"День `Д`. 6 июня 1944 г. Величайшее сражение Второй мировой войны" - читать интересную книгу автора (Стивен Е. Амброз)

Пролог

6 июня 1944 г. в 00.16[1] планер «Хорса» врезался в берег Канского канала в пятидесяти метрах от разводного моста. Лейтенант Ден Бразеридж, выбравшись на землю, схватил за плечи сержанта Джека «Билла» Бейли, командира отделения, и прошептал ему на ухо:

— Скорее веди ребят вперед!

Вместе с взводным и Бейли высадились еще 26 человек из роты «Д» Оксфордширского и Букингемширского полка легкой пехоты британской 6-й воздушно-десантной дивизии.

Бейли направился со своей группой забросать гранатами дот, который, как предполагалось, должен был находиться у моста. Лейтенант Бразеридж собрал оставшихся солдат и тихо сказал: «За мной, парни!» — и тоже побежал к мосту. Немцев, охранявших переправу, насчитывалось, наверное, не менее пятидесяти. И они, конечно, не знали, что давно ожидавшееся вторжение началось.

Часовой семнадцатилетний рядовой Хельмут Ромер видел, как британцы, в полном вооружении, короткими перебежками приближались к мосту. Они казались ему возникшими из воздуха. Он развернулся и кинулся прочь, на бегу крикнув другому часовому: «Парашютисты!» Караульный выстрелил сигнальную ракету, а Бразеридж выпустил всю 32-зарядную обойму своего «Стена».

Это были первые выстрелы, за которыми через двадцать четыре часа последовало массированное наступление 175-тысячных Союзнических экспедиционных сил, в которые входили американцы, канадцы, британцы, французы, норвежцы, поляки и представители многих других стран. У моста погиб первый немец, защищая гитлеровскую «крепость Европу»[2].

26-летний Бразеридж готовился к этому моменту два года, а для выполнения специального задания по захвату моста — шесть месяцев. Сначала он служил рядовым, но ротный командир майор Джон Говард рекомендовал его в кадетскую школу еще в 1942 г. Другие взводные закончили университеты и были выходцами если не из богатых и аристократических, то по крайней мере достаточно обеспеченных семей, принадлежавших к высшему классу. Офицеры испытывали некоторый дискомфорт, когда Бразеридж вернулся с лейтенантским званием: «Понимаете, он же не наш?»

Бразеридж любил футбол, но не крикет. После войны из него мог получиться профессиональный спортсмен. Лейтенант легко сходился с людьми и представления не имел о той пропасти, которая нередко разделяла британских младших офицеров и новобранцев.

Бразеридж вечерами обычно заходил в барак, садился на койку денщика Билли Грея и начинал рассказывать о футболе. Он прихватывал с собой ботинки и, пока говорил, начищал их до блеска. Рядовой Уолли Парр вспоминает, что ему никогда прежде не доводилось наблюдать, как британский лейтенант в то время, когда его денщик валяется на кровати, сам приводит в порядок свою обувь и травит всякие байки о «Манчестер юнайтед», «Уэст Хэм» и других футбольных командах.

Долговязый, улыбчивый и общительный Ден Бразеридж вызывал симпатию у всех, даже у офицеров. Он быстро усваивал новые знания, владел всеми видами оружия, одновременно был и способным учеником, и хорошим учителем, одним словом, представлял собой образец настоящего лидера. Когда майор Говард назначил его командиром 1-го взвода, ротные офицеры согласились, что именно Ден должен повести за собой первый отряд десантников в день «Д».

У Бразериджа имелись и другие причины для того, чтобы возглавить атаку. Он был одним из немногих женатых мужчин в роте «Д». Его жена Маргарет уже восьмой месяц ждала ребенка. Во время перелета через Ла-Манш Ден думал только о них.

Крик Ромера, ракета, очередь, выпущенная Бразериджем из «Стена», встревожили немцев, окопавшихся в траншеях по обе стороны моста. Они открыли беспорядочный огонь из пулеметов, автоматов, винтовок и карабинов.

Бразеридж добрался почти до середины переправы, за ним следовали бойцы, стреляя на бегу с бедра. Лейтенант выхватил гранату и метнул ее в пулемет, паливший справа. В этот момент его настигла пуля, попавшая в шею. Бразеридж упал. Солдаты продолжали атаковать противника, и им на помощь спешили еще два взвода, приземлившихся на планерах. Рота «Д» за считанные минуты ликвидировала огневые точки врага: к 00.21 вокруг уже не было видно немцев: они либо погибли, либо сбежали.

Рядовой Парр отправился на поиски Бразериджа, которому после взятия моста предстояло обозначить свой командный пост в кафе, расположенном поблизости.

— Где Дании? — спросил он у проходившего мимо солдата. (Обычно к лейтенанту обращались «мистер Бразеридж», офицеры называли его «Ден», а те, кто относился к нему с особой теплотой, — «Дании».)

— Где Дании? — снова спросил Парр. Солдат не знал. Парр вышел на площадку перед кафе. Он обнаружил Бразериджа лежащим на дороге. Его глаза были открыты, а губы пытались что-то сказать, но Парр не мог разобрать ни одного слова. Парр подумал: «Какая нелепость. Сколько лет уходит на то, чтобы научиться воевать. Всего несколько секунд — и вот ты лежишь, поверженный…»

Санитары унесли Бразериджа в медпункт. Ротный доктор Джон Воэн увидел его «неподвижным, с взглядом, устремившимся к звездам и выражавшим только одно, — жуткое, страшное изумление». Доктор сделал инъекцию морфина и начал бинтовать пулевую рану на шее. Но прежде чем Воэн завершил процедуру, лейтенант умер. Бразеридж стал первым солдатом союзнических сил, погибшим в день «Д».

Лейтенант Роберт Мейсон Матиас командовал вторым взводом роты «Е» 508-го парашютно-пехотного полка американской 82-й воздушно-десантной дивизии. В ночь с 5 на 6 июня 1944 г. он пересекал Ла-Манш на «С-47» («Дакота») по направлению к полуострову Котантен в Нормандии. Спустя два часа самолет уже находился над Францией и попал под обстрел немецких зениток. В 02.27 лейтенант Матиас заметил красный огонек над открытой дверью — сигнал готовности.

— Встать и пристегнуться! — приказал Матиас шестнадцати десантникам, стоявшим за ним. Он прицепил карабин своего парашюта к тросу, протянутому вдоль самолета, и подошел к краю двери в ожидании появления зеленого огонька — знак того, что борт находится над нужным районом.

Немцы внизу вели бешеный огонь по воздушной армаде, состоявшей из 822 самолетов «С-47», несущих в себе 82-ю и 101-ю воздушно-десантные дивизии. Небо заполнилось всполохами от разрывов снарядов 20-миллиметровых четырехствольных зенитных орудий и разноцветными радугами, проложенными трассирующими пулями, — зелеными, желтыми, красными, голубыми, белыми. Многим парашютистам зрелище напомнило грандиозный фейерверк, который устраивается в США в день 4 июля. Но на самом деле оно наводило страх: в каждой радужной арке скрывались пять невидимых пуль. Незримые, но слышимые, они барабанили по крыльям «С-47» и, пробив их, стучали, как камни в жестяной банке. Высота полета не превышала 300 м, а скорость — 200 км в час, что превращало «С-47» в легко уязвимую цель.

Выглядывая в дверной проем, лейтенант Матиас мог видеть бушующие под ним пожары. Огромный столб огня поднимался к небу на окраине деревни Сент-Мер-Эглиз; это горел сарай с сеном — в него, очевидно, попала трассирующая пуля. Самолет стало кидать из стороны в сторону. За спиной Матиаса послышались голоса:

— Пошли!

— Ради Христа, пошли!

— Прыгай же, черт возьми, прыгай!

Пули начали прошивать фюзеляж, и парни инстинктивно прикрывали ладонями промежность. Они уже совершили десятки прыжков, но никогда раньше у них не было такого страстного желания покинуть самолет.

Матиас держал руки вытянутыми, чтобы в любой момент, как только появится зеленый сигнал, нырнуть в воздух. Вдруг сзади разорвался зенитный снаряд. Лейтенант ощутил, как раскаленный осколок пробил запасной парашют и застрял где-то на груди. Матиас рухнул на пол. И в это время над дверью появился зеленый огонек.

В свои 28 лет Матиас был намного старше других лейтенантов в 508-м парашютно-пехотном полку, но выглядел моложе их. Светлые, с рыжеватым отливом волосы и ирландские веснушки придавали ему мальчишескую внешность. Высокий и поджарый (рост — 183 см и вес — 79 кг), он находился в великолепной физической форме, сплошь кости и мускулы, и перенес удар, который мог бы свалить вола. Лейтенант заставил себя подняться и вновь встал у дверного проема.

Именно таким, самоотверженным и мужественным, привыкли видеть Боба Матиаса солдаты. Его любили во взводе, уважали друзья-офицеры. Он был известен своим обостренным чувством справедливости, преданностью делу. Два года Матиас готовил себя и бойцов к этому решающему дню. Лейтенант считался лучшим боксером в полку и самым выносливым марафонцем. Как-то во время состязания между взводами по бегу на дистанции 40 км один из солдат упал. Матиас подхватил его и пронес на себе до самого финиша.

В обязанности Матиаса входило просматривать полевую почту. Рядовой Гарольд Кавано вспоминает, что лейтенант это тоже делал по-своему: «Для него было мучительно читать чужие письма, поэтому он только проглядывал их содержание. Если в тексте встречалось что-то недопустимое по соображениям безопасности, то лишь тогда Матиас обращал внимание на имя автора. Но и в этом случае лейтенант лично объяснял солдату, почему те или иные места из его письма желательно исключить. После внесения необходимых поправок оно уходило по адресу. По крайней мере солдат всегда знал, что его послание обязательно прочтут».

Матиас был правоверным католиком. Он сам часто посещал мессу и поощрял походы в церковь своих бойцов. Лейтенант никогда не матерился. Его ротный командир говорил:

— Матиас мог свернуть шею любому крутому мужику, но оказывался неспособным произнести даже такие невинные слова, как «черт», «проклятие».

Когда у кого-то в соседнем взводе возникали проблемы, то это тут же становилось известным Матиасу. Лейтенант чистосердечно предлагал помощь, но не позволял себе вмешиваться в личную жизнь человека. Один из его сослуживцев вспоминает: «Он делал некоторые исключения из правил, но ни разу не поступился своими принципами. Временами лейтенанта глубоко задевало, что мы не всегда соответствовали его меркам, но он не навязывал нам собственное мнение».

Можно сказать, что Матиас всесторонне подготовился к предстоящей битве. Он изучал военную историю, овладел всеми видами оружия и искусством ведения боя стрелковой ротой. Лейтенант знал немецкие вооружения, организацию и тактику вермахта. Матиас выучил немецкий язык так, что говорил на нем без запинки, освоил французский язык в достаточной степени, чтобы сориентироваться в незнакомом месте. Лейтенант обучил некоторым немецким командам и французским выражениям своих солдат.

— Очень полезные уроки, — считает Кавано.

Из-за опасения, что немцы могут прибегнуть к газовым атакам, Матиас на всякий случай ознакомил взвод с основными принципами такого нападения и способами борьбы с ним.

— Эти знания впоследствии не пригодились, — замечает Кавано. — Главное, что Матиас предусмотрел все, что могло случиться в ходе сражения.

Полковник Рой Е. Линдквист, командир 508-го парашютно-пехотного полка, сказал о Матиасе:

— Он либо получит орден, либо первым из нашего полка погибнет на поле боя.

На аэродроме вечером 5 июня, когда 508-й полк загружался в самолеты, Матиас пожал руки всем солдатам своего взвода. Рядовой Кавано, оказавшийся на другом борту, вспоминает: «Какая-то неустрашимая уверенность исходила от этого великана. Мы попрощались, и он сказал:

— Мы им покажем, почем фунт лиха, разве мы не ирландцы?»

Когда лейтенанта Матиаса тяжело ранил осколок разорвавшегося зенитного снаряда и одновременно зажегся зеленый огонек, у него еще было достаточно сил, чтобы отойти в сторону и освободить дорогу для других. Если бы он поступил именно таким образом, то экипаж «С-47» оказал бы ему первую помощь и, вероятно, доставил бы его обратно в Англию для операции, которая могла сохранить Матиасу жизнь. Позднее все, кто находился в той команде, говорили, что лейтенант должен был об этом подумать.

Вопреки здравому смыслу Матиас поднял правую руку, скомандовал «За мной!» и исчез в ночном небе. Никто не знает, то ли из-за резкого открытия парашюта, то ли из-за резкого удара о землю, то ли от большой потери крови, но лейтенанта примерно через полчаса нашли в стропах парашюта мертвым. Он стал первым американским офицером, убитым немцами в день «Д».

Масштабность операции «Оверлорд» — вторжения в оккупированную нацистами Францию в 1944 г. — ошеломляет. За одну ночь и один день через открытое водное пространство протяженностью от 100 до 160 км были переброшены на вражеский берег 175 тыс. человек в полном боевом снаряжении и 50 тыс. передвижных средств — от мотоциклов и танков до бронированных бульдозеров. В этом грандиозном перемещении людей и техники участвовали 5333 корабля и около 11 тыс. самолетов. Такое мероприятие можно сравнить с тем, как если бы за ночь переселили на восточный берег озера Мичиган жителей городов Грин-Бей, Расин и Кеноша, штат Висконсин, со всей их домашней утварью, автомобилями и тракторами.

Премьер—министр Уинстон С. Черчилль назвал высадку экспедиционных сил «самой трудной и сложной операцией в истории человечества». На ее подготовку ушли два года неимоверного труда миллионов людей в США, Соединенном Королевстве, Канаде, где ускоренными темпами сооружались корабли, десантные суда, танки, самолеты, создавались вооружения, изготавливались медикаменты и многое, многое другое, необходимое для мощного наступления.

Но каким бы значительным ни был индустриальный и интеллектуальный вклад США и их союзников, какие бы гениальные планы и стратегии ни разрабатывались, успех или провал операции «Оверлорд» зависел от сравнительно небольшого числа младших офицеров, сержантов, солдат и матросов в американских, британских и канадских армиях, авиационных дивизиях, военно-морских соединениях. Самое просчитанное и подготовленное в истории войн наступление могло завершиться полным крахом: если бы парашютисты не вступали в открытую схватку с врагом, а прятались за заграждениями или в амбарах; если бы рулевые десантных судов под огнем противника не подводили свои боты прямо к берегу, а сбрасывали рампы на глубине; если бы пехотинцы зарывались в землю, а сержанты и офицеры не поднимали их на штурм дамб.

Эта тяжелейшая ратная доля пала на плечи молодых людей в возрасте 18—28 лет. Они, конечно, были отлично натренированы и вооружены. Но мало кто из них прошел школу настоящих боев. Немногим доводилось убивать человека или видеть рядом погибшего товарища. Большинство состояло из парней, таких как Ден Бразеридж и Боб Матиас, не сделавших ни одного выстрела в ходе реальной битвы. Все они, по сути, оставались гражданскими солдатами, а не профессиональными военными.

До конца весны 1944 г. было не ясно, способна ли молодежь демократических стран сразиться с отборными войсками нацистской Германии. Гитлер считал, что нет. Исходя из опыта боев с британской армией во Франции в 1940 г., с англичанами и американцами в Северной Африке и Средиземноморье в 1942—1944 гг., фюрер пришел к выводу, что их войска не могут противостоять вермахту. Тоталитарный фанатизм и жесткая дисциплина должны восторжествовать над либерализмом и мягкотелостью. В этом Гитлер был абсолютно уверен.

Если бы фюрер видел Дена Бразериджа и Боба Матиаса в действии в день «Д», у него, возможно, возникли бы иные мысли. Эта книга как раз о Бразеридже и Матиасе и их друзьях, которые родились в условиях мнимого благополучия 1920-х годов и выросли в жестоких реалиях депрессии 1930-х. Они воспитывались на антивоенной литературе, циничной, представлявшей патриотов как несмышленых сосунков, а бездельников — как героев. Никто из них не желал оказаться в очередной бойне. Они хотели бросать бейсбольные мячи, а не ручные гранаты, стрелять из ружья по зайцам, а не из винтовки «М-1» по таким же молодым парням. Но когда пришло время выбирать — сражаться за свободу или поддаться диктатуре, эти юноши избрали первое. Они стали солдатами демократии. Они начали день «Д», и им мы обязаны своей свободой.

Чтобы осознать их свершения и подвиги, нам необходимо воссоздать все, как было.