"Тайна смерти мисс Вейн (= Роджер Шерингэм и тайна мисс Вейн)" - читать интересную книгу автора (Беркли Энтони)

Глава 25 Роджер разгадывает тайну

— Итак, — сказал Роджер, — я лучше начну с начала, и прежде всего, инспектор, хочу сказать, что, как вам известно, особа, которую вы, по-видимому, подозревали — независимо от того, действительно ли подозревали или нет, — не повинна в смерти миссис Вэйн. Улики против нее, конечно, очень серьезные, но существуют такие уголовные дела, где косвенные доказательства, как бы ни были они убедительны, могут увести совсем не в ту сторону, и я был с самого начала уверен, что данный случай относится именно к таковым. Я признаю, что у меня не было для такой убежденности никаких оснований, кроме чисто психологических. Я чувствовал, что подозревать Маргарет Кросс в убийстве — и по всем признакам в убийстве хладнокровном и тщательно спланированном — просто смешно. Эта девушка кристально искренна и честна.

— Но если не она, то кто же, по-вашему, убил?

— Оба вы знаете, что мои подозрения под конец сосредоточились на этом субъекте Медоузе, или… и так далее, и тому подобное. Полагаю, у меня было достаточно поводов так думать, даже до того как мы что-либо о нем успели узнать, и предварительное впечатление почти полностью подтвердилось. Однако потом мне стало казаться, что Медоуз покончил самоубийством. Тем не менее это никак не подрывало моей гипотезы. Более того (при данных обстоятельствах), оно ее даже подтверждало. Но суть в том, что Медоуз вряд ли мог совершить самоубийство. Он, по всем признакам, был умерщвлен. Как после установления этого факта стало выглядеть в наших глазах это дело? Вот именно тут, инспектор, мы внезапно пришли к неверному выводу. По крайней мере, я. За вас отвечать не могу. Я никогда не знал, что у вас в действительности на уме. Направленный вами, сознательно или нет, не знаю, по ложному пути, я практически тоже решил, что оба эти убийства совершены одним и тем же человеком. Хотя я и не совсем поддался вашему влиянию, все же я автоматически исключил предположение, будто первое убийство совершил Медоуз. Мы почти согласились с тем, что оба эти убийства взаимосвязаны. Я принял на веру ваше очень правдоподобное мнение, что самым вероятным мотивом для убийства Медоуза было то, что он стал очевидцем гибели миссис Вэйн, но это ваше мнение, естественно, вычеркивало его из списка подозреваемых. В то же время вы очень убедительно выстроили обвинение в двойном убийстве против доктора Вэйна.

А теперь, боюсь, мы слегка должны перейти на личности. Прошлой ночью, когда я уже лежал в постели, недосягаемый для вашего магнетического влияния, мне в голову вдруг пришел блестящий ответ на вопрос: а почему инспектор Морсби так старался заронить в мое сознание идею, будто оба убийства совершены одним и тем же человеком, и создать впечатление, что и он сам думает точно так же? Вообще-то он чертовски сдержан и молчалив. Он еще никогда по собственной воле не предлагал обсудить свою концепцию убийства. Он знает, что мы в данном деле выступаем до некоторой степени как соперники. Последний человек из всех, кому он хотел бы помочь в решении этой задачи, Роджер Шерингэм. Так почему же он был столь доверителен? И мне в голову пришла единственно правильная догадка: потому что он старается пустить меня по ложному следу! В то время как сам не думает, будто эти убийства совершены одним и тем же человеком. Напротив, он уверен, что это не так. Как вам нравится ход моих рассуждений, инспектор?

Инспектор добродушно рассмеялся:

— Нет-нет, мистер Шерингэм. Вы несправедливы ко мне, право же, несправедливы. Когда мы разговаривали с вами вчера вечером, я искренно считал, что это один и тот же человек. Я ни в малейшей степени не сомневаюсь, что им были убиты и миссис Вэйн, и Медоуз. И я могу лишь подтвердить это мнение.

— Гм! — заметил довольно скептически Роджер. — Вы так думаете и сейчас?

— Да, но, надеюсь, я всегда открыт чужому мнению, — осторожно ответил инспектор. — Поэтому продолжайте, сэр. То, что вы говорите, очень интересно.

— Пусть так. Независимо от того, думали вы на самом деле, что существуют двое убийц, или нет, мои низменные подозрения на ваш счет оказали на меня благотворное воздействие! Они заставили меня тоже думать. Поэтому, когда сегодня утром я решил нанести визит в дом, где жил Медоуз, я уже был подготовлен к тому, чтобы не считать его убийцей того человека, кто виноват в смерти миссис Вэйн. Ну так вот, я провел свое собственное расследование, накопал несколько новых фактов, которые показались мне интересными, но в которых я ничего не смыслил, и поэтому после ленча попытался обдумать эти факты в связи с имеющимися данными.

Роджер снова раскурил угасшую трубку и поудобнее устроился в кресле.

— Спустя некоторое время у меня возник один очень простой вопрос, и ответ направил меня в конечном счете по верному пути. А вопрос был такой: что же случилось, почему считается, что Медоуз никак не может быть убийцей миссис Вэйн? Ответ, разумеется, был следующий: "ничего". Но как можно было продвинуться дальше по пути решения тайны его убийства, при помощи моей гипотезы, что убийц двое, оставляя на совести Медоуза смерть миссис Вэйн? Существовали два наводящих момента, которые могли вывести на след убийцы самого Медоуза, оба довольно неясные: почему его убили и как убийца добыл средство — то есть аконитин. Взяв за основу, что Медоуз не побрезговал бы шантажом, я решил отложить вопрос об убийстве миссис Вэйн на потом и сконцентрировал все усилия и внимание на второй проблеме. Она давала достаточно простора для различных предположений, но ее можно было ввести в более узкие рамки. Если взять, как рабочее предположение, что аконитин "исходил" из лаборатории доктора Вэйна, то в таком случае, исключая слуг, подозрение могло пасть на троих, кто мог бы завладеть ядом: это сам доктор Вэйн, мисс Уильямсон и мисс Кросс. По какой-то причине (очевидно, тоже психологической) я не склонен был считать убийцей доктора Вэйна, хотя, как вы продемонстрировали, инспектор, можно сконструировать довольно убедительное судебное разбирательство и против него. Точно так же я исключил из числа подозреваемых мисс Кросс. Оставалась мисс Уильямсон. И тут возникали трудности. Во имя чего ей потребовалось убивать Медоуза? Я достаточно убедительной причины не видел. Конечно мотив бы возник, если бы это она убила миссис Вэйн и он бы это увидел. Между прочим, я подумал о такой возможности, инспектор, раньше вас, еще до того, как вы однажды познакомили меня с подобной гипотезой, только вы ее трактовали в шутливом тоне. Но ведь моя гипотеза построена на том, что именно Медоуз убил миссис Вэйн! И даже ради спасения собственной жизни я не смог бы доказать, что убийца — мисс Уильямсон.

— Да, это, должен сказать, совершенно исключено, — вставил инспектор.

— Вот именно. Я тоже пришел к такому же выводу. Но что же получалось? Все мои трое "подозреваемых" красовались в белых одеждах без единого пятнышка крови на них. Значит, одно из двух: или я должен был прийти к заключению, что аконитин исходил не из лаборатории доктора Вэйна, или — что Медоуз не убивал миссис Вэйн. В любом случае я оказывался в тупике и должен был снова вернуться немного вспять, из-за необходимости выяснить, кому была нужна смерть Медоуза. И вот здесь ситуация становится все горячее и горячее. Помните, инспектор, вчера вечером вы спросили, у кого был самый веский повод устранить Медоуза, и я ответил, как бы между прочим, что это могла быть миссис Вэйн. И я стал развивать эту идею.

— Как миссис Вэйн! — изумился Энтони. — Ведь она к тому времени была уже мертва!

— К моменту смерти Медоуза — да, но у нее, надо полагать, было полно причин убрать его с дороги и раньше. В общем, вы сейчас поймете, в чем состоит моя идея. Я все задавал себе вопрос, могла ли миссис Вэйн каким-нибудь образом умертвить Медоуза, хотя сама погибла раньше? Ответ лежал на поверхности. Да, могла!

И Роджер, торжествующе улыбаясь, откинулся на спинку кресла.

— Очень остроумная теория, мистер Шерингэм, — заметил любезно инспектор. — Очень, очень остроумная. Я понял, к чему вы клоните, но, пожалуйста, изложите сами свою теорию.

— Ну что ж, как вы, наверное, знаете, Медоуза никто не посещал в последние недели жизни, во всяком случае, насколько это известно его хозяйке. Значит, любая теория, как яд попал в его табак, должна включать предположение, что убийца посетил его поздней ночью и, возможно, влез через окно гостиной, с ведома или без ведома самого Медоуза. В ночь накануне убийства хозяйка долго не могла заснуть, хотя все было тихо. Но за три недели до его смерти, также ночью, она очень отчетливо слышала женский голос, и потом оказалось, что это был голос миссис Вэйн.

— Подождите минутку, сэр, — сказал инспектор, — мне ничего не известно о визите миссис Вэйн!

— Ах, в том-то все и дело, — усмехнулся Роджер, — вот здесь-то в любом случае я взял над вами верх, инспектор. Взгляните-ка, — он вынул из бумажника платочек, протянул его инспектору и объяснил, каким образом им завладел.

— Да, — грустно согласился инспектор, — в этом вы действительно меня обошли, мистер Шерингэм.

— Ну вот и отлично, — констатировал Роджер с нескрываемым удовлетворением, — тогда продолжим. Выплыли на свет божий и еще два факта помимо визита миссис Вэйн к Медоузу. Во-первых: Медоуз каждую неделю менял трубки, а не курил одну и ту же, что само по себе — факт незначительный; во-вторых, он вообще очень мало курил, а это чрезвычайно важное обстоятельство. Я узнал в деревенской табачной лавке, что он покупал каждый раз четверть фунта табаку, но выкуривал в неделю только унцию. Очевидно, он сразу высыпал эти четверть фунта в ящичек. Именно это содержимое вы и послали на анализ, но на дне ящичка табак мог оставаться нетронутым от трех до четырех недель. Для тех, кто знаком с привычками Медоуза, это могло оказаться очень важным обстоятельством.

Инспектор медленно кивнул:

— Очень изобретательно, сэр, очень.

— Рад, что вы так думаете, инспектор, — улыбнулся Роджер, — и совершенно уверен, что похвала с вашей стороны мною заслужена. Итак — вот мое решение: оба, миссис Вэйн и Медоуз, планировали убить друг друга. Медоуз отдавал предпочтение простым, немудреным способам убийства. Миссис Вэйн — более трудоемким и утонченным. Их мотивы ясны. Медоуз, конечно, угрожал ей разоблачением прошлого, если она не удовлетворит его финансовые требования, а миссис Вэйн, зная этот тип вымогателей, понимала, что в дальнейшем его требования станут только возрастать. В ответ на его угрозу она отвечала тем же: зная, что его разыскивает полиция, и по нескольким поводам, она грозила выдать его местонахождение. А в результате оба напугали друг друга до полусмерти и каждый решил, что единственный выход из этой невыносимой ситуации — физическое устранение противника. Я рассуждаю совершенно логично и разумно, не правда ли, инспектор?

— Совершенно разумно, — сразу же поддакнул инспектор.

— И чертовски умно, — горячо поддержал Роджера кузен.

— Спасибо, Энтони. Как я уже говорил, из них двоих миссис Вэйн, будучи более утонченной натурой, выработала, я бы сказал, довольно хитроумный план. Очевидно, ее знание ядов проистекало из двух источников. Вы говорили, что ее отец работал в фармацевтической фирме и она могла кое о чем узнать от него, а кроме того, она немало, наверное, почерпнула из медицинских трудов своего мужа. Знания ее были достаточны, чтобы предпочесть аконитин как самое подходящее средство для ее целей. Она предпочла его и потому, что у нее под рукой всегда мог быть его неограниченный запас. И каков же ее следующий шаг? Ей нужно было найти возможность проникнуть в комнаты, занимаемые ее настоящим мужем (разумеется, тайком), предварительно удалив его из них под благовидным предлогом, затем высыпать некую субстанцию в табачный ящичек, после чего можно было спокойно удалиться и ожидать результатов.

— Которые оказались для нее несколько неожиданными, — добавил инспектор.

— Да, очень похоже на то. Однако она думала, что дела идут совершенно гладко и что факт ее ночного визита к Медоузу никогда не обнаружится, так как ему тоже незачем об этом распространяться. И все-таки с ее стороны было большой неосторожностью так громко говорить с ним, отчего проснулась хозяйка дома. Положив на дно ящичка яд и прикрыв его двумя или тремя слоями табака, она была уверена, что пройдет по крайней мере две недели, прежде чем Медоуз выкурит все содержимое, а за это время она успеет уехать к друзьям и таким образом получит совершенное алиби.

— Да, но каким образом вы об этом узнали, сэр? — спросил инспектор с таким видом, словно он нащупал самое слабое место в аргументации Роджера.

— Потому что мисс Кросс как-то обмолвилась об этом в разговоре с Энтони! — торжествующе ввернул Роджер. — Когда я уяснил в ходе своих размышлений этот факт, меня осенило, что миссис Вэйн именно поэтому и не спешила с убийством Медоуза. Она хотела обеспечить себе алиби. И я решил: если окажется, что миссис Вэйн говорила о своем желании уехать куда-нибудь в ближайшем будущем, тогда, значит, моя гипотеза совершенно оправданна. Как вдруг неожиданно Энтони мне сообщает, что она планировала отъезд.

— Так что понимаете, инспектор, — весело заметил Энтони, — я тоже не напрасно живу на свете.

— Вы также понимаете, — подхватил Роджер, — если До сих пор я шел путем догадок, то теперь получил некое необходимое мне доказательство их правильности. Ну и после этого оставалось с помощью воображения реконструировать вероятное развитие событий. То, что случилось, можно было в общих чертах представить следующим образом: прежде чем план миссис Вэйн осуществился, Медоуз столкнул ее со скалы. В итоге же получилось, что Медоуз убил миссис Вэйн, а миссис Вэйн убила Медоуза, несмотря на то, что сама была уже мертва. Думаю, инспектор, что в истории Скотленд-Ярда это первый случай, когда человек убит мертвецом, а? И если бы я захотел написать на подобный сюжет детективный роман и мне потребовалось бы хорошенькое сногсшибающее название, то я бы так его и озаглавил: "Рука мертвеца". Ну, а теперь прошу высказаться: что вы скажете обо всем об этом?

— Я скажу, сэр, следующее, — немедленно отреагировал инспектор, — что это самый яркий пример конструктивного мышления, с которым мне когда-либо приходилось встречаться.

— И вам самому и в голову не приходило нечто подобное? — спросил очень польщенный Роджер.

— Никогда, — благородно признался инспектор. — Но значит, после всех этих потрясающих открытий общественность будет разочарована, так как некого будет арестовывать, а?

— Да, боюсь, что так.

Все недолго помолчали.

— Но вы, разумеется, не могли бы в поддержку своей гипотезы представить то, что называется доказательствами, — задумчиво произнес инспектор, — то есть доказательства, которые удовлетворили бы суд, я хочу сказать?

— Нет, не могу, и я это знаю. Но так как оба преступника мертвы, справедливость осталась не в ущербе.

— Вы собираетесь опубликовать ваше решение загадки в "Курьер" после того, как в следующий вторник будет проведена судебно-медицинская экспертиза?

— Да, но я представлю свое решение только как интересную гипотезу, конечно. Не знаю, существует ли закон о клевете на мертвых, но в любом случае я могу опубликовать свой вывод лишь как рабочую гипотезу при совершенном отсутствии, как вы сказали, юридических доказательств.

Инспектор продолжал молча курить.

— А я думаю, сэр, — тихо сказал он, — что официальное заключение по этому делу будет следующее: смерть миссис Вэйн последовала в результате несчастного случая, а Медоуз покончил самоубийством.

— Ну, я примерно этого и ожидал, — кивнул Роджер, — беззубое, но безопасное решение. Вы хотите меня предупредить, чтобы я не слишком саркастически осмеивал его в "Курьер"?

— Да, мы не хотели бы ворошить грязь, которую не в силах убрать, неохотно отозвался инспектор.

— Понимаю. Очень хорошо. Обещаю не допускать сарказмов. Но вы должны позволить мне изложить мою гипотезу просто как интересный пример дедуктивного мышления, притом что я не стану настаивать на ее истинности. В конце концов, я могу утверждать, что она соответствует действительности, лишь основываясь на почве вероятности и здравого смысла. Сколь ни были бы мы убеждены в правильности решения, нам всегда приходится смиряться с отсутствием неопровержимых улик.

— Думаю, это мудрое решение, сэр, — удовлетворенно кивнул инспектор.

— Ну так что ж, — бодро отозвался Энтони, — как теперь насчет глотка чего-нибудь укрепляющего?

— Энтони, — заметил на это его кузен, — твои идеи иногда почти так же хороши, как мои собственные.

Энтони спустился вниз и вернулся со всем необходимым, чтобы достойно отметить событие. В перерывах между наполнением стаканов снова и снова инспектор не жалел комплиментов в честь прозорливости и оригинальности мышления своего соперника-любителя, и Роджер даже решил, что в конечном счете ему нравится, и даже очень, этот иногда весьма раздражающий его человек.

Но через полчаса или около того этот человек, удостоенный внезапной пылкой симпатии Роджера, со вздохом поставил пустой стакан на стол и поглядел на часы.

— Все это хорошо, — сказал он тоном глубочайшего сожаления, — но мне надо уходить.

— Для чего? — несколько удивился Роджер. — Чтобы допросить Вудторпа? Но право же, с этим теперь незачем спешить.

— Когда человек дает себе труд сознаться в двойном убийстве, самое меньшее, что можно сделать, так это спросить его, почему он так поступил, возразил инспектор. — Конечно это лишь формальность, но мне кажется, надо покончить с ней именно сегодня вечером. У меня у ворот велосипед с мотором, я доеду в одну минуту. Между прочим, мистер Шерингэм, как вы расцениваете случившееся?

— Признание Вудторпа? — задумчиво переспросил Роджер. — Да, это меня, должен признаться, несколько удивило. Но ведь вы не раз встречали таких чудаков, которые признавались в несовершенных ими преступлениях?

— О да, сэр! Это постоянное явление — результат поврежденного самосознания, полагаю, но вряд ли мистера Вудторпа можно назвать чудаком?

— Нет, конечно, и его поступку есть лишь одно объяснение, насколько я понимаю, — сверхдонкихотское представление о рыцарственности. До него дошли деревенские сплетни о случившемся, а он, естественно, знаком и с другими членами семейства Вэйнов.

— Вот тут вы попали в самую точку, — согласился инспектор. — Наверное, только этим и можно объяснить его признание. И в деревне сейчас уже все наверняка судачат, что вот-вот я его арестую.

— Но все же при чем тут донкихотство? — улыбнулся Роджер. — Я понимаю, если бы такое признание исходило от Энтони.

— О чем это вы толкуете? — крайне изумился сей джентльмен. — Абракадабра какая-то!

— Ну, пусть это и останется для тебя абракадаброй, — мягко возразил его кузен. — Пусть так и будет. Вот еще, кстати, почему надо изучать непонятные тебе языки.

В открытое окно послышался отдаленный шум мотора, который быстро усилился до оглушительного рева.

— Какой мощный автомобиль, — заметил Роджер.

— Но это не мотор автомобиля, — возразил Энтони с презрением искушенного знатока по отношению к ничего не понимающим в механике простофилям. — Это же самолет, дурачок.

Инспектор стремительно вскочил:

— Вы говорите — самолет?

Энтони прислушался теперь уже к непрерывному гулу.

— И прямо у нас над головой, — почти крикнул он, — пролетает прямо над нами, довольно низко и в сторону моря. Наверное, молодой Вудторп празднует счастливое избавление от ареста. Вот уж можно сказать…

— Должен немедленно выяснить, в чем дело, — бросил на ходу инспектор и быстро вышел.

Через минуту шум моторного велосипеда поглотил убывающий самолетный.

— Интересно, что это опять стряслось? — удивился Энтони.

— Бог его знает, — философски ответил Роджер. — Может быть, наш друг Колин, желая убедить всех, что он виноват, решил для виду дать деру на континент? Господи, до чего может человека довести сверхъестественно развитое чувство рыцарственности! Это просто болезнь какая-то!

Следующий час кузены провели довольно приятно. Им было о чем потолковать, и Роджер все еще испытывал упоение при мысли, что восторжествовал над инспектором и весьма многословно изливал свою радость. Еще час они провели уже более спокойно, а в четверть двенадцатого откровенно зевали.

В десять минут первого нарастающий шум мотора возвестил, что инспектор Морсби возвращается. Они слышали, как он въехал во двор, потом на лестнице раздались его тяжелые шаги.

— А я решил, что вы укатили на всю ночь, — приветствовал его Роджер. — Ну что, я был прав? Колин улепетнул на континент?

— Да, сэр, — ответил инспектор, закрывая за собой дверь.

— А я и не сомневался в этом, — сказал удовлетворенно Роджер.

Вид у инспектора был угрюмый. Он не сел в кресло, а встал посередине комнаты, мрачно глядя на братьев.

— Боюсь, у меня дурные вести для вас, мистер Уолтон, — сказал он тихо. Мистер Вудторп улетел не один.

— Что вы хотите этим сказать? — каким-то странным, очень тонким голосом спросил Энтони, не отрывая взгляда от инспектора.

Инспектор помрачнел еще больше и отрывисто сказал:

— С ним улетела и мисс Кросс.