"Будь готов!" - читать интересную книгу автора (Орлов Борис Львович)Глава 6Старший минусового десятка Димка Сергиенко водружает дымящийся котел в центре круга, после чего взмахивает поварешкой: — А ну, мальки, навались! Бери ложку, бери бак! — и очень похоже имитирует сигнал к обеду. Вокруг котла сейчас сидит в состоянии «повышенной боевой готовности» все второе отдельное сводное поисковое звено, за исключением четверых часовых. Димон запускает поварешку в котел и командует: — Подставляй котелки! — характерно упирая на букву «о». Сергиенко — горьковчанин, то есть его родителей вывезли из Горького. У них в дружине все «окают», да и словечки у них некоторые проскакивают — мамочка моя! Любимая присказка у Димки — «скауты недорезанные»! Причем, выдать он ее может когда угодно и кому угодно, например: «А ну, пошевелись, скаут недорезанный!»… Сначала на это обижались, особенно мальки, но потом попривыкли. Нет, я бы тоже, если б меня буржуйским прихвостнем — скаутом обозвали, дал бы по шее, а потом уже разбираться бы стал, а потому, когда первый раз услышал присказку про скаутов, отозвал Дмитрия в сторонку и изложил ему свое отношение к такому лексикону. Но Димка, честно глядя мне в глаза, объяснил, что у них в дружине эти словечки остались еще со времен первого старшего вожатого и там все так говорят. А он, хотя и понимает, что для пионера из другой дружины такое слышать обидно, но избавиться от этих слов не в состоянии: — Понимаешь, Леха, пока слежу за собой — все хорошо, а чуть забудусь — и снова «скаут» выскакивает… Наш звеньевой тимуровец Виталька Негуляев выслушал эти объяснения, а потом, подумав, сказал, что у Димки — свой говор и свои обидные словечки, и поделать с этим ничего нельзя. Со временем, может, и изменится, а пока… По котелку на двоих, и — давай, наворачивай аппетитно пахнущее мясом и пряными травками варево. Весело стучат ложки. Вкусно, хотя даже под страхом немедленного расстрела, я не сумел бы ответить: что это такое сварили сегодня Сергиенко и Игнатьева? Для супа — густо, для каши — жидко. Хотя какая каша, если крупы в котле — ни грамма?! Что-то мы крупу перерасходовали… Знаю только, что на этот котел ушел целый горшок глухариной тушенки. Вон он, пустой, валяется. На этикетке сказано, что это «Глухарь в собственном соку, консервированный», а дальше неразборчивый год, но и так ясно — консервация прошлого года. Доводилось, знаете ли, пробовать закладки пятилетние, а то и поболе. Бр-р-р… Анька Игнатьева, первоотрядница из нашей дружины, разливает по кружкам щедро сдобренный медом чай из брусничного листа и сушеной морковки. Я протягиваю свою кружку… — Вам, товарищ старший звеньевой, послаще? — стреляет глазами Аня. — Сейчас снизу черпану… Ирку я в рейд на Артек не взял, несмотря на ее мольбы, слезы и угрозы найти кого-нибудь получше меня. Не взял для ее же пользы: дело не из самых легких, а я бы хотел ее живой видеть. Или хотя бы надеяться, что с ней все в порядке. Ведь, если честно, то она — отнюдь не боевая подруга. То есть, конечно, подруга, но только не боевая. Стреляет «на троечку», дыхалка тоже не ахти. И эта ее постоянная манера прихорашиваться… Ну зачем, скажите вы мне, устраивать в походе парикмахерскую?! Нет, такая спутница мне в серьезном поиске ни к чему. В конце концов, вдохновить и вдохновиться с тобой любая девчонка может. Вон, хоть та же Анька: даром что ли, на меня глаз с самого начала рейда положила?.. — Звено! Закончили! Пять минут: оправиться, собраться! Шевелись, ребята! Мальки заспешили по кустикам, старшие из «минусовых» отрядов занялись последней подгонкой снаряжения. Поисковые звенья сформированы по принципу «два плюсовика — один минусовик». Поначалу меня это здорово озадачило: нам, старшим, не доверяют что ли? Но объяснение оказалось простым и вполне рациональным: до шестнадцати лет, а особенно — в тринадцать-четырнадцать, человек внимательнее, легче запоминает и удерживает в памяти подробности. Его пальцы чувствительнее, что при возможном разминировании или обезвреживании ловушек совсем немаловажно. И главное: ему нужно меньше есть! — Пайки у вас высококалорийные, так что на охоту отвлекаться не потребуется, — сообщила нам симпатичная девица из минус четвертого отряда сандружины. — Только, пожалуйста, товарищи звеньевые, учтите — плюсовиков нельзя сразу переводить на пеммикан. Сперва просто подкармливайте, из расчета пятьдесят на пятьдесят. Помните, что плюсовиков нельзя оставлять без горячей пищи. Первые недели две — ежедневно, дальше — по обстановке, но ни в коем случае не реже двух раз в неделю! И воду кипятите… Учи ученых! То я пеммикан не пробовал! Знаю, как оно бывает: мелкие сразу на него наваливаются — за уши не оттащишь, а потом из кустов их не вытащишь. Хоть за уши, хоть за что… Пеммикан — штука вкусная. Мясо, перемолотое с ягодами и жиром, залитое медом, засыпанное пряными травками и высушенное. Если жевать всухую — можно спокойно неделю-другую без обедов, завтраков и ужинов обойтись. Только пить сильно захочется. А если кипяточком заварить, получится суп — не суп, чай — не чай, а что-то среднее, но тоже — вполне себе ничего. Но помногу его мелким нельзя. Жирный очень. Так что, кроме пеммикана, мы получили еще консервы в горшочках, перловые и гречневые концентраты, крупы, сушеную картошку, морковку и всякие травки-корешки, мед в плотной упаковке из вощеной бумаги. Сухари, печенье — по три пачки на человека, колбаса — по килограмму, икра черная, паюсная — по три кило на человека, вобла… А сверх всего — конфеты — целых два килограмма на звено и шоколад! Шоколад я за последние годы пробовал раза два. Ну, точно — два! Первый раз, это когда раненый в изоляторе лежал. Мне тогда шоколад прописали — кровопотеря была большая. Вкусный такой, соевый. Даже какао два раза давали! Только оно мне меньше понравилось. А шоколад — это да! Второй раз я шоколад попробовал на зарнице, когда у пленного скандинава в рюкзаке обнаружилась целая плитка с надписью «CHOCOLATE». Она была такая замечательно коричневая, с белым налетом. Мы с ребятами разломали ее на дольки и съели. Каждому по полдольки досталось… А тут — шестнадцать плиток на звено! С ума сойти — по полплитки на человека! Здорово нас снабдили, ничего не скажешь. Только отслеживать мальков надо. Особенно с пеммиканом, шоколадом и конфетами. С конфетами — даже больше чем с шоколадом. Конечно, если они только на Первомай, на Ноябрьские и на Новый год в подарках по две конфеты получают, а тут… Я, честно скажу, сам слюни глотал, когда получал эти конфеты. Два килограмма! Они уже немножко слиплись, но все равно еще вполне можно прочесть название. «Дюшес». Кто-то мне рассказывал, что давно, еще в дотемные времена был такой сорт груш. Не знаю, груши у нас тоже не часто бывают, так что в их сортах я не силен. Может, они в Артеке растут?.. Тем временем звено уже построилось. Внешнее охранение снято, двое мелких под командой моего лучшего разведчика и одноотрядника Сашки Тихонова выдвинулись вперед… Ну… — Звено! Колонной по два!.. Марш!.. Уже двадцать пятый день, как мы перешли границы Республики. Пока все тихо: людей нет, зверья — почти нет, так что если бы не комары — прогулка на свежем воздухе, иначе и не назовешь. Мы движемся со средней скоростью тридцать-сорок километров в день. Сперва наш маршрут лежал к мертвому городу Ярославлю — была надежда, что удастся пройти через зону смерти. Но на шестой день пути дозиметры словно взбесились, и я решил повернуть на запад. Может, нам удастся проскочить между Москвой и Тверью? Предыдущие разведки сообщали, что Волга, по крайней мере — в верховье, чистая. Ну, то есть, конечно, пить из нее воду я бы никому не посоветовал, но если профильтровать и прокипятить… Тщательно профильтровать и прокипятить… Поэтому переправились мы через нее почти спокойно. Как и говорили поисковики, опасное зверье тут не часто попадается, а жутких мутантов, о которых так любят трепаться мальки, там и вовсе нет. Не встречали. На самом деле мутантов этих никто в глаза и не видел. Ходят у нас какие-то слухи про Пупырчатого Буржуина да Осклизлого Фашиста, а толку? На них даже облавы устраивали — точно знаю. А результат? Нету его, результата… Мама рассказывала, что когда я еще и октябренком-то не был, завалили одного мутанта — Вонючего Ваххабита. Только я об этом нигде никогда не читал, и официально никто про это не говорил. Вроде бы отец, когда еще у них в отряде настоящий вожатый был — из дедафгановских омоновцев, сам в этой облаве участие принимал. Шесть дней монстра этого гнали. И будто бы тогда они много народу потеряли, потому что этот Вонючий Ваххабит действительно ядовитый газ пускал, а противогазов у них не было. По рассказам отца выходило, что в последний момент, вожатый их — старший лейтенант Чекин — лицо портянкой замотал, да и метнул связку гранат прямо в пасть чудищу. Может, и правда, все так и было, только я точно знаю: если морду портянкой замотать, которую до этого шесть дней не снимали — почище любого ядовитого газа будет! Так что, хоть отца я и люблю и уважаю, а только, если и был этот Вонючий Ваххабит на самом деле, так, скорее всего, помер своей смертью, или ушел, куда глаза глядят. Хотя это — вряд ли. Мать говорила, что глаз у этой зверюшки было чуть не сорок, и располагались они вокруг всей головы… …Та-ак, а что это птички как-то странно взлетели? А ну-ка… Я поднимаю руку, и звено тут же останавливается, а через мгновения уже рассыпается, готовясь занять круговую оборону. Что, интересно, нам разведка сообщит?.. — Товарищ старший звеньевой, там — люди! — малек-второотрядник машет рукой вперед, по ходу нашего движения. — Деревня или городок. Старший пионер Тихонов и пионер Миронова двинулись в разведку, а меня послали с докладом. Деревня, говоришь? А ведь птицы-то не оттуда шарахнулись, куда ты ручонкой показал… Та-ак… — Сергиенко! Возьми троих, одного снайпера, и проверь-ка во-он там. Метров на пятьсот-шестьсот… Димка салютует, быстрыми жестами указывает на тех, кого берет с собой и, перехватив поудобнее свой «ручник», исчезает в зарослях. Тишина… Слышится только звон комарья, да наши двое юннатов воркующим шепотком успокаивают самую молодую лосиху Фиалку, которой ну никак не лежится спокойно… Тишина… Хруст веток, и передо мной возникает Сергиенко: — Леш, там такое дело… Короче, тебе лучше самому посмотреть… Это что за новости? — А звено? — Пусть с нами идут, так даже лучше… Мы осторожно пробираемся сквозь кусты… Мама моя! Вот это да! Передо мной, в небольшой ложбинке, съежились с десяток девчонок, на взгляд — от второго до минус третьего отряда. Правда, ни из какого они, не из отряда — галстуков нет, одежка потрепанная, а в глазах… В глазах такой ужас, какого ни у одной пионерки не может быть, даже если она встретит обоих Буржуинов и Фашиста в придачу! Рядом с девчонками примостились несколько телят, поросята, ягнята, вроде бы… Да что это такое?! Увидев меня, девчонки еще сильнее съежились, а некоторые даже зажмурились. Сидящая рядом с ними Чайка-Логинова заворковала что-то успокаивающее, но помогло это мало. — Так, девочки, что у вас случилось? — я стараюсь говорить спокойно, без лишних интонаций, как и положено при допросе пленных. — Вы из деревни? Превозмогая ужас, одна из старших девчонок кивает. — Отлично. А как ваша деревня называется? — Л-логиново-во… — О, Катюш, смотри-ка — Логиново. Не твои родные места, случаем? Я улыбаюсь своей шутке, но Чайка отвечает совершенно серьезно: — Никак нет, товарищ старший звеньевой. Мои родители — из Москвы. М-да, тяжело, когда у человека нет чувства юмора… — Девочки, а чего вы нас так боитесь? Мы людей не едим — не выродни какие-нибудь. Да и если вы про что другое подумали, то мы, опять же, не выродни. У нас, пионеров, вдохновляют друг друга только по желанию. По обоюдному желанию, я имею в виду… да вставайте вы, не бойтесь! Но мои слова не оказывают особого воздействия. Девочки слишком напуганы. Ну тогда… — Марина, Марина Семенова! Объясни ты этим трусишкам, что их никто не тронет! И вперед выходит наша Марина. Она повыше меня на полголовы, да и в плечах изрядно пошире. Грудь такая, что завхоз каждый раз стонет, пытаясь подобрать ей юнгштурмовку по размеру, а уж кулак у нее… Очень, знаете ли, внушительный кулак… — Значит так, — басит Семенова, — я вас, обалдуев, честно предупреждаю: если кто к этим девчонкам полезет… Она так выразительно взмахивает своим «кулачком», что даже я невольно вздрагиваю, хотя и совершенно не собирался «лезть» к этим запуганным созданиям. Маринка между тем спрыгивает в ложбинку, приобнимает ближайшую девчонку за плечи, усаживает рядом с собой: — Ну, ну, ну… Ну, ты чего?.. Успокойся: я же рядом… Она извлекает из кармана плитку пеммикана, отламывает от нее кусок и протягивает своей подопечной: — Попробуй. Вкусно. Та опасливо сует пеммикан в рот, начинает жевать. Остальные «беженки» настороженно следят за своей подругой. Внезапно одна из них, должно быть — самая смелая, нерешительно протягивает руку: — А мне… мне можно?.. …Минут через двадцать, после того, как наши новые знакомицы уничтожили общими усилиями две плитки пеммикана, они начинают рассказывать. Причем рассказывают такое!.. В этих местах уцелело несколько деревень. Люди живут не очень хорошо, но и не очень плохо. Медицины, правда, никакой, но болот нет, так что с хлебом и крупами у них даже лучше, чем у нас. Так что жить было бы можно, но… НО! Есть у них в округе не то — бедуны, не то — бредуины — сами девчонки толком не знают, но по поведению — хуже империалистов! Натуральные махновцы, с которыми пионеры под командой Аркадия Гайдара воевали. Они сами землю не обрабатывают, скотину не держат, а с деревень взимают дань, словно при царе. Приезжают здоровенной толпой — человек семьдесят, вооруженные, и грабят деревню. А еще говорят, что у них право первой ночи. Это когда девчонку… без ее согласия… Настоящие рэкититоры, как в древности… Выродни! — Выродни! — сообщает Сергиенко. — Самые натуральные дикие выродни. Ну, с ними разговор один… И он звонко щелкает затвором, проверяя патрон в патроннике. Звено быстро готовится к бою и вопросительно смотрит на меня. Ну, что же… — Звено! Слушай мою команду!.. Я распределяю ребят по пятеркам, с помощью местных девчонок обозначаю направления атаки. Товарищ тимуровец, у вас предложения, дополнения?.. — Дополнение одно, — произносит Негуляев. — Очень верно отметил товарищ старший пионер Сергиенко — разговор с выроднями один. Только вот что, товарищи. Я вас очень прошу: постарайтесь захватить хоть с десяток живьем. Во-первых, нам необходим дополнительный источник информации, а во-вторых, нашим санитарам будет полезно попрактиковаться в хирургии… |
|
|