"Очаровательная проказница" - читать интересную книгу автора (Карлайл Лиз)

Глава 5 В которой лорд Мерсер устанавливает правила

На следующее утро леди Рэннок вошла в личную библиотеку мужа в Стрэт-Хаусе с подспудным ощущением, что однажды уже пережила нечто подобное. К ее радости, комната оказалась пустой.

Она трусит, призналась себе Эванджелина, подходя к широкому окну, выходившему на безупречные лужайки и Темзу. За долгие годы брака она никогда не боялась мужа, но боялась за него. И слишком часто, поскольку бешеный нрав Рэннока был просто легендарен.

Чтобы успокоиться, Эванджелина оперлась руками о массивный высокий шкаф, который был центром этого бастиона. За его дверцами находилось множество мужских вещей: табак всех видов, различные сорта виски, дюжина наборов для игры в кости, бесчисленные колоды карт и засунутая за них потрепанная доска для игры в фараон. Когда они поженились, ее муж был далеко не святой, и Эванджелина не ждала, что он им станет. Она верила, что человек может измениться, но все-таки не до такой степени, чтобы превратиться в карикатуру на самого себя.

Так что еще раз придется иметь дело с его характером. Вдохнув воздух, напитанный запахом сигар и древесным ароматом одеколона мужа, она отвернулась от окна, ее взгляд блуждал по роскошно убранной комнате. Тяжелые бархатные шторы. Толстый турецкий ковер, который стоил целое состояние. Широкий письменный стол красного дерева, загроможденный бухгалтерскими книгами, перьями, чернильницами. В это царство мужа она редко заходила.

Но несколько лет назад она тоже вошла сюда утром, и по такому же поводу, как сегодняшний. Реакция ее мужа тогда была такова, что он схватил фарфоровый бюст Георга II и швырнул в окно, разбив стекло и повредив раму. Потом он велел оседлать лошадь и принести хлыст.

Эванджелина зажмурилась. Она не хотела, чтобы ее муж отхлестал лорда Роберта Роуленда! Она любила этого красивого молодого шалопая.

С другой стороны, она ничуть не заботилась о Бентли Ратледже, который скомпрометировал их подопечную Фредерику. И только подумать, как все обернулось! Ратледж, опасный, безответственный тип, одевавшийся как извозчик, посещавший самые невообразимые и отвратительные места, оказался весьма богатым, разумным и всецело преданным жене. Теперь, после нескольких лет брака, с близнецами на колене, маленьким Генри, цепляющимся за его сапог, и малышкой Франсиской на руках Ратледж выглядел скорее безумно любящим, чем опасным.

Какой из этого можно сделать вывод? — задумалась она. Лорд Роберт разочарует? Или нет? В отличие от Ратледжа Робин воспитан строгими и любящими родителями, которых не отвращала дисциплина. Его отчим теперь важный архидьякон англиканской церкви и широко известен своими добрыми делами. Мать — властная шотландская графиня, хозяйка обширных владений, которыми ловко управляла. Робина растили джентльменом в самом альтруистическом смысле этого слова. Несмотря на довольно бурную молодость, у него нет причин подвести… будущую жену.

Уверив себя в этом, наверное, в двадцатый раз за последний час, леди Рэннок остро ощутила присутствие мужа, почувствовав его аромат или услышав легкий звук его дыхания. Открыв глаза, она увидела его рядом: темные брови резко сведены, серые глаза все еще горят гневом.

— Мы готовы поговорить? — сказал он. — Маклауд застал меня в конюшне. Я искал хлыст.

— Хлыст?

— Да, у меня такое чувство, что он мне понадобится, — бормотал Рэннок, запустив руку в темные волосы, тронутые на висках серебром.

Эванджелина взяла мужа за руку и потянула к креслам у камина. Опередив вчера его любопытство, она выиграла достаточно времени, чтобы убедить Зоэ объясниться. История бедной девочки была не слишком удивительна, Эви давно подозревала, что между падчерицей и лордом Робертом существует нечто большее, чем детская дружба.

Рэннок резко опустился в кресло. С горящими глазами, сжатыми челюстями, упрямым подбородком он, казалось, пребывал в страшном гневе, не знай она его хорошо.

— Теперь я все выясню, Эви, — сказал он серьезно. — И знаю, что ты все сделаешь, чтобы выгородить Зоэ, но не на этот раз. Ты меня поняла?

Она устало кивнула.

— Есть и хорошие новости. Нам не нужно сегодня принимать сэра Эдгара.

— Да. — Рот ее мужа, напряженно скривился. — А плохие?

— Гм… боюсь, Зоэ вчера вечером застали за… э-э… поцелуем с лордом Робертом. К сожалению, они были одни в кабинете лорда Мерсера. Конечно, это неподобающе даже для друзей и дальних родственников. За годы знакомства они стали слишком фамильярные.

— За поцелуем? — с отвращением проворчал Рэннок. — Тогда его дурацкое сватовство понятно. Об этом и речи быть не может.

— Сватовство? — выпрямилась в кресле Эванджелина. Муж искоса бросил на нее настороженный взгляд.

— Да, я тебе об этом говорил, но ты была слишком занята Зоэ. Что Джонет нашептала тебе на ухо вчера вечером?

Эванджелина покраснела.

— Свои подозрения. — Ее голос неуверенно дрогнул.

— Эви! — предостерегающе сказал Рэннок. — В чем дело? Говори начистоту.

Она решила, было не рассказывать ему все. Но у нее нет секретов от мужа. Нет, даже ради Зоэ.

— Это было больше чем поцелуй, — наконец сказала она. Лежавшая на подлокотнике кресла рука мужа сжалась в кулак.

— Больше? — рявкнул он. — Что?! Что видела Джонет? Эванджелина не могла выдержать его пристальный взгляд.

— Это… это не Джонет видела, — ответила она, потупившись.

— Проклятие, — выговорил Рэннок. — Тогда кто?

— Виконтесса де Шеро, — прошептала жена.

— Кто?! — Черные брови Рэннока сдвинулись еще сильнее. — Кто, черт побери, эта виконтесса де Шеро?

— Любовница Мерсера.

— Эта злобная французская шлюха? — Рэннока это явно оскорбило. — Я думал, он дал ей отставку.

— О Господи! — вставила Эви. — Надеюсь, он этого не сделал?

Рэннок пренебрежительно фыркнул.

— Вчера у Джонет эта особа устроила отвратительную сцену, наблевав в вазу с пуншем, — ответил он. — Всем рассказывала, что ей сделалось дурно, прижимала руку к животу и только что не сказала, что беременна от Мерсера.

Оба одновременно подумали об одном и том же. Суставы сжатого кулака Рэннока начали белеть.

— О Господи! — выдохнула Эви. — От нее пощады не жди. Она станет поливать грязью бедную Зоэ, лишь бы досадить семье Мерсера.

Рэннок хрипло втянул воздух.

— Эви, — спросил он, едва сдерживая ярость, — что она видела?!

Эви уронила голову на руки.

— О Боже! — пробормотала она. — Они были… эээ… немного в беспорядке, И Зоэ… в общем, она, возможно, была немного…

— Ну?!

— Мм… у него… на… коленях.

— На коленях! — Рэннок произнес это как смертный приговор. — Раздетая у него на коленях? Это ты имеешь в виду? Проклятие! Продолжай! Случилось что-нибудь похуже? Они… они…

Даже лорд Рэннок не мог выговорить остальное. Эви понимала, что для любого любящего отца почти невыносимо вообразить дочь в объятиях другого мужчины, а уж представить нечто более интимное… этого не снесет никакой отец.

Но, в конечном счете, все это переживали. Таковы уроки человеческой натуры. Хотя этот… этот урок более мучителен. Он предполагает, что честь дочери поругана, сама она подвергнута суровой критике, и что общество шепчется о худшем. Именно этого Рэннок боялся последние три года, а может быть, и всю жизнь Зоэ. Она неудержимая, страстная. У нее склонности отца и экзотическая красота матери. Рэннок давно опасался, что такая комбинация приведет к гибели.

Эви смотрела в пустой камин. У нее сердце разрывалось, она боялась, и на этот раз серьезно, за свою падчерицу. Для нее Зоэ все еще была наивной девочкой с широко распахнутыми глазами, которую она приняла в свое сердце, выйдя замуж за ее отца. Она любила Зоэ как родных троих детей, которых родила Рэнноку. А порой любила даже сильнее, поскольку Зоэ больше страдала, а другим эти страдания были неведомы.

— Все так скверно, Эллиот, — прошептала она. — Зоэ и лорд Роберт должны сейчас же обручиться.

Рэннок с маской муки и гнева на лице вскочил и, шагнув к шкафу, замолотил по нему кулаком так, что пробки одна не выскочили из подпрыгнувших графинов с виски.

Эви поднялась следом за ним.

— Эллиот, умоляю, перестань!

— Я должен был отправить ее в Шотландию! — Скрипнув зубами, он снова грохнул кулаком по шкафу. — Мне нужно было меньше думать о моих желаниях и больше о ее безрассудстве и отправить ее туда давным-давно. Если бы я исполнил свой долг, Эви, девочка не погибла бы.

— Нет, она была бы несчастна, — тихо сказала жена. С нечеловеческим стоном Рэннок сжал горлышко китайской вазы династии Мин так, что пальцы побелели.

Эванджелина быстро положила ладонь на его руку.

— Пожалуйста, любимый, — сказала она. — Мистер Кембл с такими муками приобрел эту вазу. Если ты выбросишь ее в окно, Зоэ это не поможет. Давай сядем и подумаем, что мы должны сделать.

— Только вызвать ее сюда, черт побери! — выдавил Рэннок, упершись руками в шкаф. — Больше нечего делать. — Слова были сказаны с таким смертельным гневом, что Эви заставила мужа обернуться… и была потрясена, увидев блеснувшие в его глазах слезы.

— О, Эллиот!

Он смотрел на нее, в его глазах было море печали, два десятилетия тревоги и вины. И тогда она поняла, что он гневается на самого себя и знает, что гнев теперь ничего не решит. Воинственный настрой вдруг покинул его, широкие плечи поникли. Такая нетипичная капитуляция взволновала Эванджелину едва ли не больше, чем вспышка гнева.

— Эви, ты старалась, — прошептал он, его лицо сморщилось от горя. — Видит Бог, как ты старалась. Но Зоэ наполовину я, наполовину ее мать. И вся материнская доброта на этой земле, возможно, не преодолела бы такой проклятой крови.

— Успокойся, любимый, — приговаривала Эванджелина, притянув мужа к себе. — Ты хороший человек, прекрасный. И ты замечательный отец всем нашим детям. Я не допущу, чтобы ты говорил дурно о себе самом или о Зоэ. Ты меня слышишь?

Но она боялась, что Эллиот никогда полностью не верил в это, независимо от того, как часто она это повторяла. А она говорила это — и действительно так думала! — много лет. Он был всем, о чем она мечтала, дети любили и уважали его. Почему он не понимает, что случившееся — это всего лишь реакция Зоэ на боль?

Ей, однако, недолго пришлось об этом раздумывать. Через несколько минут вошла Зоэ с опухшими от слез гладами. Тем не менее, несмотря на маленький рост, она держалась как герцогиня, и ее вид, казалось, снова распалил решимость Рэннока.

— В-выйти замуж за Робина? — давилась словами Зоэ, когда ей объявили ее судьбу. — О, папа! Нет!

— Нет?.. — Рэннок метался по комнате, как зверь в клетке, ероша темные волосы. Потом повернулся к дочери. — Что значит «нет»?

Зоэ смело шагнула к нему. Они сошлись у чайного столика, переминаясь с ноги на ногу, как боксеры на тренировке, и так походили друг на друга, что Эви рассмеялась бы, не будь сама на грани слез.

Зоэ унаследовала красоту матери, Эванджелина в этом не сомневалась, но поза, горящие глаза, упрямый разворот плеч — это чистокровный, страстный Армстронг.

— Мы с Робином не подходим друг другу! — крикнула Зоэ, сжав кулаки. — Он… он не любит меня, не так любит! Кроме того, папа, он не желает жениться на мне.

— Ах, не желает? — рыкнул отец. — Желание теперь не имеет никакого значения, моя девочка! Он желал достаточно, лапая тебя и сорвав одежду, так что теперь пожелает жениться на тебе, черт побери!

Шотландский акцент прорезался в речи Рэннока с интенсивностью, которой жена прежде никогда не слышала. Чтобы предотвратить катастрофу она положила руки на плечи Зоэ.

— Зоэ, пожалуйста! — пробормотала она. — Робин сделал тебе предложение, и я действительно думаю, что ты должна сказать…

— Предложение? — в тревоге распахнула темные глаза Зоэ.

— Да, парень по крайней мере знает, чего от него ждут, — заявил отец, — и, если хочет жить, сделает это.

Эванджелина укоризненно взглянула на мужа.

— Эллиот, помолчи! Лорд Роберт, может быть, и шалопай, но он всегда был джентльменом. Нам предстоит свадьба. И надо радоваться.

— Что?! Радоваться, что я загубила Робину жизнь? — воскликнула Зоэ. — Эви, Робин мой друг! Как я могу перенести, что его насильно привязывают ко мне?

— Стань для него лучшей женой, — торжественно сказала Эванджелина. — Леди, которой его семейство будет гордиться. Я знаю, мистер Амхерст и Джонет будут рады тебе.

— Нет! — Зоэ закрыла лицо руками. — Эви, пожалуйста! Я не могу!

Но на этот раз Эванджелина не дала падчерице пощады.

— Зоэ, подчинись, — сказала она спокойно. — Дело сделано, девочка. Если бы я могла спасти тебя от этого, я бы это сделала, даже папа бы сделал. Но мы не можем. И ждем, что ты примешь это с достоинством.

Роуленды и Амхерсты собрались в кабинете лорда Мерсера. Маркиз сидел за полированным столом красного дерева, у его ног спали собаки Озорник и Бонни. Его мать Джонет села по левую руку от него, отчим Коул — справа, осужденный узник сидел между ними через стол.

Мерсер смотрел на брата. Робин, как побитый, повесил голову, плечи сникли, и даже в высохшем сердце Мерсера шевельнулось сочувствие.

Тишину нарушил лакей, принесший кофе. Поставив поднос на стол, он вышел. Джонет деликатно кашлянула и принялась разливать кофе.

Мерсер видел мать, словно сквозь пелену, едва замечая тонкую фарфоровую чашку, которую она поставила перед ним. Он старался думать, не о себе, а о матери. Можно сказать, оба сына разочаровали ее прошлой ночью. Она все еще возмущена? Смирилась?

Ее вечеринка вряд ли могла обернуться большей катастрофой, печально размышлял Мерсер, постукивая по столу ручкой с металлическим пером. Ссора на террасе с Зоэ волновала его по причинам, о которых он все еще не хотел думать. Потом Клер изобразила обморок, устроив спектакль, достойный театра «Друри-Лейн».

Но судьба сочла это недостаточным наказанием. Ему было суждено стать свидетелем погибели Зоэ, сцена, когда она полуголой сидела на коленях брата, врезалась ему в память. Зоэ оседлала Робина, одна пухлая грудь вывалилась из корсажа, роскошная прическа рассыпалась. С влажными, припухлыми губами Зоэ выглядела необузданной, распутной. Именно такой, какой он воображал ее в порыве страсти.

Чувствуя отвращение к себе, Мерсер закрыл глаза и загнал эротическую картину в самые темные глубины сознания — должно быть, уже в сотый раз. Зоэ предстоит стать невестой его брата. Память о той пышной совершенной груди с налившимся розовым соском больше никогда не должна всплывать в его уме. Его гнев на Зоэ, постоянная досада, даже забота о ее благополучии — все это должно кончиться. Теперь это обязанности его брата. Мерсеру радоваться бы, что этот груз спал с его плеч. Вместо этого он задавался вопросом, годится ли Робин для этой работы.

Конечно, не было никакой необходимости рассказывать матери, что произошло в кабинете. Она слишком проницательна. Вчера вечером, как только ушли последние тети, она устроила Робину головомойку, и испанская инквизиция в подметки не годилась разгневанной Джонет Амхерст. Робин выкладывал историю в путанице оправданий и извинений, пока его мать, наконец, не спрятала коготки и отослала его зализывать раны. Схлестнувшись с графиней Килдермор, нельзя уйти невредимым.

Их отчим, хотя и более дипломатичный, радовался не больше жены, поскольку Зоэ была его давней любимицей. Что касается самого Мерсера, он едва понимал свои чувства. Были среди них и гнев, и горе, но и какая-то внутренняя ярость, которой он не мог объяснить.

— Господи, да перестань ты барабанить! — Робин сердито глянул на ручку. — Брак я еще могу вынести… но прекрати эту чертову канонаду!

Мерсер бросил ручку, и она заскользила по полированному дереву.

Отчим сердито прочистил горло.

— Придержи язык, Робин! — предостерег он. — Не забывай, что здесь мама.

Робин настороженно взглянул на Джонет.

— Да… хорошо, сэр, что вы не слышали, как она поносила меня вчера вечером. У вас бы волосы в ушах зашевелились.

— Хотя молодым грубиянам я, наверное, кажусь древним Мафусаилом, — ответил отчим, — я еще не достиг возраста, когда волосы в ушах растут. — Он с негодованием посмотрел на пасынка, потом взял чашку. — Что касается этого брака, то Зоэ чудесная девочка. Мы с мамой любим ее почти как родную. Если бы мы думали, что ты несчастен…

— Коул, сейчас не время думать о несчастьях, — вмешалась Джонет. — Зоэ опозорена, и Робину некого винить в этом, кроме себя. Дело сделано.

— Да, — сказал Робин печально. — Остается ждать ответа Рэннока.

— Полагаю, мы все знаем, каков он будет, — сказал Мерсер, — хотя после венчания Рэннок может избить тебя до полусмерти.

— Спасибо на добром слове, — язвительно поблагодарил Робин.

Мерсер не стал отвечать и снова взял разговор под свой контроль.

— Мама, — повернулся он к Джонет, — ты займешься объявлением?

— Конечно, — ответила она. — Коул, ты поговоришь с епископом?

— Ах да, специальная лицензия! — бормотал отчим.

— И нужно выбрать церковь, — сказал Мерсер, — поскольку Ричмонд далеко от…

— Нет, подождите! — воскликнул Робин, переводя взгляд с одного на другого. — Вы все… всё это… мне нужно время.

Мне не нужна специальная лицензия. У меня есть дела, которые нужно уладить. Люди, которых надо… повидать. Разве мы не можем подождать несколько дней? Объявить имена вступающих в брак? Устроить долгую помолвку? Долгая помолвка! Продолжить муки ада для всех! Мерсер стряхнул наваливающийся страх.

— Как я объяснил за завтраком, папа, мне нужно срочно быть в Грейторпе, — сказал он. — Завтра я в любом случае уеду из Лондона. Сезон заканчивается. Возможно, Робин поедет с вами на некоторое время в Элмнуд? Как только все разъедутся из Лондона, разговоров станет меньше. Робина, однако, эта перспектива явно не обрадовала. Наклонившись, отчим твердо взял его за плечо.

— Думаю, твой брат прав, мой мальчик. Мать, однако, покачала головой:

— Это будет выглядеть так, будто он оставил Зоэ. — Джонет поднесла ко рту чашку, что-то прикидывая в уме. — Стюарт, — наконец сказала она, отставив чашку, — думаю, в этом году мы все должны поехать в Грейторп, включая Зоэ.

Мерсер откинулся в кресле. Это было совершенно противоположно его намерениям: уехать как можно дальше от Зоэ и Робина.

— Об этом и речи быть не может, — сказал он резко, — даже если в этом был бы смысл. Я вчера получил письмо от Шептона, он пишет, что поблизости вспышка оспы. Я должен ехать, и ехать один.

— Но мы все сделали вакцинацию, — возразила мать. — Кроме того, от дома до деревни три мили. Мы будем в безопасности.

— А как начет Зоэ? — Слова Мерсера прозвучали чересчур резко. — Она будет в безопасности? Господи, кто-нибудь думает о ней?

Бонни, почувствовав напряжение в его голосе, села и положила лапу ему на колено, озабоченно наклонив голову. Мерсер, успокаивая, погладил ее черную шелковистую голову.

— Сейчас это называют прививкой, — хмуро заметил Робин. — И Зоэ ее делала.

— Действительно, они всей семьей делали прививку в прошлом году, перед отъездом за границу, — подтвердила Джонет, рассеянно глядя на Бонни. — Тогда все улажено. Устроим семейный прием, чтобы продемонстрировать Зоэ наше расположение и радость от предстоящего бракосочетания. Я уверена, Эванджелина с детьми приедет. Эллиот тоже, если дела позволят. Это заставит замолчать сплетников и даст Робину и Зоэ время…

— Для чего? — с некоторой горечью перебил Мерсер. — Чтобы узнать друг друга? Судя по тому, что я видел, это слишком поздно.

— А ты у нас просто святой, да? — Робин уперся руками в подлокотники, готовый сорваться с кресла.

— Джентльмены! — твердо вмещался отец. — Сарказм вам обоим не к лицу. У нас семейная проблема, и не важно, как она возникла, мы будем решать ее всей семьей. Это понятно?!

— Да. — Робин с сердитым видом снова уселся. Отчим задумчиво потирал подбородок.

— Нужно признать, предложение вашей матери отличное, Стюарт. Ты главный член семьи. И сбор семьи будет выглядеть весьма уместным.

— Я не могу развлекать гостей, — сухо сказал Мерсер. — Надо справляться с эпидемией. И вероятно, придется объявить карантин в деревне.

Его мать с невинным видом подалась вперед.

— Но забота о гостях — это дело твоей мамы, дорогой мальчик, — проговорила она, — поскольку ты еще не женат. Мы с Коулом пригласили бы всех в Элмвуд, но там ремонт. А замок Килдермор слишком далеко. Так что остается Грейторп.

— Ох, мама! — простонал Робин. — Мы должны это сделать?

— Да, должны. А теперь я займусь объявлением, хотя мы можем, наверное, повременить несколько дней и позволить Робину привести его… гм… дела в порядок. — Джонет поднялась, разглаживая юбки. — Коул, напиши мистеру Мозби, что ему придется обойтись без тебя при уборке урожая. Робин, отправляйся в Ричмонд делать предложение. Если хочешь, падай на одно колено, а потом пригласи Рэннока и его семью в Грейторп. Стюарт, завтра возьми с собой Чарли. Он знает, какие комнаты я хочу проветрить, и какую провизию запасти.

На этом дело было кончено. Никто не возразил графине Килдермор.

Отчим, выходя, бросил на Мерсера сочувственный взгляд.

Дверь со стуком закрылась, остался только помрачневший Робин.

— Лето в Суссексе! — сказал он горько. — С родными и невестой. Чего еще может желать человек?

— Да, действительно, чего? — отрезал Мерсер.

— Почему так цинично, Стью? — кисло улыбнулся Робин. — Черт, даже ты пытался выкрутиться.

Мерсер смотрел на него через стол.

— Я не компрометировал Зоэ, — холодно ответил он. — Это сделал ты. Так что расплачивайся как мужчина.

— Черт бы тебя побрал! — Робин вскочил и подошел к буфету. С резким стуком он вытащил пробку из графина с бренди и взял с подноса стакан. — Думаю, это половина проблемы, Стюарт, — бросил он через плечо. — Я думаю, ты жалеешь, что это был не ты.

— Помолчи, Робин!

Мерсер направился к брату, следом за ним поплелась Бонни.

Робин рассмеялся.

— Думаешь, я не вижу, как ты на нее смотришь? — возразил он, наливая полный стакан. — Другие могут не заметить, но поверь мне, Стью, я слишком хорошо тебя знаю. Тебя ведь раздражает, что женщины всегда предпочитают меня, и особенно Зоэ. Но почему бы ей этого не делать? Ты холодный и несгибаемый, словно аршин проглотил.

— Заткнись, болван несчастный! Хочешь, чтобы слуги услышали? Чтобы о Зоэ распускали еще худшие сплетни? Да, Робин? С нее уже довольно того, что вы вдвоем натворили. Один из вас должен проявить хоть немного здравомыслия и перестать втаптывать ее имя в грязь, чтобы избежать окончательного крушения. Даже у Бонни, кажется, достаточно ума, чтобы понять это.

Лицо Робина запылало. Он понурил голову, как наказанный ребенок.

— Для этого еще рано, — объявил Мерсер, забрав у него стакан с бренди. — У тебя встреча с Рэнноком, где понадобится все твое здравомыслие.

— Да. — Робин с отвращением отодвинул графин.

Мерсер долго смотрел на профиль брата. Он был почти на три года старше Робина, хотя порой казалось, что на все двадцать, но при всей своей бесшабашности брат иногда понимал его лучше, чем Мерсер сам себя.

— Извини, Робин, — примирительно сказал он, положив руку на плечо брату. — Как говорил папа, сейчас бесполезно ссориться. Мы оба сделали свой выбор, пусть бессознательно, и я не нахожу никакого удовольствия в твоей беде.

— Ты понятия об этом не имеешь, — глухо сказал Робин.

Мерсер сильнее сжал плечо Робина. Он понял, что брата тревожит что-то еще, кроме Зоэ.

— Дело ведь в миссис Уилфред? Робин повернулся к брату.

— Я должен сказать ей, Стюарт, — хрипло ответил он. — Даже я не так эгоистичен, чтобы позволить ей прочитать об этом в «Таймс». Надеюсь, я на несколько дней сумею задержать маму. И Мария… она заслуживает большего, чем вероломный возлюбленный и неожиданный удар в лицо.

Мерсер не знал, что сказать. Мария Уилфред была тихой скромной молодой вдовой, весьма незначительной и с еще меньшими деньгами. Ее муж, лейтенант кавалерии, погиб, но не в пылу сражения, а позорно свалившись с лошади через две недели после покупки патента. Сама миссис Уилфред была всего-навсего дочерью пастора из Йоркшира и обладала малыми претензиями на аристократизм. Тем не менее, ее красота и грациозность представляли ей вход в определенные слои светского общества.

Как его брат заметил такое скромное существо, было выше понимания лорда Мерсера. А как Робин сумел сделать ее своей любовницей, было для него еще большей тайной.

Учитывая нынешние нравы, естественно было предположить, что дело в титуле Робина, внешности и деньгах, коими он обладал в изобилии.

Но, насколько он мог заметить, миссис Уилфред ничего не просила у Робина. Мерсер без колебаний постарался узнать о ней все, как только понял, что брат содержит ее, причем «содержит» — это очень сильное выражение. Миссис Уилфред старалась сохранить отношения в тайне. Однако теперь это не имеет значения. Что бы ни было между ними, теперь это кончено.

— Мне жаль миссис Уилфред, — сказал он. — Мне она в принципе нравилась, Роб. Поймет ли она?

Робин, глядя в пространство, пожал плечами.

— Полагаю, да, — ответил он. — У Марии спокойный нрав и доброе сердце. Я надеюсь…

— На что? — Мерсеру не понравился взгляд брата. Робин покачал головой:

— Я… Я не знаю. Я только молюсь, что смогу убедить ее… Внезапно Мерсер понял, о чем речь.

— Нет! — приказал он, схватив брата за лацкан. — Мы это уже обсуждали. Ты женишься. И как Зоэ ни сумасбродна, она заслуживает преданного мужа.

— Убери руки, черт возьми! — отстранившись, огрызнулся Робин. — Да, я буду преданным. Я говорил что-нибудь другое?

— Нет, — сказал Мерсер, — но ты об этом думал. Опасная улыбка скривила губы Робина.

— О, какая высоконравственная речь для человека, который чуть ли не год содержал чужую жену! — прорычал он. — Я, по крайней мере, в адюльтере не участвовал.

Слова ударили в больную точку. Мерсер запнулся и отступил. Явно удовлетворенный, Робин повернулся и вставил пробку в графин с бренди.

— Посмотри правде в лицо, дружище! — зло предложил он. — Ни один из нас не получит то, что хочет, но я все же имею мужество признать это.

Глядя на брата, выходившего из комнаты, Мерсер чувствовал что-то вроде дурноты, слабой тошноты, наступающей после несчастного случая.

Но почему? С его одержимостью Клер покончено, и ему придется переносить позор. А Робин, несмотря на все его красивые слова, уложил в постель столько замужних женщин, что и не сосчитать. Что до остального — судьбы миссис Уилфред, верности Робина в браке с Зоэ, — какое ему до этого дело?

Никакого. Видит Бог, ему это безразлично. Зоэ и Робин пожинают то, что посеяли вместе.

При этой мысли Мерсер быстро закрыл глаза и оперся руками на буфет. Праведное негодование не принесло никакого успокоения. Вид Зоэ, занимающейся любовью с Робином, потряс его, потряс даже больше, чем полубезумная выходка и прозрачные намеки Клер. И так не должно быть.

Всегда… всегда!.. Зоэ и Робин. Робин и Зоэ. Робин был ее сердечным другом и доверенным лицом. А он — кем-то вроде слуги, сглаживающим ее дорожку к следующей выходке и устраняющим разрушения. Зоэ едва удостаивала его взглядом.

По правде говоря, Мерсер ни секунды не думал, что Зоэ больше Робина счастлива из-за этого брака. Подобная, а может, и более опасная сцена разыгрывается сейчас в эту минуту в Стрэт-Хаусе.

Мерсеру не пришлось долго об этом раздумывать, поскольку отворилась дверь и появилась его мать. На мгновение она замялась на пороге, зажав между пальцами листок бумаги, Бонни и Озорник подбежали к ней, радостно виляя хвостами, будто не видели ее несколько недель.

— Прочитай. — Мать положила бумагу ему на стол. — Хотя, полагаю, в этом нет необходимости. Ведь всегда пишут одно и то же, правда? Сама не понимаю, почему это меня тревожит.

Мерсер, чтобы успокоить ее, вернулся к столу и уставился на объявление. Джонет, опустившись на колени, гладила и трепала собак за уши.

Это был листок почтовой бумаги, слабо пахнущий розами, с гербом графов Килдермор. После второго замужества его мать перестала быть леди Мерсер. Но как иногда бывает у шотландцев, она получила графский титул при рождении и останется графиней Килдермор до смерти.

— Стюарт! — Мать отвлеклась от собак и медленно опустилась в кресло, которое освободил Робин. — В чем дело? Я что-то неверно сформулировала?

Он резко прочистил горло.

— Нет, извини. Это просто рассеянность. — Он действительно не имел никакого желания видеть проклятую бумагу, но сел и внимательно прочитал ее. Закончив, он твердой рукой передал листок матери. — Читается хорошо. И все-таки дадим Робину несколько дней?

— Да. — Джонет вздохнула. — Хорошо.

Однако она не сразу взяла бумагу. Только тогда Мерсер понял, как устала его мать. Хотя она, конечно, не выглядела на свой возраст, в ее волосах цвета воронова крыла теперь появилась пара серебряных нитей, глаза налились печалью. Осознание этого потрясло его. Всю его жизнь мать казалась ему и остальному миру неколебимой стеной и защищала своих детей как львица, а это было очень необходимо в долгие суровые месяцы после убийства его отца.

Хотя они с Робином были детьми, Мерсер помнил то ужасное время с болезненной ясностью. Мать отважно боролась за их безопасность, а когда, наконец, достигла предела, в их жизнь вошел Коул, чтобы защитить их от погибели. Он стал им лучшим отцом, чем покойный лорд Мерсер.

И теперь еще Робин бросит всех их в ад этим ужасным браком?..

— Стюарт, — сказала мать тихо. — Что, не так?

Он сел за стол и заставил себя улыбнуться:

— Ты выглядишь усталой, мама. Я знаю, что тебя все потревожит.

Она бросила на него странный оценивающий взгляд.

— Я должна сказать то же самое о тебе.

— Конечно, я обеспокоен, — ответил Мерсер. — Я предпочел бы, чтобы Робин сам выбрал себе невесту.

Мать слабо улыбнулась:

— Возможно, миссис Уилфред?

— О, так ты знаешь о ней?

Мать пожала плечами.

— Я ожидала такого от Робина, — ровно сказала она. — Ты бы… словом, я всегда рассчитывала, возможно, несправедливо, что ты поступишь правильно… — Слова ее оборвались, но проницательный взгляд не отрывался от него.

Он отвел глаза. Поступить правильно? Он слишком медлил с этим!

Джонет встала, предложила ему кофе и налила себе.

— Клер подошла ко мне вчера вечером, — пробормотала она, — и намекнула, причем не только мне, что она, возможно, носит твоего ребенка.

Мерсер медленно выдохнул.

— Меня мало волнует, что я стал объектом сплетен.

— Это правда? — Джонет, сев, взглянула на него. — О ребенке?

Он уставился на ложку, которой она медленно помешивала кофе.

— Сомневаюсь, — сказал Мерсер после паузы. — Хотя, возможно, я говорю это для самоуспокоения. Но выбор времени… момент слишком удобен. Я порвал с ней, ты знаешь.

— В самом деле? Слава Богу, хотя я старалась быть с ней любезной. — На сей раз Джонет, поймала его взгляд. — Что ты сделаешь, дорогой мальчик, если она не лжет?

Он слабо улыбнулся и развел руками.

— Поступлю правильно, мама, — ответил он спокойно. — Разве не в этом ты меня только что винила?

— Хорошо. — Мать со слабым звоном положила ложку на блюдце. — Но, боюсь, она доставит еще много проблем. Твоего внимания и денег будет недостаточно, чтобы успокоить ее. Клер захочет большего.

Мерсер мрачно улыбнулся.

— Насколько я слышал, во Франции развод объявлен вне закона, — ответил он. — И она, конечно, не получит его здесь.

Мать взглянула на него, вскинув брови.

— Ты женился бы на ней, если бы мог?

Он чуть заколебался и немного отодвинулся от стола, словно для того, чтобы выиграть время.

— Я этого не хочу, — ответил он. — Но сделал бы я это? Полагаю, да. Чтобы дать моему ребенку имя, чтобы он не страдал, как Зоэ. Да, я женился бы на ней.

На лице Джонет промелькнуло потрясение.

— Тогда я рада, что ты не можешь этого сделать, — призналась она. — Однако общество восприняло бы это несколько иначе, возможно, из-за ситуации Зоэ. Хоть я и не люблю Клер, она благородного происхождения. И ты не демонстрировал ее всему свету. Ты был осторожен.

Мерсер с отвращением пробурчал.

— От этого мало пользы, учитывая ее откровенные намеки.

— Я понимаю. Но думаю, Клер воображает, что это воссоединит вас.

— Я порвал с ней, — повторил он более резко, — и этого ничто не изменит. Если появится ребенок, я дам ей финансовые стимулы оставить его со мной и вернуться к мужу. В любом случае я прослежу, чтобы ребенка растили должным образом.

— А-а, ты хочешь подкупить ее. — Изящные плечи Джонет поникли. — Должка сказать, это слабая альтернатива, но, вероятно, лучшая. Я не могу представить виконтессу в роли матери.

— Мама, прости, если моя личная жизнь стала для тебя разочарованием, — натянуто произнес он. — Но будь, уверена, я справлюсь с Клер.

Джонет расслабилась в кресле с легким подобием улыбки.

— Знаю, — пробормотала она. — Я больше не буду говорить об этом. Ты моя опора, Стюарт, хотя эта обязанность легла на тебя слишком рано и самым ужасным образом. Наверное, я предъявляла к тебе слишком высокие требования. И порой возлагала на тебя больше, чем следовало.

— Но в последние годы у тебя есть папа, — спокойно возразил он.

— И я каждый день благодарю за него Бога, — ответила мать. — Но ты — лорд Мерсер, как я — леди Килдермор. Я очень нуждаюсь в твоей помощи, чтобы объединить наше семейство. Мы больше чем семья, Стюарт, мы клан, со всеми последствиями, которые подразумевает этот термин.

— Что, теперь я должен надеть килт, играть на волынке и распевать шотландские песни? — мрачно глянул на нее Мерсер. — Что ты имеешь в виду, мама?

— Что Зоэ Армстронг является членом нашего клана, — сказала Джонет. — Мы всегда так к ней относились. И теперь мы все должны собраться вокруг нее, несмотря на личное отношение к этому браку.

— Я первый объяснил Робину его обязанности, — сурово произнес Мерсер. — Но ты уверена, мама, что она подходящая жена для Робина?

— А почему бы и нет?

Он пожал плечами и отвел глаза.

— Я надеялся, что Робин выберет кого-нибудь посерьезнее. Зоэ всегда была беспечной, флиртовала и очаровывала всех мужчин вокруг, от чистильщика обуви до епископа, — никто не мог сопротивляться ей.

— А ты можешь ей сопротивляться? — спросила Джонет — Возможно, в этом весь вопрос?

Медленно повернув голову, Мерсер уставился на мать.

— Не понимаю, о чем ты говоришь.

— Робин всегда был товарищем Зоэ в проказах — это правда, — сказала Джонет. — Но ты, именно ты первым заботился о ее благополучии. Ты спасал ее. Робин иногда тоже, в зависимости оттого, во что он ее втравил.

Мерсеру не нравился такой поворот беседы.

— Мы с Зоэ по возрасту не годились в приятели. — Он чопорно поднялся. — Я относился к ней как к Робину, как к младшей сестре.

— Вот как?

— Да, но теперь они угодили в переделку, из которой никто из нас не может их спасти.

— Да, вероятно, — ответила мать.

Мерсер шагнул к открытому окну и уперся кулаками в ограду французского балкона.

— Я вижу Зоэ такой, какая она есть, — продолжил он, глядя в парк.

— Какая она сейчас, — поправила мать. — Я совсем не уверена, что ты понимаешь, какой она может быть в браке по любви.

— И какой же? — Он повернулся к матери. — Наверное, не понимаю. А что касается Робина, разве они… не слишком похожи?

— Возможно. Однако теперь они оба должны повзрослеть.

— Но…

Мать, оборвав его движением руки, поднялась.

— Я знаю, о чем ты говоришь, мой дорогой, — мягко сказала она. — Да, Зоэ производит впечатление жизнерадостной и беспечной пустышки, но есть в ней и серьезность. Это было гораздо заметнее, когда она была маленькой девочкой. И, отвечая на твой вопрос, да, я всегда считала, что Зоэ стала бы замечательной женой одному из моих сыновей.

— Ты… тебя не смущает ее происхождение?

— Не больше, чем твое, — сухо улыбнулась Джонет. — В конце концов, ты лишь наполовину англичанин. Но было бы несправедливо винить в этом тебя.

— Право же, мама! Я не это имел в виду.

— Я это знаю, мой мальчик. — Усмехнувшись, она подошла к сыну. — Да, Зоэ внебрачный ребенок, дочь оперной танцовщицы, француженки, итальянки, или кто она там была. Для меня это мало значит. Зоэ и Робин шотландцы до мозга костей, и никакая чужая, никакая незаконная кровь не смоет шотландскую силу и страсть. В тебе она тоже есть, Стюарт, хотя, правду сказать, ты унаследовал больше английской крови и сдержанности своего отца. Однако и в тебе есть скрытая страсть.

Рассмеявшись, Мерсер отошел от окна.

— В этом ты права, мама, — согласился он, взяв ее руки и свои. — Хотя я изо всех сил стараюсь ее подавить. Да, мы клан, и сильный. Зоэ его часть, и я исполню свой долг по отношению к ней. Мы все это сделаем. Включая Робина, я об этом позабочусь.

Джонет поцеловала его в щеку.

— Я никогда не сомневалась в этом, мой дорогой, — пробормотала она. — Ты всегда беспощадно надежен.

Лорд Роберт выбрал окольный маршрут к прибрежным владениям Рэннока в Ричмонде. Вместо того чтобы пересечь Темзу, как велела мать, он поехал через парки и углубился в Вестминстер, петляя по узким переулкам к конюшне, где обычно нанимал лошадей.

На Рочестер-стрит окна небольшого дома Марии были уже распахнуты в утренний воздух. Мэг, горничная, которая его недолюбливала, мела порог. Завидев его, она скованно поклонилась и распахнула дверь.

В прихожей она присела в реверансе.

— Доброе утро, милорд, — сказала она с откровенным презрением во взгляде. — Хозяйка пошла в школу для бедных. Будете ждать?

Хотя Робин держал в руках шляпу, Мэг не сделала никакого движения, чтобы ее взять.

— Да, — наконец ответил он. — В гостиной, с вашего позволения.

— Чай? — Слово вылетело словно пуля.

— Спасибо, нет.

Мэг снова сделала реверанс и удалилась. Робин прошел в гостиную и остановился перед открытыми окнами. Летний ветерок, доносивший крики игравших детей, шевелил его волосы и, вздымая, бросал на плечи тонкие занавески цвета слоновой кости. Судя по звукам, дети играли в крокет. Он с сожалением улыбнулся своим воспоминаниям, вызванным детским гвалтом. Как жаль, что сегодня он отправился отнюдь не на подобное развлечение.

Обернувшись, Робин оглядел скромную комнату, где провел много вечеров во время ухаживания за миссис Уилфред. Потребовался целый месяц уговоров на этом потрепанном диване, чтобы проложить путь в ее постель. Столько времени он понапрасну ни с одной женщиной не тратил.

Ее слуги, конечно, с тех пор мрачно поглядывали на него. И Мария… гм, ее это тоже смущало. То, что она впустила его в свою постель, было печальным свидетельством ее любви к нему, предполагал Робин. На его взгляд, этого достаточно для содержания любовницы на должном уровне: лучшая обстановка, лучший адрес и слуги, которые не смеют бросать неодобрительные взгляды на источник их благополучия. Но у Марии ничего этого не было.

Он услышал ее легкие быстрые шаги. Внутри у него все сжалось, шаги приближались, он, наконец, заметил мелькнувшие за углом синие юбки. Это конец. Он в ловушке, в смертельной западне.

— Робин! — воскликнула она, войдя в комнату со шляпой в руках. — Так рано. Что случилось?

— Мария… — Он не обнял ее, не закружил по комнате, как обычно делал. — Доброе утро.

— Я только отнесла детям корзину пирогов со смородиной и… — Увидев его бледное лицо, она запнулась. — Робин… что? Что случилось?

С трудом, передвигая налившиеся свинцом ноги, он вышел на середину комнаты. Потрепанный ковер казался лужей клея под его сапогами.

— Мария, мне нужно тебе кое-что сказать. Я… я хотел, чтобы ты услышала это от меня.

— О Господи… — Ленты скользнули сквозь пальцы Марии, шляпка упала. — Робин, твоя мама?.. Девочки?..

— С ними все в порядке, спасибо. — Робин набрал в легкие воздуха, задаваясь вопросом, не вывернет ли его на ковер. — Я женюсь, Мария, — наконец выговорил он. — Я хотел, чтобы ты первая об этом узнала.

Она долго стояла молча и смотрела на него так, словно он говорил на другом языке. Казалось, это на самом деле так. Слова, которые произносил Робин, были для него чужими, неправильными.

— Женишься, — эхом отозвалась Мария и улыбнулась дрожащей улыбкой. — Я… что ж… да, я понимаю. Тогда желаю вам удачи, милорд.

Он наклонился и поднял ее шляпку. Простое соломенное творение с широкой синей лентой не соответствовало его собственному дорогому цилиндру. Робин не мог поднять глаза, чувствуя незнакомую резь от слез.

— Мария, — прошептал он, — я так сожалею.

— О чем вы сожалеете, милорд? — Ее голос был неестественно пронзителен, но слова спокойны. — Я с самого начала понимала, что вы когда-то женитесь. Я знала, что ваше внимание ко мне было не… не…

Он поднял взгляд.

— Неблагородным, Мария? Ты это имеешь в виду?

— Нет, именно вы имели это в виду, — ответила она с некоторой горечью. — Вы снова и снова уговаривали меня стать вашей любовницей. Мужчина не совращает женщину, на которой собирается…

— Мария! — мягко перебил он. — Мария, не говори так.

— Да. — Слово с дрожью слетело с ее губ. — Да, я не буду так говорить. «Совращает» — уродливое слово, правда? И мне винить некого, кроме себя. Я ложилась с вами в постель по собственной воле.

Это великодушная интерпретация того, что случилось, подумал Робин. И говорить нечего, он использовал все оружие из своего обширного арсенала обаяния, чтобы получить от нее то, что хотел. Будь на его месте человек лучше его, он сожалел бы об этом. Но Робин этого не делал, не мог. Полгода он спал с ней в свое удовольствие и наслаждался каждой минутой. Теперь, столкнувшись с перспективой потерять Марию, он впал в отчаяние. Одурманенный, захваченный незнакомыми эмоциями, Робин совсем забыл клятву, данную брату.

Мария все еще рассматривала узор на ковре. Плечи расправлены, но Робин знал, что ее едва не трясет от горя. Нужно что-то сделать.

Он хрипло прочистил горло.

— Свадьба состоится не раньше осени. Я должен провести несколько недель в Суссексе со всем семейством. Но я вернусь в Лондон, Мария, как только смогу, клянусь.

Она вдруг вскинула голову и пронзила его взглядом.

— Да? И какое это имеет отношение ко мне?

Робин подошел еще на шаг.

— Мария, любимая, это не так долго, — умолял он.

— Простите, что? — Ее голос больше не колебался.

— Я… я только сказал, — продолжал Робин, — ну… гм… когда я вернусь… возможно, мы могли бы… Ты и я…

— Высокомерный негодяй! — перебила Мария. — Как ты смеешь?! — Не спуская глаз с Робина, она схватила со столика медный подсвечник и ринулась к нему.

— Мария! Подожди!

— Подождать? — воскликнула она, размахивая подсвечником. — Я тебе покажу «подожди»! Ты смеешь предлагать мне спать с мужем другой женщины?

— Нет, я только думал… — Округлив глаза, Робин подыскивал объяснение.

— Что я шлюха? — кричала Мария. — Что я пойду на прелюбодеяние?

— Нет-нет! Но если я только мог бы видеть тебя…

— Нет, увидишь это! — прошипела она. И уравновешенная, добросердечная Мария швырнула ему в голову подсвечник.

— Мария, подожди! — Выронив обе шляпы, Робин увернулся. Подсвечник звякнул о дубовую каминную полку.

— Вон! — крикнула она. — Вон из моего дома, Роберт Роуленд! И не смей больше появляться у меня на пороге! Ты меня слышишь?

— Но, Мария… Мы же любим друг друга, ведь любим?

— Нет, ты меня никогда не любил! — Ее лицо было искажено гневом. — О, я знала, Робин, знала, что дочь сельского священника недостаточно хороша для тебя. Я понимала, что, в конечном счете, тебя потеряю. Но я никогда не думала, что ты считаешь меня обычной проституткой.

— Нет, милая, нет! — Робин двинулся к ней. Мария отступила в холл.

— Не подходи! — крикнула она, выхватив из подставки длинный черный зонт. — Не прикасайся ко мне, даже не говори со мной. Убирайся!

Теперь она почти рыдала, слезы гнева катились по ее лицу. Робин был не в состоянии думать здраво.

— Мария, она моя родственница, — забормотал он. — Если она не выйдет замуж, отец сошлет ее в провинцию. И… ты не знаешь Зоэ. Она похожа на хрупкий цветок, Мария. Не могу представить, что ее сошлют в Шотландию. Она там умрет. Видит Бог, я не хочу этой женитьбы, но я должен это сделать. Разве ты не понимаешь, как мне это тяжело?

— Как это тяжело тебе? — Мария прижалась к противоположной стене.

— Мария… — Он печально распахнул руки. — Я… я люблю тебя.

Вот оно… наконец. Эта волшебная фраза обеспечивала превращение любой женщины в мягкий пудинг. И, что еще страшнее для Робина, она очень походила на правду. Да, это была ужасная правда.

Но пудинга Робину не досталось. Вместо этого гнев на лице Марии сменился насмешкой.

— Бедный мальчик! — Она оторвалась от стены, прямая как столб, и с силой сунула зонтик на место. Было понятно, что она с радостью воткнула бы его в другое место. — Как жаль, что ты не разобрался в своих чувствах до того, как скомпрометировал ее. Ты мог бы избавиться от этой беды.

У Робина сдавило грудь. Боже милостивый, он позволил себе влюбиться в эту женщину… и теперь он ее теряет!

— Мария, ты… ты не могла об этом слышать.

— Мне не нужно это слышать! — отрезала она. — Я знаю. Вы всего лишь милый и обаятельный повеса, лорд Роберт Роуленд, и все это знают. — Она прошла по узкому холлу и резко распахнула дверь. — А теперь вон из моего дома! Убирайтесь! Может быть, Господь явит мне свою милость, и я до конца дней своих вас не увижу.

— Мария… — Робин понурил голову, чувствуя подступившие слезы. — Мария, ты действительно этого хочешь?

— Да, — сурово сказала она, — я действительно этого хочу.

— Я не верю тебе, — запротестовал он. — Мария, я люблю тебя. Клянусь. Я все бы для тебя сделал. Пожалуйста, не отвергай меня.

— Но я не люблю тебя, Робин. — Жалость промелькнула на ее лице. — И ты меня не любишь. Но если ты меня любил… если когда-нибудь испытывал ко мне что-то… хоть отдаленно похожее на нежность, обещай, что я больше никогда тебя не увижу и не услышу о тебе. Это единственное, что ты можешь для меня сделать. Обещай мне.

— Ты меня никогда не простишь? — тихо сказал он.

— Нет, — ответила Мария. — Я тебя никогда не прощу. И никогда не прощу себе, Робин, того, во что я позволила тебе меня превратить.

Забыв шляпу, Робин переступил через порог.

— Тогда я обещаю, Мария, — сказал он. — Честью клянусь.

— Честью? — тихим эхом отозвалась она. — Подумать только! Интересно, чего она стоит?! Дверь гулко захлопнулась за ним.