"Год провокаций" - читать интересную книгу автора (Солнцев Роман)25.Его вновь вернули в родную теперь уже камеру, но там из старых знакомых остался лишь цыган-картежник. Остальные люди были новенькие. Картежник спал. А из новеньких никто не спросил у Никиты: как дела? Как, мол, на воле? Или как в суде? Никита спал и не спал – ждал утра. Есть ничего не хотелось. Да и вправду тюремная баланда не еда. Только хлеб и сахар можно есть. Иногда – если не переварили – рисовую кашу, которую подают через окошко с откидывающейся решеткой-подставкой, именуемой “скатертью-самобранкой”. Адвокат пришла рано, к половине девятого, и сказала, что вчера случилась еще одна новость: некоего паренька, осужденного на девять лет присяжными, судья Анастасьев освободил из-под стражи за отсутствием состава преступления. Так что Никита помог невиновному человеку своим вопросом: публиковались уже списки присяжных или нет? А вердикт парню был вынесен ДО публикации списка. – А что будет дальше со мной? Меня уже сейчас повезут в колонию? – Нет, конечно. Приговор должен утвердить или отменить Верховный суд. Пока здесь перепечатают уголовное дело, протокол суда и переправят в Москву, пройдет месяца два-три. Сама я апелляцию отсылаю завтра. – Значит, у меня есть время. А взять где-то книги почитать можно? – Конечно, здесь есть библиотека. – А если нет книг, какие мне нужны? Купить на воле можно? – Думаю, да. Вы напишите список, я куплю и принесу. – У меня есть деньги, я вам потом отдам. – Пишите! – она, улыбаясь, смотрела на него. – Что вас интересует, я постараюсь найти. – Она подала ему шариковую ручку и блокнот. Он нахмурился, заранее сердясь на возможные догадки Светланы о его малограмотности, но стал писать своим мелким, однако четким, как рисовые зернышки, почерком: “Бердяев, Соловьев, Ильин… – Он помнил, что именно эти фамилии часто вспоминал Деев. – Блок, Маяковский, Тютчев… „Дон Кихот”, „Приключения Робинзона Крузо”, „Мастер и Маргарита”… – он читал Булгакова, но поверхностно, хохоча вместе с бывшей женой над похождениями в Москве темной компании Воланда…” – Это для начала, – буркнул он, возвращая адвокату блокнот и ручку. – Да, и Уголовный кодекс, пожалуйста. – Уголовный кодекс? Пожалуйста. – Светлана Анатольевна кивнула и, смешно наморщив нос, быстро просмотрела список. – У меня есть кое-что из этого… только уточните, который Соловьев? Историк или поэт-философ? Никита почувствовал, что лицо его занимается пламенем стыда. Он не знал, кого имел в виду дядя Леха. – Философа, – наугад отрезал он. – И еще… – он вспомнил, – “Опыты” Монтеня. Да! “Опыты”! Еще такая просьба. Не можете ли вы сходить ко мне домой, ну, в общагу ВЦ. Он вписал ей в блокнот номер комнаты, этаж, название улицы. Приписал: в комнате слева живут Хоботовы, справа – Михалевы. Если жилье Никиты уже кем-то занято, узнать, куда переместили компьютер и прочее барахло. И еще хорошо бы стукнуться в комнату напротив: не занята ли она? Главное, зайти к Хоботовым – они все новости сообщат. Когда Никита вернулся в камеру, один новенький сиделец, тараща глаза, с южным акцентом рассказывал трем слушающим его подследственным: – Ви понимаете?! Им тепер нилза слово попирок. Вот он идет, ему шесть лет дали! Эй, друг, вщира тиба судили? – Меня, – улыбнулся Никита. – Мало дали. Надо было больше. Соседи по камере улыбнулись. – Ты чудак на букву “м” или так шутить? – спросил один с повязкой на шее. Никита лег на матрас и закрыл глаза. – Он маньяк, – шепотком уточнил третий. – Выскочил из той статьи, согласился на эту. Шесть лет не двадцать пять. – Да брось ты! Присяжные его оправдали. Там такие тетки… если бы маньяк, они бы оторвали колбасу. – А я от следователя слышал… – Они тебе расскажут… “Неугомонная жизнь продолжается, – усмехнулся Никита. – Все мы люди, все мы слабы. Только своим собственным поведением можно что-то доказать. Не теряй головы, не теряй времени впустую. Обижаться на негодяев, которые со страхом обходят настоящих преступников, а ловят таких лохов, как ты, бессмысленно. Займись пока что самообразованием. Сейчас хорошенько выспись”. Книги ему принесла Светлана Анатольевна на следующее же утро, сказав, что в общежитие еще не ездила, но заглянет туда вечером. – Светлана Анатольевна! – вдруг шлепнул себя ладонью по лбу Никита, при этом поймав себя на мысли, что этим жестом немного играет перед адвокатом. – А если мой “комп” не украли, нельзя его сюда? Я бы что-то конспектировал, кое-какие программы по специальности доработал. Адвокат, как от конфуза сморщив носик, оглянулась на дверь. – Это непросто. – И шепотом поведала, что, для того чтобы пользоваться компьютером, Никите придется подарить его тюрьме, ГУИН. А вот затем служба СИЗО выдаст ему аппарат в аренду, как выдают здесь телевизоры и вентиляторы, и он, Никита, должен будет платить сколько-то денег за аренду собственного компьютера, а также за расход электричества. – Теперь так. Рынок! – Но у меня новейший “Пентиум”!.. – жалобно пробормотал Никита. – Я потом не скоро такой куплю. Может быть, купить бэушный, попроще… долларов за четыреста-пятьсот… у меня есть деньги на книжке, а книжка на полке, между томиком “Виндоуз” и “Технической энциклопедией”… – Но вы же не сможете пользоваться книжкой, пока не выйдете на свободу. – А! – вспомнил Никита. – Я заполнял доверенность на три года… ей… ну, бывшей… – и, вдруг омрачившись, замотал головой. – Нет! Нет! Мы попросим в долг у Хоботовых. “А вдруг меня законопатят надолго… дадут ли Хоботовы в долг на неопределенное время?..” – В конце концов, я вам займу, – предложила Светлана Анатольевна. – У меня есть деньги, скопленные на лето. Но я нынче никуда не еду. – Нет, езжайте!.. У вас бледное лицо. – У меня с детства бледное. Но это не малокровие! – засмеялась адвокат. – Просто когда я думаю, у меня лицо бледнеет. В отличие от тех, кто краснеет, когда думает. Мы в университете даже, помню, делились на белых и красных. И вдруг Никита поймал себя на мысли, что ему очень нравится говорить со Светланой Анатольевной. И что она очень-очень красивая… – Мне нужно идти, – уловив его смущение, нахмурилась адвокат. – Вот вам еще карандаш и шариковая ручка, пригодятся. До завтра, Никита Михайлович. Вернувшись в камеру, при слабом свете лампочки Никита впился в тексты, талантливые, парадоксальные (как он их раньше не знал?..), но и трудные, требующие работы мозга… |
|
|