"Шпионы Первой мировой войны" - читать интересную книгу автора (Мортон Джеймс)

Глава 3. БРИТАНСКИЕ ШПИОНЫ ПРИ КАММИНГЕ

На протяжении большей части предвоенных лет Мэнсфилд Камминг имел дело с несколькими профессиональными шпионами и большим количеством шпионов-любителей, некоторые из которых доставили ему изрядные хлопоты. Но в конце ноября 1909 года он встретился со своим первым профессиональным агентом, «ветераном» Бызевским, которого, вероятно, первоначально порекомендовал британцам начальник австрийской военной разведки «Эвиденцбюро» полковник Ойген Гордличка, и, как говорили, он умел войти в форт, выйти и сделать абсолютно точный эскиз по памяти. Его основным недостатком, впрочем, считалась лень.

Встреча Камминга с Бызевским должна была состояться в присутствии Келла, и между ними возникли разногласия относительно того, что должно было произойти. Бызевского ранее «курировал» через Мелвилла шеф Келла, сэр Джеймс Эдмондс, но, поскольку Бызевский должен был, как зарубежный агент, действовать за пределами Британии, то Камминг полагал, что контролировать его должно Адмиралтейство, а не военное министерство. И Келл, и Камминг провели перед встречей целый вечер, обращаясь за помощью к своим начальникам относительно того, кто должен был теперь управлять Бызевским. И Камминг, поддержанный контр-адмиралом Бетеллом, выиграл. Когда встреча наконец-то состоялась, Бызевского представил Каммингу Эдмондс, который вскоре после этого уехал. (По-видимому, так как Бызевский уже использовался как агент, Мелвилл не должен был присутствовать.) Во время интервью Бызевский говорил только на немецком языке и все, что он сказал, пришлось переводить для Камминга, только начавшего изучение немецкого в школе Берлитца. Хотя он утверждал, что мог следить за беседой, «но не понимал его идеи и мнения», что и для агента и для «куратора» не могло не быть значительным препятствием.

Задачей Бызевского было завербовать одного постоянного второстепенного агента (т.н. «субагента») в немецком Вильгельмсхафене на западной стороне бухты Яде, залива Северного моря, и второго, кто смог бы путешествовать вокруг немецких верфей. Камминг все еще увлекался попытками вербовки проживающих в Германии англичан, но Бызевский, кажется, был против этого. Когда ему сказали, что Камминг хотел бы получить информацию о дредноутах, которые строились в Австро-Венгрии, Бызевский упрямо отказался, сказав, что не будет делать ничего, что принесло бы вред его родине.

Похоже, только к концу встречи Камминг и Бызевский обнаружили, что они оба знают французский язык. Камминг отметил в своем дневнике, что Бызевский «говорит на французском языке так же или даже лучше, чем на немецком». Учитывая слабое знание немецкого языка Каммингом, непонятно, как он смог сделать такой вывод.

Со временем Бызевский нашел бы больше второстепенных агентов – но Камминг считал систему оплаты услуг этих людей совершенно неудовлетворительной. В Отчете о деятельности Бюро секретной службы за 1910 год Камминг писал:

«Основной агент, которого я назову «B», нанят на особых условиях. У него есть три человека, работающие под его руководством, и ему разрешено платить им 360, 500 и 642 фунта соответственно. Ему самому не платят вообще ничего, но, как предполагается, он оставляет себе некоторую часть из жалования его людей. Нет вообще никакой проверки, какую именно долю он вычитает для себя, и я думаю, что это само по себе – ошибка, поскольку тем самым он оказывается заинтересованным нанимать самых дешевых людей, которых может найти. У меня нет никакой возможности для контроля этих людей. Я никогда не видел их и не слышал их имена, и я даже не совсем уверен, что они вообще существуют. Представленные отчеты являются очень скудными и до настоящего времени не оправдывают выплаченные большие гонорары – превышающие жалование всех прочих агентов, вместе взятых».

И при этом он считал деятельность двух этих агентов, «B» (не Бызевского) и «U», также неудовлетворительной. В случае приближения войны они должны были послать срочные сообщения с предупреждением, но сперва Камминг подумал, что они «настолько робкие, что я сомневаюсь, найдут ли они в себе достаточно храбрости, когда наступит время». Позже он решил, что у «U» был потенциал. «U» сообщил о некоторых фактах, которые, казалось, доказывали, что в районе Киля могли проводиться эксперименты, связанные с бактериологическим оружием. Не в последний раз Камминг глубоко ошибся в оценке человеческих характеров: незадолго до внезапного начала войны, «U» соблазнился покупкой совершенно фальшивого немецкого шифра, предложенного ему неутомимым и талантливым господином Петерссеном в Брюсселе.

Келл также, кажется, передал Генри Дэйла Лонга Каммингу, который нашел его, «умно выглядящим коллегой, очень приятным, бдительным и как мне кажется, осторожным». Задачей Лонга была вербовка агентуры, а не сбор фактов, потому его незнание флота и военно-морских проблем не имело большого значения.

Медленно Камминг начал собирать малочисленную команду шпионов. В конце 1909 года он взял к себе капитана Королевской морской пехоты Сайруса Регнарта. Регнарт был сыном обойщика, знал русский язык и стал тем человеком, с кем Камминг в будущем неоднократно будет выезжать в служебные командировки за рубеж. Как раз на квартире Регнарта Камминг встретился с другим агентом, WK. А за две недели до Рождества ему довелось встретиться с Фон де Т., другим человеком, работавшим на Келла. Затем последовало еще больше агентов. Не все из них оказались пригодными, но неудовлетворительным был и метод оплаты.

Следующие два года Камминг часто маскировался, иногда под видом немца, с помощью театрального костюмера, поджигателя и шантажиста Вилли Кларксона, и расспрашивал многих потенциальных агентов. В некоторых из них было, по крайней мере, что-то достойное и привлекательное. Другие были отъявленными прохвостами, вроде бывшего канонира из Королевской конной артиллерию, с очаровательным видом предположившего, что для Камминга нет смысла наводить о нем справки. (И он, кажется, был еще одним из лучших.) На другом конце спектра находился бывший майор, негодяй, по первоначальной оценке Камминга. Тот утверждал, что мог идентифицировать немецкого агента, потому что у него было четыре ряда зубов. Еще этот потенциальный агент утверждал, что обладаем кольцом, содержащим перуанский яд, убивающий за три секунды – Филлипс Оппенгейм умер бы от зависти. Однако Камминг нанял его «с испытательным сроком» и отправил в Эссен. Вклад другого потенциального агента состоял в том, что он назвал немецкими шпионами еврея-ростовщика Брейвича Пауэра, и Уильяма Гая Делафорса, изгнанного с позором бывшего полицейского Скотланд-Ярда. Информация эта, вероятно, была правильна.

Делафорса, кстати, не единственный раз упоминали как возможного шпиона. Одним из самых причудливых случаев было дело предположительно связанной со шпионажем женщины, австралийки Евы Мортлок Блэк. Блэк вышла замуж за Брейвича Пауэра, а в 1916 году подала на развод с ним. Она утверждала, что Делафорс работал на Секретную службу и платил ей 20 фунтов в месяц, чтобы она перевозила документы во Франции и из Франции. Документы, доставленные ею в Англию, Ева передавала людям на улице или на железнодорожных станциях. Это обнаружилось, когда Королевский поверенный вмешался в бракоразводный процесс, утверждая, что из-за супружеской измены Евы Блэк с Делафорсом ей нельзя дать развод. Выяснить, на кого работал Делафорс, и работал ли он вообще, так и не удалось, но он и Ева Блэк, с согласия ее мужа, отправились в Альхесирас, в то время рассадник шпионажа. Судья господин Хорриддж сказал, что, по его мнению, она полагала, что работала на секретную службу, даже если ни он, ни она не знали, была ли это немецкая или английская секретная служба. И хотя все стороны вели себя очень безответственно, он не был уверен, что она действительно изменяла мужу с Делафорсом, который ко времени рассмотрения дела очень благоразумно исчез.

Одна из проблем Великобритании состояла в том, что, постоянно наблюдая за Францией и Испанией как своими традиционными противниками на море, она совершенно ничего не знала о силе кайзеровской Германии как своего нового потенциального врага, когда та решила построить свой флот на Северном и Балтийском морях. Британскому флоту требовалась информация о судостроительном потенциале, военно-морских базах и береговых укреплениях немцев. Чтобы ее получить, Камминг продолжил традицию использования армейских и военно-морских офицеров для наблюдения за немецкими верфями во время прогулок по берегу или на яхтах. И именно у армейских офицеров при этом возникла самые серьезные проблемы.

Еще в 1901 году агент, идентифицированный как «Z», сообщил, что, хотя в Эмдене нет никакой военно-морской базы или объектов береговой обороны, этот район имеет стратегическое значение для немецкого флота. Особенно важным он стал бы, если бы немцы углубили канал Эмс – Яде, сделав его судоходным для канонерских лодок и миноносцев. Это был полезный материал, но мало что удалось сделать по части получения регулярной информации, в том числе и потому, что некоторые из довоенных британских шпионов, действовавших в Германии, кажется, едва ли не напрашивались на то, чтобы их поймали. Согласно досье Адмиралтейства, с 1909 по 1912 года в Германии за шпионаж были арестованы 11 британцев.

В августе 1910 военно-морской лейтенант Вивьен Брэндон из Гидрографического управления Адмиралтейства, и капитан Бернард Тренч из Королевской морской пехоты отправились «на пешую прогулку», чтобы осмотреть береговые укрепления на побережье Северного моря. Эта пара уже раньше немного занималась вместе разведкой, когда в 1908 году они ходили обследовать силы немецкого флота в Киле. Неудивительно, что в 1910 году их поймали: Тренч еще в Портсмуте проболтался парикмахеру – немцу по фамилии Шнайдер, что уезжал в Данию для изучения языка, но собирается поехать на остров Боркум и другие немецкие острова, чтобы посмотреть, что он там сможет выведать.

Они собирались припрятать все подозрительные бумаги в Нидерландах, но, услышав о военно-морских маневрах, отправились прямо на Боркум. В течение нескольких дней Брэндона арестовали там, а Тренча в Эмдене два дня спустя. На Боркуме они делали фотографии и писали записки на открытках, которые, как предполагалось, послали в Англию. Они также провели измерения пристаней и замеры глубин на Зюльте (Сильте) и Амруме.

Арестовали Брэндона из-за его собственной вопиющей глупости. В районе Боркума как раз проходили военные учения, и Тренч однажды ночью пролез через проволочное заграждение в запретную зону. Следующей ночью то же самое сделал и Брэндон, на сей раз прихватив фотоаппарат со вспышкой. Свет от вспышки заметил часовой, и Брэндона арестовали. Дальнейшее развитие событий происходило, как часто бывало тогда, в истинно джентльменском стиле: Тренчу следовало бы держаться подальше от своего пойманного сообщника, но когда Брэндона отправили на поезде в Эмден, Тренчу разрешили последовать за ним. В Эмдене Тренч вернулся в свой отель, чтобы припрятать уличающие их фотографии, наброски и кроки, и на какое-то время ему это удалось. Однако арестовали его еще до того, как он попытался сбежать в Голландию. Как и положено, британское правительство отрицало сам факт, что ему хоть что-то известно об этой паре. Официальная линия состояла в том, что если Брэндон и Тренч и совершили что-то подозрительное, то делали это по своей инициативе и на собственный страх и риск. (По совпадению несколько дней спустя немецкий лейтенант Зигфрид Хельм был арестован за шпионаж в Портсмуте.)

За месяцы следствия было накоплено достаточно улик против Брэндона и Тренча. Рассказанная Брэндоном история, что он, мол, работал на газету «Дэйли Скетч», развалилась, как только владелец отеля в Эмдене нашел некоторые из их бумаг, которые Брэндон спрятал в подушке. Позднее полиция обнаружила еще больше бумаг под матрацем (то, что они спокойно пролежали там несколько недель, кое-что говорит о регулярности поддержания чистоты в гостинице). Довольно небрежное поведение Брэндона резко контрастировало с подходом немецкого шпиона Хорста фон дер Гольца, который в своих воспоминаниях утверждал, что однажды за один вечер, почувствовав слежку, съел с ходу два фунта компрометирующих его бумаг.

Брэндон и Тренч оба дали показания на судебном процессе в Лейпциге, в результате чего немцы немного больше узнали о британской разведке. Тренч признался, что посещал укрепления на Боркуме, чего не знали немцы, и сообщил, что «Реджи», которому он писал, был капитаном Сайрусом Регнартом, «связанным с разведывательным бюро Адмиралтейства». Со своей стороны Брэндон сознался, что трижды прочитал «Загадку песков».

Они попытались применить изобретательный, хотя и не принесший им пользу ход, утверждая, что заметки, которые они собирали, предназначались для создания английского аналога немецкого морского справочника «Naval Baedecker» и что, поскольку британские военные корабли не посещали этот район, то не должно было быть препятствий для людей, собирающих такую информацию. Этот аргумент на судей не подействовал, но они приняли во внимание факт, что Брэндон и Тренч были офицерами и джентльменами, действовали в интересах своей страны, а не являлись предателями и не пытались подкупить немецких чиновников или военных. Впрочем, повезло им куда меньше, чем Хельму. Каждого из них приговорили к аресту в крепости сроком на 46 месяцев. Тренча отправили в Глатц, теперь Клодзко в юго-западной Польше, а Брэндона в Кёнигштайн, к юго-востоку от Дрездена.

Арест с содержанием в крепости был несравненно лучше тюремного заключения. Арестованные, как правило, не были обычными преступниками, среди них часто было много офицеров, наказанных за дуэль. Им разрешали самим обставлять свое пребывание с желаемым комфортом и общаться с другими офицерами, студентами и прочими образованными и воспитанными людьми с хорошим социальным положением, разделявшими в крепости гостеприимство губернатора… Не было никаких надоедливых ограничений, и для арестованных не составляло труда получить разрешение на прогулку по городу.

Прежде, чем отправиться в «свои» крепости, Брэндон и Тренч немного поболтали на лестнице в здании суда с адвокатом и следственным судьей. «Они были очень веселы и вполне довольны исходом процесса», написала газета «Таймс».

Год спустя, 29 июля 1911 года, когда напряженность в отношениях между Германией и Великобританией обострилась из-за отправки немецкой канонерской лодки в марокканский порт Агадир, компанейский выпускник Итонского колледжа Бертран Стюарт, 38-летний адвокат из лондонского Сити и «по совместительству» офицер территориальных добровольческих войск (Собственный ее Величества Королевы полк Йоменри Западного Кента) был направлен на встречу с Генри Дэйлом Лонгом в Бельгии, а оттуда отправился в Германию. Вероятнее всего, вначале он сам добровольно обратился к Каммингу еще двумя годами ранее, выразив желание «сделать что-то для Великобритании». Причиной его поездки был не только Агадирский кризис: немецкий Флот Открытого моря («Хохзеефлотте») вышел из своей базы и буквально исчез в тумане Северного моря. Возникла паника, что это могло быть началом нападения на Англию, которого так долго боялись.

Тогда за помощью в поиске исчезнувшего флота связались со всегда полезным Макдоногом, казалось, единственным человеком в военном министерстве, сохранившим здравый рассудок, и именно он послал Стюарта за границу на поиски флота. Согласно другой версии, Макдоног послал Стюарта в эту безнадежную миссию, но уже изначально как двойного агента. Очевидно, Камминг тогда протестовал, но к нему не прислушались.

Тем временем британская разведка нашла немецкий флот, вернувшийся в свою гавань, и если верить истории, Стюарт решил изобразить из себя британского предателя, «чтобы втереться в доверие к немецкой разведке и таким образом выведать там сведения исключительной важности».

Оказавшись в Германии, Стюарт связался со второстепенным агентом Бызевского бельгийским уголовником Фредериком Рю с кодовым именем «U». На самом деле звали его Арсен Мари Веррю, родился он в Куртре (Кортрейке) 14 февраля 1861 года, сидел в тюрьме за мошенничество и грабежи и управлял мыловаренным заводиком, пока не обанкротился в 1894 году. Он тогда пошел работать на пивоваренный завод британской фирмы «Courage Brewery» в Гамбурге, и, вероятнее всего, был там завербован управляющим завода, Дж. Н. Хардинджем, от имени британской разведки в 1907 году.

В досье немецкой разведки хранится письмо, которое, если оно подлинное, свидетельствует, что метод вербовки Фредерика Рю, использовавшийся Хардинджем, вряд ли можно было бы назвать тонким:

«У управления разведки военного министерства есть список людей, работающих за границей, которые предоставляют ему различную информацию, если она потребуется… Поэтому я пишу, чтобы спросить вас, не хотели ли бы вы включить и свое имя в список разведчиков, работающих на военное министерство, и если потребуется, передавать наилучшую информацию, которую вы смогли бы получить».

Рю, кажется, работал еще и на французов, и, вполне вероятно, был одновременно и агентом «Международного шпионского бюро» в Брюсселе. Гектор Байуотер, военно-морской журналист, до войны тоже работавший на Камминга, писал, что в 1905 году Рю заочно приговорили за присвоение чеков к двум годам тюрьмы, что делает историю его вербовки сомнительной.

Жалуясь, что англичане плохо ему платили, Рю стал двойным агентом. По словам Рю, Стюарт встретился с ним, назвавшись Мартином, в Голландии близ немецкой границы 30 июля, и предложил ему деньги, за сведения о времени мобилизации немецкого флота в Северном море. Вскоре после их второй встречи Рю предал Стюарта, и он был арестован в Бремене.

Если Стюарт действительно собирался выдать себя за предателя, то Камминг и другие, должны были знать, что Рю работал на Германию, в противном случае, почему они сообщили Стюарту его имя? Если они не знали, то тогда что-то было серьезно не в порядке с сетью Бызевского – или, возможно, он также успел стать «двойником». Камминг обсуждал вопрос о Рю с руководителями французской разведки во время посещении Парижа в марте 1912 года. Он утверждал, что они не знали, что Рю был двойным агентом, в этом случае следует признать, что не было никаких контактов между разведками Англии и Франции, и французы не читали английских газет.

21 августа контр-адмирал А.Э. Бетелл в флегматичном тоне писал Каммингу:

«Я боюсь, что «S» (Стюарт) попал в ужасное положение, и можно задать вполне обоснованный вопрос, не был ли «U» приманкой от начала до конца. Так или иначе, нашей организации следует теперь практически полностью покончить с этим, и с вашими контактами там тоже».

Бетелл не думал, «…что у них может что-либо быть против Брэндона и Тренча, поскольку у вас никогда не было с ними дел. Это досадно, но в таком деле подобные затруднения всегда следует ожидать».

"Таймс" полагала, что арест Стюарта был ошибкой, которую вскоре исправят – но этого не произошло. На судебном процессе в Лейпциге Стюарт, обвиненный в попытках получения военных сведений в Бремене, Гельголанде и Вильгельмсхафене, защищался живо и ярко. Когда председатель суда сказал, что каждому немецкому ребенку известно, что торговые суда могут быть переоборудованы для военных целей, Стюарт ответил: «Тогда, наверное, дети в Германии более образованные, чем в Англии».

Остроумный ответ мало помог ему. Чтобы показать, что у Стюарта были друзья в высших сферах, немцы много упоминали об его членстве в «Карлтоне», «Атенее» и пяти других лондонских клубах. Он также признал, что занимался разведкой во время Англо-бурской войны. 31 декабря 1911 года Стюарт был приговорен к трем годам и двум месяцам ареста в той же крепости, что и Тренч. Его друзья были этим оскорблены, и 5 февраля 1912 адвокат Реджинальд Аркрайт с негодованием написал в «Таймс»:

«Все, кто знал Стюарта в Итоне, или кто познакомился с ним в последующие годы, зная его как профессионального юриста самой высокой репутации, могут с полной уверенностью заявить, что он совершенно неспособен на бесчестные или постыдные действия, и никогда не пал бы так низко, чтобы сыграть жалкую роль шпиона».

Отец Стюарта выразил более взвешенное оценку, заметив что-то вроде «Молодые люди всегда будут поступать как свойственно молодым». Что касается его, он не хотел видеть, что злоключения его сына стали причиной международного инцидента. Но даже после гибели Стюарта на войне в 1914 году его друзья все еще продолжали уверять, что шпионом его тогда назвали несправедливо.

Шпионаж был в Бельгии разрешен по закону, потому кроме шпионов из Германии, Франции и самой Бельгии, там действовали независимые коммерческие агентства, такие как «Международное шпионское бюро», которым управлял Р.Х. Петерссен – он же Мюллер, Шмидт, Кутузов, Тэлбот и, несомненно, использовавший и много других имен. Петерссен открыто давал объявления о покупке шпионских сведений в бельгийских газетах. Его агентство также использовалось немецкой разведкой в контрразведывательных целях. Петерссен получал жалование в 50 фунтов ежемесячно и по 4 фунта и 5 шиллингов за каждого шпиона, обнаруженного в Германии с помощью его организации. Без сомнения ловушка для Стюарта была устроена Петерссеном, которого позднее упоминали и на судебном процессе против шпиона Гроссе в Англии.

Вначале с Брэндоном, Тренчем и Стюартом в крепостях обращались хорошо, но затем условия были ужесточены, в основном из-за побега французского офицера капитана Шарля Люкса, приговоренного к шести годам заключения за шпионаж. Люкс был арестован в Фридрихсхафене 4 декабря 1910 года, когда его заметили в подозрительной близости от нескольких «Цеппелинов». 27 декабря 1911 года ему удалось сбежать из крепости, перепилив напильником решетки камеры, взломав дверь и спустившись прямо на землю по веревке, связанной из носовых платков и простыней. Замаскировавшись под горбуна, он сел на поезд в Диттерсбах, откуда послал своему командиру телеграмму: «Хорошая поездка, наилучшие пожелания, Шарль Ноэль». Он проследовал в Италию, в Милане сел на парижский поезд и прибыл домой как раз на новый, 1912-й, год. Французы встретили его с большим восторгом. На некоторое время немцы задержали французского профессора в Германии по подозрению в помощи побегу, но Люкс официально заявил, что помогали ему только его брат и старый школьный друг.

В феврале 1912 года Брэндон тоже предпринял попытку побега, но как только дошел до внутреннего двора, его остановил часовой. Позже он с успехом предъявил иск немецкой газете за ее утверждения, будто он пытался подкупить охрану, что свидетельствовало бы об его весьма неджентльменском поведении. Он пожертвовал свои полученные по суду в качестве компенсации морального ущерба 4 фунта немецкой благотворительной организации. Любопытно, что немцы расценили его попытку побега, как и побег Люкса, как неспортивное поведение, подобное нарушению честного слова. Теперь заключенным, осужденным за шпионаж, больше не разрешали иметь личные вещи или деньги, их подвергали регулярным и внезапным обыскам и установили решетки на окна их камер. Только весной 1913 года Брэндон, Тренч и Стюарт были освобождены после помилования их Вильгельмом II в честь приезда короля Георга V на свадьбу дочери кайзера принцессы Виктории-Луизы и принца Эрнста-Августа, Герцога Камберлендского.

Тренч записывал все, что смог запомнить во время поездки и умудрился передать на волю два письма, которые тайно вынес посещавший его священник. Но к тому времени, как они поступили, Адмиралтейство уже получило необходимую информацию – вице-консул и его жена в Эмдене каждый раз, когда они возвращались в Англию, привозили нужные сведения. Тренч был этим очень огорчен.

Однако он и Брэндон, похоже, благосклонно восприняли свое заключение, и после освобождения их просьбы о компенсации расходов были вскоре удовлетворены. Стюарт не был столь счастлив. Он пытался надавить на Адмиралтейство, чтобы получить компенсацию и обвинял Камминга в своих проблемах. Он хотел десять тысяч фунтов и отклонил предложение выплатить ему 1200.

Камминг, разумеется, хотел бы размещать агентов за границей, но когда шпионы пытались продать документы британскому правительству, подход было совсем другим. В апреле 1913 года человека по имени Маймон, который, как говорили, был мусульманином и натурализованным англичанином, арестовали в Париже. Он попытался продать бумаги, которые могли бы убедить Россию, что французы и англичане сотрудничали против ее интересов. Они были украдены из архивов французского министерства иностранных дел, скопированы и возвращены. Их предложили и сэру Эдварду Грею, и одной газете, но и британский МИД, и газета сообщили об этом французскому правительству.

В сентябре 1911 года, двое англичан, Эттвуд и Степлорд, судя по сообщениям, пехотные офицеры, были арестованы в Эмдене, когда их застигли за фотографированием на верфях. Их фотоаппараты конфисковали и пластинки проявили. Они были на яхте, ходившей под норвежским флагом. Два дня спустя обоих освободили без предъявления обвинений. "Таймс" сообщала, что другие газеты указали их имена как Уэйс и Хэгг. Но на самом деле Уэйс и Хэгг были учителями, которых арестовали в Киле 30 августа. Они были также освобождены.

В августе 1912 года пять «спортсменов с высоким социальным статусом» были арестованы в немецком Эккернфёрде, а их яхта «Силвер Кресент» конфискована. Каким-то образом им удалось избежать таможенной проверки в Киле, и они еще больше усугубили свой проступок, сфотографировав новый торпедный стенд. Немецкие газеты по-разному описывали этих людей: то утверждалось, что двое из них были докторами, то адвокатами; один якобы был бизнесмен, а по другим данным – инженер; еще один был то ли фотографом, то ли художником-маринистом. На следующий день их освободили, и они щедро вознаградили своих «тюремщиков», которые посылали им обеды из местного отеля, добровольно признав, что вели себя безответственно.

Даже если не учитывать порой весьма неуклюжие методы шпионажа тех лет, нужно признать, что большая часть разведывательной информации, добывавшейся всеми сторонами, была очень плохого качества: либо переписанной из технических журналов либо, еще хуже, полностью вымышленной. Но и в последнем случае шпионские агентства умудрялись обманывать даже опытных и достойных специалистов, по крайней мере, в течение некоторого времени. В 1908 году Роберт Баден-Пауэлл купил документ с подробным планом немецкого вторжения, назначенного на британский традиционный летний праздник – «Августовский банковский праздник». Шпионы, уже находившиеся в Англии, должны были бы перерезать телефонные и телеграфные провода и взорвать мосты и туннели. Приблизительно 90 000 немцев тогда высадились бы в Йоркшире, легко разрезав Англию пополам. Какое-то время Баден-Пауэлл, кажется, верил этому, и читал лекции о том, что такой заговор мог бы оказаться успешным. Позже он утверждал бы, что, судя по брани, раздававшейся в его адрес из Германии, он «приблизился к правде еще ближе, чем думал».

Несколько более профессиональным, чем неудачник Стюарт, но зато намного более несчастливым был Макс Шульц (не имевший никакого отношения к уже упоминавшемуся немцу Филу Максу Шульцу). Он родился в Халле в 1884 году в семье иммигранта-сапожника, и в нескольких аспектах был идеальным кандидатом в агенты разведки. Шульц был учеником на судоверфях, а впоследствии стал комиссионером по продаже яхт, что обеспечивало ему идеальное прикрытие. Он женился на зажиточной Саре Хилтон, дочери местного торговца рыбой. Неясно, как его завербовал Камминг. Может быть, они встретились во время прогулок на яхте в проливе Солент. Но были предположения, что у Камминга была компрометирующая Шульца информация, и он поставил того перед выбором: арест или шпионская карьера. Бизнес его был самым лучшим прикрытием для шпионажа, а сам Шульц обладал и подходящими исходными данными и достаточными знаниями.

Первым человеком, с которым Шульц установил достойный упоминания контакт в Германии, был 60-летний Эрнст фон Маак, от которого он хотел узнать информацию о предложениях переоборудовать в военные корабли торговые суда немецких судовладельческих компаний «Норддойче Ллойд» и «Гамбург-Америка Лайн». В то время как Шульц был в Германии, квартирная хозяйка фон Мака, Ида Эккерман, представила Шульца 34-летнему военно-морскому инженеру, Карлу Хипзиху (возможно, она была или не была его любовницей), и Бернардту Вульффу. Хипзих, австриец родом, сменил подданство после введения порядка, что только немцы могут работать на немецких верфях. За время работы он собрал коллекцию чертежей и эскизов, и в январе 1911 года Шульц убедил его перевезти их в Англию.

В Англии Хипзиха принимали по-королевски. Его повезли на экскурсию в Королевский Аэроклуб в Хендоне. Он был в восторге, целовал Шульца и пытался поцеловать Камминга, не испытывавшего в связи с этим никакого энтузиазма. Камминг уговорил Хипзиха работать на него с жалованием 2 фунта в неделю плюс премия за информацию. Шульц вернулся в Германию в начале марта 1911 года, чтобы узнать как можно больше о дредноуте «Тюринген» и о первой подводной лодке «Эрзац Один». В своих донесениях он называл их «маленькие рыбки». Его прикрытием снова стала профессия комиссионера по торговле яхтами.

Он уже попал под подозрение во время своего последнего посещения. А Хипзих был арестован через пять дней после того, как совершенно открыто просматривал военно-морские документы, разложив их на столике в кафе. Шульц послал также телеграмму, где сообщалось, что что-то было продано. Телеграмму это своевременно нашли.

13 декабря 1911 года Имперский верховный суд в Лейпциге приговорил Шульца к семи годам тюрьмы за шпионаж на верфях военно-морского флота, и всю войну он провел в немецких тюрьмах. Как бывший офицер Хипзих получил 12 лет, а другие – более мягкие приговоры. Шульца выпустили на свободу в 1919 году, он вернулся в Халл, где и умер в 1924 году в возрасте 49 лет.

Мелвилл, Келл и Камминг теперь вербовали более способных шпионов, которые, в свою очередь, создавали агентурные сети в Европе. Лонг тоже все еще продолжал работать, как и Бызевский.

Одним из новых шпионов в Европе был Ричард Тинсли, который шпионил за голландскими фортами из своего бюро в Роттердаме. Тинсли, завербованный в 1912 году, капитан третьего ранга в Королевском военно-морском добровольческом резерве, был невысоким и широкоплечим мужчиной, с проникающим взглядом и красным лицом. Южноафриканец, Генри Ландау, работавший с ним, считал, что Тинсли похож на «гибрид профессионального боксера и морского волка».

Тинсли родился в Бутле 12 ноября 1875 года. Некоторые, в особенности сэр Айвон Киркпатрик (ставший в будущем постоянным заместителем министра в министерстве иностранных дел), считали его лгуном и первоклассным интриганом без угрызений совести, который время от времени баловался и шантажом. В 1910 году Тинсли создал пароходную компанию под названием «Uranium Steamship Company» на набережной Роттердама, и в феврале следующего года он попытался привезти и высадить в Голландии два судна с реэмигрантами, что ему недвусмысленно запрещали делать голландские власти. Ему дали две недели, чтобы он покинул Голландию. После обращений к голландскому королевскому двору этот срок продлили до месяца, и 27 марта он уехал в бельгийский Антверпен. Только после длительных переговоров и неискренних извинений ему разрешили вернуться.

Протеже Камминга, журналист Гектор Байуотер, происходил из шпионской среды. Его отец шпионил для Союза (северян) в американской гражданской войне, а его брат Улисс выдавал себя за американца, чтобы получить работу заместителя генерального консула Соединенных Штатов в Дрездене. Когда Гектор приехал к нему, то согласился с такой выдумкой, и, как человек с фантазией, занялся журналистикой. Высокий ростом, хороший рассказчик, Байуотер прекрасно говорил по-немецки, искренне симпатизировал немецкой культуре (и пел песни Шуберта). Байуотер работал для «Дэйли Рипорт», англоязычного еженедельника, а также стал военно-морским корреспондентом для «Нью-Йорк Геральд» и «Нэйви Лиг Джорнэл». Вскоре после того, как он начал писать, его пригласили на встречу с Каммингом в Лондоне. В отличие от большинства шпионов-англичан на службе у Камминга, Байуотер потребовал деньги за свою работу. Учитывая его знания в военно-морских вопросах, ему предложили звание капитан-лейтенанта в Королевском флоте, и он предпринял очень успешный тур по немецким верфям и прибрежным городам, добравшись до Триеста. Он возвратился в Англию в 1910 году.

Великий шпион Сидней Рейли утверждал, что делал то же самое на протяжении следующих трех лет:

«В течение трех жизненно важных лет до начала Первой мировой войны британское Адмиралтейство своевременно узнавало о каждом новом типе корабля в немецком флоте или об его модернизации – о водоизмещении, скорости, вооружении, численности экипажа и о каждой детали, вплоть до оборудования камбуза».

Камминг, однако, заявлял, что вообще не встречался с Рейли до марта 1918 года.

Другим новичком был Джон Герберт-Споттисвуд. Знаток немецкого языка и финансово независимый, он, как и Камминг, был членом Королевского Аэроклуба. Его уговорили воспользоваться «легендой» американского ирландца, чтобы разведать подробности конструкции дирижаблей «Цеппелин». Потом он рассказывал, что работал на фабрике Цеппелина, и отослал в Англию чертежи их двигателей. Он оставался в Германии и после начала войны, когда и был арестован. К счастью, его ирландско-американская «легенда» выдержала проверку, и его лишь интернировали в лагере на ипподроме берлинского пригорода Рулебен до марта 1915 года, когда после ходатайств Джеймса В. Джерарда из американского посольства, его и Джозефа Уэстона обменяли на интернированных немцев. (Споттисвуд, как говорили, был хромым и перенес операцию аппендицита во время пребывания в лагере.)

В 1914 году неназванному отставному британскому военно-морскому офицеру и его сыну дали 1500 фунтов, чтобы они, плавая под парусом по Северному морю, следили за немецким флотом. К большому раздражению Камминга они значительно перерасходовали свой бюджет. Об этом эпизоде известно очень мало, но он хорошо иллюстрирует любительскую природу шпионажа тех лет.

С приближением войны у людей Камминга работы все прибавлялось. В начале июля 1912 года Эвальд, инженер, работавший на фирме «Сименс» неподалеку от Франкфурта и занимавшийся установкой телеграфных аппаратов на военных кораблях, был арестован в Киле при попытке заполучить сигнальную книгу и для французов, и для англичан. 30 января следующего года он получил семь лет каторжных работ за передачу информации британской разведке в Лондоне, Киле и Вильгельмсхафене. Эвальд посетил Лондон и был завербован англичанами с постоянным месячным жалованием после того, как не получил никакого ответа от французской разведки, которой он предлагал свои услуги раньше. 11 октября 1912 года, немец Эдмунд Кагельман был приговорен к шести годам каторжных работ за продажу британской разведке планов береговых укреплений в районе устья Эльбы. 21 ноября унтер-офицер Цорп, служивший на канонерской лодке «Пантер», получил три года за кражи материала в Карлштадте для продажи британской разведке.

Один из последних довоенных шпионских случаев шпионажа возвращает нас в царство забавного дилетантизма. Пожилой лорд Томас Брэсси – основатель и редактор «Военно-морского ежегодника Брэсси» – вызвал панику во время Кильской недели в конце июня 1914 года. Он отправился на регату на своей яхте «Санбим», и однажды утром до начала гонки, сел в маленькую гребную шлюпку и, как выразилась «Таймс», «слишком приблизился к тайнам Имперской верфи». «К его большому изумлению» лорд Брэсси был задержан и оставался под арестом в течение часа с четвертью, пока его не узнал и не выпустил один немецкий офицер. Было ли это приключение проявлением крайнего дилетантизма человека, желавшего поиграть в шпиона, или подлинной ошибки, доподлинно знал только сам его светлость.

Итак, шпионское ремесло, любительское или нет, набирало темп. Если верить начальнику немецкой разведки Вальтеру Николаи, с 1903 года до начала войны в Германии были осуждены 135 шпионов. Из этих осужденных было 107 немцев, 11 русских, 5 французов, и 4 англичанина – Тренч, Брэндон, Стюарт и Шульц. В 74 случаях шпионили в пользу Франции, 35 в пользу России, 15 – Англии, по 1 в пользу Италии и Бельгии, а в 9 случаях шпионы работали на несколько стран одновременно. В первой половине 1914 года произошло 346 арестов и 21 осуждение. До начала войны тогда оставалось чуть больше месяца.