"Дом в Цибикнуре" - читать интересную книгу автора (Могилевская Софья Абрамовна)

Глава 11. Письмо от мамы

Теперь Наташе всё равно, идёт ли дождь, выглянуло солнце или наперекор всему наступила зима! В руках у неё письмо в голубом конверте. Обратный адрес — «Полевая почта 2852, Т. Иванова».

Ух, какое тяжёлое письмо! И, кажется, там что-то твёрдое?! Наташа нетерпеливо рвёт конверт.

Карточка! Карточка!

Наташа вскачь несётся по коридору обратно в спальню. Она садится на кровать и начинает жадно всматриваться в мамино лицо.

Всё-таки снялась! Сколько времени обещала, никак не могла собраться и наконец всё-таки снялась!

Наташа осторожно, одним пальцем, гладит смеющееся мамино лицо, которое всё поместилось на её раскрытой ладошке.

Глядите-ка! Глядите-ка! На погонах у неё прибавилась ещё одна звёздочка!

Значит — военный корреспондент лейтенант Иванова.

Ух ты, как важно! Нужно будет всем ребятам рассказать.

— Теперь полежи, пока я буду читать твоё письмо, — говорит Наташа и поудобнее укладывает мамину карточку на самой середине своей подушки.

«Дорогая моя девочка! Так вышло, что не писала тебе несколько дней. Прости, дружочек. Не обижайся. Никак не могла, хотя всё время думала о тебе и скучала. Сейчас мы вышли к большой реке. Помнишь, два года тому назад мы втроём — папа, ты и я — плыли на пароходе по этой реке? А город весь в огнях ты помнишь?»

Конечно, Наташа помнит. Это было позапрошлым летом. Тогда ещё не начиналась война. У папы и у мамы отпуск был в одно время, и они все вместе отправились на пароходе по Волге. Какое это было счастливое и весёлое путешествие!

Значит, мама теперь на Волге?

Наташа помнит, как они ночью плыли мимо большого города. Наташа спала в каюте, вдруг прибежала мама, растормошила её, велела накинуть халатик и потащила сонную на верхнюю палубу.

Город растянулся на много-много километров. Он весь переливался и блестел тысячами электрических огней. Из репродукторов звучала музыка и разносилась над водой. А тёмное небо, казалось, спустилось вниз и мягко укутало и город в огнях, и реку, в которой отражались эти огни, и пароход, который медленно плыл по Волге…

«…Теперь, Наташик, тут всё неузнаваемо. Столько разрушенных домов, столько развалин! И всё кругом перевито колючей проволокой. Всюду окопы, блиндажи, противотанковые рвы. Всюду зенитки и пулемёты. Сейчас я тебе пишу из глубокого-глубокого подвала. Здесь помещается редакция нашей газеты. Тут совсем безопасно, так что ты за меня не бойся, девочка моя. Главное, будь сама здорова. Кончится война, мы снова будем вместе и заживём с тобой ещё дружнее прежнего».

А в конце еще приписка:

«Кончаю письмо и целую тебя очень крепко. Сегодня у меня важное задание. Иду на передний край. Привет всем. Обязательно всем! Никого не забудь!

Твоя мама».

Теперь до самого вечера у Наташи нет ни одной свободной минуты. Ведь мама написала «привет всем», и Наташа щедро раздаёт мамины приветы решительно всем, кого встретит на своём пути.

— Николка, — кричит она ликующим голосом, хватая за руку скуластого восьмилетнего Николку из младшей группы, — тебе от мамы привет!

И Николка, о существовании которого Наташина мама, вероятно, и не подозревает, весело смеётся и кивает стриженой головой.

— Ей тоже от меня привет, — говорит он.

— Передам! — обещает Наташа и бежит дальше.

— Аркаша, — кричит она, с разбегу налетая на Аркадия, — тебе от мамы самый боевой привет! (Уж она-то знает, чем угодить Аркаше!) Вот её фотокарточка. Хорошая она у меня?

— Очень! — горячо говорит Аркаша. — Дай как следует посмотрю…

— После, после! — кричит Наташа и бежит дальше.

Кому бы ещё? Вале Сурковой? Жене Воробьёву? Нет, им можно не передавать. Они сегодня, кажется, получили по письму. Им и так хорошо.

Вдруг она видит Зину, редактора их стенной газеты.

— Гляди-ка, Зинушка, у моей мамы ещё одна звёздочка… Ты рада?

— Очень. Передай маме привет и поздравление. Почему она так давно нам ничего не посылает в стенгазету?

— Не знаю.

— Ты напиши, что мы очень любим её статьи. Напишешь?

— Обязательно напишу…

Потом Наташа долго и старательно пристраивает мамину карточку над своей кроватью. Она вырезает из белой папиросной бумаги кружевную салфеточку и прикалывает под карточкой, чтобы фотография не сливалась с серым фоном стены.

К вечернему чаю из города приезжает директор Клавдия Михайловна.

Телега ещё не успевает остановиться у крыльца дома, а у Клавдии Михайловны уже вырывается тот торопливый и тревожный вопрос, те первые и самые важные слова, которые обязательно задаёт каждая мать, когда после хотя бы самой краткой отлучки возвращается в свой дом:

— Как дети?

И она обводит быстрым и беспокойным взглядом всю свою огромную семью, стараясь сразу понять и почувствовать, все ли её дети — эти вихрастые и стриженые, белокурые и темноволосые, синеглазые и курносые ребята — веселы и здоровы.

— Здоровы! Здоровы! Все до одного! — хором отвечают встречающие — и воспитательницы Софья Николаевна, Галя и Ольга Филатовна, и доктор Зоя Георгиевна, и завхоз Ольга Ивановна, и пионервожатая Марина, и старичок-бухгалтер Николай Сергеевич, и сами ребята, которые тут же, немедленно, начинают выгружать из телеги мешки, ящики, свёртки и другие вещи, ради которых Клавдия Михайловна провела несколько дней в городе.

— Не могли до завтра в городе побыть — в такой ливень выехали! Не терпелось? — спрашивает Ольга Ивановна и тут же докладывает по своей части: — С огурцами мы управились, все бочки набили…

— Отлично, — говорит Клавдия Михайловна, слезая с телеги. — А председатель колхоза приходил?

— Как же, как же! — в свою очередь, докладывает бухгалтер Николай Сергеевич. — Однако же без вас в разговоры вступать не пожелал…

— А новенькие как? — спрашивает Клавдия Михайловна и сразу глазами находит Милу, которая, принимая деятельное участие в разгрузке телеги, с любопытством и некоторым изумлением разглядывает директора.

Вот она какая, «наш директор Клавдия Михайловна»! Вся утонула в огромном брезентовом пыльнике. Небольшая и на вид совсем слабенькая. Седая прядка волос выбилась из-под панамки. А глаза быстрые, острые, внимательные. От таких глаз ничего не утаится…

— Новенькие хорошо… — начинает Софья Николаевна.

Но вдруг откуда-то сбоку вылетает Наташа. Не переводя дыхания, она успевает рассказать о мамином письме и передать мамины приветы всем, всем, всем, самые горячие, а главное — сообщить о фотографической карточке.

— Показать вам? — спрашивает она Клавдию Михайловну, блестя своими тёмными глазами.

— Обязательно покажи! — говорит Клавдия Михайловна.

И Наташа бежит в спальню за карточкой.

Дождь давно прошёл. И теперь косой луч вечернего солнца, будто ножом из красной меди, разрезал на горизонте дождевые тучи и освещает всю спальню девочек.

В комнате никого нет. Только Катя. Она стоит лицом к окошку, ярко освещённая этими медными лучами солнца.

Наташа вбегает в спальню, и сразу у неё вырывается испуганный крик:

— Картонка!..

Фотографической карточки на стене нет. Осталась висеть только кружевная бумажка, которую Наташа для неё вырезала.

— Где мамина карточка?..

Катя быстро поворачивается к Наташе. У неё смущённое лицо.

— Я взяла, — тихо говорит она.

— Ты? Как ты смела? — вся вспыхивает Наташа.

— Я только хотела посмотреть твою маму, — виновато говорит Катя и протягивает Наташе карточку. — Я очень осторожно сняла… Ты не сердись.

Наташа исподлобья глядит на Катю и вдруг неожиданно произносит:

— Тебе… тебе от моей мамы очень горячий привет…