"Флорентийский монстр" - читать интересную книгу автора (Престон Дуглас, Специ Марио)

Глава 31

Мы со Специ подружились. Примерно через три месяца после нашего знакомства я, не будучи в силах стряхнуть с себя воспоминания об истории Монстра, предложил ему написать совместную статью о Монстре Флоренции для американского журнала. Я иногда писал для «Нью-Йоркера», и вот позвонил своему редактору и протащил эту идею. Мы получили заказ.

Однако прежде чем взяться за перо, мне пришлось пройти интенсивное обучение у «монстролога». Пару раз в неделю я засовывал в рюкзачок свой ноутбук, вытаскивал на улицу велосипед и проезжал десять километров до квартиры Специ. На последнем километре шел убийственный подъем по холму через оливковую рощу. Квартира, где он жил со своей женой-бельгийкой Мириам и дочерью, занимала верхний этаж старой виллы. В ней была гостиная, столовая и терраса с видом на Флоренцию. Работал Специ на чердачке, забитом книгами, бумагами, рисунками и фотографиями.

Приезжая, я заставал Специ в столовой, с неизбежной сигаретой «Голуаз» во рту. В воздухе слоями плыл дым, на столе были разложены бумаги и фотографии. Пока мы работали, Мириам без перебоев носила нам эспрессо в крошечных чашечках. Специ, когда она собиралась войти, всегда убирал снимки со сценами мест преступлений.

Первым заданием Марио Специ было ввести меня в курс дела. Мы прошли историю в хронологическом порядке, с мельчайшими подробностями, время от времени вытаскивая из груды бумаг документ или снимок в качестве иллюстрации. Вся работа шла на итальянском, потому что Специ владел английским на самом элементарном уровне, а я решил использовать эту возможность, чтобы получше изучить язык. Пока он говорил, я бешено стучал по клавишам ноутбука.

— Мило, э? — частенько говорил он, закончив описывать очередной случай, демонстрирующий вопиющую некомпетентность следствия.

— Si, professore, — отзывался я.

У него не было окончательно сложившегося взгляда на дело. Он не располагал ничем, кроме презрения к теориям заговора, выдуманным сатанинским ритуалам, тайным вдохновителям и средневековым культам. Он полагал, что правильным окажется самое простое и очевидное решение: что Флорентийским Монстром был психопат-одиночка, убивавший парочки ради удовлетворения своего больного либидо.

— Ключ, позволяющий его выследить, — не раз повторял Специ, — это пистолет, использованный при клановом убийстве в 1968 году. Проследите этот пистолет и найдете Монстра.

В апреле, когда виноградники на склонах холмов дали первые свежие побеги, Специ повез меня на место убийства 1984 года, под Виккьо, где погибли Пия Ронтини и Клаудио Стефаначчи. Виккьо лежит к северу от Флоренции в области, известной как Муджелло. Холмы там становятся крутыми и недоступными, переходя в предгорья Апеннинского хребта. Пастухи с Сардинии, перебравшись в Тоскану, заселили эти места в начале шестидесятых и пасли овец на горных лугах. Их сыры «пикорино» ценились так высоко, что стали фирменными сырами Тосканы.

Мы ехали по проселочной дороге вдоль шумной речки. С тех пор как Специ был здесь в последний раз, прошли годы, и нам пришлось несколько раз останавливаться, прежде чем мы нашли нужное место. Ответвляющаяся дорога вывела на заросшую травой колею в месте, которое местные называли Ла Боскетта, «Лесок». Мы оставили машину и вошли в него. Колея обрывалась у подножия холма, заросшего дубами, расступавшимися с одной стороны перед полем с лекарственными травами. Старинный каменный крестьянский дом с терракотовой крышей стоял в нескольких сотнях ярдов дальше. Ручей, скрытый тополями, шумел в долине под нами. За крестьянским домом земля поднималась, холмы чередой уходили в голубые горы. Изумрудные пастбища прорезали склоны и подножия холмов. По этим пастбищам бродил в конце тринадцатого века художник Джотто, пас овец, грезил наяву и рисовал картины на земле.

В конце колеи оказался памятник жертвам убийства — два белых креста на травянистом пятачке. Пластмассовые цветы, выгоревшие на солнце, в двух стеклянных банках. На перекладины крестов клали монетки; это святилище стало местом паломничества местной молодежи, оставлявшей монетки в залог любви. Солнце заливало долину, пахло цветами и свежевспаханной землей. Кругом порхали бабочки, в лесу щебетали птицы, пушистые белые облачка скользили по голубому небу.

С сигаретой в руке Марио описывал мне сцену преступления, а я делал заметки. Он показал, где стояла голубая «панда» любовников и где, должно быть, в густых зарослях прятался убийца. Указал, где валялись гильзы, выброшенные выстрелами так, что прослеживались передвижения стрелка. Тело парня нашли на заднем сиденье: тот свернулся почти в позе зародыша, стараясь защититься. Убийца сделал смертельный выстрел, после чего несколько раз ударил ножом между ребер — то ли ради уверенности, что убил насмерть, то ли в знак презрения.

— Это случилось после 9:40, — сказал Специ и указал на поле за рекой. — Нам это известно, потому что крестьянин, распахивавший поле вечером, когда спала жара, слышал выстрелы. Он принял их за выхлоп мотора.

Я следом за Марио вышел на поляну.

— Он протащил тело и положил его здесь — так, что видно от дома. До нелепости открытое место. — Рукой с сигаретой он ткнул в сторону крестьянского дома. От руки потянулись струйки дыма. — Ужасное было зрелище. Я никогда его не забуду. Пия лежала на спине, раскинув руки, как распятая. Ярко-голубые глаза были открыты и неподвижно смотрели в небо. Страшно говорить об этом, но я невольно заметил, как она красива.

Мы стояли в поле, на цветах вокруг сонно жужжали пчелы. Я перестал записывать. Сквозь дубраву доносился шепот реки. И здесь тоже не осталось зла. Наоборот, место казалось мирным, почти святым.

Потом мы проехали до Виккьо. Этот маленький городок стоит среди пышных полей на берегу реки Сиеве. Десятифутовый бронзовый памятник Джотто с палитрой и кистями стоял посреди мостовой на пьяцце. Среди множества лавочек был и маленький хозяйственный магазинчик, по-прежнему принадлежащий семье Стефаначчи. Там работал Клаудио Стефаначчи.

Мы поели в скромной траттории за площадью, а потом прошли по боковой улочке, чтобы навестить Винни Ронтини, мать убитой девушки. Мы дошли до высокой каменной стены с железными воротами, окружавшей большую виллу городского типа, одно из самых впечатляющих зданий Виккьо. За воротами я увидел регулярный итальянский сад, подготовленный к посадке семян. Дальше возвышался трехэтажный фасад неухоженного дома с потрескавшейся и отслоившейся бледно-желтой штукатуркой. Окна были закрыты ставнями. Дом казался заброшенным.

Мы нажали кнопку на железных воротах, и из крошечного динамика проскрипел голос. Марио назвал себя, и ворота, щелкнув, отворились. Винни Ронтини встретила нас в дверях и пригласила в затененный дом. Двигались мы медленно и с трудом, будто под водой.

Мы прошли за ней в темную гостиную, где почти не было мебели. Один ставень чуть приоткрылся, впустив полосу света, словно светлая стена разделяла мрак, и в ней кружились пылинки — вспыхивали на миг и гасли. Пахло старыми тканями и восковой мастикой. Дом был почти пуст, осталось лишь немного потертой мебели; всю обстановку и серебро давно распродали, чтобы оплатить поиски убийцы дочери. Синьора Ронтини так обеднела, что уже не могла позволить себе оплачивать телефон.

Мы, вызвав пыльную бурю, уселись на линялую мебель, а синьора Ронтини села напротив, медленно, и с достоинством опустилась в продавленное кресло. Ее светлая кожа и тонкие волосы выдавали кровь предков-датчан. На шее она носила золотой медальон с инициалами «П» и «К» — Пия и Клаудио.

Она говорила медленно, каждое слово казалось тяжелым, как камень. Марио рассказал ей о задуманной статье и о том, что мы продолжаем поиски истины. Она высказала мнение — так, словно ей уже было все равно, — что это сделал Паччани. Она рассказала о своем муже Ренцо, квалифицированном корабельном механике, получавшем хорошее жалованье и путешествовавшем по всему свету, который оставил работу, чтобы все свое время отдавать поискам правосудия. Он еженедельно бывал в главном полицейском управлении Флоренции, узнавал новости, консультировался со следователями и по своей инициативе предложил большое денежное вознаграждение за информацию. Он часто выступал по телевидению и по радио с призывами оказать помощь следствию. Его не раз обманывали. Наконец эти усилия подточили его здоровье и истощили средства. Ренцо умер от сердечного приступа на улице перед главным полицейским управлением, откуда только что вышел. Синьора Ронтини осталась на большой вилле совсем одна, понемногу распродавала мебель и все глубже влезала в долги.

Марио спросил ее про медальон.

— Для меня, — сказала она, коснувшись цепочки, — жизнь кончилась в тот день.