"Обратная сторона войны" - читать интересную книгу автора (Казаринов Олег Игоревич)

Глава шестая Non licet in bello bis peccare (Не позволено на войне ошибаться дважды)

Давным-давно, когда я учился в седьмом или восьмом классе, в нашу школу пришла комиссия из районного отдела народного образования. Ученикам раздали листы бумаги и дали несколько заданий, на которое мы должны были ответить письменно. В одном из таких заданий требовалось описать значение слова «кумир», как мы его понимаем, и привести пример с этим словом.

Как сейчас помню, я написал, что «кумир — это объект для преклонения и подражания». И безо всякой задней мысли привел пример: «Наполеон Бонапарт, император Франции, мой кумир».

Что творилось в школе спустя пару дней! Во-первых, опять нагрянула комиссия РОНО, построила всех учителей за закрытыми дверями и, видимо, крепко их «пропесочила» на тему патриотического воспитания детей. По крайней мере учителя после этой взбучки выглядели крайне возбужденными и шептались, косо поглядывая на меня: «Наполеон — Казаринов, Казаринов — Наполеон…» Во-вторых, наша учительница по литературе (а мы как раз тогда проходили «Войну и мир» Л. Толстого) начала урок с гневных слов: «Один из учеников вашего класса, я не буду называть, кто именно, написал при опросе, что его кумиром является Наполеон!»

Мои одноклассники украдкой хихикали, прекрасно зная о моем увлечении наполеоникой, и занимались своими делами, радуясь, что вместо урока, скорее всего, предстоит «разбор полетов».

Я тоже сидел молча, искренне недоумевая из-за чего, собственно, весь сыр-бор.

В конце концов все вылилось в ленивое обсуждение того, что Наполеон все же не Гитлер и имеет некоторое право на уважение.

Я не собираюсь присваивать себе титул идейного бунтаря и борца с тоталитарной системой, как сейчас делают довольно многие, даже те, кто тогда «под стол пешком ходил». Я не буду заявлять о том, что с ранних лет я понимал порочную политику двойных стандартов, сформировавшуюся в обществе.

Ничего я не понимал.

Но случай с Наполеоном запомнил и уже тогда сообразил, что что-то здесь не так. Что что-то до нас не доносят, а то, что доносят, уже расставлено по полочкам и окрашено в разные цвета требуемых ог нас опенок. И что, возможно, моя любимая История тоже может быть подкорректированной и однобокой.

Позднее я узнал, что именно История корректируется больше всего (нас так учили на примере буржуазной истории), но я никак не мог предположить, что идеология распространилась и на военную историю: на вооружение, фактологию, статистику, тактику и стратегию и так далее.

«История — наука крайне политизированная, поскольку отвечает за формирование исторического сознания. Поэтому битва за политически «правильную» трактовку тех или иных событий является важнейшей составляющей идеологических войн».

Не следует обманываться, что все это было возможно лишь во времена тоталитаризма, а теперь кануло в вечность, и сегодняшняя информация якобы достоверная и объективная:

Например, в «Книге для чтения по истории Средних веков» под редакцией профессора С.Д. Сказкина, изданной еще в 1953 году, в статье «Тридцатилетняя война» было написано: «Обезлюдение достигло таких размеров, что во Франконии католическая церковь обязывала крестьян иметь двух жен».

А спустя сорок лет, в 1993 году, то есть когда уже рухнул тоталитаризм вместе с СССР, торжествовала гласность, была отменена цензура, вышла книга Г. Пикера «Застольные разговоры Гитлера». В ней есть рассуждения фюрера о воспроизведении населения: «После Тридцатилетней войны было вновь разрешено многоженство…»

Ну и что? Все правильно сказал «бесноватый».

И все бы ничего, если бы не комментарии к этой фразе редактора книги И.М. Фрадкина: «Исторически несостоятельное утверждение».

Вот так. Когда государство воспитывало атеистов, го оно приводило средневековые примеры двойной морали церковников. Когда, оказалось, что то же самое сказал Гитлер, то это сразу оказалось «исторически несостоятельным утверждением».

В результате один человек, прочитавший «Застольные разговоры» запомнит, что многоженства в Германии после Тридцатилетней войны не было, а другой, знакомый с иными источниками, будет уверен, что было.

А между прочим, именно из таких мелочей формируются противоположные мировоззрения.

Все это я рассказываю лишь для того, чтобы объяснить, откуда происходят ожесточенные споры о, казалось бы, бесспорных истинах. Дело в том, что ни одно государство мира не будет очернять свою историю, принижать свои достижения и превозносить успехи и достоинства противников. Это было бы равносильно самоубийству.

А так как информация сегодня стала общедоступной, то все чаше возникают дискуссии приблизительно следующего содержания.

— У нас были самые лучшие танки!

— Не врите, самые лучшие танки были у нас.

— А вы ими пользоваться не умели.

— Зато у нас их было больше!

Или:

— Мы вас победили в Бородинской битве.

— Ничего подобного, это мы вас в ней победили!

Или:

— Мы знаем, это вы расстреляли пленных польских офицеров.

— Чушь! Уже доказано, что это не мы.

И так далее.

Но бывает, что искажение фактов происходит внутри одной идеологической системы, что приводит к противоречиям и вызывает общее недоверие.

Поэтому ссылаться на источники нужно очень и очень осторожно, словно пробираться по минному полю.

Самое опасное в военно-исторической литературе — это невежество, сознательное искажение фактов и плагиат ее авторов.

Впрочем, я перейду к примерам. И начну с себя.

На мое утверждение в книге «Неизвестные лики войны», что Россия за годы Первой мировой потеряла более 6500 самолетов даже знатоки военной истории возразили, что эта — я цитирую — «цифра вызывает сомнение. Вряд ли Россия имела такое количество самолетов (Франция, основной поставшик самолетов в Россию, имела в конце войны около 3300 самолетов)».

Отвечаю. Самолеты, оставшиеся к концу войны и потерянные в ходе ее, — это две разных категории. В «Книге будущих адмиралов» А. Митяева упоминается, что за годы Первой мировой войны участвовавшие в ней страны произвели (кроме 276 миллионов винтовок, свыше 1 миллиона пулеметов, 152 тысяч орудий, около 10 тысяч танков) 182 тысячи самолетов.

Согласитесь, что в сравнении с этой цифрой 6500 выглядит не столь уж фантастично.

Впрочем, если книга А. Митяева не является компетентным источником, то можно заглянуть в четырехтомник «История Русской армии» A.A. Керсновского, из которого я и позаимствовал число потерь. В «Истории», в частности, содержатся краткие данные по авиастроению Российской империи.

«…Кроме «Ильи Муромца» И.И. Сикорский создал серию истребителей и разведчиков типа С, аэропланы строили A.A. Анатра в Одессе, В.А.Лебедев, Щетинин и Д.П. Григорович в Петербурге, Моска и «Дукс» в Москве. В 1917 г. на 16 авиазаводах работало 11 037 человек. Всего за войну выпущено 5607 самолетов и 1511 моторов, получено от союзников 1800 аэропланов и 4000 моторов».

Сложив эти цифры, можно без труда получить 7407 самолетов, из которых Россия вполне могла потерять 6500.

В «Большой Советской Энциклопедии», изданной в 1928 году (всего через десять лет после Первой мировой), в томе 12, в статье «Военные снабжения» содержатся еще более невероятные данные.

«К началу войны 1914–18 в воевавших армиях было по сотне самолетов и по несколько аэростатов. Параллельно с развитием авиации возрастала и потребность в снабжении. Опыт войны дает коэффициент убыли самолетов не менее, чем 50 % в год. Даже отсталая технически русская армия, не имевшая никогда в строю во время войны более 700 самолетов, израсходовала 14 880 самолетов и 18 600 авиадвигателей, стоимостью в 520 миллионов рублей».

Следующий пример.

Давно известно, что знание — сила. Военные знания —* военная сила. А знание военной истории — залог силы любой армии, искусства ее военачальников и духа солдат.

Очень хорошо, если военно-патриотическое воспитание в государстве стоит на должном уровне, если его граждане с юных лет знакомятся с боевыми подвигами своих отцов и дедов, защитивших свободу родины.

Один из таких подвигов был описан в детском журнале «100 вопросов 100 ответов» (выпуск 7-й, «Молодая гвардия», 1979 г.)

«Главной ударной силой фашистов был тяжелый крейсер «Адмирал Шеер», карманный линкор, как его еще называли…

16 августа рейдер вышел из Норвегии, поднялся на север до кромки льдов, прошел на восток и, обогнув мыс Желания, вошел в Карское море. Поначалу казалось, что все идет как задумано: корабельный самолет типа «Арадо» сумел обнаружить во льдах караван советских судов, однако туман вскоре поглотил их в своем чреве. Последующие попытки восстановить контакт ни к чему не привели.

25 августа, находясь в Карском море, в 180 милях от мыса Челюскин, крейсер встретил ледокольный пароход «А. Сибиряков», на борту которого стояли два 76-миллиметровых и два 45-миллиметровых орудия.

Это было несравнимо с той огневой мощью, которой обладал карманный линкор. Из 28 орудий, которые он нес, шесть были 280-миллиметрового и восемь 150-миллиметрового калибра. Жизненно важные центры корабля прятались за 10-сантиметровой броней.

С рейдера семафором запросили: «Сообщите состояние льда в проливе Вилькицкого и где находится караван транспортов и ледоколов». Оставив без внимания этот запрос, капитан «А. Сибирякова» старший лейтенант A.A. Качарава направил корабль к острову Белуха. Увы, крейсер, имевший значительное превосходство в скорости хода, не отпускал от себя ледокол. Положение складывалось отчаянное, и все же, не теряя самообладания, Качарава продолжал уходить, постоянно маневрируя, чтобы затруднить противнику ведение прицельного огня.

Тогда, сделав предупредительный выстрел, рейдер передал сигнал: «Спустить флаг!» Но советские моряки скорее готовы были с честью погибнуть, чем бесславно сдаться на милость врагу. В ответ на требование пирата старший лейтенант Качарава приказал артиллеристу младшему лейтенанту С.Ф. Никифоренко открыть огонь. Завязался жаркий бой, исход которого был предрешен соотношением сил. Однако, выполняя свой долг, советские моряки мужественно вели неравный бой, посылая во врага один снаряд за другим, боролись с огнем, бушевавшим на борту, и водой, бившей из многочисленных пробоин.

Взрывы трехсоткилограммовых германских снарядов безжалостно рвали корпус корабля. Быстро увеличивалось число убитых и раненых моряков. Повсюду кровь, смерть, перекрученный металл. И только флаг, словно ничего особенного не случилось, привычно оставался на своем месте.

Тяжелые 11 — дюймовые снаряды крейсера вспахали корму. Следующая порция стали и взрывчатки искорежила полубак. Орудия сорваны со своих мест. Пролившаяся кровь мешается с текущими по палубе пылающими потоками бензина. Огонь все шире расползается по смертельно раненному кораблю, ход которого снизился до самого малого.

Видя, что другого выхода нет, капитан Качарава отдал последний приказ: «Открыть кингстоны!» На воду были спущены шлюпки. Словно нехотя, агонизирующий корабль, неспустир флага, ушел на дно.

«С тех пор никто больше не видел старшего механика Н.Г. Бочурко, открывшего кингстоны корабля. Не сошли с ледокола, оставшись у флага на корме, комиссар Эллимелах и несколько его боевых товарищей, разделивших участь «А. Сибирякова»…

Не получив от советских моряков сведений ни о ледовой обстановке, ни о местонахождении каравана судов, «Адмирал Шеер» оказался взатруднительномположении. Собственные подводные лодки не поставляли ему никакой полезной информации, а бортовой «Арадо» потерпел аварию при посадке на воду возле крейсера, и немцы уничтожили его своими же руками.

Между тем радиограммы с «А. Сибирякова» крейсербыл обнаружен на подходах к острову Диксон. Как только наблюдательный пост заметил приближение врага, была сыграна боевая тревога, и защитники острова, а также экипаж находившегося там сторожевого корабля «Дежнев» приготовились дать отпор…

Со стороны посмотреть, остров жил привычной спокойной жизнью, однако на самом деле там шла лихорадочная работа. Но времени оставалось в обрез. Удалось восстановить лишь зенитную батарею. Ну а двухорудийная 152-миллиметровая нолевая батарея, открытая всем осколкам и ветрам, приготовилась стрелять прямо с причала.

Однако надежды рейдера на безнаказанный разбой не сбылись и здесь. Когда в 1 час 40 минут его пушки открыли беглый огонь, сторожевой корабль «Дежнев» осветился вспышками ответных залпов и начал ставить дымовую завесу, прикрывая берег и стоявшие в порту суда. Приняв на себя всю ярость вражеского огня, «Дежнев» получил серьезные повреждения и, приняв на борт много воды, сел на мель. Но и тогда его пушки не перестали извергать огонь…»

Согласитесь, страшно даже представить бой «Серебрякова» с тяжелым крейсером! Особенно снаряды «сорокапяток», величиной чуть больше канцелярского маркера и весом меньше полутора килограммов, которые оставляли лишь царапины на палубе фашистского монстра.

Семидесятишестимиллиметровки, конечно, помощнее, но и они не в состоянии серьезно повредить десятисантиметровую броню.

Зато 280-мм орудия «Шера» швыряли 330 килограммов взрывчатки, круша тонкий гражданский корпус ледокола, как замозоленные кулаки десантника — мокрую газету.

И журнале «Техника молодежи» (№ 1 за 1991 г.) в статье «Последний полет Пе-3» В. Дудина можно найти упоминание об этом неравном бое: «Только в августе тяжелый крейсер «Адмирал Шеер» совершил набег на Диксон, потопив при этом ледокольный пароход «А. Сибиряков».

И в энциклопедии «Великая Отечественная война 1941–1945», изданной в 1985 году — не самой, надо признать, удачной энциклопедии — отражен героический подвиг советского ледокола. И читатель, вышедший из юного возраста и серьезно занимающийся военной историей, несомненно, найдет в нем соответствующую статью.

««Сибиряков», «Александр Сибиряков», сов. ледокольный пароход. Построен в 1909. Водоизмещение 3200 т, скорость до 13 узлов (24 км/ч). В 1932 за одну навигацию (65 сут.) прошел Сев. мор. путем от Архангельска до Петропавловска-Камчатского, за что был награжден орд. Труд. Кр. Знамени. С нач. войны вошел в состав ледокольного отряда Беломорской военной флотилии. На нем были установлены два 76-мм и два 45-мм орудия и пулеметы. Использовался для перевозки войск на побережье Белого м. 25 авг. 1942 «С.» (ком. — ст. лейт. A.A. Качарава), находясь в Карском м. у о. Белуха, встретился с нем. тяж. крейсером «Адмирал Шеер», героически вступил с ним в неравный бой и погиб. «С.» успел предупредить по радио о. Диксон о приближении крейсера и там самым лишил внезапности нападение «Адмирала Шepa» на защитников Диксона. В 1945 именем «С.» назван новый ледокол Сев. ледокольного флота СССР».

И даже приведена справочная литература: Сузюмов Е.М., Подвиг «А. Сибирякова», M., 1964.

Когда читатель подрастает еще побольше, он добирается до таких серьезных и узко специфических книг как «Война на море 1939–1945», написанной бывшим германским адмиралом Фридрихом Руге, где тот же самый эпизод подан с точки зрения противника.

Так, среди описания действий надводного флота против британского судоходства, роли радиодальномеров и радаров, контрударов, десантов, метеорологической службы в Арктике можно найти и подробности боевых действий в Северном море.

«Германские полярные операции. Во второй половине августа броненосец «Адмирал Шеер» (капитан 1 ранга, впоследствии вице-адмирал Меедсен-Болькен) обошел с севера Новук) Землю и проник в Карское море, чтобы перехватить один нерусских конвоев, шедших от Берингова пролива. Это не удалось из-за тумана и невозможности использовать корабельные самолеты. «Шеер» потопил мужественно и искусно сопротивлявшийся большой ледокол и повредил еще один ледокол, а также ряд других судов при обстреле им 28 августа крупной базы Диксон в устье Енисея».

Все правильно. Все сходится. Как видно, и вражеский адмирал отдал должное мужеству и искусству экипажа «Сибирякова».

И вдруг тут же мы видим сноску редактора книги «Война на море 1939–1945» профессора адмирала В.А. Алафузова: «ВСЁ ЭТО НЕ СООТВЕТСТВУЕТ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ».

Какой конфуз! Адмирал, профессор… Как ему не поверить?

Значит, пока Ф. Руге описывал, как германские корабли по всем морям и океанам громили англичан и прочих наших союзников, со стороны редактора не было никаких комментариев, а как только фашист затронули советский ледокол, то сразу — «не соответствует действительности»?

Это и есть проявление грубого вмешательства идеологических принципов в военную фактологию.

Я призываю читателей проявлять бдительность. Не следует сразу верить на слово адмиралам и генералам, профессорам и академикам, режиссерам и консультантам, писателям и редакторам. Следует самим искать неопровержимые доказательства и развивать в себе аналитическое мышление.

Следующий пример.

Скандально известный (и глубоко мной уважаемый) Виктор Суворов в своей книге «Самоубийство» вроде бы убедительно доказал тот факт, что у Гитлера не было дальнодействуюших бомбардировщиков для выполнения плана «Барбаросса» бомбовыми ударами по эвакуированной за Урал советской военной промышленности. При условии, если бомбардировщики будут взлетать с рубежа завоеванной Волги.

Цитирую дословно: «Немецкие бомбардировщики «До-17», «Ю-88» и «Хе-111» создавались совсем для другой работы. Их задача — уничтожение малоразмерных, в основном подвижных целей в районе боевых действий и в ближнем тылу противника. Эти бомбардировщики созданы для полетов на короткие расстояния с небольшим запасом бомб, для действий с небольших и средних высот. Чтобы долететь до Урала и вернуться, бомбардировщики, которые были у Гитлера в 1941 году, должны были брать много топлива, но вовсе не брать бомбы. Или они должны были брать бомбы, лететь в один конец, бомбить, но обратно не возвращаться. (…) В момент подписания директивы № 21 в декабре 1940 года было совершенно ясно, что легкие одномоторные и двухмоторные бомбардировщики имеют слишком малый радиус и ничтожную бомбовую нагрузку, поэтому для уничтожения промышленных объектов не годятся. (…) Для разгрома промышленных районов, расположенных в глубоком тылу, нужны дальние бомбардировщики с радиусом действия в несколько тысяч километров и с бомбовой нагрузкой пять тонн и больше. Дальний бомбардировщик к тому же должен быть высотным. Иначе он будет уязвим для огня зенитной артиллерии и действий истребителей противника. И таких бомбардировщиков надо иметь никак не меньше тысячи.

А у Гитлера их не было вовсе».

В другом месте В. Суворов пишет: «Были ли у Гитлера дальние бомбардировщики? (…) Каждый школьник знает, что никаких дальних бомбардировщиков у Гитлера не было…»

И еще в одном: «Радиус действия немецких бомбардировщиков составлял тогда 1000 километров. Даже если бы удалось достичь намеченной линии Волга — Астрахань, радиус действия бомбардировщиков был бы недостаточным, чтобы вывести из строя уральскую промышленность, район Свердловска».

При всем уважении к смелости и дерзости В. Суворова, который заставляет нас задумываться об истории еще и еще раз, переосмысливать ее, он не мог не знать, что дальние бомбардировщики в люфтваффе были.

Суворов провел титаническую работу, собрав огромное количество материалов для своих книг. О танках он пишет виртуозно, а вот с самолетами получилась неприятность — «никаких дальних бомбардировщиков у Гитлера не было».

Я отслужил срочную в роте танковой разведки разведывательного батальона дивизии. И, конечно, мне гораздо ближе все, что ездит, ползает и копошится на земле. Я тоже очень люблю танки. Но ради справедливости и объективности стараюсь запоминать все данные об авиации, которые попадаются мне на глаза.

И поэтому я не мог не запомнить следующего факта, изложенного в книге прошедшего войну Л.А. Безыменского «Тайный фронт против Второго фронта» (Москва, АПН, 1987 г.), где исследуются тайные связи промышленников враждующих государств, в главе о роли трех германских концернов: «Мессершмитт», «Юнкере» и «Фокке-Вульф».

— «Л.А. Безыменский допускает личное воспоминание: «Помнится, лежа в траншее на берегу Дона, всматривался я в небо — будут бомбить паромную переправу или нет? Пройдут ли через нее машины нашего радиодивизиона? И вот слышится зловещий гул, а силуэты самолета малознакомые: «Юнкерсы» уже всем были известны, а вот эти четырехмоторные? «Фокке-Вульф — 200», — пояснил кто-то. — Дальний. Идет бомбить тыл».

Не правда ли, запоминающиеся строчки для всех, кто интересуется историей вооружения? Четырехмоторные фашистские бомбардировщики?!

Но любой четырехмоторный самолет тех лет — это летающее чудовище, о котором невозможно умолчать (либо о котором умалчивают специально, для того, чтобы принизить способности врага).

И в книге «Война на море 1939–1945» адмирал Ф. Руге также делится любопытными воспоминаниями.

«После похода во Францию несколько эскадрилий разведчиков дальнего действия из числа тактически подчиненных флоту были переброшены в район Бреста. Однако радиус действия самолетов «Do-18» и «BF-138», находившихся вэтих эскадрильях, не позволял им достигнуть морских путей в районе действия подводных лодок и дальше на запад. На это был способен только четырехмоторный «FW-200»; однако самолетов этого типа было мало, и не все из них разрешалось использовать для разведки над морем. Военно-морской флот не имел даже права давать указания расположенной в районе Бордо 40-й воздушной эскадре, к которой они принадлежали… Значительным препятствием явились и все ещё малое число машин и неточное вождение их при исключительно дальних полетах… Ежедневно в полете находилось обычно две большие машины. Если число их увеличивалось, то на следующий день вылетов не бывало вовсе. С середины февраля одна машина ежедневно летала из Бордо далеко на Запад, затем, в обход Британских островов, направлялась в Ставангер, в Юго-Западной Норвегии, и на следующий день возвращалась обратно… Несколько дней спустя Прин («U-471) заметил конвой к северу-западу от Ирландии, потопил 3 судна, торпедировал еще 2 и сохранил соприкосновение до тех пор, пока в 350 милях к западу от Ирландии на конвой не налетели 6 «FW-200», которые потопили 9 судов… При наличии большого числа самолетов можно было бы достигнуть и большего, но «FW-200» больше не производились, а от «Не-177», которые их заменили и должны были превзойти по своим качествам, ожидали слишком многого. Этот самолет страдал столькими «детскими болезнями», что вообще не появился на фронте…»

Каждый желающий может посчитать расстояние от Бордо на Юго-Западе Франции и «далеко на Запад, затем, в обход Британских островов» до норвежского Ставангера.

В литературно-художественном журнале «Нижний Новгород» (№ 5, 1997 г.) ветеран Б. Дехтяр отмечает интересную подробность: «В последний раз самолеты врага появились над [Горьковским] автозаводом весной 1944 года. Они прилетели из-под Кенигсберга, который 9 апреля был взят нашими войсками штурмом».

Если посмотреть на карту, то можно увидеть, что от Кенигсберга до Нижнего Новгорода ровно столько же, сколько от Нижнего Новгорода (расположенного на линии Волга-Астрахань, которого предстояло достигнуть германским войскам по плану «Барбаросса») до Тобольска, Кустаная, Аральского моря. А уж уральские Пермь, Екатеринбург, Челябинск, Магнитогорск, Уфа, Оренбург и подавно лежат на полпути.

К тому же можно допустить, что бомбардировщики летели из Кенигсберга не по прямой, а огибали Москву с непреодолимой ПВО. Тогда получается, что дальность их полета была еще больше.

Так что Гитлеру было чем бомбить советскую уральскую и зауральскую промышленность. «FW-200» («Кондор») состоял на вооружении люфтваффе уже в 1940 году и довольно успешно воевал на Средиземном море и в Атлантике.

Можно для примера сравнить характеристики «Кондора» с характеристиками лучших дальних бомбардировщиков стран антигитлеровской коалиции тех лет и увидеть, что германский самолет выглядел не так уж и плохо, чтобы его совсем не принимать в расчет.

Добавлю, что потолок «FW-200» составлял 5800 м.

Теперь можно поговорить об упомянутом Ф. Руге «Не-177». Этот бомбардировщик появился в конце 1940 —начале 1941 года. Он действительно страдал «детскими болезнями», но работы по его доводке велись полным ходом. «Не-177» («Гриф») обладал скоростью 510 км/ч и имел потолок в 7000 м.

Кроме того, он брал на короткие дистанции (1200 км) 4 тонны бомб, а на длинные (5570 км) — 2 тонны.

В СССР «Пе-8» с четырьмя усиленными двигателями по 1850 л с. мог в те годы преодолевать до 6000 км, но с меньшей скоростью в 450 км/ч. А в США сходный с «Грифом» дальний бомбардировщик В-29 «Суперфортресс» появился только в 1942 г.

Конечно, и «Пе-8» и «В-29» были более надежными машинами, чем «Не-177», но это не означает, что Гитлер в своих планах не мог полагаться на те инструменты войны, которые были в его арсенале.

К тому же, как я уже заметил, над «Грифом» продолжали работать.

Некоторые его модификации конструировались специально для транспортировки атомной бомбы. При этом грузоподъемность «Не-177» была доведена до 5–6 тонн. Известно, что летом 1942 года один из этих самолетов вылетел на пражский авиационный завод Летов в Чехословакии, где проводилась работа по расширению его бомболюка.

Может быть, этих самолетов было у Германии ничтожно мало? Так мало, что не стоило о них упоминать? И даже можно заявить, что их не было вовсе?

Конечно, четырехмоторных дальних бомбардировщиков в люфтваффе было очень мало. И их постоянно не хватало. Но их производили.

В 1942 г. У. Черчилль передал Сталину донесение британской разведки, которое называлось «Германское производство самолетов. На 1 сентября 1942 г.» В длинном списке типов самолетов, авиазаводов и цифр, были и такие строчки.

Знак вопроса означает, вероятно, что британским разведчикам не удалось установить точное число, и предположительно оно равно пяти.

Согласимся, 20 дальних бомбардировщиков в месяц это немного. Это всего 240 в год. В масштабах мировой войны это вообще ничто.

Однако «Пе-8», гордости советского военного самолетостроения, было произведено за всю войну всего 79 штук. Не потребовались Советскому Союзу эти самолеты во время войны в больших количествах. Германию бомбили союзники. Это им нужно было много дальних бомбардировщиков с большой бомбовой нагрузкой.

Но нет никаких сомнений, что если бы настала необходимость, то производство «Пе-8» немедленно развернулось в полном объеме.

Главное, что самолет уже БЫЛ.

То же самое можно сказать и про Германию. После победы производство истребителей могло быть сокращено, а все силы брошены на «НЕ-177» и «FW-2002», разрушающих остатки советской промышленности.

Разве эти планы не позволяли фюреру рисовать на картах жирные стрелы будущих захватов?

Мало того.

В. Германии была традиция, была школа строительства больших самолетов. Были действующие образцы. И это тоже не могло не учитываться фашистскими бонзами.

«Практически любой самолет, построенный Германией в конце 20 — начале 30-х годов, был потенциальной боевой машиной. Десятиместный Хейнкель Не-111 стал, как известно, основным бомбардировщиком люфтваффе, транспортный Юнкере Ju-52 бомбил республиканские позиции в Испании».

(За то, что немецкие конструкторы были готовы строить большие самолеты, говорит запущенный с августа 1942 г. в серийное производство транспортный Ме-323 «Гигант». Он имел шесть (!) двигателей по 1140 л.с., и хотя обладал черепашьей скоростью в 240 км/час и дальностью полета в 1300 км, но имел взлетный вес в 45 тонн!)

Пусть перед нападением на Советский Союз у фашистской Германии было мало четырёхмоторных стратегических бомбардировщиков, но ведь они были!

Может, перед тем как делать заявления об авиации надо почитать книги не только о танках, но и о самолетах?

Я сомневаюсь, что В. Суворов ничего не знал о существовании дальних бомбардировщиков люфтваффе. Наверное, этот факт просто не вписывался в концепцию его книг.

Перейду к другим примерам.

Не секрет, что батальная кинематография является настоящим бальзамом для души и глаз любителя военной истории. Для настоящего любителя предпочтительнее, конечно, документальные фильмы и кинохроника, однако и художественные ленты порой доставляют истинное удовольствие, когда во всех подробностях показываются блеск мундиров, настоящие взрывы, и оторванные ими конечности.

И пусть все это — бутафория, пиротехника и муляжи, компьютерная графика и искусство монтажа, но хорошо развитая фантазия превращает их в реальность.

А если не всегда удается дотянуться до всех киноновинок, то по крайне мере можно ознакомиться с разными критическими статьями и заметками об очередных фильмах о войне.

Например, в журнале «Premiere» за апрель 2001 г была опубликована аннотация некой Ирины Любарской к новому художественному фильму «Враг у ворот» («Enemy at the Gates», Германия — Великобритания-Ирландия, режиссер Жан-Жак Анно, в ролях Джуд Лov, Джозеф Файнс, Рейчел Уайс, Эд Харрис, Боб Хоскинс).

«В основе — эпизод Сталинградской битвы, история легендарного снайпера и ЛЕГЕНДА (выделено мной. — O.K.) о его дуэли с неуловимым противником (…) Конечно, есть и привкус «клюквы» (…) Именно политрук придумал трюк с листовками, рассказывающими о простом парне, чьи снайперские выстрелы вскоре стала подсчитывать вся страна. Западное кино рано или поздно откопало бы документальный комикс о подвигах реального человека. «Клюква» в том, что авторы полностью поверили истории про советского супермена, ставшего личным врагом фюрера и удостоенного дуэли с джеймс-бондовским элегантным полковником Кенигом (Харрис). Однако это — идеальный продукт советской военной пропаганды, поскольку НИКАКОГО КЕНИГА НЕ БЫЛО (выделено мной. — O.K.)».

Не позаботившись перепроверить информацию, заглянуть в энциклопедию или проконсультироваться с более эрудированными товарищами по перу (желательно, мужского пола), журналистка, сама того не зная, с профессиональной легкостью взрастила очередную «клюкву», которая расцвела на глянцевой странице журнала.

Но самое страшное заключается не в этом.

А в том, что целая армия диджеев и молодых обозревателей, таких же бестолковых и легкомысленных, но свято верующих в журнал «Premiere», являющийся для многих безгрешным наставником в мире современного кино-и видеорынка, начнут оптимистично вещать на молодежную аудиторию всей страны через ТВ, радио, свои журналы и газеты, на страничках буклетов, на коробках видеокассет: «Не было никакого Кенига и никакой дуэли не было! Зайцев — это голливудский супермен! Все это продукт советской военной пропаганды!»

И постепенно вырастает поколение next, уверенное втом, что не было никакого Героя Советского Союза снайпера Василия Зайцева, а Вторую мировую войну выиграл обычный американский парень, рядовой Райан.

Но даже если не принимать во внимание многочисленные энциклопедии, в которых упоминается знаменитый снайпер, разную героическо-патриотическую художественную литературу, действительно являвшуюся важной частью советской пропаганды, а просто заглянуть в воспоминания очевидцев, то можно найти несколько строчек и о советском снайпере В. Зайцеве.

Например, в мемуарах дважды Героя Советского Союза, маршала В.И. Чуйкова.

Чуйкову незачем было выдумывать легенды о героях, бывших неизмеримо ниже его и по званию, и по должности. Он просто упоминал то, чему сам был свидетелем.

«Особенно много внимания мы уделяли развитию снайперского движения в войсках. Военный совет армии поддерживал эти начинания. Армейская газета «На защиту Родины» объявляла каждый день счет убитых нашими снайперами фашистов, помещала портреты отличившихся метких стрелков.

Политические отделы, партийные и комсомольские организации возглавляли снайперское движение: на партийных и# комсомольских собраниях обсуждались вопросы и разрабатывались мероприятия по улучшению работы с меткими стрелками. Каждый снайпер брал обязательство подготовить несколько мастеров меткого огня, брал себе напарника, готовя из него самостоятельного снайпера. И горе было зазевавшимся фашистам.

Я лично встречался со многими знатными снайперами, беседовал с ними, помогал им чем мог. Василий Зайцев, Анатолий Чехов, Виктор Медведев и другие снайперы были у меня на особом учете, и я часто советовался с ними. (…)

Действия наших снайперов сильно встревожили гитлеровских генералов. По нашим листовкам они поняли, какие потери наносили им наши снайперы. Они решили взять реванш в этом боевом ремесле.

Случилось это в конце сентября. Ночью наши разведчики приволокли «языка»», который сообщил, что из Берлина доставлен на самолете руководитель школыфашистских снайперов майор Конингс, получивший задание убить прежде всего главного советского снайпера.

Командир дивизии полковник Н.Ф. Батюк вызвал к себе снайперов и заявил:

— Я думаю, что прибывший из Берлина фашистский «сверхснайпер» для наших снайперов не страшен. Верно, Зайцев? Надо этого «сверхснайпера» уничтожить. Только действуйте осторожно и умно.

— Есть, уничтожить, товарищ полковник! — ответили снайперы.

К этому времени быстро пополняющаяся группа наших снайперов истребила не одну тысячу гитлеровцев. Об этом писали в газетах, листовках. Некоторые из листовок попали к противнику, и противник изучал приемы наших снайперов, принимал активные меры борьбы с ними. Скажу откровенно, дело прошлое: в тот момент со столь открытой популяризацией нашего опыта не следовало торопиться. Стоило снять одного-двух вражеских офицеров, как фашисты открывали по месту предполагаемой засады артиллерийский и минометный огонь».

Сам Зайцев по словам В. Чуйкова описывал своё противоборство с немцем совсем не героически, а с профессиональной будничностью.

«О предстоящем поединке ночами в нашей землянке шли жаркие споры. Каждый снайпер высказывал предположения и догадки, рожденные дневным наблюдением за передним краем противника. Предлагались различные варианты, всякие приманки. Но снайперское искусство отличается тем, что, несмотря на опыт многих, исход схватки решает один стрелок. Встречаясь с врагом лицом к лицу, он каждый раз обязан творить, изобретать, по-новому действовать.

Шаблона для снайпера быть не может, для него это самоубийство.

«Так где же все-таки берлинский снайпер?» — спрашивали мы друг друга. Я знал почерк фашистских снайперов по характеру огня и маскировки и без особого труда отличал более опытных стрелков от новичков, трусов — от упрямых и решительных врагов. А вот характер немецкого «сверхснайпера» оставался для меня загадкой. Ежедневные наблюдения наших товарищей ничего определенного не давали. Трудно было сказать, на каком участке он находится. Вероятно, он часто менял позиции и так же осторожно искал меня, как и я его. Но вот произошёл случай: моему другу Морозову противник разбил оптический прицел, а Шейкина ранил. Морозов и Шейкин считались опытными снайперами, они часто выходили победителями в сложных и трудных схватках с врагом. Сомнений теперь не было — они наткнулись именно на фашистского «сверхснайпера», которого я искал. На рассвете я ушёл с Николаем Куликовым на те позиции, где вчера были наши товарищи. (…)

Я долго всматривался во вражеские позиции, но его засаду найти не мог. По быстроте выстрела я заключил, что снайпер где-то прямо. Продолжаю наблюдать. Слева — подбитый танк, справа — дзот. Где же фашист? В танке? Нет, опытный снайпер там не засядет. Может быть, в дзоте? Тоже нет — амбразура закрыта. Между танком и дзотом на ровной местности лежит железный лист с небольшой грудой битого кирпича. Давно лежит, примелькался. Ставлю себя в положение противника и задумываюсь: где лучше занять снайперский пост? Не отрыть ли ячейку под тем листом? Ночью сделать к нему скрытные ходы.

Да, наверное, он там, под железным листом, в нейтральной зоне. Решил проверить. На дощечку надел варежку, поднял ее. Фашист клюнул. Дощечку осторожно опускаю в траншею в таком положении, в каком и поднимал. Внимательно рассматриваю пробоину. Никакого сноса, прямое попадание. Значит, фашист под листом. (…)

Теперь надо выманить и «посадить» на мушку хотя бы кусочек его головы. Бесполезно было сейчас же добиваться этого. Нужно время. Но характсрфашиста изучен. С этой удачной позиции он не уйдет. Нам же следовало обязательно менять позицию.

Работали ночью. Засели до рассвета. Гитлеровцы вели огонь по переправам через Волгу. Светало быстро, и с приходом дня бой развивался с новой силой. Но ни грохот орудий, ни разрывы снарядов и бомб — ничто не могло отвлечь нас от выполнения задания.

Взошло солнце. Куликов сделал «слепой» выстрел: снайпера следовало заинтересовать. Решили первую половину дня переждать. После обеда наши винтовки были в тени, а на позицию фашиста упали прямые лучи солнца. У края листа что-то заблестело: случайный осколок стекла или оптический прицел? Куликов осторожно, как это может делать только самый опытный снайпер, стал приподнимать каску. Фашист выстрелил. Гитлеровец подумал, что он наконец-то убил советского снайпера, за которым охотился чегыре дняти высунул из-под листа полголовы. На это я и рассчитывал. Ударил метко. Голова фашиста осела, а оптический прицел его винтовки, не двигаясь, блестел на солнце до самого вечера…»

И потом, славных страниц, подвигов и удивительных судеб во время Великой Отечественной войны было столь много, что западному кино совсем не надо было ОТКАПЫВАТЬ документы о подвигах реального человека для экранизации.

Кстати, снайпер Виктор Медведев, ученик Зайцева, дошел до Берлина, и его счет убитых гитлеровцев был больше, чем у его учителя.

И именно о нем можно было бы придумать легенду, сделать сверхсуперменом советской военной пропаганды и сиять фильм.

Но дело в том, что у Зайцева БЫЛА дуэль с германским асом, а у Медведева такой дуэли не было.

Пусть на этот раз обошлось. Страна ешё не забыла своего героя. Но я напомню, что именно из таких мелочей формируется мировоззрение поколения.

И каждая мелочь чрезвычайно важна. В какой-то момент она может вызвать настоящий прорыв в сознании, увлечь определенной темой, захватить откровением.

И не хотелось бы. чтобы эта мелочь была очередной «кіюквой», которая может сбить «с пути истинного» и унести в мир военно-исторических иллюзий.

Этот параллельный мир достаточно объемен, так как авторы зачастую списывают друг у друга, не брезгуя откровенным плагиатом. И ладно, если за основу берется лишь чужой сюжет или отдельная сцена (в конце концов война везде одинакова), но ведь их переписывают чуть ли не дословно, разбавляя своими фразами, отчего текст, как правило, проигрывает по сравнению с оригиналом.

Пример.

В жизни каждого, наверное, любителя военной истории бывают моменты, когда его «клинит» на какой-то определенной эпохе. Или на каком-то определенном роде войск. Или на личности отдельно взятого гениального полководца.

Тогда он с жадностью набрасывается на любую литературу, связанную с его милитаристским фетишем. И он жаждетеще, еще, еще информации о предмете его временного (или постоянного) помешательства.

Так однажды случилось и со мной, когда я со всей присущей мне страстью увлекся историей ВМФ времен Второй мировой войны, и в частности — морской войной в Арктике.

Сначала я буквально «проглотил» книгу Алистера Маклина «Крейсер «Улисс»» (которую я уже неоднократно упоминал), вышедшую в свет в 1956 году и рассказывающую о судьбе арктического конвоя «Эф-Ар-77». Надо признаться, книгу, незабываемую по реалистичности и по изумительной красоте слога.

А затем я с трепетом раскрыл до гой поры, к стыду своему, нечитанный «Реквием каравану PQ-17» небезызвестного Валентина Саввича Пикуля, впервые напечатанного в 1970 году в ленинградском журнале «Звезда».

Первое, что попалось мне на глаза и приятно порадовало, была цитата из «Крейсера «Улисса»» А. Маклина, взятая в качестве эпиграфа ко всей книге. Она была словно дружеским подмигиванием единомышленника.

И я, обнадеженный столь многообещающим началом, погрузился в чтение, предвкушая описание новых батальных сцен, парадоксальных моментов, случающихся только на войне, подвигов людей, чьи примеры оставляют в душе массу впечатлений. Ведь В. Пикуль тоже читал «Крейсер «Улисс»», значит имел перед собой образец для подражания. Так думал я.

Увы, оказалось, что он подражал ему слишком буквально, и новых впечатлений не было.

Служивший в годы войны унтер-офицером в британском флоте и не раз лично участвовавший в арктических конвоях, А. Маклин не понаслышке знал о нравах и традициях английских и американских моряков. Этим и ценны его наблюдения.

И В. Пикуль переносит чужие наблюдения в свою книгу, только переносит как-то уж слишком подробно и оттого беспардонно.

Возможно, что В. Пикуль многое узнавал лично из бесед или переписки с англо-американскими ветеранами, но он же читал «Крейсер «Улисс»», он видел, что его опередили!

Почему не шевельнулась при этом его писательская совесть, почему она не заставила искать новые факты и примеры?

Например, у А. Маклина можно прочитать такую сцену.

Как же не использовать столь пикантную ситуацию! И «Реквием каравану PQ-17» украшается этим рыцарским обменом радиолюбезностей, способным поразить читателя лишь однажды, при первом прочтении.

Неужели Валентин Саввич не допускал мысли, что кто-то еще, кроме него, возможно, читал «Крейсер «Улисс», и его колоритные «находки» могут смахивать на бородатый анекдот?

А. Маклин скромно, в качестве авторского примечания к основному тексту, упоминает о героизме британских летчиков, взлетавших с палуб кораблей при помощи катапульт.

Это примечание, набранное мелким шрифтом, не осталось не замеченным В. Пикулем.

Бесспорно, ожесточение боев достигало такой силы, что иногда сбитые самолеты порой буквально таранили корабли и застревали в них. Этот потрясающий факт описан А. Маклином в «Крейсере «Улиссе»».

Представляется сомнительным, чтобы каждый крейсер в арктических конвоях был протаранен машиной люфтваффе. Однако, судя по описанию В. Пикуля, получается, что так оно и было. Потому что писал он о других событиях, о другом конвое.

Конечно жутковатый труп летчика мог бы защитить авторство В. Пикуля, если бы А. Маклин первым не упомянул про «обугленные скелеты в обгоревшем фюзеляже «кондора»».

И судьбы обычных моряков, этих маленьких людей большой войны, выписаны обоими авторами с особой тщательностью. А вернее, одним выписан, а другим списан.

Сравним.

Хотя можно справедливости ради, признать, что есть и разница: у А. Маклина юноша был прострелен от бедра к плечу, а у В. Пикуля — наоборот, от плеча до паха.

А как А. Маклин подал сцену спасения людей с тонущего корабля при шторме! Мастер!

Разумеется, и эту сильную сцену В. Пикуль не мог обойти стороной. Тоже мастер. Плагиата.

Конечно, подобных трагических ситуаций на море было немало. Но после прочтения обеих книг в хронологическом порядке их издания, невольно создается ощущение, что какой-то моряк с чемоданом специально путешествовал с каждым конвоем по огненно-ледяной пустыне Арктики только для toЈц, чтобы лишний раз прыгнуть с палубы тонущего корабля.

Только если у А. Маклина он проделал это легко и как бы небрежно, и лишь другие гибли под страшными ударами корабельного корпуса, то В. Пикуль доконал таким ударом именно моряка с чемоданом. Видимо, чтобы больше никто впоследствии не применял в литературе этот душераздирающий эпизод. В. Пикуль так и написал: «…остался только его чемодан».

Отбросим остроты. Следим за текстом дальше. А дальше А. Маклин описывает противоборство избитого конвоя с израненной вражеской подлодкой и отдает должное отчаянному мужеству германских подводников.

В. Пикуль ловко растаскивает этот эпизод на целых два фрагмента. На целые две вражеские подводных лодки, сражающихся с яростью обреченных. Но любой читатель может их сложить и, так сказать, сравнить с оригиналом.

Через визир наводки Брэнгвин видел их даже лучше — как из окна дома через улицу. Бородатые молодые парни (видать, давно немытые) орудовали у пушки так, будто других занятий в мире не существует… (…)

С третьей обоймы Брэнгвин сбросил с палубы лодки ее комендоров. Он видел, как оторвало руку одному фашисту, и эта рука, крутясь палкой, улетела метров за сорок от подлодки. Пушка немцев замолчала, дымясь стволом тихо и мирно, словно докуривала остатки своей ярости.

— Больше ни одного к пушке не подпущу! — крикнул Брэнгвин».

Никто не спорит с тем, что в аду Второй мировой повсеместно корабли шли на таран, зачастую гибли сами, увлекая за собой в морскую бездну поверженного врага.

В. Пикуль, очевидно, старался показать, что советские моряки были ничем не хуже англо-американских. И таранили немцев так же. Причем судя по его описанию, точно так же.

Напоминает школьное изложение по предложенной картинке, не правда ли? Так и представляешь скучающую учительницу, проверяющую стопку тетрадей своих шалопаев.

А каково читателю, вынужденному по два раза перечитывать описание одного и того же момента разными авторами?

Книга о войне, о человеческом мужестве, не может, не имеет права быть скучной или вызывать раздражение. Она не должна вызывать недоверие, скептическое отношение к написанному, не должна провоцировать ерническую ухмылку и быть поводом для злых шуток.

Ведь каждый любитель военной истории испытывает благоговейный трепет, когда берет в руки новую книгу на интересующую его тему.

Это подобно своевременному подношению патронов к пулемету при отражении вражеской атаки; подползанию под адским огнем семнадцатилетней санитарки к грузному обожженному бойцу.

По крайней мере я испытываю именно такое чувство.

И однажды, проходя срочную службу в рядах Советской армии, я вместо отбоя потратил свое личное время на посещение так называемой «Ленинской комнаты». (Молодым читателям я объясню: так назывались классы, в которых личный состав идеологически и теоретически подготавливали к войне.)

И там в толстых газетных и журнальных подшивках я наткнулся на отрывок романа Олега Михайлова «Браво, Русь!», опубликованный в журнале «Советский воин».

С первых строчек я понял, что речь идет о русских солдатах под командованием Кутузова.

Сразу скажу, что роман «Кутузов» Леонтия Раковского в свое время перевернул всю мою жизнь. Когда я был маленьким мальчиком и пропускал школу по болезни, я просил свою бабушку читать мне его, пока лежал с горчичниками и градусником. А уж сам я читал его за завтраком, обедом и ужином, под одеялом с фонариком (когда ругалась мама), лежа в ванной, находясь — прошу прошения — в сортире.

Я много раз перечитывал его и впоследствии (не скажу — сколько, дабы не вызывать улыбку недоверия). Скажу лишь, что я помнил его почти наизусть.

Как же! Л. Раковский, автор романов «Генералиссимус Суворов», «Адмирал Ушаков», прошедший Великую Отечественную войну в качестве военного корреспондента, больше восьми лет работавший над романом «Кутузов», переведенным впоследствии на пять языков, писал очень хорошо.

И в тот армейский момент, в Ленинской комнате, я погрузился в музыку очередного произведения о войне…

«Тёзка, давай!» — внутренне кричал я Олегу Михайлову, желая отдохнуть от всех этих АК, ОЗК, КПВТ, БМП и прочая, прочая, прочая. Я жаждал погрузиться в ту эпоху, когда старослужащие говорили: «Богатыри, не вы…», когда российский солдат был суворовским «чудо-богатырем» и когда военно-патриотическая идея, которой сейчас так не хватает нашей Родине, сияла ослепительным блеском славы.

Фотография О. Михайлова в «Советском воине», задумчивого, не старого человека в очках, производила хорошее впечатление. Анонс, награждающий его титулом «лауреата премии Министерства обороны СССР», дразнил меня еще больше. Аннотация, гласящая, что недавно сей автор закончил свое новое произведение — «Фельдмаршал Кутузов», возбуждала меня до крайности.

И тогда я жадно начал читать, забыв про отбой, про усталость, про любимую девушку, давно изменившую мне на «гражданке»…

(Я обращаюсь к своим читателям. Если вы знаете места, в которых выплачиваются гонорары за переписку книг, то прошу вас указать адрес. Обещаю, гонорар в этом случае поделить с вами по принципу фифти-фифги!)

Словно что-то кольнуло меня в нос и заставило поморщиться. И моя память услужливо процитировала роман Л. Раковского.

Стон разочарования вырвался из моей солдатской груди, истосковавшейся по дому, женской ласке и любимым книгам. Мне стало обидно за Лваковского, и особенную ярость во мне, почему-то, вызвала эта продублированная плагиатором «мягкая, чистая постель».

А как О. Михайлов описывает заграничный колорит, поразивший русских солдат! Какое знание темы, какая живость языка! Словно кто-то продиктовал горе-писателю нужные слова.

А «продиктовал» эти слова обворованный Л. Раковский много лет назад в своем романе.

Я помнил, помнил дословно, о чем после этого эпизода писал Л. Раковский.

И я уже заранее знал, о чем дальше написал лауреат премии Министерства обороны СССР О. Михайлов.

Не знаю, как люди сходят с ума, но ощущение дежа вю больше не покидало меня.

А вот сцена, в которой Кутузов вынужден принять тяжелое решение об отступлении русской армии, описанная О. Михайловым.

Невольно я сравнивал эту с цену, описанную в свое время Л. Раковским. Сравнивал, так сказать, с первоисточником.

«Боже, они же оба — и Раковский и Михайлов — были там, в зале, и видели Кутузова с табакеркой в руке!» — пробовал шутить я, пытаясь смирить свое негодование, но уже знал, что ТАМ мог быть только Л. Раковский.

И только Л. Раковский, как автор, мог знать, что произошло после выстрела вестовой пушки.

Разумеется, и О. Михайлов, ничтоже сумняшеся, высказал свою осведомленность.

Знал лауреат премии Министерства обороны СССР, что «француз с тылу» уже почти зашел — читал об этом у Л. Раковского, — знал, о чем солдаты говорили, знал об удивлении провожающих горожан. Обо всем знал, кроме того, что однажды человек, который вдруг прочитает обе книги, может возмутиться столь откровенным воровством.

Предыдущие и последующие выпуски «Советского воина» были давно вырваны из подшивки моими армейскими товаришами и использованы для своих, более насущных солдатских потребностей. Так что мне пришлось довольствоваться лишь одним отрывком злосчастного произведения О. Михайлова.

Но и этого хватило с лихвой.

Самое удивительное, что отрывок заканчивался журнальным «окончание следует», и, судя по логике событий, роман «Браво, Русь!» заканчивался позорным разгромом русской армии при Аустерлице.

Если честно, то отыскать впоследствии сей шедевр и ознакомиться с ним полностью мне почему-то не захотелось. Было обидно и неприятно.

Я просто вырвал прочитанные страницы из журнала и отправил их с первым же письмом домой в качестве образца самого бессовестного военно-исторического плагиата, с которым мне когда-либо доводилось сталкиваться.

Эти страницы до сих пор хранятся у меня. Вложенные в роман «Кутузов».

Воистину, inter arma silent Musae (когда гремит оружие, музы молчат).

Я мог бы привести огромное количество примеров тому, что даже в одном историческом труде или энциклопедии приведенные факты находятся в диком несоответствии друг с другом.

Так получается, что на страницах своих мемуаров советский маршал предлагает в помощь Чехословакии десятки тысяч танков, а через десяток-другой страниц, описывая события, произошедшие несколькими годами позже, тот же маршал сетует, что танков у него раз-два, и обчелся.

Так, перед началом сражения за Кенигсберг Красной Армии противостояло одно количество германских танков (в разных источниках разное), а после сражения оказывалось, что советские войска подбили и захватили этих танков несколько больше.

Так же войска союзников при освобождения Парижа уничтожили и захватили в плен фашистов больше, чем их было в городе на самом деле.

Эта практика не нова. Во все времена воюющие стороны стремились преувеличить потери врагов и приуменьшить свои.

Еще Плутарх приводил невероятные примеры того, как римский полководец Сулла с 16,5 тыс. человек разбил армию Митридата в 120 тыс. человек, из которых 100 тыс. было убито, а сам Сулла потерял при этом всего 12 воинов.

Всем известно, как это делается.

Очень показательными являются слова Александра Васильевича Суворова, сказанные им после штурма Измаила. «На вопрос своих подчиненных, какой цифрой указать в донесении турецкие потери, [он] ответил: «Пиши поболе, чего их, супостатов, жалеть!»».

И все это позволяет недобросовестным авторам использовать в своих интересах либо одни, либо совсем другие цифры и факты, подстраховавшись необходимыми ссылками на авторитетные издания.

Потом эти цифры и факты многократно списываются и переписываются, кочуют по страницам изданий и, благодаря стараниям невежд и плагиаторов, в конце концов начинают жить самостоятельной жизнью.

А читатели в результате видят сплошные маски войны, и никак не могут добраться до ее истинного лица.

Поэтому я еще раз призываю к бдительности и к вдумчивому анализу трудов всевозможных маршалов, лауреатов премий, Плутархов и Суворовых всех мастей.

Этот призыв, разумеется, распространяется и на данную книгу.