. Гора чемоданов, портфелей, кожаных мешков с деньгами угрожающе росла. Расписок в получении инкассаторы, в основном, не требовали, а когда требовали, то майор Журавлев решительно посылал их к чертовой бабушке вместе с их портфелями. И они, подумав немного, бросали их в общую кучу.

Откуда бралось так много денег, понять было трудно. В первый день освобождения страна была полностью парализована. Возможно, в банк стекались деньги со всей страны, вырученные вчера, а может быть, и раньше.

Далеко за полночь, когда подошла последняя машина, гора в центральном зале напоминала египетскую пирамиду из учебника истории.

Чувствуя весь риск сложившейся ситуации, Журавлев выгнал еще вечером всех своих разведчиков из здания банка. Караулы несли службу снаружи, а он один находился внутри. Так было спокойнее.

Спать не пришлось.

Всю ночь Журавлев бродил по хранилищам с громадной связкой ключей, отпирая по очереди бронированные двери и стальные решетки и вновь запирая их и опечатывая своими печатями. Вся сигнализация по его категорическому требованию была отключена ночными сторожами перед тем, как он их отпустил.

Удивительное дело походить самому по подвалам большого банка! Чего только тут Журавлев не встретил: и золото в слитках с гербами Советского Союза, и с чешским львом, и золотые пластинки с длинными номерами и надписями «999,9», и тысячи самых разнообразных монет. Но самым интересным были все же иностранные бумажные деньги.

К деньгам он относился совершенно равнодушно, но их замысловатые рисунки и многообразная неповторимая цветовая гамма влекли его. Он часами рассматривал бумажки с изображением королей и президентов, женщин и цветов, и какая-то неведомая цивилизация вставала перед его взором.

За свои 32 года он повидал немало: был и в Сибири, и на Дальнем Востоке, на целине, в Казахстане и в Заполярье, учился в академии в Москве. Участвовал в парадах на Красной площади и во многих крупнейших учениях. В двадцать лет еще сержантом он попал в Венгрию, прямо в Будапешт, в самое пекло боев за освобождение братского народа. После служил по всему Союзу. Неплохо служил. Попал в Германию и вот, наконец, Чехословакия. Видел он на своем веку больше, чем подавляющее большинство из 245 миллионов. Где вы видели человека, чтоб в двух заграницах побывал? А у Журавлева вот уж три страны!

Он вновь рассматривал узоры на хрустящих бумажках, и смутное беспокойство охватило его. Бумажки эти были свидетелями какой-то незнакомой, необычной жизни. Каждая из них прошла долгий путь и прожила долгую жизнь, прежде, чем попасть в подвалы пражского банка в руки советского офицера-освободителя Александра Журавлева. Совсем скоро все они вновь разлетятся по свету, вернутся в свой таинственный мир, а майор Журавлев будет также стоять на страже всех честных людей на земле. Станет подполковником, а потом, может быть, и полковником, а потом его уволят из армии, и он будет рассказывать пионерам запомнившиеся случаи из своей яркой и необычной биографии. Пионеры будут вздыхать и качать головами: побывал в трех зарубежных странах.

Далекий мерный тяжелый стук разбудил Журавлева. Спохватившись, он протер глаза кулаком и побежал открывать тяжелую дверь. Приехал начальник разведки дивизии подполковник Ворончук. Небо уже серело на востоке. Приятная прохлада пахнула в лицо.

— Заходи, заходи.

Совсем еще недавно Ворончук был командиром разведбата, а Журавлев его первым замом. Перед самой операцией в период перетрясок, перестановок и перемещений оба они поднялись на одну ступеньку вверх по служебной лестнице. Повышение, впрочем, не нарушило их давних приятельских отношений.

— Ну что, банкир, батальон еще не разбежался?

— Те, что со мной, нет, а вот там, где замполит, хрен его знает.

— Нет больше там замполита. В госпиталь увезли. Башку ему еще утром кирпичом проломили.

— Агитировал?

— Агитировал сам и всех солдат с офицерами подстегивал, оттого на мостах помяли немного наших.

— А кто утром там стрелял? Я тут без связи, ни хрена про свои роты не знаю.

— Стреляли вначале чехи. А потом два разведбата друг в друга. В 35-й дивизии краски белой не было, вот твои соколики и врезали по их разведбату. Хорошо, что танки были не в голове колонны. Подстрелили твои двоих из 35-й дивизии. Одного слегка, а другого крепко.

— Горлышко промочишь? За компанию?

— Нет, Саша, спасибо. Мне к комдиву с докладом через час надо.

— Когда меня менять будут?

— А хуль его знает. Танковый полк заблудился, до сих пор связи с ним нет. Два мотострелковых полка затерты на дорогах. Артиллерия и тылы отстали. Только один мотострелковый полк из нашей дивизии правильно вошел в город. Но забот у него, ты сам знаешь, сколько. А вообще-то в Прагу по ошибке вошло много частей, которым тут делать нечего. По ошибке вошли и не знают, что им делать. И выйти тоже пока не могут. Связь потеряна. В общем — чистой воды бардак.

— Ну давай, выпьем. У меня таблетки от запаха есть.

— Хрен с тобой, разливай.

— Восемь месяцев штабы и командиров готовили, четыре месяца самой тщательной подготовки всех войск и вот на тебе!

— Если бы чехи стрелять по-настоящему начали, то было бы хуже, чем в Венгрии.

— Наши знали, что чехи стрелять не будут. Это не венгры. Ты обратил внимание, что там, где танки просто стоят, они принимают это как должное, относятся с уважением. А где мы пропаганду начинаем разводить да словоблудие, там, глядишь, и беспорядки.

— Как не заметить, я это правило наперед знаю. Я своим соколам велел на носу зарубить, чтоб никаких тары-бары. На хуль — и все.

— Ты, Саша, с этим поосторожнее будь. Разнюхают замполиты — не оберешься, не отбрешешься.

— Да я знаю. Пользуюсь этим, пока замполит на шее не сидит. Когда батальон надвое делился, я его на мосты услал.

— Все равно осторожнее будь, у них не только языки длинные, но и уши. С утра одну-другую беседу с чехами проведи, для отвода глаз. Чтоб среди солдат лишних разговоров не было.

— Ладно, сделаю.

— Танкисты-то из 35-й на тебя смотрят. Накапают. Да и твои внутренние стукачи тоже ведь не дремлют.

— На кого ты думаешь?

— Фомин из второй глубинной разведгруппы и Жебрак из танкистов.

— На них я тоже думал. Фомин, по-моему, с особнячками нюхается, а Жебрак — замполитовская подстилка.

— Гареев из радиоразведки.

— И этого я уже раскусил.

— Куракин и Ахмадулин из роты БРДМ. Куракин точно, и Ахмадулин просто очень похож.

— На них я тоже думал. Только уверенности не было.

— Ну и твой личный водитель, конечно же.

— Иди ты!

— Типичнейший!

— Что-нибудь конкретное?

— Да нет, нутром просто чую. У меня глаз набит. Я еще никогда в них не ошибался. Будь, Саша, осторожен, разведбаты стукачами выше всяких норм переполнены. Оно и естественно. По-другому и быть не может.

— Еще по одной?

— Ну давай, только это уж последняя.

— Будь здоров, Коля. Потянули.

Поток денежных портфелей на следующий день заметно ослаб, а еще через день прекратился вообще. Но гнетущее чувство тяжелой ответственности не проходило. Журавлев знал, как порой тяжело отчитаться за какой-либо рубль, а тут такая гора денег и все подвалы завалены золотом, валютой, какими-то бумагами. Если приедет приемная комиссия, и придется все это оприходовать и сдавать, так года же не хватит! А если пропало что? А как за все эти портфели рассчитаться? Хрен его знает, сколько там миллионов внутри? Многие даже не опечатаны. Предстоящая передача всего этого не давала спать по ночам. Журавлев лишился аппетита, побледнел, похудел и осунулся. Город бурлил. Все его товарищи под градом камней и оскорблений тушили танки, разгоняли недовольных, выискивали подпольные радиостанции, агитировали и проповедовали, отбиваясь от наседавших оппонентов. Все, кто знал, где находится Журавлев, завидовали ему самой черной завистью. Кличка «Банкир» прочно закрепилась за ним. А он худел и бледнел и завидовал тем, кто был на улицах.

Три раза в день водитель приносил Журавлеву еду: небывалые американские консервы, душистый хлеб, великолепное французское масло.

— Поели бы, товарищ майор.

— Ладно, иди.

— Товарищ майор, вы только скажите, чего желаете, я у тыловиков все что угодно для вас достану. А то ведь некому о вас позаботиться. У тыловиков сейчас столько жратвы всякой заграничной, что диву даешься. Никогда мы такого не видали.

— Ладно, ладно, иди.

— Товарищ майор, можно один вопросик?

— Давай.

— Товарищ майор, разрешите на танке за пару кварталов съездить?

— Зачем?

— Там аптека. А без танка патрули наши прихватят или чехи голову проломят.

— Зачем в аптеку-то тебе? Триппер, что ли, прихватил?

— Никак нет, товарищ майор, я за презервативами. И себе и вам наберу.

— Мне не нужны, а тебе зачем?

Водитель лукаво улыбнулся, показывая глазами на портфели.

— У меня правый бензобак пустой, деньги никем не считаны, упакуем миллион-другой в презервативы да и побросаем в бензобак. Никто не додумается! Знаете, сколько денег в один презерватив воткнуть можно? Он же растягивается...

— Сволочь! — Журавлев выхватил пистолет. — Бросай автомат на пол! Мордой к стене! Конвой ко мне!

— Я ж пошутил, товарищ...

— Молчи, сука! Тамбовский волк тебе товарищ! Освободитель хулев!

Поздно вечером к банку на гусеничном бронетранспортере пробился начальник штаба дивизии, а с ним трое товарищей в штатском и конвой с ними.

— Что у тебя тут, Журавлев, происходит? — недовольно пробурчал начальник штаба.

— Товарищ подполковник, мной арестован водитель Малехин за попытку совершить акт мародерства.

— Товарищи разберутся с ним. Где он у тебя?

Журавлев повел их по коридору к центральному залу. Оказавшись в зале, все трое остановились как вкопанные.

— Нам срочно нужна радиостанция!

— Водитель заперт в той комнате.

— Нам нужна радиостанция, а не водитель! — грубо оборвал молодой белобрысый «товарищ».

Сменили Журавлева внезапно и безо всяких хлопот.

Через полчаса после того, как «товарищи» сумели связаться со своим руководством, к банку подошли еще два «БТР-50П», набитые офицерами и штатскими. Остаток ночи Журавлев провел во внешней охране банка, внутрь его больше не пускали, даже в туалет.

Ранним утром к банку подошел танковый батальон из 14-й мотострелковой дивизии, которая была в резерве командарма.

Командир танкового батальона передал Журавлеву приказ, подписанный лично командующим 20-й гвардейской армией, который предписывал Журавлеву немедленно вывести разведбат за пределы города.

Журавлев облегченно вздохнул. Более того, в приказе говорилось о том, что часть батальона, охраняющая мосты, временно выходит из его подчинения, следовательно, беспокоиться о них было не надо. А вывести из города только глубинную роту с танковым взводом не представляло труда.

На подготовку ушло не более десяти минут. Журавлев построил своих разведчиков, проверил наличие людей, вооружения и боеприпасов. Танковые двигатели взревели... Но в этот момент на высоком крыльце банка появился молодой белобрысый «товарищ».

— Эй, майор, подожди!

Нахальное обращение «товарищей», да еще в присутствии солдат и сержантов, всегда раздражает армейских офицеров, но они этого, конечно, не показывают.

— Что еще случилось?

— Подпиши-ка вот это, майор. — Белобрысый протянул ему листок, плотно исписанный колонками цифр. — Не сомневайся, все правильно. Наши ребята всю ночь проверяли.

Журавлев чиркнул, не читая и не разбираясь. Да и откуда было ему знать, сколько там в том банке было?

Молодой улыбнулся.

— На вот тебе, майор, на память. — Он запустил руку в туго набитый, отвисавший карман пиджака и протянул Журавлеву большую желтую тусклую монету с профилем пожилой женщины в короне.