"Друзья, которые всегда со мной" - читать интересную книгу автора (Рябинин Борис Степанович)

В годину бедствии

Первое ночное дежурство в клубе.

Позвонил начальник клуба и сказал:

— В клубе вводится круглосуточное дежурство, сегодня дежурить вам…

Пошли вдвоем, взяли с собой Снукки. Спали на сдвинутых стульях, Снукки на полу.

Дежурства вводились на случай чрезвычайных обстоятельств. Уже была попытка немцев бомбить Москву; конечно, мало вероятно, что они отважатся лететь до Урала, — но кто знает? Ночь прошла почти без сна. Вставали и поочередно выглядывали в окно, выходили на улицу. Большой город жил привычной жизнью, ровно дышали его не знающие усталости заводы, где-то на подъездных путях гудели паровозы, но что-то изменилось с 22 июня. Или мы все вдруг стали старше, почувствовав огромную ответственность на своих плечах — ответственность за судьбу Родины. Какое большое и светлое слово — Родина… Где-то далеко на западе били пушки, скрежетали гусеницы танков, в огне и дыму уже умирали люди, защищая правое дело, а здесь — тихо, но то была настороженная, бдительная тишина, которая в любую минуту готова взорваться грохотом битвы… Мы были лишь крохотной составной частицей, песчинкой во взметнувшейся великой буре, но что-то зависело и от нас!

Ничего в эту ночь не произошло, но она была как напоминание, что и от тебя Родина ждет свершений, все должны быть начеку. Враг не дремлет — не зевай и ты!

Не надо думать, что жизнь в клубе собаководства с началом войны замерла или стала менее притягательной, что ли, для своих членов, исчезла ее увлекательность… Наоборот! Она приобрела нечто новое, чего не было раньше, наполнилась новым содержанием, хотя в принципе ничего непредвиденного не произошло, ведь все знали: служебная собака — резерв Красной Армии!

Вот когда выяснилось, что, хотя собак мы развели порядочно, отнюдь не помешало бы, если б их было еще больше. На счету был каждый щенок. Вскоре на учет взяли всех дворняжек, коммунхоз вынес специальное постановление, обязывающее регистрировать каждую собаку, независимо от породы, и даже всех беспородных. Клуб резко перестроил свою работу, главное теперь было не обеспечение любителя, а комплектование собаками специальных воинских подразделений. Собак собирали по всей области, в этой работе активно участвовали тимуровцы-ребята. Животных группировали в специальных временных питомниках и потом передавали армии. Всего клуб за четыре года войны передал в армию около шести тысяч животных (больше передал только Московский областной клуб — 8000 животных).

Да, можно сказать с гордостью, в военные годы Советская Армия не испытывала недостатка в полноценных пополнениях служебными животными. Случилось то, что предсказывал Алексей Викторович: в дело пошли все собаки, в первую очередь, конечно, специально служебные — овчарки, эрдели, доберманы, а за ними — лайки, пойнтеры, сеттеры, полукровки и даже простые крупные дворняги, успешно тянувшие нарты, перевозившие раненых и грузы.

Из Дома обороны клуб вскоре переехал в небольшой деревянный домик на заднем дворе ресторана «Ривьера» (старое помещение понадобилось для чего-то другого: началась эвакуация на Урал из западных районов страны), но там с собаками было даже удобнее. Прямо тут же, на дворе, устраивались выводки молодняка, туда же приводили собак, сдаваемых в армию, и оттуда они отправлялись на железнодорожный вокзал.

Каждый делал, что мог, вернее, все, что мог, и более того, о чем в мирное время, наверное, не отважился бы даже подумать. Даже самые фанатичные из нашего брата и влюбленные в своих четвероногих, что говорится, до бесчувствия без напоминаний делали теперь то, что в иных обстоятельствах, верно, сочли бы необязательным.

Помню, как однажды отправили на фронт сразу два вагона с собаками — около ста голов. Кто-то приехал проститься даже из района, а уж местные пришли все, как один.

Были и напоминания:

Такие письма-повестки рассылались клубом.

В 1942 году… Вы, конечно, понимаете, что щенки не лежат на полке, и клуб полагал: вот полегчает, и через годик можно будет начать рассчитываться по векселям. Кто из нас думал, что война затянется и на 1943-й, и на 1944-й годы…

Обычным стало безвозмездно передавать собак в армию. Ведь люди отдавали кровь, сутками бессменно стояли у станков…

Появились энтузиасты выращивания собак для армии. Особенно отличались домохозяйки. Некоторые вырастили по три и даже по пять собак для фронта. Брали щенков в клубе, выращивали и отдавали. Рекорд поставила старушка-пенсионерка, все сыновья которой находились на фронте, передавшая четыре собаки и двенадцать щенков. С домохозяйками соревновались ребята-пионеры.

Началось жилищное уплотнение, в квартирах становилось теснее и теснее, а с запада все ехали и ехали. Везли целые заводы, а с ними прибывали многочисленные коллективы рабочих, инженеров — тысячи и тысячи… Всем нужно жилье. А где находиться животным? Собаки жили под столами, под кроватями, под сараями во дворе, в амбарах. Где придется. И самое удивительное, в этих условиях энтузиасты ухитрялись выращивать хороших, полноценных животных, зачастую даже лучше, чем в мирное время. Советское собаководство держало трудный экзамен…

Казалось: до того ли? Жизнь показывала — до того. Думаю, что для многих это было даже своеобразным утешением, возможностью забыться, отойти от обычных будничных дел и не дать овладеть черным думам: и это лишний раз служило выражением патриотических усилий народа, который не жалел ничего для скорейшего достижения победы. И добровольные отчисления в фонд обороны, и купленный на взносы трудящихся танк, и выращенная советским школьником собака, как многое, многое другое — все это вело к одной цели, помогая наращивать силу нашего отпора фашистским захватчикам и приближая час разгрома врага. «Идет война народная…»

Запомнился случай, происшедший в одном из рабочих районов города. Ночью, когда все спали глубоким сном, пятимесячный овчаренок Яшка поднял тревогу. Он вылез из своего угла за комодом и принялся стаскивать одеяло с маленькой Леночки и ее спящей бабушки (мать была в ночной смене на заводе).

Когда бабушка открыла глаза, оказалось, что вокруг полно дыма, Леночка, задыхаясь, металась на кровати, а Яшка бегал по комнате, стараясь предупредить людей. Горела лестничная клетка, выход был отрезан; разбили окно и через него вынесли девочку, потом вылезли взрослые. Последним выпрыгнул Яшка. Он и потом, когда приехали пожарные, суетился больше всех, внимательно следил за действиями людей в медных касках, охранял вытащенное из окна имущество. При той перенаселенности, какая существовала тогда, могло произойти серьезное несчастье. Яшка отвел беду. Событие это долго обсуждалось в клубе.

Вскоре, когда была введена карточная система, продукты стали распределять по специальным талонам, дали паек и собакам. Моя Снукки, например, как племенная производительница и вообще ценное животное, получала в месяц 16 килограммов крупы — целый пуд. Признаться, эту крупу вместе с нею ели и мы, так же, как, в свою очередь, сами делились с нею, чем могли. Может быть, не стоило признаваться, но так делали все, и это — понятно. В пищу собаке шли и все остатки с хозяйского стола. Племенных собак берегли, не сдавали в армию. Надо помнить: не станет племенных — откуда возьмутся новые?

Алексея Викторовича командировали в наши края, чтобы подготовить место для приема эвакуируемой из Подмосковья Центральной школы собаководства: немцы приближались к Москве…

Возвращаясь мыслью к этим дням, вспоминаешь, как в тяжелую пору первых неудачных для нас месяцев войны колхозники, нередко с риском для жизни, угоняли гурты скота, чтоб не достались врагу. Нечто подобное повторилось и с собаками. Немцы забирали все. Они не брезговали и собаками. В критические дни, когда немецкие генералы уже обозревали в бинокли башни Кремля, в Центральную школу собаководства прислали до сотни молодых людей без оружия. У офицеров было по гранате. Транспорт был занят более важными перевозками; до станции Петушки — 120 километров — отправили пешком. Там, в Петушках, был подан состав. (По другим сведениям пёхом протопали гораздо больше — что-то около четырехсот километров.)

Рассказывать легче, в жизни все было куда труднее.

Пошли. Каждому по две собаки. Маленьких щенков несли на руках, в заплечных мешках. Часть — малоценные собаки — осталась в школе.

Вскоре мы встречали собак из Кимр, где находился еще один питомник эрделей. Там эвакуация была еще более поспешной. Вагон полон эрделей… Большие и маленькие. Рыжие, кудлатые, сплошная копошащаяся рыжеволосая масса. Молящие глаза, покрытые конъюнктивитом. Когда мы открыли вагон, собаки обрадовались, кинулись лизаться, прыгали на грудь, визжали… Тут же мертвые. Кормили в дороге как попало; кинут — кто-то ел, кто-то не ел. Некоторые погибли.

Война для всех злая тетка. Доходили слухи: в Ленинграде погибли все собаки. Догов-чемпионов вывозили на самолетах: начиналась блокада. Погибло собаководство Киева и Украины, Прибалтики.

Школа пробыла на Урале недолго, всего месяца два или чуть больше. Немцев отогнали от Москвы. Командование школы стало вызывать работников по одному, по два… И так постепенно вернулись в Москву все. Перед школой стояли большие задачи. Вернулся и Алексей Викторович с женой, а мы еще долго вспоминали его — его приветливость ковала ему друзей повсюду, где бы он ни появлялся.

— Ну, теперь вы сами большие, думаю, нянек вам не надо. Так я и начальству скажу, — говорил он на прощание. — Хорошо у вас, приняли как родных. Спасибо. Грузины говорят: хороший друг такой — в ясный день его не видно, а в пасмурный он тут… Я рад, что побывал здесь, хоть загнала неволя!..

В Ленинграде он хвалил Ленинград, на Урале — Урал (а еще раньше Грузию и Кавказ), и все у него получалось искренне, от души. Человек «больших габаритов», по собственному определению, он вмещал и чувства много — к людям и животным, к природе, ко всему прекрасному. Мне он представляется истым русолюбом, не мыслящим дня прожить без своей России, человеком, который зачах бы на чужбине. Такие были нужны и будут всегда нужны нам.

— Конечно, каждому кажется милей всего тот клочок земли, тот край, где он родился; но истинный патриот любит все. «Родная земля всегда прекрасна», — обычно с наслаждением повторял он. Когда решается судьба Родины, такие слова брали за сердце.

Любопытно было его объяснение наших успехов:

— Мечта рождает идею… еще древние говорили! Идея с течением времени превращается в материальную силу… Так и наше собаководство. Жалко, годы идут быстро… Ну да ничего, мы еще повоюем, повоюем, голубчик!

Думаю, что именно такие, как он, и подобные ему (а их было немало) подняли наше собаководство на достойную высоту, из обывательской забавы сделали общественно важным делом, полезным и даже необходимым государству[5].

…Из глубин памяти всплывает летняя улица окружного, довольно значительного по тем временам городка, где протекали детство и юность. О породистых собаках никто ничего толком не знал, они представлялись привилегией богачей; а уж увидеть… где?!

И однажды — запомнилось на всю жизнь! — увидел; на дрожках ехал представительный мужчина, обочь скакала большая собака, похожая на волка. Прохожие останавливались и смотрели им вслед. И я тоже остановился. После узнал — овчарку привез начальник окружного земельного управления, бывший военком. Была диковинка на весь город! Шли двадцатые годы…

А нынче? Кого удивишь, скажем, той же овчаркой?

Конечно, не все мы тогда еще представляли ясно, чем занимаются наши собаки там, далеко на западе, где гремели пушки. Новости доходили обычно с приезжающими или с теми, кто побывал в школе, и чаще — в непроверенном виде. Так, однажды донеслось, что в нашей армии появились собаки — истребители танков противника, «противотанковые собаки», успешно действовавшие на фронте под Москвой и Ленинградом.

После войны я встречал человека, который утверждал, что мысль об использовании собак против танков зародилась еще в предвоенные годы, в питомнике, где работал Алексей Викторович. «Нельзя ли, чтоб собака затащила под танк какую-нибудь мину», — так формулировалась задача собаки. Может быть, это плод досужего вымысла, не знаю; однако человек этот, по его заявлению, прежде сам работал в том же питомнике, и уже по одному этому следовало отнестись к его сообщению с интересом. Известно, что идеи иногда зреют одновременно в нескольких местах. Официально служба собак — истребителей танков родилась в Центральной школе, в сорок первом году, когда наша армия остро нуждалась в средствах для борьбы с вражескими танками.

Служба эта существовала недолго: как только фронт получил достаточно противотанковых орудий, гранат и прочего, собак перестали посылать на это самоубийственное задание, прекратилась и дрессировка.

Потом заговорили о санитарно-ездовых упряжках. Универсальные сани-волокуши, пригодные для любого времени года, оправдавшие себя еще в войне с белофиннами, были созданы в школе в период, когда она еще находилась на Урале. Естественно, особо нас интересовали те собаки, которые поступали в армию через наш клуб; и, когда пришла благодарность командования воинской части — благодарность за собак, точнее, за упряжку, которая под огнем врага вывезла столько-то раненых, был настоящий праздник. Собаки, наши собаки спасали человеческие жизни, жизни советских воинов! Наше дело служило победе!