Эпилог

Они стояли на краю стойбища. Вечерело. Со стороны степи тянуло свежим, слегка горьковатым запахом побегов молодой травы. Ариг держал в поводу лошадь. Он собрался объехать дальние посты и встретил Олию, ходившую собирать грибы.

— Не передумала? Может, все-таки, останетесь?

— Нет, — Олия упрямо покачала головой, но глаза ее смотрели в сторону. — Мы здесь совсем чужие. Все пялятся на нас, как на зверей. А в лесу мы люди.

— У вас же почти одни женщины.

— Как-нибудь справимся. Мы тоже из лука стрелять умеем.

Они вели старый разговор, длившийся уже несколько дней. С того самого дня после новолуния, когда они все могли погибнуть, но выжили. Выжили, благодаря тому, что пришли на помощь друг другу.

…Ближе к вечеру Бурун, в сопровождение нескольких воинов, съездил в рощу, где скрывались Хран, Олия и Павуш, и вернулся в стойбище вместе с ними. Павуш и Данул при встрече едва не расплакались, но сдержались — уж больно много женских глаз наблюдало за ними. Потом Данул познакомил Павуша с Умой и ее младшими сестрами. На младших девочек Павуш едва взглянул: так, мелюзга какая-то. А вот Ума… Ума, это, да, она произвела на подростка неизгладимое впечатление. Таких красивых девочек он в жизни не видел.

Впрочем, общение тогда длилось недолго. Не до того было Уме и ее сестрам, не до гостей. Сестра Храна отвела мальчиков в хижину к аригу, где их ждало новое знакомство с детьми Храна. А Олия осталась помогать Ариде.

На лежанке умирал Грох. Он находился без сознания с того самого момента, как произнес свои последние, но очень значимые слова на молухе, снимавшие все подозрения по поводу того, кем был загадочный старик-путник.

Рунат, Хран, Бурун и его младший брат уединились на второй половине хижины. Им предстояло обсудить чрезвычайно важные вопросы, касающиеся как их лично, так и жизни всего племени.

— Что делать будем, вождь? — спросил Бурун. Он упорно продолжал называть Руната вождем, и пока тот не протестовал. — Люди волнуются. Обряд не завершен, Грох умирает, Ирас сбежал. А тут еще Солнце едва не пропало. Как это объяснить?

Рунат полулежал на шкуре. Глаза его глубоко запали. Он поспал немного, пока Бурун ездил за Храном и Олией, но огромная усталость и полученные ранения давали о себе знать.

— Я скажу, что делать. Я тут подумал. И люди все узнают, скоро. Только вы сначала сами хорошенько подумайте.

Рунат взял паузу, затем продолжил:

— Вот ты меня вождем называешь. Это не так. Я не вождь.

— Это еще почему? — лицо Буруна вытянулось от удивления. — Ты же сын вождя, теперь все знают. И Гроха ты побил в честной схватке.

— Гроха я побил. Но это наши дела. Между братьями. Понимаешь?

Бурун покрутил головой.

— Подожди, Рунат, говори яснее, — вмешался Хран. — Я тоже не понимаю. Как же без вождя? А зачем ты тогда вызов бросал?

Рунат усмехнулся:

— Вызов я бросил, чтобы тебя и Данула спасти. Да и спор у нас один с братом… оставался незавершенным. А что касается вождя… Без него действительно нельзя. Вот ты и будешь вождем.

Воины недоуменно переглянулись.

— Или, кто против?

Ариг озадаченно молчал.

— Хран — самый лучший воин, это все знают, — задумчиво произнес Бурун. — Только это странно как-то, не по обычаям.

— Почему не по обычаям? — возразил Рунат. — Вот, сейчас соберем народ. Пусть, если кто хочет, Храну вызов бросает. А если никто не бросит — вот вам и вождь.

Воины снова задумались.

— А ты что будешь делать? — спросил ариг.

Рунат долго молчал.

— Не знаю пока. Сначала думал к себе в пещеру вернуться. А теперь не знаю.

— Оставайся, — попросил Бурун. — Не хочешь вождем, колдуном становись. Из тебя сильный колдун получится.

— Почему?

— Я заметил, ты с Солнцем разговаривать умеешь, — Бурун хитро улыбнулся. — Я видел, все испугались, а ты — нет. Это ты попросил его спрятаться?

Рунат подумал. Ответил уклончиво:

— Солнце само решает, с кем разговаривать. А вот духов вы прогневали очень сильно.

— Почему так думаешь?

— Не захотели они принять ваших жертв. Потому и Солнце спряталось, что Оман Яр рассердился.

— Чем же мы духов прогневили? — Бурун насупился.

— Тем, что живете не по-людски. Детей в жертву приносите. Лесовиков, как зверей, ловите, а потом рабить заставляете. А как они не нужны становятся — людоедам на шкуры обмениваете. А ведь лесовики — такие же гарты. Разве это по-людски?

— Лесовики — не гарты. Они Лашую поклоняются, — упрямо возразил Бурун.

— Если они не гарты — чего же вы на одном языке разговариваете? А что касается Лашуя, так Бир и Шам тоже когда-то Лашую поклонялись. А потом Идола завели, который человеческую кровь пьет. Вот ты, будешь человеческую кровь пить?

Бурун вскинул голову, с обидой произнес:

— Что я, глот?

— А Идол, получается, глот? А может, он и не хочет человеческой крови? А его Ирас силком поит? Вот он и разгневался, и Солнце убрал.

— Я с тобой согласен, Рунат. Не гоже детей в жертву приносить, — вступил в разговор ариг. — А лесовики… Ну, разные они… Есть и хорошие. Может и вправду они тоже гарты.

— А ты, Бурун, что скажешь? — Рунат пристально посмотрел на младшего арига. Тот сморщил нос, ожесточенно зачесал затылок, словно собирался снять с себя скальп. Покосился на младшего брата, который все время молчал, но напряженно вслушивался в разговор. Заметив взгляд Буруна, брат еле заметно кивнул головой.

— Можете продолжать и дальше так жить, — с угрозой в голосе добавил Рунат. — Ираса найдите, пусть он снова попробует человеческую жертву принести. Глядишь, Солнце совсем уйдет, будете жить при вечной ночи.

— Нет, Ираса нам не надо. Я сам ему брюхо распорю, если поймаю, — Бурун с отвращением сплюнул и снова покосился на младшего брата. — А духов злить нам больше нельзя. Вот если бы ты с ними поговорил. Как колдун. Я знаю, у тебя получится.

Рунат оперся рукой о шкуру и присел на корточки. Он хорошо понимал: надолго оставлять ситуацию в состоянии определенности нельзя. Стоит начаться брожениям, вольнолюбивые гарты заварят такую кашу, что потом всем племенем не расхлебать. Заговорил твердо и решительно:

— Вот, слушайте меня. Ариг становится вождем. Жертвы детей отныне — табу. Всех раби отпускаете, с лесовиками больше не воюете. Если согласны — тогда и я согласен стать колдуном.

— Я согласен, — без раздумий произнес Хран. Он и так много думал в последнее время. Бурун с ответом замешкался.

— А без раби как? Кто рабить будет? Пшеницу растить, свиней кормить?

— Кто хочет, тут пусть и рабит. Кто охотиться или рыбачить не хочет, или не может. Иначе вы скоро всех лесовиков перебьете. Да и сколько можно свиней разводить?

Бурун вздохнул:

— Наверное, ты правильно говоришь, Рунат. Только вот, как людям объяснить?

— Вот мы все вместе и попробуем. Я же вам объяснил? Теперь давайте объясним остальным. А если кто не согласится — пусть бросает вызов Храну. И становится вождем. Если получится. Договорились?

Бурун продолжал морщить лоб.

— Если Хран вождем станет, то кто аригом? Без арига нельзя.

— А кто лучший воин в племени после Храна?

Бурун скромно пожал плечами. Потом протянул с надеждой в голосе:

— Кто его знает? Я не знаю.

— А я тоже не знаю, — Рунат еле заметно улыбнулся. — Храну виднее. Как ты полагаешь, Хран?

Хран прокашлялся, покосился на Руната:

— Кто лучший — и я не знаю. А вот самый надежный — это, точно, Бурун. Я бы его аригом назначил.

— Так как? — небрежно бросил Рунат.

— Договорились! — с облегчением выдохнул Бурун.

— Тогда идите, собирайте народ на молухе. А мы тут еще с Храном поговорим.

Когда Бурун с братом вышли из хижины, Рунат спросил:

— А чего у него брат все время молчит?

— А ему Грох велел язык отрезать, — пояснил ариг. — Тот как-то по-молодости на сатуе выпил лишку и обозвал Ираса 'свинячим колдуном'. Ирас Гроху нажаловался, что духи за это обидятся, если каждый колдуна будет обзывать, как попало. Вот Грох и велел парню язык отрезать. Чтобы другим неповадно было. С тех пор и молчит.

Племя Лосей на общем сходе поддержало решения, предложенные Буруном от 'имени народа'. Кто-то, разумеется, и поспорил, кто-то посомневался, но категорически отстаивать старые принципы, на которых зиждились власть и порядок во времена правления Гроха-Ираса, никто не осмелился. А оно надо? В те времена еще не существовало фанатиков идеи, ну, разве что, кроме совсем больных людей. А против кандидатуры Храна на место вождя и вовсе никто даже не пикнул. За слова ведь отвечать придется. Уж лучше, побыстрей закончить этот сумасшедший, по насыщенности невероятными событиями, день и погулять, как следует, на сатуе. Так и постановили, вернее, поддержали одобрительными криками.

Пленных лесовиков решили отпустить. Хран и Рунат предлагали им остаться в племени, но все они хотели вернуться в лес. Кроме бортника. Другие лесовики считали его доносчиком и не горели желанием общаться с ним. Да и возвращаться в лес бортнику было не с кем. Его жену и дочку убили при набеге. Зато бортнику понравилось возиться со свиньями, и новый вождь назначил его главным свиноводом. Но карьера свиновода у бортника не задалась. Подопечные хрюшки внезапно заболели и в течение нескольких дней передохли. Будто не хотели 'демоны' ни с кем иметь дела в отсутствии своего главного покровителя Ираса.

А вот Олия не могла решить для себя окончательно, где ей жить. Сама она собиралась вернуться в лес, а вот дети… Данул быстро сдружился с младшими дочерьми Гроха и Храна, и пользовался среди них исключительной популярностью. Сам он, разумеется, к этому обстоятельству, да и в целом к девчонкам, относился почти равнодушно. Но признаемся: атмосфера девичьего обожания ему все-таки нравилась и изрядно вдохновляла на подвиги. Тем более что простора для беготни вокруг стойбища хватало с избытком. Поэтому Данул вовсе не возражал против того, чтобы остаться здесь. Главное, чтобы мама находилась рядом. Ну и Павуш, конечно. Надо же с кем-то спорить?

Павуш же сильно изменился за последние дни. И вопросов стал меньше задавать, и с ответами перестал торопиться. И все время о чем-то думал. А еще они часто гуляли с Умой вдвоем по берегу реки. Почти не разговаривали, а только громко вздыхали.

Верный Гав иногда увязывался за подростками, но затем, быстро заскучав, возвращался к Данулу. С ним хоть на перегонки можно побегать.

Олия же поначалу сразу хотела уйти вместе с сородичами в лес. В стойбище она чувствовала себя не уютно. Однако неожиданно пришлось задержаться, чтобы помочь Рунату. Он на второй день сильно разболелся, даже стал терять сознание. Загноились раны. Но волшебные руки и чудесные снадобья ведуньи сделали свое дело.

К тому времени Олия стала сомневаться в своем решении. А как не засомневаться, когда дети — не прочь остаться, Хран по несколько раз на дню подходит и разговоры заводит вокруг да около. Рунат же, как полегчало, прямо сказал:

— Хватит вам в лесу жить, в лесных дикарях ходить.

И добавил, хитро прищурив глаз:

— А мне, без Павуша, и поговорить будет не с кем.

Но Олия упрямилась. А время — подходило. И родичи звали в дорогу. Вот и отправилась Олия в рощицу молодых грибов поискать. Да и подумать заодно. А, может, и с Лашуем посоветоваться. Ведь это для простого человека — просто дерево или куст. А ведунья-лесовичка под каждым кустом Лашуя найдет. Такие они, ведуньи.

… Хран вздохнул, потрепал лошадь по гриве. Надо ехать на посты, стемнеет скоро.

— Ну, хочешь, построим твоим лесовикам хижины на краю стойбища. Живите там, — уныло предложил уже не в первый раз. — Чего вам в лесу делать? И опять же — почти одни женщины.

Внезапно Олия хмыкнула и кинула на Храна колючий взгляд.

— А здесь что, мужчины есть? Чего-то я не вижу.

Новоиспеченный вождь открыл рот и снова закрыл.

— Э-э, ты о чем, я не понял.

— Хижины он построит, — лесовичка завелась. — А зачем женщине хижина, если в ней мужчины нет? Я и в землянке с мальчишками проживу. Хижину он построит, ишь, добрый какой.

Олия уперла руки в бока и взглянула на Храна так пронзительно, что того бросило в пот.

— Все сказал? Уходим мы завтра, я тоже все сказала.

Ведунья со злостью сплюнула и зашагала к стойбищу. Она прошла уже шагов десять, когда Хран бросил поводья и побежал за ней.

— Олия, Олия! Ну, стой же, Олия! — в голосе Храна звучало отчаянье. — Если ты о хижине, так я это, того. Можно и не строить. У меня же хижина есть. И хижина вождя скоро освободится. Как только Рунату построим. Только ты того… ладно, Олия? Ты только останься.

Павуш и Ума сидели на берегу и смотрели на закат.

— Вон, видишь, вон там звездочка появилась? — мальчик вытянул руку. — А скоро рядышком еще одна появится. А потом еще пять. Созвездие Лося называется.

— Я знаю, мне мама показывала.

— А хочешь, я сказ расскажу?

— Сказ? — девочка удивилась. — А ты умеешь?

Павуш солидно кашлянул.

— Ты, главное, слушай.

— Я послушаю. Если про любовь.

— Про любовь? — мальчик растерялся. — Я не знаю. Если получится.

— А ты попробуй.

Ума мечтательно посмотрела на небо и улыбнулась. Там продолжали загораться новые звезды.

Конец первой книги

Словарь первобытных слов и выражений, используемых в романе

Акуд — подземный мир, куда по представлениям вариев переселялись души умерших.

Ариг — старший воин, командир воинской дружины.

Ведунья — злая (по представлениям степных гартов) лесная колдунья, ведьма.

Гусы — примитивный музыкальный щипковый инструмент с пятью струнами.

Добер — 'добрый волк', потомок прирученных волков.

Добруска — собака женского пола, от добера — прирученного (доброго) волка. Примерно то же самое, что и 'сука' современном языке.

Допа — смесь из сушеных грибов и древесной коры, обладающая сильным тонизирующим действием.

Драпы — примитивная зимняя обувь, ботинки со шнуровкой, сшитые из шкуры.

Жама — любовница или жена, в широком смысле — сексуальная партнерша.

Жамуш — дословно 'женский мужчина', муж или любовник, в широком смысле — сексуальный партнер.

Заро — заклинание против злых духов.

Идол — великий дух равнины.

Казо — каменное зеркало.

Кола — примитивная кружка из бересты, в виде кулька, промазанная по швам смолой.

Лашуй — дух (Оман) леса у лесовиков.

Лесовики — лесные люди (лесные гарты).

Малиса — летняя одежда без рукавов из шкуры животного, что-то вроде меховой безрукавки, с длинным или коротким подолом.

Манра — разрешение или предписание на определенные действия, правило поведения в определенных обстоятельствах.

Мола — обращение к духу или идолу, молитва.

Молуха — место около стойбища для общения с духами: приношения жертв, обращения с молами.

Мусса — алкогольный напиток из перебродившей смеси меда и дикого винограда.

Мухил — неженатый молодой мужчина, холостяк.

Носить хвост — юноши-гарты, прошедшие обряд посвящения в воины, получали право на 'мужскую' прическу, при которой волосы завязывались сзади хвостом, в отличие от 'женской' прически, при которой волосы завязывались в две косы. Юноши и девушки, не прошедшие обряд инициации, не имели права на прическу и ходили с 'простыми волосами', растрепанными.

Огуша — зимняя одежда из шкур животного (как правило, оленя, лося, иногда козла) до пят, с рукавами и капюшоном.

Окаха — чужой странствующий дух, попадающий в тело человека и приносящий болезнь.

Омазак — тело без души, 'живой мертвец', зомби.

Омана — душа человека.

Оман Озар — дух огня у гартов-лесовиков.

Оман Черух — дух мертвого, хозяин акуда.

Оман Яр — дух Солнца и огня, покровитель воинов у степных гартов.

Сатуй — большой праздник по окончанию традиционного важного обряда, например, обряда инициации или выборов вождя.

Солама калама — доброго здоровья, примерно то же самое, что и 'здравствуйте'.

Чуро — странное, загадочное, сомнительное и, часто, нежелательное явление, в зависимости от обстоятельств.