"Конец одной любовной связи" - читать интересную книгу автора (Грин Грэм)

8

Паркис сказал:

— Это было совсем просто, сэр. Пришло столько народу, миссис Майлз думала, я из его сослуживцев, а он — что я из ее друзей.

— Хорошо там было? — спросил я, вспомнив снова, как я в первый раз был у них и как целовала она кого-то в передней.

— Прекрасный прием, сэр, только миссис Майлз немножко не по себе. Очень сильно кашляет.

Я слушал с удовольствием — быть может, хоть тут не целовались и не обнимались. Он положил мне на стол пакет и гордо сказал:

— Служанка объяснила мне, как к ней пройти. Если бы меня заметили, я бы спросил, где туалет. Вот он, из стола взял, наверное, она в тот день писала. Может, она и не все напишет, — осторожность, сэр, но я с дневниками работал, в них всегда что-нибудь найдешь. Выдумывают свой шифр, его разобрать нетрудно. Или что-то пропускают, догадаться тоже легко. — Пока он говорил, я развернул дневник и открыл. — Такие уж мы люди, сэр, — если ведешь дневник, хочешь все запомнить. А то зачем его вести?

— Вы его читали? — спросил я.

— Раскрыл, сэр, проверил. Сразу понял, что она — не из осторожных.

— Он не за этот год, — сказал я, — за позапрошлый.

Он на секунду опешил.

— Мне подойдет, — сказал я.

— Да, сэр, он сгодится… если считать уликой все измены.

Дневник она вела в большой счетной книге, знакомые смелые буквы не считались с красной и синей линейкой. На дни он разбит не был, и я успокоил Паркиса:

— Тут за несколько лет.

— Наверное, она зачем-то вынула его, почитать.

«Может быть, — подумал я, — в этот самый день она меня вспомнила, что-то ее обеспокоило?»

— Спасибо, — сказал я. — Очень хорошо. Собственно, на этом и кончим.

— Надеюсь, вы довольны, сэр.

— Вполне.

— Вы напишите мистеру Сэвиджу. Клиенты пишут жалобы, а вот похвалить не похвалят. Если клиент доволен, он норовит все забыть, как нас и не было. Что ж, оно понятно.

— Я напишу.

— И еще спасибо за мальчика, сэр. Он немножко прихворнул, но я-то знаю, как это, когда он хочет мороженого. Прямо выбивает из вас.

Я думал только о дневнике, но Паркис не уходил. Может, он не верил, что я не забуду, напишу в контору, и давил на мою память этим собачьим взглядом, этими жалкими усами.

— Очень рад был сотрудничать с вами, сэр, если можно тут говорить о радости. Не всегда работаешь для джентльменов, даже когда клиент с титулом. Был у меня один лорд, он страшно сердился, как будто это я виноват. Трудно с такими, сэр. Чем больше сделаешь, тем больше они хотят от тебя избавиться.

Я очень хотел от него избавиться и устыдился. Нельзя же его гнать! Он сказал:

— Простите, сэр, хотел бы я вам дать подарочек на память, но вы ведь не примете.

Как странно, когда тебя любят! Не захочешь, а чувствуешь ответственность. И я солгал ему:

— Мне было с вами очень приятно.

— А началось плохо, сэр. Я так глупо ошибся.

— Вы мальчику сказали?

— Да, сэр, только не сразу, после корзинки. Это — большой успех, ему легче было.

Я посмотрел вниз, прочел: «Так хорошо, М. завтра приедет», и не сразу понял, кто такой «М». Странно, непривычно думать, что тебя любили, что день был счастливым или несчастливым, смотря по тому, здесь ли ты.

— Если б вы приняли, сэр…

— Что вы, Паркис!

— Очень занятная вещица, сэр, и полезная.

Он вынул из кармана что-то завернутое в папиросную бумагу и робко подвинул ко мне. Я ее развернул и увидел дешевую пепельницу с надписью: «Отель Метрополь, Брайлингси».

— Это целая история, сэр, — сказал он. — Помните дело Болтона?

— Не совсем.

— Большой шум был, сэр. Леди Болтон, горничная и мужчина. Всех застали вместе. Пепельница стояла возле кровати. С той стороны, где леди Болтон.

— У вас, наверное, целый музей.

— Надо бы отдать мистеру Сэвиджу, он особенно интересовался этим делом, но сейчас я рад, что не отдал. Друзья ваши будут спрашивать, почему такая надпись, а вы им и ответите: «Дело Болтона». Тогда они захотят узнать, как и что.

— Поразительно!

— Таков человек, сэр, такова любовь. Хотя я-то удивился. Не думал, что их трое. И номер маленький, бедный. Миссис Паркис была еще жива, но я не хотел ей рассказывать. Она очень огорчалась.

— Буду это хранить, — сказал я.

— Если бы пепельница умела говорить, сэр!

— Вот именно.

Даже Паркис не мог ничего прибавить к этой глубокой мысли. Мы пожали друг другу руки, у него ладонь была липкая (наверное, общался с Лансом), и он ушел. Он был не из тех, кого хочется увидеть снова. Я открыл Сарин дневник. Сперва я думал посмотреть тот июньский день, когда все кончилось, но потом решил, что узнаю точно из других записей, как же исчезла ее любовь. Я относился бы к дневнику, как к свидетельству в деле, вроде тех, для которых работал Паркие, но не хватало спокойствия — я увидел совсем не то, чего ждал. Ненависть, подозрительность, зависть далеко завели меня, и я читал ее слова так, словно в любви объяснялся кто-то чужой. Я ждал улик против нее — разве не ловил я ее на лжи? — и вот передо мною лежал ответ, которому я мог поверить, хотя не верил голосу. Сначала я прочитал последние две страницы, в конце — перечитал их для верности. Странно открыть и поверить, что тебя любят, тогда как сам ты знаешь, что любить тебя могут только родители да Бог.