"История лангобардов" - читать интересную книгу автора (Павел Диакон)
20. Тем временем скончался Годехок; ему наследовал сын его, Клеф. Когда же умер и Клеф, на трон вошел его сын Тато, седьмым королем. Лангобарды вышли в это время из страны ругиев и жили на просторных равнинах, называвшихся на их языке «Фельд» («Поле» – аналогия древнерусского обозначения Дикой Степи. Прим. пер.). Когда прожили они здесь три года, поднялась война между Тато и Родульфом, королем герулов. До этого был меж ними союз; причина же вражды была следующей. Брат Родульфа прибыл к Тато, чтобы заключить мир. Когда его послание было передано и он возвращался домой, он проезжал мимо дома королевской дочери, именовавшейся Руметруда. Увидя многих мужей и знатный кортеж, спросила она, кто же это мог быть, имеющий такую знатную свиту. Когда ей сказали, [что это] брат короля Родульфа, возвращается выполнив свое поручение, теперь обратно домой, приказала девушка пригласить его, не соблаговолит ли он пропустить бокальчик вина. Простодушно последовал он приглашению: поскольку же он был был мал ростом, то глядела на него девица с высокомерной гордыней сверху вниз и потешалась над ним. Захлебываясь от стыда и негодования, отвечал он ей такими словами, которые еще более ее раззадорили. И тогда, возгоревшись в женском гневе, не смогла она более сдерживать свое уязвленное сердце и решила совершить преступление, что пришло ей на ум. Она притворилась спокойной, сделала радостное лицо, умиротворила его дружелюбными словами, упросила остановиться и посадила его так, чтобы окно в стене находилось за его спиной. Это окно, она приказала, якобы чтобы почтить гостя, в действительности же, чтобы он не проникся подозрениями, закрыть дорогим ковром, и затем [это] злобное чудовище дало своим слугам приказ, как только она, как будто обращаясь к виночерпию, выкликнет «мешай», проткнуть его сзади своими копьями. Так и произошло: вскоре жестокая женщина дала знак, по которому было исполнено неправедное приказание. Тот упал, проткнутый копьями, на пол и испустил дух. Когда донесли это королю Родульфу, то оплакивал он смерть брата своего и, в своей скорби, немало освирепел, желая отмстить за брата; порвал только что заключенный с Тато союз и объявил ему войну. Оба войска сошлись на Блахфельде (Blachfeld): Родульф послал своих в бой, сам же остался, ни на секунду не сомневаясь в победе, в лагере, сидя за шахматами. Герулы же тогда были крайне опытны в войне и многими победами, которые они уже одержали, приобрели себе громкое имя; чтобы же легче сражаться, либо, чтобы показать, что они презирают нанесенные врагами раны, они двинулись в бой нагими, покрыв только срамные места. В их же силе король был твердо уверен т приказал, в то время как он сам беззаботно сидел за игрой, одному из своих людей взобраться на стоящее рядом дерево, дабы он тут же известил его о победе своих, но притом пригрозил отрубить ему голову, если он сообщит о бегстве герулов. Ну и когда этот узрел, что ряды герулов колеблются, то давал на частые вопросы короля, как обстоят дела у герулов, постоянно [один] ответ: они сражаются великолепно. И поскольку не решался он говорить свободно, то сообщил о несчастье, которое наблюдал, не ранее, чем все войско обратилось в бегство. Тогда, издал он, хотя и поздно, вопль: «Горе тебе, несчастный народ герулов, наказанный гневом небесного властелина.» Обеспокоенный этими словами молвил король: «Не бегут ли мои герулы ?». Тот отвечал: «Не я, но ты сам, король, сказал это». Когда же теперь, как в подобных случаях и надлежит, король и все вокруг него, своем замешательстве не знали что предпринять, набежали на них лангобарды и изрубили их всех. Также и сам король, как бы храбро он ни защищался, был умерщвлен. Когда же герулы разбегались туда и сюда, настиг их гнев неба, так что вместо зеленых льняных полей узрели они воду, которую могли бы переплыть, но раздвигая руки для плавания, были жестоко изрублены вражескими мечами. После одержанной победы разделили лангобарды между собой богатую добычу, найденную ими в лагере. Тато же унес оттуда знамя Родульфа, которое они называли бандум (bandum), равно как и шлем, который тот обычно одевал в битвах. И с того времени сломлена была сила герулов, так что они с того времени не имели более над собой собственного короля. Лангобарды же стали с того времени мощными, их войско пополнилось многочисленными народностями, которых они победили, и теперь они начали, выходить [в поход], даже не имея повода к войне и повсюду распространяли славу своей храбрости.
21. Тато, однако, не смог долго радоваться своей победе: Вахо, сын его брата Урихиса, напал на него и умертвил. Сын Тато, Ильдихис, сражался с Вахо, но был тем, одержавшим победу, побежден и бежал к гепидам, где и находился в качестве изгнанника до конца своей жизни. Это дало повод к разногласиям, с того времени произраставшим между гепидами и лангобардами. В это время Вахо напал на свевов и подчинил их своему владычеству. Если же кто-либо посчитает это за ложь и не за правдивые факты, пусть прочитает предисловие, которое составил король Ротари к законам лангобардов и он найдет это написанным почти во всех рукописях, [точно] так же как я внес это в свою историю. Вахо же имел трех жен, а именно сперва – Ранигунду, дочь короля тюрингов. Затем он женился на Аустригузе, дочери гепидского короля, от которой имел двух дочерей: одну звали Визегарда, которую он дал в жены королю франков Теудеперту, другая звалась Вальдрада, эта была выдана замуж за Хусубальда, другого короля франков, который, однако, так как она опротивела ему, отдал в жены одному из своих людей именем Гарипальд[13]. Третья супруга Вахо была дочерью короля герулов и звалась Сигилинда. Эта родила ему сына, которого он назвал Валтари и который после смерти Вахо, восьмым королем властвовал над лангобардами. Все они были Литинги, так назывался у них один весьма благородный род.
22. После семи лет своего правления, Валтари нашел свою смерть. После него девятым королем стал Аудоин, который вскоре повел лангобардов в Паннонию.]
23. Тогда-то[14] вспыхнул, наконец, давно уже таившийся раздор между гепидами[15] и лангобардами, и обе стороны приготовились к войне. И вот в происшедшем сражении, в то время как оба войска дрались храбро и ни одно не уступало другому, случилось, что Альбоин, сын Аудуина[16], в самом сражении сошелся с Турисмодом, сыном Туризинда[17]. Альбоин пронзил его мечом, так что тот мертвый упал с лошади. Гепиды, увидев, что сын короля, главный их предводитель на войне, убит, пали духом и тут же обратились в бегство. Лангобарды преследовали их жестоко и, перебив из них большинство, вернулись назад снимать с убитых вооружение. По одержании победы лангобарды возвратились домой и начали упрашивать своего короля Аудуина, чтобы он позволил сидеть вместе с ним за столом Альбоину, благодаря мужеству которого они одержали победу в битве, и чтобы таким образом он разделял с отцом стол, как разделял опасность. Аудуин ответил им, что никак не может этого сделать, не нарушая народного обычая. «Вы знаете,– сказал он,– какой у нас существует обычай: сын короля может садиться за стол вместе с отцом не раньше, чем получит оружие от короля какой-нибудь другой нации».
24. Альбоин, услышав такие слова своего отца, взял с собой только сорок юношей и отправился к Туризинду, королю гепидов, с которым он недавно воевал; ему он объявил о причине своего прибытия. Тот, приняв его благосклонно, пригласил к своему столу и посадил справа от себя, где когда-то обычно сидел его сын. Когда уже были поданы различные яства, Туризинд, глядя на место, где прежде сидел его сын, а теперь сидит его убийца, вспомнил о сыне, о его смерти и начал громко вздыхать; наконец, не в силах сдержать себя, он дал волю своему горю и воскликнул: «Мило мне это место, да слишком тяжело видеть человека, который сейчас сидит на нем». Тогда второй сын короля, присутствовавший на обеде и поощренный словами отца, начал издеваться над лангобардами, говоря, что они похожи на кобылиц с белыми до колен ногами (ибо лангобарды носили на икрах белые чулки): «Кобылы, на которых вы похожи, считаются самыми плодовитыми». Тогда один из лангобардов ответил на это так: «Выйди, говорит, на поле Асфельд[18], и там ты несомненно сможешь убедиться, как крепко эти твои кобылы бьют копытами; там же лежат кости твоего брата, рассеянные по полю, как от какой-нибудь ничтожной скотины». Гепиды, услыхав это, не могли более скрыть своего негодования; охваченные сильным гневом, они уже намеревались на деле отомстить за обиду. Да и лангобарды, готовые на битву, положили руки на мечи. Тогда король вскочил из-за стола, бросился между ними и укротил гнев своих людей и их жажду к бою, угрожая неизбежным наказанием тому, кто первый осмелится начать битву; ибо, сказал он, такая победа не может быть приятна Богу, когда в своем собственном доме убивают гостя. Таким образом, наконец, раздор был устранен, и все в веселом расположении духа продолжали пир. Туризинд снял оружие своего сына Турисмода, вручил его Альбоину и отпустил его с миром, целым и невредимым, в королевство его отца. По возвращении Альбоин был, наконец, допущен своим отцом к его столу. Довольный, вкушал он яства за королевским столом и рассказывал по порядку все, что приключилось с ним у гепидов во дворце Туризинда. Все присутствующие удивлялись и хвалили храбрость Альбоина, но не менее прославляли и величайшую честность Туризинда.
[25. В это время римским государством счастливо правил император Юстиниан, бывший победоносным в войне и достойным восхищения – в правлении. С помощью патрикия Велизария он мужественно победил персов, с его же помощью – привел народ вандалов к уничтожению, их короля Гелимера – в плен, и всю Африку, спустя девяносто шесть лет – обратно в лоно империи. Опять же, с помощью Велизария одолел он народ готов в Италии и схватил короля их, Витихиса. Также и мавров, что после этого напали на африканскую провинцию, и их короля Амталу усмирил он с помощью бывшего консула, Иоанна, с чудесной храбростью. Таким же образом победил он и другие народы, и ввиду всех этих побед он был прозван Аламаннским, Готским, Франкским, Германским, Антским, Аланским, Вандальским и Африканским и он заслуживал этих имен. Также улучшил и собрал он законы римлян, чья многоречивость была весьма велика, и недостатки единообразия – пагубны: все императорские законы умещавшиеся во многих томах, сосредоточил он в двенадцати книгах и приказал именовать это издание Кодексом Юстиниана. Затем он свел законы отдельных начальников и судей, разросшиеся почти до двенадцати тысяч книг, до числа в пятьдесят книг и назвал это Кодекс Дигестов или Пандектов. Далее приказал он четыре книги институций, в которых было изложено в краткой форме содержание всех законов, составить наново. Наконец собрал новые, им самим изданные законы, в один том и приказал именовать его Новеллами. Этот же правитель выстроил Господу Христу, который является мудростью Бога Отца, в граде Константинополе храм, который назвал греческими словами – Хайя София, что значит Святая Мудрость. Эта постройка превосходит все остальные сооружения, так что на всем белом свете не найти ничего подобного. Этот правитель был, кстати, католической веры, правдивый в своих поступках, справедливый в решениях и поэтому все оборачивалось ему на пользу. В его время в Риме был известен Кассиодор своею ученостью, в светских и церковных вещах; кроме остальных полезных сочинений он превосходно объяснил темные места в псалмах. Сперва он являлся консулом, потом – сенатором, под конец же – монахом. В то же время составил и Дионисий, бывший аббатом в Риме, определение времени Пасхи, посредством великолепно остроумного расчета. Тогда проник, так сказать, Присциан Кесарийский в глубины грамматики и Аратор, подьячий в церкви Рима, прекрасный поэт, описал деяния апостолов гекзаметром.
26. В те дни святой отец Бенедикт жил сперва в месте, что зовется Сублаку[19] и находится примерно в сорока милях от Рима, позже в замке Кассин[20] и блистал заслугами своей великой жизни и своими апостольскими добродетелями. Его жизнь, насколько о ней известно, описал красивой речью святой отец Григорий в своих диалогах. Да и я с моим ничтожным талантом воспел, элегическими стихами, во славу высокого Отца отдельные его чудесные деяния и некоторые чудеса также сложил архилохийским ямбом в гимн. Здесь можно еще кратко заметить, что осталось не упомянутым святым отцом Григорием в его жизнеописании Бенедикта. Когда тот, следуя Божьему указанию шел из Сублаку в примерно на пятьдесят миль удаленное [от Сублаку] место, где он теперь покоится, с ним и вокруг него постоянно летели три ворона, которых он имел обыкновение подкармливать. И на каждом распутье являлись ему два ангела в образе юношей и указывали ему путь, который он должен был выбрать. В Кассине же имел жительство один слуга Божий, к которому обратился голос с неба: «Удались отсюда, ибо приближается уже другой друг!».
Здесь же, а именно в замке Кассин, жил он постоянно в великой умеренности, особенно во время поста – полностью отгородившись и отойдя от шума мира. Все это я почерпнул из стихов Марка, что прибыл к отцу Бенедикту и сочинил несколько рифм в похвалу его; но их я, дабы не становиться многословным не пожелал внести целиком в эту книгу. Несомненно тем, что превосходный отец был потому призван с небес в это плодородное, возвышающееся над величественным ущельем место, чтобы здесь, как с Божьей помощью и произошло, возникло монашеское сообщество. После того как это, что не могло быть пропущено, было кратко изложено, я возвращаюсь обратно, к нити моего повествования.]
27. Таким образом, Аудуин, король лангобардов, о котором я говорил выше, был женат на Роделинде; она и родила ему Альбоина, воинственного и во всех отношениях доблестного мужа. Аудуин умер, и тогда по всеобщему желанию власть получил Альбоин, десятый по счету король. Так как он за свое могущество пользовался у всех великим и славным именем, то Клотарь, король франков, отдал ему в жены свою дочь, Клодзуинду, которая родила ему только одну дочь по имени Альбизунда. Между тем умер Туризинд, король гепидов, и ему наследовал Кунимунд, который, желая отомстить старые оскорбления, разорвал союз с лангобардами и предпочел войну мирным отношениям[21]. Но Альбоин вступил в вечный союз с аварами, которые первоначально назывались гуннами, а впоследствии, по имени своего короля Авара, были названы аварами. Затем он отправился на войну, на которую вынудили его гепиды. Когда гепиды с поспешностью двинулись против него, авары, по договору, заключенному ими с Альбоином, вторглись в их землю. Печальный прибыл к Кунимунду вестник и возвестил ему о вторжении аваров в его страну. Кунимунд, хотя и был очень удручен и стеснен с двух сторон, все же убеждал своих воинов сразиться сначала с лангобардами и, если удастся победить их, изгнать после этого войско гуннов из своей земли. Итак, началась битва. Сражались изо всех сил. Лангобарды остались победителями и так свирепствовали против гепидов, что почти совершенно истребили их, и от многочисленного войска едва выжил вестник поражения. В этом сражении Альбоин убил Кунимунда, отсек у него голову и приказал из черепа сделать себе бокал. Этот род бокала у них[22] называется «скала», а на латинском языке patera. Он увел с собой в плен дочь Кунимунда, Розамунду, вместе с множеством людей всякого возраста и пола. Когда умерла Клодзуинда, он взял себе в жены Розамунду, но, как оказалось впоследствии, на свою погибель[23]. Тогда лангобарды увезли с собой столь большую добычу, что сделались обладателями огромнейшего богатства. Племя же гепидов так пало, что с того времени они не имели уж более никогда собственного короля, и все, кто пережил войну, или подчинились лангобардам, или до сегодняшнего дня стонут под тяжким игом, потому что гунны продолжают владеть их землей. Имя же Альбоина прославилось везде и всюду так, что даже и до сих пор его благородство и слава, его счастье и храбрость в бою вспоминаются в песнях у баваров, саксов и других народов, говорящих на том же языке. От многих можно слышать и теперь, что во время его правления изготовлялось совсем особенное оружие.
Книга II
1. Когда слух о многочисленных победах лангобардов распространился повсюду, Нарзес[24], императорский секретарь[25], который в то время управлял Италией и теперь вооружался на войну против Тотилы, короля готов, отправил посольство к Альбоину[26] и просил его, так как он уже и прежде был в союзе с лангобардами, помочь ему в борьбе с готами. Альбоин послал ему тогда отборное войско, чтобы поддержать римлян против готов. Лангобарды, переплыв через Адриатическое море в Италию, соединились с римлянами и начали войну с готами. Победив готов вместе с их королем Тотилой почти до полного их истребления, они вернулись домой победителями, удостоенные богатых даров. И все время, пока лангобарды владели Паннонией, они помогали римскому государству против их неприятелей.
[2. В то время Нарзес воевал также с герцогом Букелином, которого король франков Теудеперт, возвращаясь в Галлию, наряду с герцогом Амингом оставил в Италии, дабы завоевать страну. Этот же Букелин, грабя, прошел почти всю страну и отослал домой своему королю Теудеперту много добра из итальянской добычи; но намереваясь устроить зимний лагерь в Кампании, он был в конце концов разбит Нарзесом в тяжкой битве при месте Таннет и умервщлен. Когда же затем Аминг намеревался оказать помощь готскому графу Видину, восставшему против Нарзеса, оба были одолены Нарзесом, Видин пленен и отправлен в Константинополь, Аминг же, доставивший ему помощь, погиб от меча Нарзеса. Третий франкский герцог, именем Леутар, скончался, возвращаясь, нагруженный богатой добычей, домой, между Вероной и Триентом, у озера Бенак[27], естественной смертью.
3. Несмотря на это Нарсес повел еще одну войну – против Синдуальда, короля бреннтов[28], уцелевшем из племени герулов, которое некогда вел с собою Одоакр в своем походе в Италию. Этот Синдуальд попервоначалу верно держался Нарсеса, и получил оттого от него немалое вознаграждение; теперь же, когда он заносчиво восстал против него и желал сделать себя королем, он был разбит в сражении, взят в плен и повешен на высокой виселице. В это же время Нарсес, посредством своего полководца Дагистея, воинственного и храброго мужа, получил под свою власть всю Италию. Этот Нарсес был поначалу тайнописцем, и этим пробился, за великие заслуги, к достоинству патрициата. В остальном он был весьма набожным и учению Церкви весьма преданным мужем, милосердным к бедным, участвовавшим в восстановлении храмов Божьих и таким усердным в бдении и молитве, что он добился победы более своей униженной мольбой к Богу, нежели оружьем.
4. В это время объявилась – особенно в провинции Лигурия – ужасная чума. Ибо неожиданно на домах, дверях, сосудах, одеждах своеобразные пятна и если их смывали, становились только сильнее. По прошествии же года у людей в паху и прочих чувствительных местах появились опухоли величиной с орех или финик, за чем следовал невыносимый жар и на третий день – смерть. Если кто-либо выживал на третий день, то была надежда на выздоровление. И повсюду был траур и повсюду – плач. Поскольку в народе было распространено поверье, что заразы можно избежать бегством, дома были покинуты жителями и стояли пусты, обитаемые лишь собаками. Стада оставались одни на полях, без пастухов. И можно было видеть, как города и деревни еще недавно полные толп народа, на следующий день стояли в мертвой тишине, всеми покинутые. Сыновья бежали от непогребенных тел своих родителей; родители бессердечно забывали свои обязанности и оставляли своих детей лежать в смертельном бреду. И если кто-то из старой привязанности хоронил своих ближних, то оставался сам непогребенным, хоронящие умирали во время похорон; сопровождающие чье-то тело – сами становились получателями подобной любезности. Можно было думать, что мир снова погрузился в первозданную тишину: ни было ни шума на полях, ни свистков пастухов, ни диких зверей, поджидающих скот, не причинялось вреда домашней птице. Посевы оставались стоять после жатвы и, непотревоженные, ожидали жнецов; никто не входил в виноградники, полные глянцевитых ягод, хоть и облетала уж листва и зима стояла на пороге. Все время дня и ночи в ушах гремели военные трубы и многие считали, что слышат шум надвигающегося войска. И хоть нигде не слышались шаги идущих людей, и нигде не было видно убийц, тела умерших говорили красноречивее, чем собственные глаза. Поля превратились в места погребения людей, в людские дома вселялись дикие звери. И это несчастье не распространялось за границы Италии к аламаннам и баварам, но ударило только по римлянам.
Тем временем ушел из жизни император Юстиниан и Юстиниан Младший перенял правление. Тогда патрикий Нарсес, с завистью наблюдавший за всеми, наконец-то получил епископа Виталия из Альтины, который много лет назад бежал в город Агонт[29], что в государстве франков, в свои руки и сослал его на Сицилию.
5. После того как, как рассказано выше, Нарсес одолел и уничтожил весь народ готов, и таким же образом победил и остальные, о которых я рассказывал, собрав притом огромное количество золота и серебра наряду с другими богатыми сокровищами, возникла к нему со стороны римлян, за которых и против чьих врагов, он был так деятелен, великая неприязнь. Они оклеветали его перед императором Юстинианом и его супругой Софией и вымолвили слова: «Для римлян было бы действительно лучше, платить налоги готам, нежели грекам, где повелевает евнух Нарсес и держит нас в тягостном рабстве. Наш милостивейший государь не знает этого: но или освободи нас из его рук, или будь уверен, мы отдадим град Рим и нас самих язычникам.» Когда это дошло до слуха Нарсеса, то он кратко возразил: «Если я плохо обходился с римлянами, то я тоже нахожу это плохим». И этим был император был настолько разозлен на Нарсеса, что он немедленно послал в Италию Лонгина, чтобы тот занял место Нарсеса. Нарсес сильно устрашился этой новости и боялся, в особенности императрицы Софии настолько, что не решался возвратиться в Константинополь. В частности она, как будет рассказано, передала ему, что он, будучи евнухом, будет причислен к девицам в женским покоям для ежедневного прядения шерсти. Он же на это дал ответ, что хочет прясть такую пряжу, которую не сможет закончить при ее жизни. После этого он из страха и ненависти уехал в Кампанию, в город Неаполь и выслал вскоре после того посланцев к народу лангобардов с приглашением покинуть свои бедные поля в Паннонии и войти во владение Италией, обильной всеми богатствами, одновременно послал он различные виды фруктов и других изделий, которыми богата Италия, дабы еще более раздразнить их желание прийти. Лангобарды радостно приняли доброе и желанное приглашение и строили большие планы и надежды на будущее. Сразу же в Италии явились жуткие знаки, огненные ряды войск появлялись на небесах как предзнаменование великой крови, которая прольется в будущем.]
6. Собираясь в поход на Италию с лангобардами, Альбоин послал за помощью к своим старым друзьям, саксам, желая, чтобы завоевателей такой обширной страны, какой была Италия, было как можно больше. Свыше 20 тысяч саксов, вместе с женами и детьми, поднялись со своих мест, чтобы, по его желанию, отправиться в Италию. Клотарь и Сигиберт, франкские короли, услышав об этом, переселили швабов и другие народы на земли, оставленные саксами.
7. Затем Альбоин предоставил собственную землю Паннонию своим друзьям гуннам[30], однако с условием: если лангобарды когда-нибудь будут принуждены вернуться назад, то они оставляют за собой право требовать обратно свою прежнюю землю. Итак, лангобарды, оставив Паннонию, отправились с женами, детьми и со всем имуществом в Италию, чтобы овладеть ею. Прожили они в Паннонии 42 года и вышли оттуда в апреле, в первый индиктион, на другой день святой пасхи, которая по вычислению в том году пришлась на календы апреля[31], в 568 год воплощения Господа.
8. И вот когда Альбоин, со всем своим войском и с множеством людей разного рода, подошел к границам Италии, то поднялся он на одну гору, которая возвышалась над этой страной, и оттуда, насколько можно было видеть с той высоты, обозревал Италию. Поэтому-то, с того времени, как говорят, гора эта получила название Королевской[32]. На этой горе водятся дикие бизоны, что ничуть не удивительно, так как Паннония, изобилующая этими животными, простирается до тех мест. Мне рассказывал один правдолюбивый старец, что он видел на этой горе разостланную бизонью шкуру, на которой, по его словам, могли улечься рядом пятнадцать человек.
[9. Теперь же Альбоин, без каких-либо препятствий достигший Венетию, первую провинцию Италии и вступивший в область города или скорее замка Фороюли[33], размышлял, кому бы он мог доверить эту первую завоеванную провинцию. Ведь вся Италия простирается на юг или лучше [сказать] на юго-восток и омывается водами тирренского и адриатического морей, на закате же и полночи она так замыкается Альпами, что в нее можно пройти только по перевалам или хребтам гор. Со стороны же восхода, где она упирается в Паннонию, открыт широкий и совершенно ровный проход. Альбоин же, как уже замечалось, думая о том, кого ему сделать герцогом этого куска земли, решился, как будет рассказано, поставить над городом Фороюли и всей той областью своего племянника Гизульфа, весьма способного мужа, бывшего одновременно его конюшим, что в их языке зовется «Марпалий». Этот же Гизульф объявил, что примет власть над городом и народом не ранее, чем ему будут переданы лангобардские фары, то есть роды или кланы, которые он выберет себе сам. Так и произошло, так как король одобрил его желание. Он получил согласно этому выдающиеся лангобардские роды, которые он желал, чтобы жили с ним и только теперь принял титул герцога. Он потребовал затем еще от короля стадо благородных кобылиц и это тоже исполнил король великодушно.
10. В дни, когда лангобарды вошли в Италию, королевство франков, ввиду смерти короля Лотаря, было разделено его сыновьями на четыре части. Первый из них, Ариперт, имел ставку в Париже; второй, Гунтрамн – в аврелийском городе[34]; третий, Хильперих – в Суессионе[35]; где жил [до того] его отец; наконец Сигизберт, четвертый, правил в городе Мец. В это время римскую церковь направлял святой папа Бенедикт. Город Аквилея и ее народ подчинялся святому патриарху Павлу, который же теперь, из страха перед дикостью лангобардов бежал на противолежащий остров Град[36] и прихватил с собой все церковные сокровища. В этом году в начале зимы выпал на равнине такой глубокий снег, какой обыкновенно выпадает только в высочайших Альпах; следующим же летом был такой урожай, что никто не слышал ни о чем подобном. В это время гунны или авары узнав о смерти короля Лотаря, напали на его сына Сигизберта. Этот столкнулся с ними в Тюрингии и сильно разгромил их на Эльбе и даровал им затем мир, о котором они просили. Король Сигизберт вступил в брак с Брунхильдой, прибывшей из Испании и родившей ему еще раз сына, именем Хильдеперт. Сызнова сражались авары с Сигизбертом в той же местности, что и первый раз, и нанесли франкскому войску полное поражение.
12. Когда же Альбоин прибыл на реку Пьяве, на встречу к нему выступил епископ Феликс из Тарвизия[37]. Король оставил ему, так как он был весьма щедрого нрава, по просьбе того, все имущество его церкви и подтвердил это лично выданной на это грамотой.
13. Так как я только что упомянул этого Феликса, то пусть уж здесь будет стоять также несколько и о достопочтенном и мудром Фортунате, рассказывающем, что этот Феликс являлся его товарищем. Этот же Фортунат о котором пойдет речь, был рожден в месте, называемом Дуплабилий и находится недалеко от замка Ценета и города Тарвизий. Воспитан и выучен же он был в Равенне и завоевал себе известность в грамматике, риторике и метрике. Пораженный однажды сильными глазными болями направился он вместе со своим другом Феликсом, также страдавшим глазами, в находившуюся в том городе церковь апостола Павла и Иоанна. В ней сооружен алтарь в честь святого крестителя Мартина и вблизи его имеется одна, закрытая стеклом, ниша, в которой висит горящая лампа, освещающая ее [нишу]. Феликс и Фортунат протерли глаза маслом из нее и тут же ушла боль и они снова стали здоровыми. Это исполнило Фортуната настолько глубокого почтения к святому Мартину, что он покинул свою родину и незадолго до вторжения лангобардов в Италию направился к святому гробу того в Туроне[38]. Он рассказывает сам в своих стихах, что в своем путешествии чрез реки Тилиамент[39], Реунию и Осуп, затем – через Юлийские Альпы в крепость Агунт, через реки Драв и Бирр и через Брион прибыл в город Августу, где протекают Вирдо и Леха. Достигнув, согласно своему обету Турона, он двинулся дальше в Пиктавий и жил там и описал житие многих святых как в стихах так и в прозе. Позже он стал в том же городе священником, затем – епископом и лежит там похороненный с соответствующими почестями. Он составил жизнеописание святого Мартина в четырех книгах героическим размером стиха[40] и написал многие другие прекрасные и великолепные стихи, в которых он не следует другим поэтам, главным образом гимны к отдельным праздникам и эпистолы своим друзьям. Придя туда помолиться, я, по просьбе тамошнего аббата Апера, составил в стихах[41] отдельную надгробную надпись, что должны были написать на его надгробии. Это немногое я хотел оставить об великолепном муже, чтобы его жизнь не скатилась полностью в забвение у его сограждан. Теперь же я возвращаюсь к моему повествованию.
14. Альбоин же завоевал Винченцию, Верону и остальные города Венетии, за исключением Патавия[42], Монс силикис, и Мантуи. Венетия же состоит не только из некоторых островов, которые мы называем Венецией, но ее область распространяется до границы Паннонии до реки Адда. Так следует из анналов, в которых Пергам[43] называется венетианским городом. Также и озеро Бенак именуется в летописях следующим образом: «венетианское озеро Бенак, откуда выходит река Минций». Энеты, к которым латины приставили только одну букву, значат, кстати, в греческом языке, «достохвальные». К Венетии примыкает Истрия, вместе они образуют одну провинцию. Истрия же производит свое имя от реки Истер, которая согласно римским историкам, раньше должен был быть шире, нежели сейчас. Столицей Венеции ранее была Аквилея, теперь это Фороюли, оттого имеющего свое название, что Юлий Цезарь там открыл торговый рынок.
15. Я думаю, не повредит, если я кратко представлю и остальные провинции Италии. Второй провинцией является Лигурия, выводящая свое название от «сбор»[44], т.е. сбора овощей, которых она родит в великом множестве. В ней находятся Медиолан и Тицин, также носящий имя Папия. Она расширяется вплоть до границы галлов. Однако, между Лигурией и Свевией, что находится в стране аламаннов, которая лежит на полночь, есть в Альпах еще две провинции, первая и вторая Ретии, которые заселены собственно ретами.
16. Пятая провинция зовется Котийские Альпы, которые зовутся так по королю Котте, жившем во время Нерона. Она простирается на юго-восток от Лигурии до моря тирренов, на западе же достигает галльской границы. В ней находятся Аквы[45], где есть горячие источники, Дертона, монастырь Бобиум, затем города Генуя и Саона. Шестой провинцией является Тусция, носящая свое название от фимиама[46], который языческий народ, имел обычаем жечь во время своих жертвоприношений. Она делится на Аурелию, что на закате [солнца] и Умбрию – на восходе. В этой провинции находится Рим, некогда бывший столицей всего мира. В Умбрии же, которая причисляется к ней, находится Перузий[47], озеро Клиторий и Сполето. Умбрия, кстати, имеет свое название от того, что пережила ливни, в то время когда народы погибали в великом потопе.
17. Кампания, седьмая провинция, простирается от города Рима до реки Силер[48] в Лукании. В ней находятся богатые города Капуя, Неаполь и Салерн. Кампанией же она зовется от пышной равнины вокруг Капуи; в остальном же она по большей части гориста. Восьмой провинцией является Лукания, получившая свое название от одного леса[49]; она начинается у реки Силер и достигает Бриттии[50], носящей свое имя от одной древней правительницы, и сицилийского пролива, так же как и две предыдущие провинции – вдоль тирренского моря, и составляет правый угол Италии. Здесь находятся города Пест, Лаин, Кассианий, Консентия и Регий,
18. Девятой провинцией считаются апеннинские Альпы, начинающиеся там, где кончаются Альпы коттийские. Они тянутся чрез середину Италии и отделяют Тусцию от Эмилии и Умбрию от Фламинии. В этой провинции находятся города Феррониан[51], Монтембеллий[52], Бобий[53], Урбин и Верона. Апеннинские Альпы названы [так] по пунийцам, а именно Ганнибалу и его войску, которые в походе на Рим перевалили через эти горы. Некоторые считают коттийские и апеннинские Альпы одной провинцией, но это противоречит историческому труду Виктора, который упоминает коттийские Альпы как отдельную провинцию. Эмилия, десятая провинция, простирается от Лигурии между Апеннинами и водами Пада до Равенны. Эта провинция отличается своими богатыми городами. Плацентией, Пармой, Регием, Бононией и Форумом Корнелии, чей замок зовется Имола. Кое-кто полагает также, что Эмилия, Валерия и Нурсия составляют одну провинцию, но эта точка зрения не обоснованна, так как Эмилия Тусцией и Умбрией отрезается от Валерии и Нурсии.
19. Одиннадцатой провинцией является Фламиния, расстилающаяся меж Апеннинами и адриатическим морем. Здесь находится всем известная Равенна и еще пять других городов, обозначающихся греческим словом «Пентаполис». В остальном [же] известно, что Аурелия, Эмилия и Фламиния названы по замощенным дорогам, идущим из Рима и по мужам, что их [дороги] заложили. За Фламинией следует провинция Пицен, что на юге упирается в Апеннины, на другой стороне – в адриатическое море и простирается до реки Пискарии[54]. В ней находятся города Фирм[55], Аскал, Пинн и, пришедшая от старости в упадок, Адрия, давшая название адриатическому морю. Когда поселенцы из страны сабинов шли сюда, на их знамя сел дятел[56], и оттого страна названа Пиценом.
20. Тринадцатой провинцией является Валерия наряду с Нурсией, она лежит между Умбрией, Кампанией и Пиценом и граничит на востоке со страной самнитов. Ее западная часть, начинаясь у Рима, называлась в свое время по народу этрусков, Этрурией. Она заключает города Тибур[57], Карсеолы, Реате, Фуркона и Амитерн, далее страну марсов и их озеро Фуцин. Также и землю марсов пытались объявить принадлежащей к провинции Валерия, так как она [область марсов], древними не была внесена в каталог провинций. В том же случае, если кто-нибудь приведет достаточные доказательства, что она была отдельной провинцией, то ее придется согласиться этой точкой зрения. Четырнадцатой провинцией является Самний, она начинается у Пискарии и простирается между Кампанией, адриатическим морем и Апулией. Ее городами являются Теате[58], Ауфидена, Изерния, старый, уже развалившийся Самний, по которому названа провинция, и наконец, богатый Беневент, столица этой провинции. Самниты же получили в давние времена свое имя от копий, которые носили, и которые назывались греками «Сауния».
21. Пятнадцатую провинцию составляют Апулия с Калабрией, к которой еще принадлежит салентинская земля. На западе и юго-западе она ограничивается Самниумом и Луканией, на восходе же – адриатическим морем. Здесь находятся немаленькие города Луцерия, Сепонт, Канузий[59], Арегентия, Брундизий, Тарент и в левом углу Италии, что простирается на пятьдесят миль в длину – полезный для торговли Идронт[60]. Апулия получила свое имя от [слова] «порча»; так как от [сильного] солнца там все, что зеленеет, портится быстрее нежели где-либо.
22. Шестнадцатой провинцией приводится остров Сицилия, омываемая тирренским и ионическим морями и ведущей свое имя от вожака Сикула. Семнадцатой провинцией является Корсика, восемнадцатой – Сардиния, обе они окружены потоками тирренского моря; Корсика названа по вожаку Корсу, Сардиния – по сыну Геркулеса, Сарду.
23. Известно, однако, что Лигурия и часть Венетии, равно как и Эмилия и Фламиния древними историками назывались Галлией цизальпинской. Поэтому говорит и грамматик Донат в своем объяснении Виргилия, Мантуя-де лежит в Галлии, поэтому читают также и в римской истории, Арминиум[61]-де является галльским городом. Ведь в древнейшие времена прибыл галльский король Бренн, правивший в города Сеноны[62], с 300 000 сенонских воинов, в Италию и захватил ее до города Сеногаллии, что ведет свое название от сенонских галлов, во владение. О причине галльского переселения рассказывают следующее. Когда галлы однажды попробовали италийское вино, двинулись они воспламененные страстным желанием его [вина], на Италию. Сто тысяч их погибло недалеко от Дельф от меча греков, другие же сто тысяч, двинулись дальше в Галисию[63] и стали сперва галлогреками, позже называясь галатами, и это – те, которым Павел, наставник язычников, писал свое письмо. Сто тысяч галлов, оставшиеся в Италии, выстроили Тицин, Милан, Пергам и Бриксию[64] и дали стране имя цизальпийской Галлии. Это также те сенонские галлы, что некогда завоевали град Ромулов. В противоположность же к трансальпийской Галлии, что расположена по ту сторону Альп, мы ведем речь о цизальпийской по эту сторону Альп.
24. Италия, заключающая в себе все те провинции, ведет свое название от Итала, предводителя сикулов, который в стародревние времена захватил эту страну. Или же она называется Италией, потому что в ней есть большие волы, зовущиеся италы. Ибо они оттого зовется так, что итал посредством укорачивания, т.е. посредством прибавления одной буквы и изменением другой значит то же что и витул[65]. Италия называется Авсонией по Авсону, сыну Уликса. Первоначально это имя носила только местность вокруг Беневента, но позже оно было распространено на всю Италию. Италия еще называется Лаций, так как Сатурн, убегая от своего сына Юпитера, нашел здесь укрытие[66]. Теперь же о провинциях и наименовании страны Италии, в которой происходили описанные мной деяния, похоже, сказано достаточно и я вновь возвращаюсь к нити своего повествования.
25. Альбоин достиг, таким образом, Лигурии и въехал в Милан в начале третьего индикта[67] пятого сентября, в время архиепископа Гонората. Оттуда он захватил все города Лигурии, кроме лежащих на море. Архиепископ Гонорат покинул все-же Милан и бежал в Геную. Патриарх Павел[68] скончался после двенадцатилетнего пребывания на своем посту священника; ему наследовал Пробин.]
26. Город Тицин[69] выдержал тогда более чем трехлетнюю осаду и защищался мужественно. Войско лангобардов было расположено лагерем невдалеке от города, с южной его части. В течение этого времени Альбоин овладел всеми городами вплоть до Тусции, за исключением Рима, Равенны и еще некоторых приморских укреплений. Римляне не имели достаточных сил к сопротивлению, потому что свирепствовавшая еще во времена Нарзеса моровая язва унесла большую часть населения Лигурии и Венеции, а год спустя, после наводнения, о котором я уже говорил[70], сильнейший голод опустошил всю Италию. Но известно, что Альбоин привез с собой тогда в Италию людей самых различных народностей, которые были покорены им самим или его предшественниками; поэтому и до сих пор мы называем местности, в которых они живут, гепидскими, болгарскими, сарматскими, паннонскими, швабскими, норическими и т. д.
27. Все же после трехлетней, с несколькими месяцами, осады, город Тицин в конце концов сдался Альбоину и осаждавшим его лангобардам. И вот, когда Альбоин въезжал в город через восточные ворота св. Иоанна, его конь упал в воротах и не мог подняться, сколько бы ни побуждали его к этому шпоры всадника и удары плетьми со всех сторон. Тогда один из лангобардов обратился к королю с такими словами: «Вспомни, мой господин и король, какой ты дал обет. Откажись от этого жестокого обета, и ты вступишь в город; ведь жители этого города истинные христиане». Альбоин клялся истребить мечом все население города за то, что оно не хотело сдаваться. Лишь только он отказался от своей клятвы и обещал жителям пощаду, как конь его тут же встал на ноги; сам он, вступив в город, сдержал свое слово и никому не причинил зла. Весь народ устремился к нему во дворец, некогда построенный королем Теодорихом[71], и после стольких страданий вновь стал лелеять утешительную надежду на будущее.
28. Альбоин, после трех лет и шести месяцев правления в Италии, погиб в результате заговора своей супруги. Причина же его убийства была следующая. Однажды в Вероне Альбоин, веселясь на пиру и оставаясь там дольше, чем следовало бы, приказал поднести королеве бокал, сделанный из черепа его тестя, короля Кунимунда, и потребовал, чтобы она весело пила вместе со своим отцом. Пусть никому не покажется это невероятным – клянусь Христом, я говорю сущую правду: я сам однажды, в какой-то праздник, видел этот бокал в руках короля Ратхиса[72], когда он показывал его своим гостям. И вот когда Розамунда осознала это, сердце ее поразила жгучая обида, которую она была не в силах подавить; в ней зажглось желание убийством мужа отметить смерть своего отца. И вскоре она вступила в заговор об убийстве короля с Гельмигисом, скильпором, т. е. оруженосцем, короля и его молочным братом. Гельмигис посоветовал королеве вовлечь в заговор Передея, человека необычайной силы. Но когда Передей не захотел согласиться на соучастие в таком тяжком злодеянии, королева ночью легла в кровать своей служанки, с которой Передей находился в преступной связи; а он, ни о чем не подозревая, пришел и лег вместе с королевой. И вот, когда блудодеяние было совершено, и она спросила его, за кого он ее принимает, а он назвал имя своей наложницы, за которую ее принял, то королева ответила: «Вовсе не та я, за кого меня принимаешь, я – Розамунда! Теперь, Передей, ты совершил такое преступление, что должен или убить Альбоина, или сам погибнуть от его меча». И тогда он понял, какое преступление совершил, и был вынужден согласиться на участие в убийстве короля, на что добровольно не мог решиться.
Около полудня, когда Альбоин прилег отдохнуть, Розамунда распорядилась, чтобы во дворце была полная тишина, тайком унесла всякое оружие, а меч Альбоина туго привязала к изголовью кровати, так чтобы его нельзя было поднять или вытащить из ножен и затем, по совету Гельмигиса, эта чудовищно жестокая женщина впустила убийцу Передея. Альбоин внезапно проснувшись, ощутил опасность, которой подвергался, и мгновенно схватился рукой за меч; но он был так крепко привязан, что Альбоин не в силах был его оторвать; тогда, схватив скамейку для ног, он некоторое время защищался ею; но увы – о горе! этот доблестный и отважнейший человек не мог одолеть врага и погиб как малодушный; он, который завоевал себе величайшую воинскую славу победой над бесчисленными врагами, пал жертвой коварства одной ничтожной женщины. Лангобарды с плачем и рыданием похоронили его тело под одной из лестниц, ведущих во дворец. У Альбоина был гибкий стан и все его тело подходило для битвы. В наше время Гизельперт, прежний герцог веронский, приказал открыть гробницу Альбоина, вынул оттуда его меч и все находившиеся там украшения, и после, со свойственным ему легкомыслием, хвастался перед необразованными людьми, будто он виделся с Альбоином.
29. И вот, по умерщвлении Альбоина, Гельмигис попытался захватить власть в свои руки, что ему, однако, не удалось, потому что лангобарды, скорбевшие о смерти своего короля, замыслили умертвить его. Тогда Розамунда немедленно послала к Лонгину[73], префекту Равенны, просить, чтобы он как можно скорее прислал ей корабль, на котором она могла бы бежать. Лонгин, обрадованный таким известием, тотчас отправил корабль, на котором ночью и спаслись бегством Гельмигис и Розамунда, тогда уже его супруга; взяв с собой дочь короля Альбизунду и все лангобардские сокровища, они скоро прибыли в Равенну. Тогда префект Лонгин начал уговаривать Розамунду умертвить Гельмигиса и вступить с ним в брак. Способная на всякое зло и горя желанием сделаться владетельницей Равенны, она дала согласие на такое злодеяние. Когда однажды Гельмигис вернулся после принятия ванны, она поднесла ему чашу с ядом, которую она выдала за какой-то целебный напиток. Почувствовав, что он выпил смертельный яд, Гельмигис занес над Розамундой обнаженный меч и заставил ее выпить остаток. И так по правосудию всемогущего Бога в один час погибли вместе гнусные убийцы[74].
30. Пока это происходило, префект Лонгин отправил к императору в Константинополь Альбизунду вместе со всеми лангобардскими сокровищами. Некоторые уверяют, что и Передей прибыл в Равенну вместе с Гельмигисом и Розамундой и оттуда был отправлен в Константинополь, где он на играх перед народом и на глазах у императора убил поразительной величины льва. Как рассказывают, ему, по повелению императора, вырвали глаза, чтобы он, обладая могучей силой, не натворил какого-либо зла в королевском городе[75]. А спустя некоторое время он, приготовив себе два ножа и спрятав их под рукава, пошел ко дворцу и обещал сообщить императору нечто весьма важное, если его допустят к нему. Император выслал к нему двух патрициев из числа своих приближенных, чтобы они выслушали его. Когда они подошли к Передею, он приблизился к ним, как бы намереваясь сказать им что-то совершенно секретное, и, схватив в обе руки спрятанные им ножи, нанес им столь тяжелые раны, что они тут же рухнули на землю, испустив дух. Так отомстил он, напоминая собой могущественного Самсона[76], за причиненные ему страдания и, за потерю своих двух глаз, убил двух самых полезных для императора людей.
[31. Лангобарды же выбрали после совместного обсуждения Клефа, знатнейшего мужа между ними, в городе Тицине, своим королем. Этот приказал умертвить мечом многих могущественных римлян или изгнал их из Италии. После же того, как он, со своей супругой Ансаной пробыл год и шесть месяцев на троне, он был зарублен мечом одним его рабом.
32. Лангобарды оставались после его смерти десять лет без короля и подчинялись герцогам. Каждый же герцог властвовал в своем городе. Забан в Тицине, Валари в Бергаме, Алахий в Бриксии, Эвин в Триенте, Гизульф в Фороюли. Кроме этих существовали еще герцоги в тридцати различных городах. В то время многие знатные римляне были умерщвлены из жажды добычи, остальные были обложены налогом и таким образом были порабощены лангобардским чужакам, что обязаны были выдавать им третью часть своих плодов. Под властью этих герцогов и в седьмом году со вторжения Альбоина, случилось, что были разграблены церкви, убиты священники, разрушены города, жители, разросшиеся подобно посевам, истреблялись, и большая часть Италии была захвачена и подчинена лангобардами, исключая местности, захваченные еще Альбоином.]
| © 2024 Библиотека RealLib.org (support [a t] reallib.org) |