"Рыцарь времен протекших... Павел Первый и масоны" - читать интересную книгу автора (Башилов Борис)

XII. Масонский миф о "сумасшествии" Павла I в свете исторической правды

"Народ был счастлив, — пишет А. Коцебу, — его никто не притеснял, вельможи не смели обращаться с ним с обычной надменностью, они знали, что всякому возможно было писать прямо государю, и что государь читал каждое письмо. Им было бы плохо, если бы до него дошло о какой-либо несправедливости, поэтому страх внушал им человеколюбие".[23]

"Из 36 миллионов людей по крайней мере 33 миллиона имели повод благословлять Императора, хотя и не все сознавали это".

Пускай А. Коцебу несколько преувеличивает, Павел Первый не смог сделать столько, чтобы основная масса народа могла благословлять его, но несомненно, что народу в результате предпринятых Павлом мероприятий, стало жить все же легче, чем при Екатерине II.

"Народ был восхищен, был обрадован, приказания Его чтил благодеянием, с неба посланным...

Дозволяю себе смело и безбоязненно сказать, что в первый год царствования Павла народ блаженствовал, находил суд и расправу без лихоимства, никто не осмеливался грабить, угнетать его, все власти предержащие страшились ящика..." Так оценивал А. И. Тургенев, видный масон, весь первый год царствования Павла I.

А вот, в каком тоне он изображал позже, когда появилась необходимость оклеветать Павла I — второй день его царствования.

"Первым геройским подвигом нового царствования, — пишет он, — была непримиримая, беспощадная борьба с самыми страшными врагами русского государства: круглыми шляпами, фраками и жилетами. На другой же день двести полицейских бегали по улицам и по особому распоряжению срывали со всех прохожих круглые шляпы, которые тут же уничтожались: у всех фраков обрезывались торчащие воротники, а жилеты разрывались на куски. В 12 часов по улицам уже ни видно было круглых шляп, фраки и жилеты были уничтожены, и тысячи жителей Петербурга спешили в свои жилища полунагими".

Разница в характере и тоне описания, как видим, разительная. Во втором отрывке бросается в глаза сильная утрировка и преувеличенность в описании поведения полицейских.

Полицейские, наверное, предлагали сдать шляпы, а не срывали их с головы, пострадали от этого мероприятия сотни, а не тысячи жителей и т. д.

А. И. Тургенев постарался создать полное впечатление о бессмысленности этой борьбы с круглыми шляпами и фраками. Но никакой бессмысленности в данном случае не было. Это было гораздо более осмысленное мероприятие, чем приказ Петра жителям Москвы, в течение нескольких дней переодеться из русского платья в немецкое. Петр I решил переодеть жителей Москвы в иноземное платье только потому, что ему так захотелось. Павел I приказал отнимать круглые шляпы, жилеты и отрезать воротники с фраков, потому что все это было как бы мундиром французских якобинцев. Павел приказал снимать у русских якобинцев только якобинские шляпы, а французские якобинцы снимали головы у всех заподозренных в пристрастии к монархии. Если бы во Франции тех дней приверженцы короля осмелились появиться в костюмах, принятых при дворе Людовика XVI, демонстрируя этим свою приверженность убитому королю, то за таковую демонстрацию они немедленно лишились бы головы. А тут, подумайте, какой "дикий приказ" отдал сумасшедший русский Император — приказал снимать якобинское одеяние с потерявших всякое чувство меры, русских якобинцев.

Противоречивость свидетельств масона А. Тургенева о "сумасшедшей выходке" Павла I во второй день царствования, и оценка сделанного им в первый год царствования, бросается в глаза каждому беспристрастно мыслящему человеку. Попытка же А. Тургенева, как и других, подобных ему "очевидцев", доказать, что Павел I был нормален только в первый год царствования, а затем он почти лишился рассудка — является обычной политической клеветой.  

Как на яркое доказательство "ненормальности" Павла Первого приводят, например, "факт", что однажды на параде он скомандовал неугодившему ему плохой выправкой полку:

— Шагом марш... в Сибирь.

На самом деле это не исторический факт, а историческая ложь врагов Павла I. Ни один из историков не смог установить название полка, которому Павел I отдал, будто бы, такой приказ.

Врагами Павла распускаются слухи о том, что Павел сошел с ума. Всякий поступок Павла дополняется такими подробностями, ретушируется так, чтобы представить его полусумасшедшим. Кто из слушателей за пределами дворца может знать, как происходило дело в действительности. А как известно, добрая слава на печи лежит, а худая на тараканьих ножках по свету бежит.

Побежала дурная слава на тараканьих ножках и про "ненормальные выходки" Императора Павла. А истина всегда отстает от клеветы и легенды. Даже сейчас, спустя сто пятьдесят лет после подлого убийства Павла, не только рядовые обыватели, но и историки плохо различают клевету от истины и неверно судят о духовном облике несчастного Императора Павла I.

Я не хочу и не могу утверждать, что Павел отличался постоянством характера и совершенно не неповинен во верх тех поступках, которые ему приписываются. Издерганный жизнью, обманываемый и провоцируемый окружавшими его придворными — его тайными врагами, Павел, конечно, не один раз мог потерять душевное равновесие и, в состоянии возбуждения, отдавать приказания, которые могли казаться странными для нормального человека. Но я сомневаюсь, чтобы Павел совершил все те поступки, которые ему приписываются, и уверен, что на совершение ряда их он был сознательно спровоцирован окружавшими его заговорщиками.

Мы видели, какие провокационные действия употреблял Пален, чтобы восстановить Павла против вернувшегося из Европы Суворова и вызвать всеобщее недоумение "внезапной" опалой прославленного полководца. Для людей не знавших о провокационных действиях Палена, отмена триумфальной встречи, запрещение Суворову появляться во дворце, представляются явным доказательством сумасшествия Павла. Но если знать, как изображал поведение Суворова Пален, все дело представляется совершенно в другом свете.

А сколько раз Павел I был спровоцирован приближенными на другие, кажущиеся столь же странными, поступки? Сколько раз?!

Павла I его враги неоднократно намеренно старались вывести из душевного равновесия и толкнуть на совершение поступков, которые они могли бы использовать для создания легенды о его ненормальности. Это совершенно несомненно.

Провокаторское поведение Палена в случае, когда он добился отмены триумфальной встречи Суворова, не единичный случай. Таких случаев было много и очень много. На этот счет мы имеем твердые свидетельства современников.

Князь П. П. Лопухин утверждал, что Павел "вовсе не был сумрачным и подозрительным тираном, каким его умышленно представляют. Напротив того, природные его качества были откровенность, благородство чувств, необыкновенная доброта, любезность и весьма острый и меткий ум. Когда он был в хорошем расположении духа, нельзя было найти более приятного и блестящего собеседника, никто в этом отношении не мог сравниться с ним, не исключая Императора Александра Павловича, об уме и любезности которого так сильно говорят".[24]

Но спрашивается, часто ли жизнь давала Павлу I возможность иметь хорошее расположение духа до восшествия на отнятый у него матерью Престол и во время царствования? Нет, очень и очень мало.

Князь Лопухин утверждает, что "были около Императора люди злонамеренные, которые пользовались его раздражительностью, а в последнее время даже возбуждали ее, чтобы для своих целей сделать Государя ненавистным".

И Лопухин утверждал правду. Павла систематически и намеренно толкали на поступки, которые служили поводом для систематической и намеренной клеветы против него.

Коварные царедворцы, по свидетельству И. И. Дмитриева, продолжали "строить ковы друг против друга, выслуживаться тайными доносами и возбуждать недоверчивость в государе, по природе добром, щедром, но вспыльчивом. От того происходили скоропостижные падения чиновных особ... " (И. И. Дмитриев. Взгляд на мою жизнь, стр. 143).

Не могли же заговорщики мотивировать свое намерение убить Павла тем, что он хочет быть народным царем, а не дворянским, что дворяне хотят восстановить жалованную грамоту дворянству и отнять льготы, данные Павлом I крестьянству. У заговорщиков, как всегда в таких случаях, оставался только путь клеветы, провокации и самых безнравственных интриг. Другого пути устранить Павла не было, и враги Павла пошли по этому единственному преступному пути.

Понимая это, честный историк должен очень осторожно относиться к "доказательствам сумасшествия Павла".  

Заговорщики не только провоцировали Павла на невыгодные для него действия, в результате которых он отталкивал от себя верных людей, но часто сами самовольно проводили нелепые мероприятия, ссылаясь на то, что будто он отдал такие распоряжения.

Пален знал, что стоит Павлу успокоиться, как он одумается и отменит отданное в пылу гнева приказание, на которое натолкнул его своими наговорами он же Пален. Поэтому Пален поступал обычно так: как только Павел, разгорячившись, отдавал какое-нибудь приказание, Пален старался немедленно привести его в исполнение. Овладев собой, Павел говорил Палену, чтобы он не вздумал исполнять то, что он говорил в состоянии раздражения, но тут выяснялось, что приказание было уже отдано. Павел все же отменял отданное в припадке раздражения приказание, чем еще больше портил себе, так как создавалось впечатление, что он сам ни знает чего хочет. А это-то и было нужно заговорщикам.

Однажды, стоя у одного из окон дворца, Павел заметил пьяного мужика и сказал:

— Вот ведь идет мимо Царского дворца и шапки не снимет.

Спустя долгое время, Павел заметил, что на площади перед Михайловским дворцом, в сильный мороз, стоит толпа просителей без шапок.

— Почему это люди стоят без шапок? Сегодня же сильный мороз, — спросил Павел.

— По высочайшему повелению Вашего Императорского Величества.

— Никогда я этого не приказывал, — возразил Павел.

Известен случай, что Павел сильно негодовал, когда узнал о приказе, отданном от его имени об обязательной замене в Петербурге русской упряжи на немецкую.

В качестве несомненного доказательства сумасшествия Павла I приводят будто бы его приказ перекрасить все дома и заборы Петербурга полосами, в те цвета, в которые красились шлагбаумы. На самом деле этот приказ отдал Петербургский губернатор Архаров, правая рука организатора убийства Павла I — Палена.

"Все это падает на нашего доброго Императора, — писала Императрица Мария Федоровна про этот случай Нелидовой, — который несомненно и не думал отдавать подобного приказания, существующего, как я знаю, по отношению к заборам, мостам и солдатским будкам, но отнюдь не для частных домов. Архаров — негодяй."

Не будем опровергать всех других клеветнических измышлений по адресу Павла I. На опровержение их потребуется несколько огромных томов. И приведенных фактов достаточно, чтобы доказать, что совсем не всегда Павел виноват в тех приказах, которые ему приписывают. Любой самый здравый приказ при желании можно извратить так, что автор его покажется ненормальным человеком.

А такое желание у врагов Павла I было. Они проявили большую активность, чтобы доказать дворянам и иностранным послам, что Павел I постепенно сходит с ума и что для "пользы отечества" необходимо лишить его власти. И им удалось доказать это тем, кому было выгодно поверить в эту клевету.

Делалось все, чтобы дискредитировать Павла и представить его в глазах высших кругов общества ненормальным и деспотом. Клевета на верных Павлу лиц, саботаж, тайные интриги — все применялось его врагами.

По мнению масонов Павел был невменяем, и своим деспотическим характером вел государство к гибели.

"Панин, Пален, Бенигсен, непосредственные убийцы Павла, и идейно с ними связанные Воронцовы, Кочубей, Новосильцевы, вот от кого шла мысль, что Павел ненормален и что на благо для государства и народа необходимо устранить его от престола. Масонская камарилья пустила эту чудовищную клевету у себя дома и заграницей, чтобы оправдать свое гнусное злодейство. Это масоны Пален и Панин убедили Александра, что его государь отец ведет государство и народ к гибели.

Безусловно Павел имел вспыльчивый и раздражительный характер, допускал резкости в припадке гнева и раздражения, но он никогда не был ни деспотом, ни тираном, как его изображали масоны".[25]  

В воспоминаниях современников Павла I и в хранящихся в архивах документах есть много материалов, опровергающих тенденциозную трактовку личности Павла I и его царствования. Но историки не желали пользоваться этими документами и свидетельствами очевидцев. Покажем это только на одном примере. Во многих историях и воспоминаниях, изданных как в России, так и заграницей, описывается о сильном восстании крестьян в Новгородской и Тверской губерниях в 1797 году. Сообщается, что на подавление восстания во главе нескольких полков был послан фельдмаршал Репнин, о кровавых расправах его с бунтовщиками и т. д.

Все эти сведения высосаны из пальца. С. Н. Шубинский, изучивший подлинное дело о мнимом организаторе этого мнимого восстания поручике Федосееве, хранившееся в Правительственном Сенате, пишет, что:

"Во всех этих показаниях, а также и в донесениях Маслова, нигде не упоминается о том, чтобы слова Федосеева произвели не только "возмущение", но даже какое-либо волнение между крестьянами".[26] 

Одна из обширнейших монографий, посвященных Павлу I — монография Н. Шильдера "Император Павел Первый", является вместе с тем образцом сознательной клеветы по адресу Павла I. Злой насмешкой является посвящение сего исторического труда памяти кн. Лобанова-Ростовского, того самого, который записал воспоминания П. П. Лопухина, который по словам Лобанова "не может говорить об Императоре Павле без самого трогательного чувства признательности. При имени Павла нередко слезы навертываются на его глазах. Государь, по его словам, вовсе не был тем сумрачным и подозрительным тираном, каким его умышленно представляют".

Монография К. Шильдера ставит своей целью умышленно представить Павла I именно сумрачным и подозрительным тираном, лишившимся вдобавок рассудка. Н. Шильдер любовно собрал все образцы тех, по словам Лопухина, злонамеренных вымыслов, коими так щедры насчет Императора Павла.

Приходится только удивляться - как только подобная клеветническая книга могла появиться в монархическом государстве?

Положительных отзывов современников об императоре Павле Н. Шильдер обычно не приводит. А. А. Башилов, флигель-адъютант Павла I, в своих воспоминаниях, например, также как и Лопухин, отвергает вымысел о ненормальности Имп. Павла, но Шильдер из воспоминаний А. А. Башилова приводит только то место, в котором он говорит, что приезд его к матери внушал почтение и страх.

А вот еще более разительный случай извращения исторических фактов.

О казни преданного Имп. Павлу полковника лейб-гвардии казачьего полка Е. Грузинова, оклеветанного заговорщиками и казненного на Дону, несмотря на помилование Павла, Шильдер пишет:

"Правосудие страдало не менее литературы, а приговоры стали напоминать по жестокости самые темные страницы русской истории.

26 апреля 1800 года, гвардии поручик Петр Осипович Грузинов был наказан кнутом в Старочеркаске-на-Дону, а 5 сентября того же года брат его полковник засечен кнутом до смерти".

Н. Шильдер не мог не знать кто был истинным виновником казни преданного Павлу человека, но все же считает возможным это гнусное дело заговорщиков возлагать на Императора Павла.

Книга Шильдера о Павле I является гнуснейшим образцом русской лже-истории.

Только однажды Н. Шильдер сказал правду о Павле написав, что "измена не отходила от него и должна была сопутствовать ему до гробовой доски — таков был приговор судьбы."

А в "Истории Лейб-гвардии казачьего Его Величества полка" (С.-Петербург, 1876 г.) читаем, например, следующее:

"Нельзя, однако, не сказать и того, что между подобными Высочайшими приказами, были и приказы, выражавшие гнев Императора. Так, в приказе 17 сентября 1798 года изображено:

"Свиты Его Императорского Величества полковник, Грузинов 1-ый, за ложное себя рапортование больным через 9 недель, исключается из полка и посылается на Дон, с фельдъегерем".

Приказ этот наводит на размышления — каким образом человек, всегда бывший у Государя на лучшем счету, пользовавшийся Монаршими милостями, еще недавно повышенный чином и принятый в свиту Его Величества, всегда исполнительный по службе — что было не раз засвидетельствовано в приказах, изъявлявших ему высочайшую благодарность — каким образом этот человек мог так неожиданно навлечь на себя Монарший гнев и, притом, непонятною виною — уклонением от служебных обязанностей?.. С другой стороны — чем может быть объяснена быстрая высылка его на родину, с фельдъегерем? (стр. 36-37)".

Затем был уволен и брат Грузинова — Грузинов 2-й, и подполковник Греков.

"Два брата, оба пользовавшиеся хорошею репутациею и постоянно получавшие повышения, вдруг, в течении одного полугодия, навлекают на себя неудовольствие Монарха и удаляются от службы вместе с сотоварищем своим, тоже удостоенным Царскими милостями... Чем разъяснить причину такого резкого переворота?

Очевидно, что в настоящем случае осталось что-то недоговоренным... Это недоговоренное начинает выясняться только теперь, хотя и не вполне...

Верно одно: находясь на Дону, после высылки из столицы, полковник Евграф Осипович Грузинов 1-ый, а также и брат его, Грузинов 2-ой, да Войска Донского есаул Котламин, хорунжий Чеботарев и сотник Афанасьев, были оговорены в государственной измене и умерли в Черкаске на эшафоте. Это печальное дело братьев Грузиновых имеет слишком важное значение для истории Лейб-гвардии Казачьего полка Его Величества и заслуживает полного внимания, особенно в настоящее время, когда, благодаря новейшим разъяснениям представляется уже возможным снять с памяти братьев Грузиновых и с памяти других, пострадавших с ними донцов, бесчестье государственного преступления, и тем доказать, что на страницах истории Лейб-гвардии Казачьего Его Величества полка не может быть места какому бы то ни было повествованию об измене верных государевых слуг".

Вот вкратце содержание напечатанной в журнале "Русская Старина", за 1873 год, заметки о деле братьев Грузиновых (кн. II, 1873 г. "Казнь братьев Грузиновых", статья А. А. Карасева):

"Многим из лиц, приближенных к Императору Павлу, не нравилась особенная привязанность Его к полковнику Грузинову, исполнявшему все царские секретные поручения и находящемуся неотлучно, даже ночью, при Государе. Они употребляли все усилия, чтобы очернить Его любимца, стараясь даже оклеветать его в измене... Но долго все старания не могли возбудить в Императоре искру подозрения. Тогда враги Грузинова прибегли к следующему способу удалить его: они убедили Государя отпустить его на Дон, для свидания с родными, объясняя, что, почувствовав себя на свободе, он обнаружит дерзкие замыслы против своего Благодетеля. Император склонился на эту хитрость. Грузинов отказывался от спутника, но потом согласился. Этого только и нужно было злоумышленникам: они отыскали какие-то улики, успели истолковать в превратном виде действия Грузинова и довели до того, что Император поверил им и дал приказание — произвести строжайшее исследование.

Среди нахождения в отпуску, в Черкаске, Грузинов был схвачен, посажен в тюрьму и закован в кандалы. Его обвинили в самых невероятных и неправдоподобных преступлениях, как например: будто он похвалялся, что возьмет Константинополь и населит его разных вер людьми, учредит там свой сенат и управление; что и Москва затрясется и, при этом, будто бы дерзко отозвался об особе Государя Императора. На всех допросах и священнических увещеваниях Грузинов отвечал одно: "что в кандалах он говорить не может, да и не знает, что ему говорить", и прибавлял, "что если бы Сам Государь видел его, то поверил бы в его невинность".

Но враги не переставали действовать: следствие и суд окончены самым поспешным образом и, вскоре, последовала смертная казнь всех участников, признанных виновными. Неизвестно — была ли на то конфирмация Государя; известно только, что черкасский прокурор протестовал, и что Император Павел, столь же быстрый в милости, как и в гневе, послал указ о помиловании; но, благодаря людям, стремившимся погубить верных слуг Царских, этот указ объявили уже после казни, и когда Император о том узнал, то немедленно отдал под суд генералов Репнина и Кожина, посланных из Петербурга для наблюдения над производством на Дону следствия по делу Грузинова и его товарищей" (стр. 38-41).

Казнь Евграфа Грузинова, несомненно, дело масонских рук. Им нужно было обязательно удалить преданного Императору Павлу человека, который находился при нем не только днем, но и ночью. А ведь убить Павла было решено заговорщиками именно ночью. Методы действия — чисто Паленовские: сначала возбуждается подозрение в верности Грузинова и его несчастных товарищей в государственной измене и, с помощью своих людей, спешно казнят всех, несмотря на помилование Императора Павла.

Клеветали на Императора Павла I при жизни, клевещут и до сих пор, сто пятьдесят лет спустя после его убийства. Крупный "вклад" в клеветнические измышления о Павле I сделал Д. Мережковский. Ключевскому приписывают следующую весьма меткую характеристику Д. Мережковского, как "исторического романиста":

"О Димитрие же Мережковском ведайте, что правда ему не дорога, жива бы была лишь тенденция".

"Мастерски оперируя светом и тенью, замалчивая направленные ко благу народа мероприятия Павла Первого, его глубокую, искреннюю религиозность и благородную рыцарственность, он ярко освещает дефекты его вполне понятной в той обстановке нервозности. В результате — трагический паяц, при взгляде на которого волосы встают дыбом".[27]

Одним из ярких примеров недобросовестного стремления оклеветать во что бы то ни стало Павла I, является книга проф. Зызыкина "Тайны Императора Александра I". Е. Шильдкнехт, в опубликованной в журнале "Владимирский вестник" (№ 29) статье, совершенно резонно указывает, что:

"Вся первая часть книги, говорящая о последних днях царствования Императора Павла I, чрезвычайно тенденциозна и с исторической точки зрения не выдерживает никакой критики. Чтобы как-нибудь объяснить, если не оправдать преступное согласие Цесаревича Александра на устранение своего отца, проф. Зызыкину приходится прибегнуть к легенде о безумии Павла I. На чем же он базируется? На дворцовых сплетнях, на письмах каких-то иностранных резидентов, на книге Мориса Палеолога, все сочинения которого отдают по глубине мысли плохонькими бульварными романами. Это не серьезно, но есть хуже: поводы для заговора на жизнь Императора Павла I он находит в "свидетельских" показаниях его убийц. Автор игнорирует, а может быть и не знаком с книгой Леона де ля Бриера "Оклеветанный русский", написанной честным и беспристрастным иностранцем — бельгийским монахом, жившим в России при Павле I. Ссылаясь на иностранцев, он мог бы упомянуть и о записке шведского посланника Стединга.

Совершенно фантастична выдумка о желании Павла, вопреки им же созданному закону о престолонаследии, сделать наследником престола принца Вюртембергского, который на стр. 15-ой назван принцем, а на стр. 20-ой герцогом.

Все эти фантазии исходят из предпосылки будто Павел был сумасшедшим. Где доказательства? А вот они: Палеолог пишет: "Глас Европы и всего ее народа (!!) слились в одном мнении, что не может долее царствовать сумасшедший". О мнении Наполеона (тоже ведь глас Европы), сказавшего по поводу убийства Павла: "какая непоправимая потеря", — Зызыкин умалчивает. Все его свидетельства носят характер сплетни. Один "слышал" от окружающих царя лиц, что царь сошел сума, другой "передает со слов... " и т. д. Но есть еще одно свидетельство очевидца: "он видел, как после концерта Павел остановился перед Императрицей, уставился на нее скрестив руки с язвительной усмешкой". Почему это доказывает ненормальность? Павел несомненно был несдержан и его жест показывает только, что он был чем-то возмущен и нашел нужным это показать. И еще "у Императора Павла была кухарка, готовившая в особой кухне, так как он боялся отравления". А так как один раз он был отравлен и только чудом спасся, чего как будто бы Зызыкин не знает, то эта предосторожность доказывает не сумасшествие, а благоразумие.

...Явная клевета по старинному масонскому правилу: "клевещите, клевещите, что-нибудь да останется". Но и этого мало: Зызыкин ничтоже сумняшеся "ссылается на свидетельства" сутенера и убийцы Зубова и наконец на главного, хотя и закулисного организатора преступления, английского посла Уинтворта. Само собою разумеется, не упущен и анекдот о ссылке с плацдарма в Сибирь какого-то полка".