"Сестры" - читать интересную книгу автора (Русанова Ольга)

Глава шестая. Бочка

Лида с Женей долго сидели в зале на диване и ждали, когда Нина с Галей вернутся от завуча. Женя опять стала осматривать эту большую уютную комнату. Так вот где ей придется теперь жить, учиться, отдыхать!

На круглом столе аккуратно сложены книги, кубики, картинки. На окнах полно цветов. В простенке высится странное деревцо; его тонкие, гибкие ветки усеяны твердыми, как гвозди, узкими листьями. Женя таких деревьев и не видывала. Она подошла к нему, потрогала колкие листья. А пройдешь мимо — ветки так и пустятся за тобой вдогонку, точно эта колючка живая.

— Где Галя? Где Нина? — В зал гурьбой вбежали младшие. — Где куклы? Мы их отмоем, ничего!.. А Тамара Петровна, наверное, рассердилась…

Лида тоже тревожилась: что с девочками? Почему их так долго нет? Она уже раскаивалась, что, желая «соблюсти все педагогические правила», послала их к завучу. Лида мечтала стать учительницей и на будущий год собиралась в педагогическое училище. Но ведь педагогу полагается быть сдержанным и непогрешимым, и Лида, не желая показать, что ошиблась, проговорила с напускной строгостью:

— С нашей Ниной вечно истории!

Женя, конечно, не подозревала, что перед ней «педагог», и нахмурилась: уж больно строга эта старшая. Видно, не очень-то она любит свою Нину.

А Лида, заметив Женины сдвинутые брови, решила: «Жене скучно!» Взяла со стола большой толстым альбом и стала показывать открытки.

Наконец послышался знакомый скрип туфель.

— Идут! — закричала Маня Василькова.

— Что, Ниночка, попало? — с тревогой спросила Лида и подвинулась, уступая место на диване.

— Ничего не попало! — Нина тряхнула головой.

— Нет, сначала попало, — вмешалась Галя, карабкаясь на деревянную ручку дивана, — а потом ни чего…

— Потому что мы сами пришли и сами признались, — подхватила Нина, размахивая руками, — и потому что больше не будем!

Женя медленно перелистывала толстые страницы альбома. Нина придвинулась к ней, стала тыкать пальцем в картинки:

— Вот море — Айвазовский. А вот лес — картина Шишкина…

— В такой лес попадешь — и не выберешься! — Галя зажмурилась. — Страшно!

Женя улыбнулась:

— В лесу совсем не страшно. Надо только с компасом ходить, тогда не заблудишься. У него стрелка прямо на север показывает. А если нет компаса…

И она объяснила, как определить север: где мох на деревьях растет, та сторона и север. Тропинки нет: Надо на дерево залезть — сверху далеко видно. А ночью ищи Полярную звезду…

Нина во все глаза смотрела на новенькую:

— Ты в лесу была? Одна?

— Ага, — мотнула головой Женя.

Вдруг Нина рукой зажала рот и сквозь пальцы громко прыснула:

— Старшая, а «ага» говоришь! Надо говорить не «ага», а «да».

Женино лицо залилось краской.

— Нина, нельзя так. Как тебе не стыдно! — вмешалась Лида.

Но Нина стояла на своем:

— Стыдно обманывать, а я говорю правду! Ты же сама сказала — правду всегда надо говорить. «Ага» — это некультурно и невежливо. Вот!

Женя покраснела еще больше и сделала вид, будто все еще разглядывает «Сосновый бор» Шишкина.

Лиде стало жаль ее, но как тут выпутаться?

— Нина, не приставай! — рассердилась она. — Ты мешаешь старшим!

Ни слова не говоря, Нина сползла с дивана и убежала. Из коридора донесся ее голос:

У Нины не было ни голоса, ни слуха, но это ее нисколько не смущало, и она распевала во все горло.

«…берег, на крутой…» — вполголоса подхватила Женя.

На фронте все пели эту песню. Вася Павличенко бывало как затянет ее, так с хитрым видом и подмигивает Жене. И дядя Саша посмеивается: «Катюша, споем про Катюшу!»

Дядя Саша… Женя горько вздохнула. «Хоть бы одним глазком на него взглянуть!» подумала она, не подозревая, что всего несколько минут назад дядя Саша был здесь, рядом, и стоило ей только выбежать в вестибюль…

Весь вечер Женя еще дичилась девочек. Но с нею все время была Лида, старалась ее занять — предлагала сыграть в шашки, в шахматы, в поддавки. Но Женя только качала головой: «Не стоит!» Наконец она все же призналась, что любит «забивать козла». И Лида, хоть она терпеть не могла домино, стала терпеливо выстраивать на столе заборчики из черных костяшек.

Девочки играли партию за партией. Новенькая так и грохотала костяшками.

— Знаешь, ты не очень стучи, — осторожно заметила Лида. — И потом вот: «Забивать козла». По-моему, это не очень хорошее выражение. У нас девочки так не говорят.

Женя смутилась, покраснела, смешала костяшки:

— Ладно, не стоит.

И как Лида ее ни уговаривала, играть больше не стала.

Девочки долго молча сидели у окна. «Что она еще любит?» — ломала голову Лида. И вдруг вспомнила:

— Да, ты еще нашей самой главной комнаты не видела!

И повела Женю в пионерскую.

Над столом, покрытым красной скатертью, чуть ли не всю стену занимало алое бархатное знамя.

— Это знамя нашей дружины!

Женя подошла к нему с каким-то особенным чувством, тихонько притронулась к его мягким складкам, золотым кистям. Дядя Саша говорил ей: «Будешь хорошо учиться — примут тебя в пионеры».

Возле знамени на столе отсвечивал большой компас. Женя с удивлением посмотрела на него — зачем он здесь?

— Это дяди Вани компас, — объяснила Лида. — А вон и сам дядя Ваня.

И она показала на портрет летчика. У него было молодое открытое лицо. Над виском — длинный шрам. Живые, задорные глаза смотрели куда-то вдаль.

В рамке под портретом белело письмо, написанное красивым, четким почерком:

«Дорогие девочки!

Поздравляю вас с днем Победы!

Вместе с подарками вы получите и компас с моего «ястребка», который ранило в самый последний день войны. Компас этот мне очень дорог — всю войну он мне указывал путь и помогал выполнять боевые приказы Родины.

Скоро вы вырастете. Тогда и вам Родина даст свой приказ. А сейчас ваша боевая задача — это ученье. Тетрадь и книга — ваше оружие!

Не ищите торных дорожек — сами прокладывайте свой путь. И пусть компасом вам служат знание, мужество, любовь к своей стране.

Берлин. Май 1945 г.».

Женя долго смотрела на компас, на письмо. Вот и дядя Саша ей всегда говорил: «Старайся, Катюша, учись!»

А Лида сказала:

— У нас все девочки стараются учиться на четверки и пятерки. И пишут неплохо. Каждая старается писать, как дядя Ваня. Хочешь — покажу?

И достала из шкафа стопку тетрадей. Тут были журнал «Пионер-мичуринец», доклады историков, записи членов географического общества «Глобус».

Все тетради исписаны ровными круглыми буквами, без помарок. А какие рисунки? Яблоки и цветы, старинные корабли и современные пароходы, воины в красных мундирах и белых завитых париках… Под каждым рисунком — четкая подпись. Женя всматривалась в эти удивительные страницы. Нет, она никогда не научится так писать!

Лида заметила, что новенькая почему-то расстроилась.

— Ладно, пошли лучше в сад, — решила она.

Из пионерской комнаты дверь вела на террасу, и Девочки вышли в сад. Сад был большой, но деревца все молодые. Вдоль главной аллеи зеленели маленькие елки. Только около самого дома раскинулись могучие тополя, мохнатые ели, густые кусты желтой акации и сирени. Взявшись за руки, девочки шли по аллее. В воздухе носились белые пушинки. Ветер гнал их вдоль газона. На коричневых ступенях беседки они белели, словно пролитое молоко.

— Какой же это сад! Одно названье, что сад, — усмехнулась Женя.

— Уж какой есть! — обиделась Лида. — Зато все сами сажали! — И она показала на почти голые прутики: — Это наши яблони, а это виш…

Отчаянный грохот заглушил Лидины слова. Самые младшие девочки катили по двору огромную железную бочку.

— Катите быстрей! — визжала бочка.

Около садовой калитки бочка остановилась.

— Катите назад, я вам говорю! Раз-два-три! Раз-два-три!

Девочки послушно покатили бочку обратно. Лида кинулась во двор и подбежала к бочке.

— Что вы делаете! — закричала она. — Тут же был уголь!

Из бочки вынырнула Нина. Вот кто превратился в трубочиста! Лицо ее стало совсем черным. Светлые волосы потемнели и торчали во все стороны смешными кустиками. А озорные голубые глаза так и сверкали от удовольствия.

— На кого ты похожа! — Лида вышла из себя. — А платье, а туфли!

Нина смущенно оглядывала свой мокрый фартук, измятое, грязное платье, которое еще утром было небесно-голубым. Это ее новое платье… Да, что-то скажет Тамара Петровна!

— И почему ты с Маней не играешь! — продолжала Лида отчитывать ее. — Она бы тебя хоть уму-разуму научила!

— Да-а-а, с ней поиграешь! — Нина состроила гримасу. — Маня только и знает: «Нина, этого нельзя! Нина, того нельзя!» У нее всегда все нельзя!

Лида еще больше рассердилась:

— Не гримасничай! И так от тебя все отказались. Я тоже с тобой больше не вожусь! Никому такая не нужна! — Она повернулась и неторопливо пошла в сад.

Нина посмотрела ей вслед и с отчаянием взмахнула руками:

— Ах, я такая бестолковая!

Женя все время стояла возле бочки и молчала. Но тут уж она не выдержала и фыркнула.

Лида услышала.

— Ничего смешного! — Она обернулась к Жене. — Конечно, бестолковая! Сколько ей говоришь, а она все свое… Вот повозилась бы с ней — узнала бы… С этой девчонкой одно мученье!

Через двор к девочкам бежала пожилая полная женщина — воспитательница младших Ксения Григорьевна Зимина. Ее густые, совсем белые волосы были собраны на затылке узлом.

— Наш пострел везде поспел! — ворчала она. Но круглому, добродушному лицу ее вовсе не шло озабоченное, сердитое выражение.

Первый день тянулся бесконечно, и когда в десять часов старших позвали спать, Женя чувствовала себя измученной и усталой. Она быстро разделась и молча юркнула под одеяло.

Сегодня никто не подойдет к ней, никто не спросит: «Что, уморилась, Катюша?» Так всегда после трудного дня спрашивал ее дядя Саша. Она уткнулась в подушку.

— Что, Женя, понравились тебе наши девочки? Не обижают они тебя? — вдруг услышала Женя.

Над ней наклонилась Тамара Петровна.

Обижают? Да что она, маленькая!

И вдруг Жене вспомнилось: «Ах, я такая бестолковая!» Жене стало и смешно и в то же время жалко эту маленькую забавную девчонку.

— Меня-то не обидели, а вот одну маленькую… — И Женя прикусила язык. «Как же это я? — подумала она. — На Лиду, выходит, наговариваю? Нет, лучше я ей после возьму да все сама и скажу».

— Что же ты замолчала? — удивилась Тамара Петровна. — Разве у нас кого-нибудь обижают? Кого же это?

Женя не знала, что ответить, и густо покраснела.

— Это она про меня, — сказала Лида, сидя на кровати и снимая туфли. — Я от Нины отказалась. Так ведь я не всерьез.

— А не всерьез тоже не отказываются. Я бы с ней хоть весь день возилась! — А про себя Женя подумала: «Поручили бы ее мне…»

Тамара Петровна укрыла Женю одеялом, поправила подушку:

— Очень хорошо, Женечка, что ты о младших заботишься, и мы тебе кого-нибудь поручим. Но только ты сначала присмотрись как следует, узнай наши порядки.

Дежурная погасила свет. Разговоры стихли.

Женя молча лежала с открытыми глазами.

— А теперь спать, спать! — И Тамара Петровна тихими шагами вышла из комнаты.