"День `Д`. 6 июня 1944 г. Величайшее сражение Второй мировой войны" - читать интересную книгу автора (Стивен Е. Амброз)4. Где и когда?В середине марта 1943 г. (вскоре после битвы за проход Кассерин и почти за два месяца до окончательной победы в Тунисе) Объединенный комитет начальников штабов (ОКНШ) назначил британского генерал-лейтенанта Фредерика Моргана начальником штаба при Верховном командовании Союзническими экспедиционными силами. Ему поручили «координацию и планирование операции по форсированию Ла-Манша в этом или в следующем году». В течение месяца ОКНШ пришел к выводу, что такое наступление невозможно организовать в 1943 г., и в апреле была принята директива, предписавшая Моргану «начать планирование полномасштабного вторжения на Европейский континент в 1944 г., по возможности ранее». Трудно представить себе более расплывчатую формулировку военного распоряжения. География его распространялась от Голландии до Бреста, выражение «по возможности ранее» растягивало временные рамки от марта до сентября 1944 г. Морган, собрав вместе британских и американских штабистов и назначив своим замом американского генерал-майора Рея Баркера, назвал созданную им группу COSSAC[15] (КОССАК) (по первым буквам наименования своей должности) и приступил к исполнению обязанностей. КОССАК при планировании операции вынуждена была исходить из жесточайшего лимита десантных судов и ограничить одновременную высадку лишь тремя дивизиями. Союзники учитывали, что немцы, безусловно, укрепили «Атлантический вал», а это создавало дополнительные трудности, поскольку лишало войска возможности вести более рассредоточенное наступление. С самого начала КОССАК ориентировалась на концентрацию сил: предусматривался только один район вторжения. Но где? Место предполагаемой высадки должно было находиться в пределах досягаемости союзнических самолетов, базировавшихся в Великобритании. Важно также, чтобы рядом располагался крупный порт, который надлежало захватить с суши и в кратчайший срок задействовать. Штурм «Атлантического вала», особенно вокруг французских гаваней, казался немыслимым: сокрушительное поражение, понесенное канадцами в Дьепе в августе 1942 г., убедило КОССАК в том, что лобовая атака против хорошо укрепленных оборонительных сооружений обречена на провал. Поэтому следовало найти такие участки побережья, где можно было прямо с десантных судов высаживать людей и технику и обеспечить их незамедлительное и массированное продвижение в глубь континента. Большинству этих тактических соображений соответствовали условия французского побережья Средиземноморья или полуострова Бретань. Но со стратегической точки зрения район вторжения должен был находиться как можно ближе к главной цели наступления — Рурско-Рейнскому бассейну. Великолепными портами располагали Голландия и Бельгия, но от них рукой подать до Германии и до аэродромов люфтваффе. Помимо частых наводнений, приморские районы представляли особую сложность еще и потому, что они имели мощные оборонительные заграждения. Можно было считать идеальным местом для высадки берег Па-де-Кале, но, очевидно, такого же мнения придерживались и немцы, поскольку они сделали «Атлантический вал» самым неприступным именно здесь. Как вариант рассматривался и Гавр в устье Сены. Однако в случае нападения на этот порт дивизиям союзников пришлось бы высаживаться по обе стороны реки, и немцам ничего не стоило бы разбить их по отдельности. Восточнее же Гавра береговая линия представляет собой сплошные скалы, которые перемежаются маленькими бухточками, практически не имеющими выходов к каким-либо дорогам. Определенные преимущества были у Бретани с ее большим портом Брестом и другими менее крупными, но удобными гаванями. Но она находилась слишком далеко от Соединенного Королевства и Рейнско-Рурского бассейна. Ближе к ним располагался Шербур, что повышало шансы полуострова Котантен. Однако его западный берег захлестывали атлантические штормы, и, кроме того, он хорошо защищался немцами с захваченных ими островов Гернси и Джерси. Восточная часть Котантена была низменной и часто затапливалась. Более того, узкое пространство полуострова позволяло немцам легко заблокировать передовые войска. Путем исключения выбор пал на побережье Кальвадос в Нормандии. Маленький порт Кан нетрудно было взять, возможно, в ходе первой же атаки. Не представляло особой сложности и захватить расположенный рядом аэродром Карпике. Овладение Каном отрезало бы железнодорожное и автомобильное сообщение между Парижем и Шербуром, изолировало полуостров Котантен и открыло путь на столицу Франции. Существовали и другие преимущества. По устью реки Орн проходила граница между 15-й армией вермахта на северо-востоке и 7-й армией на юго-западе, а промежутки между воинскими соединениями всегда являются самым слабым звеном обороны. Наступление предполагалось начать против 7-й армии, которая располагала лишь одной бронетанковой дивизией (21-й) (у 15-й армии было пять дивизий). Кальвадос находится в 150 км от крупных британских южных портов Саутгемптон и Портсмут[16]. Он защищен от штормов Атлантики полуостровом Котантен. От устья реки Орн на запад тянутся 30 км песчаных пляжей с пологими подъемами на берег, откуда внутрь континента ведет целая сеть дорог. От Арроманша на 10 км шла сплошная стена из почти вертикально стоящих утесов, но начиная с Колевиля скалы отступали от берега на расстояние до 10 км. Обрывы не превышали 40—50 м, а песчаные пляжи при самых высоких 10-метровых приливах простирались на 40—50, а при самых низких — на 200 м и более. И там имелись дороги. К тому времени британцы располагали подробной разведывательной информацией о французском побережье. Вскоре после Дюнкерка радио Би-би-си передало призыв ко всем, у кого были почтовые открытки, отправленные в предвоенные курортные времена из Франции, отослать их на станцию. За один день пришло 30 тыс. карточек, а затем их набралось до 10 млн. В 1942—1943 гг. активно велась аэрофотосъемка, в результате которой союзники получили детальное изображение предстоящего поля сражения. Французское Сопротивление предоставляло сведения о заграждениях на побережье, укреплениях, расположении вражеских соединений. Информацию о приливах и отливах, течениях, топографии местности можно было добыть из старых туристических путеводителей. Таким образом, побережье Кальвадоса на карте казалось совершенно приемлемым. Но оставался нерешенным главный вопрос: позволят ли его пляжи, находящиеся западнее устья реки Орн, высадиться десантным судам, танкам, бульдозерам и грузовикам. На этот счет имелись сомнения — британские географы и геологи считали, что за последние два столетия берег подвергся серьезной эрозии. Древнеримский порт с таким же названием, по их мнению, находился по крайней мере в 2 км от нынешней береговой линии. Бойцы французского Сопротивления выкрали в Париже четыре тома геологических карт, которые были составлены на латыни римлянами и указывали на наличие огромных торфяников на Кальвадосе. Торфяные болота, покрытые тонким слоем песка, не могли выдержать танки и другую тяжелую боевую технику. Группе КОССАК предстояло это выяснить. Необходимо было взять пробы грунта. В канун 1943 г. в море вышла малютка-подлодка, в которой находились майор Логан Скотт-Боуден и сержант Брюс Огден-Смит, считавшиеся асами пилотажной и морской разведки. Они рассчитали, что немцы будут справлять Новый год. Капитан-лейтенант Найджель Уиллмотт возглавлял операцию при поддержке шкипера и механика. Майор Скотт-Боуден и сержант Огден-Смит проплыли вдоль берега, вооруженные пистолетами, кинжалами, подводными часами, компасами, фонарями и 12-дюймовыми трубами для взятия проб. Они всплыли на приливной волне вблизи деревни Люк-сюр-Мер у берега, который позднее получил кодовое название «Меч». Им было слышно пение, доносившееся из немецкого гарнизона. Разведчики ползли вдоль воды, прячась от луча маяка, стараясь пройти по песку так, чтобы их следы смыл утренний отлив. Подводники вонзали трубы в дно, брали пробы и помечали на картах места, где они взяли грунт. «Но самым трудным оказалось, — вспоминает Скотт-Боуден, — уйти обратно в море с тяжеленными, набитыми песком трубами и в полном подводном снаряжении. Шквальные волны откидывали нас назад. Мы выжидали, пока пройдет девятый вал и буруны станут немного меньше, и, наверное, только с третьего раза ринулись в море, отчаянно стремясь уплыть подальше от берега. Главное — что нам удалось держаться вместе». Вдруг Огден-Смит закричал. Скотт-Боуден подумал, что у него судороги, подплыл поближе и услышал: — С Новым годом! Майор вспоминал: «Это был чудесный парень, клянусь. И я тоже пожелал ему счастливого Нового года». Пробы грунта подтвердили, что пляжи выдержат тяжесть военной техники. Разведка провела несколько рекогносцировок побережья Кальвадоса, особенно на участках «Юнона» и «Золото». Мини-подлодку иногда приходилось опускать на дно, но так, чтобы через перископ можно было фотографировать. Скотт-Боуден объясняет: «Со дна, под углом зрения червя, мы видели вещи, которые не покажет ни одна аэрофотосъемка. Это очень сложная штука — держаться у берега так, чтобы перископ все время был над водой, а лодку не перевертывало». Однажды субмарина прошла под французским рыболовным траулером, на котором находился немецкий дозорный. Скотт-Боуден видел людей на берегу, которые что-то перевозили на двухколесных тележках, запряженных лошадьми. Вместе с Огденом-Смитом он еще не раз совершал подводные вылазки на участке между Колевилем и Вьервилем, получившим вскоре кодовое название «Омаха». В конце января Скотта-Боудена вызвали в штаб-квартиру КОССАК в Норфолк-хаус на площади Сент-Джеймс. Ему надлежало доложить адмиралу Рамсею, генералу Брэдли, генералу Смиту, еще четырем генералам и пяти адмиралам. Контр-адмирал Джордж Криси, начальник штаба Рамсея, раздвинул шторы, закрывавшие карту, и сказал: — Опишите результаты вашей разведки. Скотт-Боуден посмотрел на карту. Она казалась огромной и нескончаемой: — Боюсь, сэр, мне не удастся показать на ней все детали. — Ладно, — ответил Криси, — у нас есть кое-что другое. Майор проследовал за адмиралом к еще одному картографическому полотнищу и понял, что оно ему подходит. Криси пригласил всех присутствующих генералов и адмиралов: — Берите стулья и садитесь поближе. 23-летний Скотт-Боуден подумал про себя: «Сейчас для меня все будет кончено». «Мне никогда прежде не приходилось иметь дело с таким высоким начальством, — вспоминал он позднее. — Поэтому я вначале немного растерялся. Они засыпали меня вопросами. Моряков особенно не волновало то, что я говорил. Но генерала Брэдли интересовало, где и как могут пройти танки „Шерман“. Я, конечно, не мог не вспомнить о двухколесных тележках с лошадьми». Когда генералитет замолчал, Скотт-Боуден обратился к Брэдли: — Сэр, поскольку берег усеян орудиями и укреплениями, взять его будет непросто. Брэдли похлопал Скотта-Боудена по плечу и сказал: — Да, мой мальчик, я это знаю. Когда Эйзенхауэр со своей командой прибыл в Лондон, чтобы принять бразды правления у КОССАК, он изучил план Моргана и в целом согласился с предложенной логикой вторжения. Однако и он, и Монтгомери, и Смит, и Брэдли считали, что фронт наступления должен быть увеличен до пяти дивизий. Соответственно требовалось и больше десантных судов. Растянуть линию фронта на восток, к Гавру, представлялось неразумным, так как наступающие войска попали бы под прямой обстрел береговой артиллерии, наиболее усиленной в этом районе «Атлантического вала». Морган в то же время исключил возможность расширения атаки в западном направлении, в сторону юго-восточной части полуострова Котантен, поскольку там немцы затопили прибрежные территории. Эйзенхауэр пересмотрел мнение Моргана и решил, что фронт вторжения можно продвинуть на запад. Он посчитал, что американские воздушно-десантные дивизии, заброшенные в глубь континента, захватят выступающие над водой дороги, по которым затем пойдут войска, высаженные с моря. По плану на Котантен с побережья под кодовым названием «Юта» должна была наступать американская 4-я пехотная дивизия, а 29-й и 1-й пехотным дивизиям предстояло высадиться на участке Кальвадоса «Омаха». Британским и канадским войскам отводились бухты, протянувшиеся на запад от устья реки Орн (кодовое название «Меч»). В их число входили британская 3-я дивизия, английские и французские коммандос, канадская 3-я дивизия («Юнона») и британская 50-я дивизия («Золото»). Британская 6-я воздушно-десантная дивизия должна была высадиться между реками Орн и Див для защиты левого фланга. КОССАК в начале наступления намеревалась задействовать только одну армию — британскую или американскую — по одной причине: чтобы избежать возникновения уязвимого «межнационального» пространства между войсками разных государств. Но по политическим соображениям это было невозможно. Генерал Баркер в июле 1943 г. говорил: «Совершенно ясно, что премьер-министр никогда не позволит, чтобы вторжение осуществили исключительно американские войска. То же самое с уверенностью можно сказать и о правительстве США. Мы должны воспринимать это как реальность». Итак, все было решено. Вторжение намечено на побережье Кальвадос. Британские войска наступают на левом фланге, американцы — на «Омахе» и «Юте» в направлении полуострова Котантен. Высадка на Кальвадосе осложнялась одной серьезной проблемой. Союзнические армии оказывались на юго-западной стороне двух крупных рек — Сены и Соммы, создававших преграды на пути к главной цели — Рейнско-Рурской области. Однако это обстоятельство можно было обернуть и в свою пользу: мосты через Сену разрушить бомбардировками еще до начала наступления, чтобы лишить вермахт возможности подтянуть танковые дивизии из Па-де-Кале. В целом же вторжение через Кальвадос имело очевидные плюсы. Оно застало бы немцев врасплох. Германское командование решило бы, что это всего лишь обманный маневр, рассчитанный на то, чтобы вынудить его перебросить танки с Па-де-Кале к западу от Сены. Логика проста: нанося удар на Кальвадос, союзники удаляются от Рейнско-Рурского бассейна. Поэтому представлялось вполне реальным заставить немцев поверить в то, что Кальвадос — ложное место высадки, а главное направление наступления — Па-де-Кале. Чтобы укрепить убежденность немцев в необходимости держать свои танковые армии на северо-востоке от Сены, КОССАК предложила (а Эйзенхауэр поддержал) разработать план действий по обману германского командования под кодовым названием «Фортитюд» («Сила духа»). Ставилась задача ввести Гитлера и его генералов в заблуждение относительно места вторжения и реальной численности экспедиционных сил. В операции «Фортитюд» участвовали и британцы, и американцы. В полной мере были задействованы двойные агенты, «Ультра», фиктивные армии, ложная радиосвязь. Вермахту навязывалось представление, что союзники могут высадиться и на побережье Бискайского залива, и в районе Марселя, и даже на Балканах. Но самым важным считалось заставить немцев поверить в то, что наступление начнется либо в Норвегии (где в морских базах стояли подводные лодки — последняя надежда Гитлера), либо в Па-де-Кале. Привлечь внимание германского командования к Норвегии союзники могли только демонстрацией того, что они располагают необходимыми силами для нанесения отвлекающего удара. Сделать это было чрезвычайно сложно в силу острой нехватки десантных судов: вплоть до дня «Д» сохранялась неуверенность в том, что их будет достаточно даже для запланированной высадки шести дивизий в Нормандии. Поэтому требовалось создать фиктивные дивизии и фиктивные флотилии десантных кораблей. В таком хитром деле неоценимую помощь оказали двойные агенты, американские и британские кинохроники и радиопередачи. К примеру, британская 4-я армия в Шотландии, которой предстояло участвовать в «нападении» на Норвегию в середине июля, существовала только на радиоволнах. В начале 1944 г. несколько десятков офицеров отправились на самую северную оконечность этой части Великобритании и наладили между собой радиосвязь. Они в точности воспроизводили обмен сообщениями, типичный при развертывании войск. Конечно, в их передачах не содержалось ничего вроде: «Нападение на Норвегию планируется на середину мая». Немцы никогда бы не приняли всерьез такую явную «утку». В сообщениях говорилось: «80-я дивизия запрашивает 1800 пар подошв с шипами и 1800 пар лыжных креплений», или: «7-й корпус просит направить инструкторов по преодолению отвесных скал по методу Билжери», или: «Для моторизованной роты 2-го корпуса требуются инструкции о работе двигателей в условиях высокогорья и низких температур». В действительности не существовало ни 80-й дивизии, ни 7-го или 2-го корпусов. Вермахту оставалось лишь гадать о том, что происходит в Шотландии. Надуть немцев было не так просто. Они сами в этом деле проявили себя большими мастерами. В начале 1942 г. Германия осуществила одну из самых искусных и успешных фикций Второй мировой войны под кодовым названием «Кремль». Ее целью было заставить Красную Армию поверить в то, что главной кампанией 1942 г. будет наступление на Москву, а не на Сталинград. Как пишет историк Эрл Зимке: «Это была чистейшей воды фальсификация, но ее можно назвать шедевром военного искусства». Немцы широко использовали радиосвязь, чтобы создать впечатление о наращивании армий вокруг Москвы, и во многом их действия аналогичны операции «Фортитюд». Но у союзников имелась еще одна сильная сторона — сеть двойных агентов. Ее основу составляли завербованные немецкие шпионы, в преданности которых абвер все еще не сомневался. Они отсылали в Гамбург шифровки о тяжелых железнодорожных составах, идущих в Шотландию, эмблемах новых дивизий, которые появились в Эдинбурге, о слухах в войсках, что их отправляют в Норвегию. Вдобавок на аэродромах стали появляться сделанные из древесины двухмоторные «бомбардировщики». Британские коммандос совершили несколько вылазок на Норвежское побережье, пометили места расположения радаров и взяли пробы грунта, продемонстрировав тем самым подготовку к вторжению. Результат оказался потрясающим. К началу лета 1944 г. Германия развернула в Норвегии 13 армейских дивизий (в дополнение к уже находившимся там подразделениям военно-морских и военно-воздушных сил, насчитывавших в общей сложности 150 тыс. человек). Эти войска едва ли были особо боеспособными, но вполне годились для траншей «Атлантического вала» во Франции. В конце мая Роммель настоял на том, чтобы Гитлер перебросил пять пехотных дивизий из Норвегии во Францию. Они грузились для отправки по назначению, когда абвер вручил фюреру пакет с очередными «перехваченными» шифровками об угрозе Норвегии. Гитлер отменил свой приказ. Перефразируя Черчилля, можно сказать: в истории войн трудно найти другой пример того, как небольшая группа людей парализовала действия многих десятков тысяч человек. И все-таки вариант наводки немцев на Па-де-Кале представлялся наиболее подходящим. В районе Дувра располагалась 1-я американская группа армий, создававшая непосредственную угрозу французскому побережью. Она организовывала ложные радиосообщения, «плохо замаскированную» десантную флотилию в портах Рамсгита, Дувра и Гастингса, поля, напичканные орудиями и танками, сделанными из папье-маше и резины. И естественно, в полную силу использовала налаженную систему двойной агентуры. «Шпионы» докладывали об активизации деятельности вокруг Дувра, строительстве, железнодорожных перевозках, перемещениях войск. Импровизированный нефтяной причал в Дувре, сооруженный декораторами из киноиндустрии, действовал на полную мощность. Ключевой фигурой в кампании дезинформации стал генерал-лейтенант Джордж С. Паттон, командующий 1-й американской армейской группой. Немцы считали его лучшим командиром в Союзнических экспедиционных силах и полагали, что именно он возглавит наступательную операцию. Эйзенхауэр это понимал и не противился тому, чтобы репутация Паттона (и он сам) использовались секретными службами. Шпионы аккуратно сообщали обо всех передвижениях генерал-лейтенанта. То же самое делали британские газеты: они поступали в Германию спустя день или два через Португалию и Испанию. Кроме того, немецкие агенты в Дублине получали лондонские издания в тот же день и могли передать их содержание по радио. Со своей стороны, радиостанция 1-й американской группы армий также оповещала немцев о перемещениях Паттона, подтверждая, что он хорошо справляется со своим новым назначением. 1-я американская группа армий состояла из сформированных и еще не сформированных дивизий, корпусов и армий. В нее входили: 3-я американская армия, реально существовавшая, но в основном находившаяся в США, британская 4-я армия, которой на самом деле не было, и канадская 1-я армия, которая базировалась в Англии. Кроме того, в эту группу предположительно должны были войти 50 дивизий, все еще пребывавших в Соединенных Штатах, но уже сформированных в 14-ю американскую армию, ожидавшую переброски через океан в Па-де-Кале. Успешность операции «Фортитюд» можно оценить на основе немецких данных. В конце мая 1944 г. германское командование считало, что Союзнические экспедиционные силы составляют 89 дивизий, в то время как их реально было 47. Вермахт исходил из того, что противник располагает достаточным флотом для одновременной высадки на берег 20 дивизий, тогда как союзники в лучшем случае могли высадить только шесть. Приписывая американо-британским силам такую мощь, немцы уверовали в то, что реальному вторжению будет предшествовать или сопутствовать отвлекающий удар. Важно было принять все меры для того, чтобы вермахт так и не узнал, что действительный плацдарм наступления — Кальвадос. «Успех или провал предстоящей операции зависят от того, сможет ли противник завладеть точной информацией о ее подготовке», — заявил Эйзенхауэр в меморандуме главам военных миссий Бельгии, Норвегии и Дании 23 февраля 1944 г. Чтобы обеспечить секретность, союзники пошли на беспрецедентные меры. В феврале Эйзенхауэр попросил Черчилля запретить все поездки в прибрежные регионы Южной Англии, где создавалась база для наступления и проводились учения. Черчилль ответил «нет»: он не может нарушить обычную жизнь людей. Генерал Морган пробурчал, что ответ Черчилля — «чистая политика», и предупредил: — Если мы проиграем, то вообще не будет больше никакой политики. И все же британское правительство по-прежнему бездействовало. Когда Монтгомери потребовал запретить частные визиты в районы учений, Эйзенхауэр направил в военное министерство Англии выразительное послание. Он писал: «Все последующие годы мы будем укорять себя за то, что, не предприняв никаких мер безопасности, поставили под угрозу эту важнейшую операцию и жизни наших солдат». Черчилль сдался. Поездки прекратились. Эйзенхауэр также убедил военное министерство в необходимости отменить неприкосновенность дипломатической корреспонденции из Соединенного Королевства. По его мнению, «дипломатическая почта создает серьезную угрозу безопасности нашей операции, жизни наших моряков, солдат, пилотов». 17 апреля такое решение было принято (оно не распространялось на США и Советский Союз). Другие иностранные правительства выступили с гневными протестами. Это дало Гитлеру ключ к тому, чтобы определить время проведения «Оверлорд». В начале мая он заметил: «…англичане предприняли меры, которые могут действовать не более шести — восьми недель». Верховный главнокомандующий строго следил за соблюдением секретности. В апреле генерал-майор Генри Миллер, начальник материально-технического обеспечения 9-й американской военно-воздушной армии и сокурсник Эйзенхауэра по Уэст-Пойнту, оказался на приеме в отеле «Клэридж». У него развязался язык, генерал начал жаловаться на трудности в снабжении и заявил, что, слава Богу, все это закончится после дня «Д», который, по его расчетам, наступит раньше 15 июня. Когда его слова подвергли сомнению, Миллер предложил заключить пари. Эйзенхауэру об инциденте стало известно на следующее утро. Он незамедлительно понизил Миллера в звании до полковника и отправил его в Соединенные Штаты, что, конечно, означало конец военной карьеры. Вскоре бывший генерал подал в отставку. Еще один серьезный «прокол» произошел в мае, когда американский морской офицер напился во время вечеринки и раскрыл детали предстоящей операции, включая предполагаемые районы высадки, маршруты воздушных перебросок, численность войск, даты. Эйзенхауэр написал тогда Маршаллу: «Я настолько взбешен проявлением такой безответственности, создающим для нас дополнительные трудности и риски, что готов собственноручно расстрелять виновника». Офицер также был отправлен в Штаты. Чтобы проверить, насколько эффективно действует система «Фортитюд», Верховное командование Союзническими экспедиционными силами пользовалось перехватами «Ультры». Каждую неделю британский Объединенный комитет по разведке готовил обозрение «Немецкие оценки намерений союзников на Западе» — документ в одну или две страницы, в котором давался анализ предположений вермахта, где, когда и какими силами союзники нанесут удар. Эти аналитические доклады показывали командованию то, что оно хотело видеть: немцы рассчитывали, что наступление начнется в Норвегии с отвлекающим ударом в Нормандии или в Бискайском заливе, но главным направлением вторжения будет Па-де-Кале с применением 20 или около того дивизий. Немцы вкладывали железобетона в Па-де-Кале больше, чем где-либо еще. Они держали здесь многочисленные войска и танковые армии. Побережье Ла-Манша возле Па-де-Кале было практически полностью заминировано. В целом германское командование весьма переоценило ресурсы, которыми располагали экспедиционные силы. Короче говоря, его здорово одурачили. Но не совсем. Мобильность сил союзников и их господство на море и в воздухе заставляли немцев рассматривать любое подходящее для высадки побережье в качестве возможного плацдарма наступления. 19 марта на совещании в Берхтесгадене Гитлер так обрисовал сложившуюся ситуацию: «Ясно, что англо-американское вторжение на Западе неизбежно. Никто не знает, где и как оно произойдет, и на этот счет сейчас трудно делать какие-либо догадки». Но их надо было делать, несмотря на непроницаемость операции «Фортитюд» и секретность действий командования экспедиционными силами, Самолеты-разведчики зафиксировали строительство судов в южных английских портах Саутгемптон и Портсмут. Однако Гитлер посчитал, что такие сведения фактически бесполезны. «Концентрация сооружения десантных кораблей в каком-то одном месте еще не указывает на какой-либо конкретный район предполагаемого вторжения на нашем протяженном Западном фронте от Норвегии до Бискайского залива, — сказал он. — Эти доки могут быть передвинуты при плохой видимости, что еще больше введет нас в заблуждение». Однако Гитлер не переставал думать о возможном направлении предстоящего англо-американского нападения. Он предполагал, что высадка, вероятнее всего, произойдет в районе Шербура или Бреста. Но фюрер ошибался. Адмирал Теодор Кранке, командующий западной военно-морской группировкой, считал, что союзники вторгнутся между Булонью и Шербуром, либо в Котантене, либо в устье Орны, Сены или Соммы, что уже было ближе к истине, хотя точность прогноза в целом сомнительна, поскольку между Булонью и Шербуром пролегает почти весь Ла-Манш. Роммель полагал, что главный удар придется на Па-де-Кале. Здесь он проводил большую часть времени, инспектируя и направляя строительство оборонительных укреплений. В начале мая фельдмаршал обратил внимание на юго-западное направление, заметив генерал-лейтенанту Герхарду фон Шверину, командующему отборной 116-й бронетанковой дивизией 15-й армии: «Нападения можно ожидать с любой стороны устья Соммы». Но вся информация, поступавшая к немцам, указывала на Па-де-Кале. Воздушная активность экспедиционных сил подкрепляла деятельность «Фортитюда». Разведывательные самолеты появлялись над расположением 15-й армии вдвое чаще, чем над 7-й. В десять раз выросло число налетов на объекты к северо-востоку от Сены. Все это убеждало Роммеля в том, что главное направление удара — Па-де-Кале. И он был готов отразить наступление. 27 апреля немецкие торпедные катера В очень ограниченные сроки это было сделано. 29 мая еженедельное обозрение разведки включало короткое, но тревожное сообщение: «Наблюдающееся в последнее время передвижение германских наземных сил на Шербур, похоже, указывает на то, что район Гавра — Шербура рассматривается немцами в качестве вероятного, а может быть, и главного направления наступления». Проникли вермахт в секреты операции «Оверлорд»? Только дальнейшие события могут это показать. Пока же главные танковые силы оставались к северо-востоку от Сены, в распоряжении 15-й армии. Когда? Указание Моргана гласило: «В ближайшее время». Март уже прошел. В любом случае неизбежные весенние штормы на Кальвадосе исключали возможность развертывания наступательного плацдарма на побережье. 1 апреля — дата, предложенная Объединенным комитетом начальников штабов, не подходила также из-за неопределенности и непредсказуемости погоды в Ла-Манше. Кроме того, из-за таяния снегов Красная Армия не смогла бы начать действия, скоординированные с союзниками. Морган выбрал 1 мая. Когда Эйзенхауэр принял командование, он передвинул плановую дату наступления на 1 июня с тем, чтобы располагать большим количеством времени для производства десантных судов. «Плановая дата» означает, что командование экспедиционными силами могло избрать любой удобный день для проведения операции после 1 июня. Но необходимо было учесть ряд объективных обстоятельств, прежде всего положение Луны и состояние прилива. Моряки хотели, чтобы преодоление Ла-Манша происходило в светлое время суток. Это, как они считали, обеспечило бы лучшее управление тысячами десантных судов, помогло бы избежать возможных столкновений и более эффективно использовать огневую поддержку. Генералам авиации свет нужен был для того, чтобы с наибольшим результатом нанести бомбовые удары до высадки первых эшелонов. Армейские командиры настаивали на том, чтобы переправиться через пролив ночью и выходить на берег ранним утром: тогда у пехоты будет целый день, чтобы закрепиться на захваченных позициях. Роммель полагал, что союзнические войска для высадки используют самый высокий уровень прилива, который даст им наикратчайший путь к берегу. Но это лишь показывает его плохую осведомленность о возможностях амфибий. С самого начала командование экспедиционными силами решило использовать эффект нарастания приливной волны, чтобы десантные суда могли свободно высаживать людей на пляж и оставаться на плаву. В ночь пересечения Ла-Манша нужно было, чтобы Луна светила хотя бы наполовину — помогала и десантному флоту, и парашютистам, готовым выброситься на территорию Франции за пять часов до назначенного часа «Ч». Приливы при первых проблесках рассвета и при достаточном лунном освещении должны были произойти 5, 6, 7, а также 19 и 20 июня. Эйзенхауэр выбрал днем «Д» 5 июня. Юго-восточное побережье Котантена и Кальвадос в Нижней Нормандии определены как направление главного удара. 5 июня — день начала наступления. Час «Ч» — рассвет. Роммель даже не подозревал, что союзникам недоставало десантных судов. У него сложилось совершенно противоположное мнение. Двойные агенты постоянно снабжали его дезинформацией. Таким образом, фельдмаршал не имел точного представления о начале англо-американского вторжения. В апреле он еще думал, что наступление произойдет в первую или третью неделю мая. 6 мая Роммель писал своей жене Люси: «Я с полной уверенностью готов встретить предстоящее сражение — оно может состояться 15 мая, но не раньше конца апреля». 15 мая фельдмаршал сообщал Люси: «Уже середина мая. И ничего пока не происходит… Думаю, что противнику потребуется еще несколько недель». 1 июня Роммель посмотрел схемы движения Луны и приливов и сказал, что не предвидит благоприятных условий для вторжения до 20 июня (по его расчетам, они должны были сложиться в результате сочетания высокой приливной волны и рассвета). На следующий день он написал Люси: «До сих пор нет никаких признаков того, что наступление вот-вот начнется». Гитлер находился не в лучшем положении. Он уверил себя в том, что никакого вторжения вообще не будет. 6 апреля фюрер заявил: «Я не могу избавиться от ощущения, что все это какое-то бесстыдное надувательство». И все же, рассуждая более трезво, он жаловался: «У нас нет реальных возможностей выяснить, что они задумали». «Мы не можем допустить провала операции», — говорил Эйзенхауэр. Это стало принципом подготовки вторжения экспедиционных сил. Никакого планирования действий на случай другого развития ситуации не велось. Обычно в ходе Второй мировой войны армии, наступающие по широкому фронту, имели свободу маневра. Если первая атака не обеспечивала прорыв, то следовавшие за передовыми частями подразделения могли быть переброшены на фланга или отведены назад, чтобы повторить нападение в другое время и в другом месте. Операция «Оверлорд» преследовала лишь одну цель — «или все, или ничего». Гитлер и Роммель совершенно справедливо считали, что если вермахту удастся сбросить экспедиционные силы обратно в море, то они уже не смогут предпринять новое наступление в 1944 г. Люди, которые планировали «Оверлорд», работали на износ. «Если описать, что я делал на прошлой неделе, — сообщал Эйзенхауэр Мейми в конце января, — то ты получишь отличное представление о том, что происходит с блохой, когда она попадает на раскаленную сковородку». В конце мая он писал: «Похоже, что я постоянно нахожусь на оголенных высоковольтных проводах». |
||
|