"Рождение Орды" - читать интересную книгу автора (Голден Кристи)

Глава 17

Свой дом.

Сердце существа любой расы и племени слова эти наполняют теплом. Земля предков или новые края, обжитые, ставшие родными, или даже глаза любимой — это свой дом. Нам всем он нужен, без своего дома все мы ущербны, неполны и несчастны.

Долгие годы у каждого клана был свой дом, свои священные земли, свои духи огня, воды, земли и ветра, свой дух глухомани. Затем орков лишили дома, отнимали одно за другим, все губительнее и страшнее, пока мы не прибыли в Калимдор. Здесь я нашел дом для бездомного народа, место отдыха, святыню, где мы смогли отдохнуть и выстроить жизнь заново.

Теперь дом для меня носит имя моего отца — Дуротар.

Дуротан поднял голову, принюхиваясь к ветру — тот нес лишь мертвую пыль. Едкий запах засухи — похоже и не похоже на гарь. Когда-то Дрек'Тар умел ловить запахи куда лучше, но дни его умения прошли. Не шаман более, но чернокнижник, а им ветер не подчиняется, не приносит знание, точное, будто записанное на пергаменте.

И еще хуже то, что Дрек'Тар — вместе с прочими бывшими шаманами клана — вовсе не жалеет об утерянном.

Дожди все не приходили, и лето выдалось жарче обычного — уже второе лето подряд дождей почти не было. Дуротан встал на колени, зачерпнул землю — когда-то богатую влажную почву, темно-бурую, жирную, пахучую. Теперь же пальцы ушли в пыль, проломили сухую корку, легко превращающуюся в песок, не способную поддержать и прокормить ничего, ни травы, ни зерна.

Иссохшая земля текла сквозь пальцы.

Почувствовал: подходит Дрека, но не обернулся. Обняла сзади за талию, прижалась крепко-крепко. Затем выпустила, подошла заглянуть в лицо. Дуротан стряхнул пыль с рук.

— В общем, мы и так не сильно рассчитывали на урожаи, — заметил спокойно.

Дрека посмотрела проницательными карими глазами, все понимая и ничего не говоря. Дуротану было тяжело и больно. Во многом она лучше разбирается, она мудрее. Но вождь — он, и ей не приходится взваливать на плечи тяжесть решений. И выбирать, как пришлось ему. А теперь выбора у него больше нет.

— Конечно, мы зависели большей частью от охоты, — согласилась Дрека, — Но добыча наша живет тем, что рождает земля. Мы все взаимосвязаны. Шаманы это понимали.

Дрека замолкла — младший шаман просеменил рядом, торопясь, а вслед поспешала, прыгая, мелкая гнусная тварь. Пробегая мимо, обернулась на вождя с женой и ухмыльнулась, показав набитую острыми зубками пасть. Дрека, не сдержавшись, вздрогнула.

Дуротан вздохнул, протянул ей свиток.

— Я только что получил его. Придется готовиться к долгому переходу. Нам приказано покинуть родные земли.

— Что?

— Приказ Чернорука. Он переселился в новую Цитадель, выстроенную для него, и хочет иметь армию под рукой. Больше недостаточно собираться в армию по его слову. Мы должны все жить вместе и идти туда, куда он вздумает повести нас.

Дрека посмотрела недоверчиво, схватила свиток. Прочла, свернула, вручила мужу.

— Нам нужно подготовиться, — сказала кратко, повернулась и пошла к своему шатру.

А муж смотрел вслед, думая, отчего такая тоска, так болит сердце, будто она уходит навсегда.

Цитадель еще не достроили, но когда Дуротан ее увидел, встал как вкопанный. А рядом зашептали благоговейно: «Такая огромная! Могучая! Достойная верховного вождя!»

Если б Дуротан посмел открыть рот, выкрикнул бы: «Богохульство! Нечистое на земле, скверна всему, дорогому нам!»

Клан Северного Волка был еще за много лиг, но Цитадель уже торчала на горизонте, будто обожравшийся стервятник. Ничто в ней не выдавало орочьего строения: мешанина построек, еще непонятнее и страннее, чем здания дренеев, — оскорбление и глазу, и духу. Конечно, крепость должна быть огромной, чтобы вместить столько отборных воинов. Но все же, такое чудовище…

Вместо плавных округлых линий, свойственных постройкам дренеев, Цитадель тыкалась в небо углами, остриями, не уживалась с местностью вокруг, а господствовала над нею, давила, угрожала. Черный камень, тес, железо — исполинский лес колючек, раздиравших небосвод.

Дуротан понимал: с такого расстояния видна лишь главная башня, но хватило и ее. Стоял как прикованный и шага не мог сделать к огромному кошмару.

Переглянулись молча с Дрекой — что, это видеть можем только мы? Прочие Северные Волки миновали вождя, уехали вперед. С неохотой он сжал ногами волчьи бока, тронулся с места.

Вблизи крепость красивее не стала: казармы, амбары, тренировочные плацы, где кучами лежало невиданное, слишком большое на вид оружие — темное, угрожающее, смертоносное. Чиновные орки из клана Черной Горы приветствовали Северных Волков холодно и отвели на плоскую площадку в западной части крепости, чтоб ставили шатры там. Уже вечерело, когда Дуротан получил приказ взять два десятка воинов и прийти на главную площадь крепости — безоружными.

Дуротан подчинился. Ждали недолго — вдали вдруг загрохотали барабаны. Что такое? Зачем запретили брать оружие? Почему не сказали, чего ожидать? Дрека глянула недоуменно, растерянно.

Барабаны все ближе, ближе, земля уже дрожит под ногами. Такое случается, когда барабаны бьют в круге у костра, но чтоб настолько далеко? Родовичи зашептались, переглядываясь озадаченно, — в чем дело?

Земля все сотрясалась, сильнее и сильнее, барабаны — все ближе. Явились два всадника из Черной Горы, радостные и гордые.

— Не страшитесь, гордые воины Орды! — вскричал один. — Могучий Чернорук привел нам новых союзников. Они уже близко — приветствуйте же их!

Теперь дрожь земли показалась знакомой — точно так она тряслась во время битвы с…

— Огры! — взвизгнул кто-то.

Да, вот они: дюжины огромных, страшных, идут к группке безоружных орков. А вокруг скачут всадники из клана Черной Горы, орут, дуют в горны, заходясь от восторга. И толпа обезумела от радости, завывая, улюлюкая, приплясывая.

Так это и есть новые союзники? Глаза мои, вы не лжете?

Пока глядел, онемев, явился наибольший огр изо всех виденных, а подле него — Чернорук, гордый и важный, не замечающий, каким жалким выглядит рядом с исполинской тушей.

— Мы раздавим дренеев! — воззвал Чернорук, и огры, будто ожидавшие клича, подхватили как один: «Дави! Дави! Дави!»

На одно дурманящее, тошное мгновение Дуротан будто вернулся в детство — когда удирал по лугу от чудовища. Моргнул, отгоняя морок, и тут же в памяти всплыло тело отца на траве — когда-то сильное, а теперь изломанное, раздробленное, истекающее кровью и жизнью, с головой, расколотой как орех одним ударом великанской дубины.

И теперь орки дерутся бок о бок со слабоумными гигантскими тварями, чтобы уничтожить разумную мирную расу?

Этот мир сошел с ума.

Велен содрогнулся. Помощник тут же поспешил с бокалом теплого успокаивающего напитка, но пророк махнул рукой — нет, не нужно. Разве найдешь сейчас утешение в напитке? Где вообще сейчас искать утешения и покоя?

Как тяжко было слышать о гибели Тэлмора и о смерти друга Ресталаана! Как неприятно было узнать, что виновен в гибели города именно тот, с кем разделил трапезу, кто отпустил на свободу.

Пророку всегда виделось нечто особенное в молодом Дуротане. Поведение вождя клана Северного Волка, захватившего Велена со спутниками, казалось, подтверждало надежды, так страшно обрушившиеся. Из орков лишь Дуротан с Оргримом видели, как зеленый камень защищает город, и кто-то сумел запомнить заклинание, управлявшее камнем. Горстка уцелевших дренеев бежала в храм Карабора. Телесные раны излечили, но нечем было исцелить их истерзанные, раздавленные ужасом души.

Рассказы беженцев свидетельствовали о куда горшем, чем крушение надежд на добрую волю хотя бы одного орка, — о новом оружии, превосходящем простую сталь: луки со стрелами, мечи, топоры и молоты. Шепотом, оглядываясь, говорили о зелено-черных молниях, причинявших неистовую боль, о муках, далеко превосходивших ранее насылаемое шаманами. Говорили об уродливых лепечущих, хохочущих тварях, семенящих рядом с теми, чья магия вызывала муку и рождалась от нее.

Они рассказывали о ман'ари.

И вот здесь все встало на места с ужасающей, безжалостной точностью. Стали понятны и неразумная ярость, упорство орков, внезапный рост их знаний и умений и то, что они забросили шаманизм — веру, требовавшую поддержания равновесия между стихиями и теми, кто их вызывал.

Повелители ман'ари не стремились поддерживать равновесие и гармонию, они желали просто повелевать — именно того, чего желали Архимонд и Кил'джеден.

Да, орки попросту пешки в руках эредаров.

Именно он, Велен, и прочие изгнанники-дренеи — настоящая цель. Оркская Орда, усиленная теперь чудовищно могучими тварями, — способ уничтожить дренеев, избранный Кил'джеденом. Но ведь Кил'джеден безжалостен к своим пешкам. На минуту Велен даже задумался: может, рассказать вождю Орды об эредарах? Возможно, узнав, как его использовали и обманывали, глава Орды решит встать рядом с дренеями в войне против Кил'джедена? Нет, тщетная мысль. Скорее всего, те, кого использует Кил'джеден, знают и о настоящей цели эредаров, и об их природе, но прельщены силой и властью. Так же пали и Архимонд с Кил'джеденом, а они были куда старше, сильнее и мудрее любого орка.

И вот теперь свежая новость, ошеломляющее видение: неуклюжие косолапые чудища, огры, объединились с орками! Когда-то такое могло показаться лишь кошмаром после чересчур сытного ужина. Теперь же сомневаться не приходится.

Натура орков изменилась так внезапно и странно, что они объединились с тварями, убивавшими их много столетий, против дренеев, пытавшихся почти столь же долго жить в мире и дружбе.

Если бы подобное произошло в другом мире, следовало бы попросту собраться и улететь прочь, отдавшись под защиту наару. Но теперь корабль разбит, К'ер умирает, и выход лишь в битве против Орды да в молитвах о чудесном, почти невероятном спасении хоть кого-то из дренеев.

О К'ер, старый мой друг! Как же мне не хватает твоей мудрости, и как горько видеть тебя лежащим в сердце владений врага — врага, не подозревающего о твоем существовании!

Велен прижал кристалл, называемый Песня Духа, к груди и уловил слабый, едва слышимый отклик умирающего К'ера. Пророк склонил печально голову и закрыл глаза.

Гул'дан, довольный и веселый, оглядел собравшихся. Совет Теней уже собирался несколько раз и подтвердил правильность Гул'данова выбора.

Избранные охотно соглашались — даже нет, рвались — предать свой народ в обмен на власть и силу. И добились уже многого, действуя через глупую орущую гору мышц, искренне считавшую себя причастной к планам совета. Его и верховным вождем легко было избрать, и убаюкать лестью.

Совет улыбался ему угодливо, поддакивал, и верховный, удовлетворившись похвалами, удалялся исполнять еще что-нибудь льстящее самолюбию. А совет, вздохнув свободно, приступал к настоящему обсуждению и планированию.

— Приветствую! — объявил Гул'дан, скользнув в кресло во главе стола.

Как обычно, Нер'зул сидел в углу, к столу не допущенный, но удостоенный права слышать разговоры. Так приказал Кил'джеден, и хотя Гул'дан не понимал, зачем Повелитель захотел этого, приказ нарушать не посмел, более всего ценя благоволение Великого.

Совет равнодушно пробормотал приветствия, и Гул'дан перешел к делу.

— Как кланы отнеслись к принятию огров в союзники? Каргат, твое слово — первое.

Вождь клана Изувеченной Длани ухмыльнулся и сообщил:

— Да они резни только и хотят. Им все равно, кто помогает, лишь бы помогали.

Совет дружно захохотал, кивая, поддакивая, махая руками. В тусклом свете факелов глаза собравшихся казались Гул'дану оранжевыми.

Однако кое-кто скривился и хохотать не стал.

— Клан Белого Когтя недоволен, — сообщил один из кривившихся — И Дуротан, который вождь Северных Волков, хоть и взял Тэлмор, глаз за ним нужен да глаз.

Гул'дан поднял руку, призывая к вниманию.

— He бойся — я давно за Дуротаном присматриваю.

— Так чего он еще жив? — прорычал Каргат. — Нетрудно ж заменить его кем посговорчивее да посогласнее. А то прям, все знают, что он ни с тобой не согласен, ни с Черноруком.

— Именно потому он мне нужен живым, — возразил Гул'дан, наблюдая, кто же поймет без дальнейших объяснений.

На паре лиц отразилось понимание, прочие же выглядели озадаченными и рассерженными.

— Суть как раз в том, что он известен умеренностью и взвешенностью, — пояснил Гул'дан, досадуя, что пришлось раскладывать по полочкам для большинства в Совете. — Если уж он соглашается, то и любой сомневающийся соглашается вместе с ним. По сути, он говорит за всех, кто сам боится высказаться. И эти трусы думают: если уж Дуротан согласился, то и я могу. Как говорил уже Каргат, сомневается не только клан Северного Волка.

— Но если он подойдет к черте, которую перешагнуть не сможет? Если оспорит наше решение в открытую?

Гул'дан улыбнулся холодно.

— Тогда мы позаботимся о нем наивыгоднейшим способом, не подвергающим риску нашу власть. Как обычно.

Затем Гул'дан решил сменить тему. Наклонился, упершись руками в стол.

— К слову о сомневающихся: я слышал, кое-кто еще пытается говорить с предками и вызывать стихии.

Один из членов Совета заерзал, заговорил, сперва смущенно, а после уже и дерзко:

— Я их пытался разубедить, но я ведь не могу их наказывать! Нас на войну с дренеями подняла именно вера в предков, исполнение их воли.

— Да, конечно. — Гул'дан улыбнулся одобрительно, — Это была приманка, крючок, зацепивший глубоко и потянувший.

Глянул на Нер'зула — тот встретил взгляд, но быстро отвернулся, уставился в пол. Да уж, старика подцепило как надо, а вот на самого Гул'дана вовсе не подействовало.

— Больше он не нужен, — объявил Гул'дан. — А нужно раз и навсегда порвать с прошлым. Конечно, нам везло в войне, и с ограми-союзниками успехи наши, скорее всего, будут продолжаться.

Но при первой же неудаче, первой же проигранной битве сторонников шаманизма будут слушать, а они обвинят нас в измене обычаям. Этого нельзя допустить!.. Хм, мы не просто должны поддерживать занятия чернокнижнической магией. Шаманизм следует запретить! Будет очень некстати, если кто-то сумеет вызвать предков…

Снова глянул на Нер'зула — ведь тот лишь в священной горе сумел поговорить с предками и разобраться в происходящем. До того даже столь могучего шамана, как Нер'зул, попросту водили за нос иллюзиями. Так что образ действия ясен.

Глубоко в бестелесности, в мечтах и сне обитали существа, сотканные из света. Они помнили прошлое и время от времени прозревали будущее.

Они долго жили в обители Иного, питаемые им, таким похожим на них и таким различным. Существа чувствовали: Иной медленно, медленно умирает — но до недавнего времени постепенная его гибель была спокойной и мирной, и существа, обитавшие между жизнью и небытием, наслаждались безмятежностью. Но теперь явились скверна, ненависть, злоба. Души спящих живых перестали откликаться на зов. Возлюбленные живые больше не приходили говорить, наполнить водой священное озеро и тем поддержать жизнь Иного. Пришел лишь Обманутый, рыдая и умоляя, но обман и ложь слишком далеко увели его — далеко за грань помощи и спасения.

Внезапно глубокий их сон прервался, по душам пробежала дрожь. Боль пронзила существа, и они закричали, прося помощи у Иного, но тот был бессилен помочь. Он не мог помочь и себе. Черные нечистые существа, когда-то бывшие носителями прекрасного, приближались — духи предков чувствовали их страшный шаг. Приближались неотвратимо, соединяя силы, замыкая кольцо вокруг горы. Тьма плясала в душах пошедших за Саргерасом, уродливых, изувеченных, привлеченных обещаниями силы и власти, живущих надеждой уничтожить все и вся. Предки чувствовали, видели кипящую ненависть, собирающуюся сгустком зелено-черной мути, расползающейся, выбрасывающей жадные щупала, соединяющие порабощенных ею. Медленно и неизбежно тьма смыкалась, окружая гору, закрывая ее наглухо, не пуская ни отчаявшегося орка взойти на нее, ни отчаявшуюся душу выйти.

Даже Иной закричал в отчаянии, чувствуя сомкнувшуюся тьму. Без приносящих воду шаманов он не мог исцелить себя, а без Иного исчезнут и души предков.

Далеко внизу несколько орков, еще втайне считавших себя шаманами, дрожали и плакали во сне, превратившемся в кошмар нескончаемой муки, наполненный видениями близкой ужасной беды.